Моранжевая юность/ GreedFall: Untold Story (гет)

Всю ночь Лорин беспокойно металась в кровати, сшибая локти о резные столбы балдахина.

По пробуждении ей казалось, будто с рук упали тяжелые оковы, и больше не было цепей, что превратили жизнь в череду одинаковых дней.

Неслышно ступая, вошла Сара с кувшином воды и протянула девушке тяжёлый стакан.

— Миледи, дом Моранж посетило большое горе, — девушка утирала глаза скомканным платком, — вашего папеньки не стало этой ночью. Примите мои соболезнования, дорогая.

Не совладав с чувствами, она бросилась на грудь Лорин, оставляя тёмные пятна слёз на тончайшей шёлковой ночной рубашке. Леди Моранж переложила стакан в другую руку и осушила его в три глубоких глотка.

— Храни нас Просветлённый, — хрипло ответила она и отстранила рыдающую служанку.

На негнущихся ногах девушка подошла к окну. Доносился запах ладана: видимо день шёл к обедне. Дикарь сдержал слово. А это означало… Означало это…

— Платье дай.

Всхлипы не давали Саре услышать распоряжение. Точёные тёмные пальцы дрожали вместе с тяжёлым стаканом, и юная леди Моранж скорее поставила его на тумбу. Она всё больше просыпалась и перебирала пальцами кудри, будто пыталась распутать клубок, в который скатались доселе прямые и незатейливые пути её судьбы.

Дикарь оказался человеком дела. Впрочем, это следовало и из его поступков, и из грубых, но сдержанных, манер.

Мысли расползались, как шерсть у пьяной пряхи. Может она поспешила?

— Глупая корова, подай платье. И умыться. Можешь плакать, не уволю. Но не смей при мне.

Оцепенение все не спадало. Она сердито протянула стакан Саре, мол налей горячительного. Та налила кофе.

— Дура! Бренди или что там…!

Служанка повиновалась.

— Так, — скорее себе, чем ей, поясняла Лорин, — я в тягчайшем смятении. Да хранит нас Просветлённый. Иду по делам, а ты давай тут приберись, я не знаю. Наряды приготовь мне. Всё.

* * *

Укрывшись накидкой и сунув ноги в туфельки, она спешно зацокала по коридорам гостевого крыла в главную часть собора.

Белёсые глаза сжирают папеньку.

Сбивается дыхание под его ненавидящим взглядом.

Он замахивается.

Все его мысли только о ней.

И вот он бьет.

Сокрушает господина де Моранж с хрустом костей и кровью. Вычёркивает папеньку из книги жизни. Стирает в ноль, как бывало она сама стирала в катышки неверные линии грифеля на контурных картах.

Нежно зазвенели серьги под выбившимися кудрями. Лорин снова помотала головой, чтобы прогнать наваждение, и очень женственно заправила локоны в причёску. Выглянувшему из-под накидки запястью цвета какао с молоком ответило одобрительное ворчание из-под чопорных капюшонов телемцев, что вели приглушённые вальяжные разговоры в величественных коридорах.

Слова о юности, свежести и нежности. Или о прелести. Или…

Папенька ничего не успевает сказать, хвала Просветлённому.

Он весь — паралич ужаса. Два камня застыли друг напротив друга. Один — что тянул в омут, другой — что разбил её кандалы.

Обжигающие каменные ладони сжимаются вокруг талии, тяжёлое дыхание опаляет кожу.

Взгляд, который вынимает душу из слабого тела.

* * *

Она очнулась на руках у предстоятеля. Господин Ренар присел на одно колено прямо посреди коридора и целомудренно придерживал обмякшую девушку. Зевак не было — служители культа Телемы слишком хорошо знали и чувствовали возможности друг друга, чтобы толпиться из любопытства.

— Дитя моё, вам уже лучше? — по телу волнами ходило заклинание. Видимо, какие-то их телемские штуки. Но да, было существенно лучше. К тому же голова прояснилась.

-…хвала Просветлённому, — прошептала Лорин и попыталась отстраниться.

Однако господин Ренар не спешил отпускать.

— Должно быть, слишком тугой корсет, — заметил он и улыбнулся уголком рта. — И крепкий алкоголь на пустой желудок. Нелья так, милая.

— Только ваша проницательность может спорить с вашим могуществом, ваше Превосходительство господин Ренар, — пролепетала Лорин, выпутываясь из его рук и придерживаясь за его колено. Или казалось, или в каждом его жесте и интонации читалась снисходительная насмешка. — Ваше Превосходительство, я в тягчайшем смятении, и всё ещё силюсь совладать с собой. Прошу покорнейше извинить. И нижайше благодарю вас за помощь, — выдохнула она и оправила накидку так, чтобы шея, ноги и руки спряталась в плотной ткани.

— Мы здесь, чтобы нести покой, любовь и утешение страждущим, — на слове «любовь» Лорин вдруг стало невыразимо гадко. Гадко слышать настоящее живое слово из жёсткой пасти флагеллянта.

На мгновение ей привиделась его блестящая согнутая спина и вывернутые плечи. В стоне молитвы после короткого свиста чёрные злые коготки впивались в плотную кожу и рвали, рвали с хриплыми всхлипами во имя Просветлённого… о нет. Во имя всех страстей господина Ренара. Её ноздри будто почуяли запах сырого мяса от главы Сан-Матеуса.

Даже коленопреклонённый, он смотрел на неё сверху вниз. О, сколько бы она сейчас отдала за собственную кровавую исповедь, в которой выкричала из себя ужас случившегося и что-то похожее на радость. Тёмную горькую радость, которую можно больше не прятать, которую больше можно не стыдиться. Радость права быть собой. Ей ещё долго будет мерещиться узловатая рубцевая паутина его кожи. Её передёрнуло.

— Хвала Просветлённому, — она неловко раскланялась в скромном реверансе. Их взгляды столкнулись, едва не звякнув друг о друга.

— Благословляю, — милостиво проговорил господин Ренар, всё так же свысока наблюдая, как скользят смуглые губы по резному аметисту его перстня.

Сестра Корнелия была где-то в библиотеке. Туда Лорин и поспешила.

* * *

— Ваша Светлость, теперь к вам так обращаться, да, Лорин? — Корнелия неприятно усмехнулась.

— Я в тягчайшем смятении, Сестра Корнелия.

— Да-да, это заметно. Мне уже доложили. Но мытарствами душа полнится, не забывайте, дитя.

Сестру Корнелию можно было бы назвать красивой. Дородная, высокая, статная, с крупными чертами, — величественная, словно античная скульптура из белоснежного мрамора. Лёгкая полнота свидетельствовала об несдержанности и слабости духа, впрочем свойственных юности. Однако Сестра Корнелия обладала многими достоинствами, высшим проявлением которых была её должность ключницы собора Сан-Матеуса, а ведь ей не было и двадцати лет.

Придерживая капюшон, Лорин едва коснулась её полной руки сухими губами. Сестра Корнелия взяла девушку под руку и увлекла за собой между стеллажей, уходящих куда-то вверх.

Зрачки прыгали по убегающей за спину веренице толстых позолоченных переплётов и свитков. «Анатомия, или устройство Храма Внутреннего», «Дон Кихот», Мольер, «Epitome Astronomiae Copernicanae», «Theatrum Chemicum»…

— Да хранит нас Просветленный, — восхищённо бормотала она.

Кабинет Сестры Корнелии находился в неприметных полках. Она затворила двери и поставила на стол графин с бренди и рюмками.

— Мы давно знакомы, ещё с Серены, — напомнила монахиня, — и смею надеяться, вы не растеряли ни ваш ум, ни проницательность. Тело — только инструмент. К несчастью Просветленный не всегда отвечает на наши требы и молитвы. А бренная плоть наша слаба и смертна. Мне — не без помощи покровительства свыше, — она благолепно кивнула куда-то наверх, и было не очень ясно, кого именно она имеет в виду, бога или человека, — удалось собрать тайный круг сильных мира сего для взаимного согласия и пользы. Эти встречи немного пополняют казну, не скрою. Аппетиты духовенства вам известны…

Обжигающий глоток с гладкой твёрдой стенки рюмки напомнил Лорин о его губах. И поцелуях.

— Тело только инструмент… — тихо повторяла она вслед за Корнелией.

— Прошу прощения, вы что-то сказали, Лорин?

— Нет-нет, Сестра Корнелия. Вы говорите важное, — грустно улыбнулась девушка.

-…скоропостижная кончина вашего папеньки господина Моранжа, — при его-то внезапных долгах! — лишь ускорила неизбежное, верно?

— Разумеется, Сестра Корнелия. Я пришла бы к вам в любом случае…

-…ваши цели и наши средства… — Корнелия подлила им бренди.

Лорин кивала. Голова кружилась то ли от выпитого на пустой желудок, то ли от удушливого дыхания Бездны, над которой она летела.

— Итак, чутко следуя завету помощи ближнему, я делюсь с вами возможностью. Мне не интересен итог данной возможности, ибо мы почти подруги с вами, верно? Так вот, плату вы внесете лишь за ваше присутствие на одном из вечеров. Двадцать тысяч золотом, можно частями. Уверяю вас, эти деньги — крупица в сравнении с теми дарами, что вы обретёте при должной мудрости и мастерстве.

Чужие, не губы Лорин, улыбались, соглашались и шутили. Ей не место в этом соборе. В этом городе. В этом разговоре. Её место осталось у того водопада, в которым жил кошмар. Странное, ей одной понятное место…

Сколько будет стоить свобода? Его подарок по её просьбе? Любая цена не будет слишком высокой за то будущее, которое Лорин готовила и так ждала.

— Ну что же, приходите завтра вот сюда, — она протянула ей записку с адресом. — Не забудьте маску и все, чтобы быть инкогнито. Тело — всего лишь инструмент. И думайте о пользе, о полезных связях и знакомствах. У вас очень хорошие перспективы, дорогая.

Записка исчезла в складках накидки.

Сестра Корнелия положила на плечо леди Моранж тяжёлую руку.

— Никакого спиртного на вечере. И перед ним. Последствия могут стать роковыми. Вам нельзя так рисковать.

— Разумеется, Сестра Корнелия, — выдохнула та и вышла за дверь.