Фаустовский пакт (гет)

Хотя, быть может, дело здесь не только в этом.

* * *

В жилом блоке Хинакавы тихо, пыльно и не убрано — по полу разбросаны старые блоки питания, жёсткие диски, адаптеры, коммуникаторы, кое-где попадаются выпавшие из клавиатуры буквы, мотки проволоки и пластиковые панели. Среди технического безумства кое-как разбросана одежда — толстовки всевозможных цветов, неизменное пальто и с десяток совершенно идентичных белых рабочих рубашек, мятые, но во всём этом кошмаре абсолютно чистые. Книжные полки, которые занимают почти всё свободное пространство стен, завалены книгами в новеньких переплётах. Большая их часть — энциклопедии программирования и компьютерной техники, фармацевтические справочники и тематические ежемесячники. Всё это он мог бы читать и в электронном виде, но то ли дело в привычке вырывать из книг понравившиеся листы, то ли в любви к пёстрым стикерам и закладкам, но он каждый месяц выписывает из единственного в городе книжного десяток новинок.

Пузырьков с таблетками на полу, конечно же, нет.

— Ещё один? — спрашивает Аканэ, устраиваясь на единственном свободном от хлама кресле и подтягивая к себе колени.

— Ага. — Шо прикусывает кончик языка и аккуратно, с ювелирной точностью отсоединяет наружную панель браслета.

— Караномори знает, что ты таскаешь у неё вещдоки? — Цунэмори лукаво улыбается и берёт открытый журнал.

— Она разрешила, — обиженно тянет Шо, словно само предположение о том, что он мог взять без спроса, его оскорбляет. — Всё равно это браслеты ликвидированных, кому они нужны.

— Учитывая то, что ты делаешь...

— Ни в одних правилах нет пункта «не вскрывать». Я прочёл.

Перед глазами Цунэмори мелькает рыжая шевелюра Кагари, она пожимает плечами, не говоря о том, что иногда на написание новых правил уходят сотые доли секунды, и невидящим взглядом утыкается в мелкие строчки научного текста.

Она часто приходит сюда после рабочего дня. В первый раз это была необходимость — у Шо случилась передозировка, и чтобы избежать вмешательства Касэй, действовать нужно было быстро и самостоятельно. Та терпела его зависимость ровно до тех пор, пока она не мешала работе, а пропущенный той ночью патруль как раз попадал в разряд помех. Тогда Аканэ всю ночь просидела у его кровати, а на утро, когда выяснилось, что, в итоге, сон сморил и её, обнаружила сидящего на полу Шо. Тот выглядел едва ли здоровым, но крохотную микросхему разбирал ловко и быстро. Он улыбнулся виновато, но благодарно и не слова о произошедшем не сказал.

А Цунэмори не стала спрашивать.

— А где твой браслет? — Хинакава закатывает левый рукав, на мгновение отвлекаясь от работы, и показывает металлический ободок. — Левша.

— Это только одна из теорий, — качает головой он, отсоединяя один проводок от другого, — что метка располагается на рабочей руке. Согласно статистике, примерно у двадцати семи процентов метка на левой, в то время как левшей в мире — около семнадцати процентов. Так что, строго говоря, эта теория вообще не имеет права на существование.

— Есть те, кто считает, что так удобней держаться за руки. — Шо фыркает, и Аканэ улыбается в ответ — иногда, чтобы его развеселить, достаточно лишь слегка поглумиться над так любимыми им цифрами.

— Вообще научно не доказуемо, — возмущается он. — В этом вопросе я на стороне генетиков — дело в доминантном и рецессивном признаке. Проводились десятки исследований, каждое из которых было статистически подтверждено и научно аргументировано. Ты вот знала, что рецессивную леворукость чаще наследуют женщины, а правый доминантный...

Первый раз они разговаривали о голограммах с индивидуальной мастер-матрицей. Говорил, в основном, Шо — Аканэ слушала, сначала удивляясь неожиданной разговорчивости младшего из исполнителей, а затем находя в звучании странного, почти без модуляций голоса умиротворение. Хинакава никогда не задавал вопросов, он лишь рассказывал и рассказывал, иногда перескакивая с темы на тему, порой не замечая, что между одним и другим разговором прошла бесконечно долгая неделя, во время которой они по всему городу гонялись за вышедшим из себя потенциальным преступником с дробовиком в руках. Так выяснилось, что вторая после голограмм страсть Шо — это инженерия. Он мог переоборудовать планшет в коммуникатор и наоборот с помощью подручных средств, собрать и разобрать плазменную панель с закрытыми глазами и из безобидного светильника сотворить бомбу.

Он хорошо разбирался в генетике, органической и неорганической химии, знал все существующие языки программирования, мог наизусть пересказать два последних тома «Алгоритмов построения и анализа» и никогда, — никогда! — не говорил о таблетках.

Когда Аканэ соотнесла все имеющиеся факты между собой, она поняла, в чём дело, и начала приходить чаще.

— Ты меня не слушаешь. — Звучащее в голосе удивление выдёргивает Цунэмори из размышлений и вынуждает посмотреть на карателя.

— Прости, — смущённо улыбается она. — Задумалась.

— Ты всегда слушаешь. — Хинакава хмурится не обиженно, а озадаченно, откладывает в сторону разобранный браслет и всем корпусом поворачивается к ней.

— Что-то новое? — кивая на браслет, пытается перевести тему Аканэ.

— Нет. — Шо отмахивается от своего сокровища, от которого секундой ранее боялся отвернуться, и склоняет голову к плечу. — Ты думаешь о Гино?

— С чего ты взял?

— Я видел ваши паспорта, — пожимает плечами Шо, будто бы это всё объясняет.

Улыбается в ответ на недоумение в глазах Цунэмори незнакомо, снисходительно и склоняет голову к плечу:

— И видел, как он смотрит на тебя, когда думает, что ты его не видишь.

Аканэ не хочет знать, как смотрит на неё Гиноза, потому что теперь — теперь это интересно не только ей, но и Сивилле. Потому что если Касэй спросит, она ответит. Она не хочет знать, как смотрит Гино — однажды во взгляде была только ненависть, а Цунэмори рациональна, но всё же человек.

Аканэ не хочет знать, но...

— Так, будто ненавидит? — еле слышно спрашивает она.

— Нет, — качает головой Хинакава и, забывшись, вытаскивает из кармана брюк таблетки. — Так, словно ему грустно.

Цунэмори накрывает его ладонь своей раньше, чем успевает подумать. Шо вздрагивает, разжимает на мгновение стиснувшие пузырёк пальцы и виновато улыбается. Глядит то на упаковку, то на тёплые, почти невесомо касающиеся кожи пальцы инспектора и передаёт пузырёк ей.

Это не просто благодарность за нечаянную откровенность и попытку помочь, Аканэ неожиданно важно, чтобы он это понял. Это не привычка, и она здесь не приставленный для безопасности пациента санитар или тюремщик. Она не экспериментирует и не спрашивает — она друг. Аканэ важно, чтобы в это поверила хотя бы она сама. Поэтому она прячет таблетки в карман пиджака, сползает с кресла и садится рядом.

— У ящика со столовыми приборами на кухне двойное дно, — признаётся Хинакава. — Там остальное.

Цунэмори просто кивает, подхватывает приглянувшийся ей журнал и тычет пальцем в статью.

— Активный Оберон.

Шо фыркает негромко, всё ещё ошарашенный собственной неожиданной честностью, и ревниво забирает у следователя журнал.

— Сто лет как не используется.

— Но ты же о нём читал.

— Хотел сравнить с Zonnon. Ты знала, что раньше считали, будто средства параллельного программирования вообще не следует вносить в язык?..

Хинакава ещё долго рассказывает о достоинствах и недостатках, расписывает композиционные модели и на примерах показывает разницу между двумя языками. Цунэмори слушает, уткнувшись подбородком в колени, и не смотрит на валяющийся позади Хинакавы разобранный браслет.

Браслеты эти выпускает само Министерство Благосостояния. Всех размеров, любой ширины, но одного дизайна. Ношение строго обязательно — Сивилла всё ещё не верит в теорию положительного стресса и всячески старается население от оного оградить.

А ещё в каждом из них встроенный микрочип. Хинакава уверен, что тот круглосуточно считывает показатели психопаспорта и почти наверняка связан с головным центром Сивиллы. Работает в двух режимах — парализатор и летальный. Портативный Доминатор на запястье каждого жителя города.

Он разбирает по несколько штук каждый месяц, сравнивает между собой браслеты обыкновенных граждан и потенциальных преступников и не находит разницы. Возможно это, а не таблетки, ведёт его к гибели. Возможно, Аканэ следовало бы сказать «хватит», запретить, отвести от чрезмерно любознательной кудрявой макушки нацеленный на него Доминатор и перестать пытаться играть на незнакомом поле.

Но она рациональна, пусть и не экспериментирует. Просто спрашивает. Сжимает в руках пузырёк с таблетками, успокаивает себя тем, что бережёт его от одной беды, при этом толкает на другое безумство и нет, не экспериментирует. Спрашивает, чем закончился чужой эксперимент.

Интересно, это по-прежнему отличие или теперь уже сходство?