Исцеление Сердец (джен)

!!!ГЛАВА НЕ РЕДАКТИРОВАНА!!!

ИСПРАВЛЕНИЯ ПОЯВЯТЬСЯ НАМНОГО ПОЗЖЕ.

!ГЛАВЫ 8-11 ОТРЕДАКТИРОВАНЫ!

Гарри качнулся, удерживая равновесие, и стиснул зубы, подавляя накатившую тошноту. Аппарирование каждый раз ощущалось так, будто его расщепляло на атомы и швыряло в другое измерении.

Но, судя по всему, Снейпу такие трудности были совершенно чужды. Ни один мускул не дрогнул на его бледном лице, застывшем в вечной строгости. Он стоял прямо, подстать мраморной статуи, и, казалось, даже не замечал последствий переноса.

Как вообще можно было так привыкнуть к тошноте и головным болям, которые неизбежно сопровождали подобные перемещения?

Гарри разжал пальцы, отпуская рукав Снейпа, и сделал неуверенный шаг в сторону. Ноги казались ватными, в ушах стоял глухой шум. Он опёрся ладонями на колени, зажмурился и несколько раз глубоко вдохнул прохладный воздух, надеясь унять головокружение.

Снейп молча наблюдал за ним, сверля глазами, полными едва скрываемого нетерпения. Гарри чувствовал этот взгляд на себе — холодный, оценивающий, не терпящий слабости. Он был уверен: если бы сейчас рухнул в обморок, Снейп не потратил бы ни секунды на сочувствие.

Убедившись, что Поттер держится на ногах, Северус лишь презрительно поджал губы, развернулся и направился к входу в дом.

Дверь скрипнула, когда он спиной толкнул её, аккуратно открывая, чтобы не задеть Хедвиг. Сова, укутанная в его мантию, была совершенно неподвижна, лишь изредка вздрагивая крыльями и издавая слабые звуки протеста.

Резкий скрип петель заставил Гарри вздрогнуть и вскинуть голову. Он моргнул, прогоняя пелену перед глазами, и огляделся. Сначала всё вокруг плыло, контуры размывались, но уже через несколько секунд зрение прояснилось.

Это был не Хогвартс, не Лондон, и даже не окрестности Хогсмида.

Они оказались в районе, который больше походил на декорации для нуарного фильма и криминальных детективов.

Пустые тротуары создавали ощущение, будто над городом нависла пандемия, загнавшая людей по домам. Переполненные мусорные баки источали зловоние, а вокруг них громоздились кучки отходов, словно мусоровозы не заглядывали сюда месяцами.

Дома выглядели старыми, местами откровенно ветхими. Во всех окнах — даже на верхних этажах — красовались решётки, а если их не было, ставни плотно закрывали доступ к жилью. Создавалось впечатления, что все местные опасались грабителей, готовых нагрянуть в любую минуту.

Гарри видел подобные районы раньше — на кадрах новостных сюжетов по телевизору, на фотографиях из газет, в комиксах, где супергерои сражались с бандитами в грязных переулках. Иногда дядя Вернон, недовольно листая газету, громко возмущался, мол, «Америка уже совсем погрязла в преступности», а Пирс Полкис с важным видом пересказывал одноклассникам истории о разборках уличных банд, будто сам в них участвовал.

Если бы Гарри знал наверняка, что они находятся в США, он бы поставил на один из самых опасных районов Чикаго — Северный Лондейл, штата Иллинойс. Всё в этом месте напоминало его, за исключением странной, почти гнетущей тишины. В настоящем Северном Лондейле даже ночью город не умолкал бы: крики, редкие выстрелы, визг шин, музыка из машин. А здесь стояла тишина, словно этот район давно покинули последние жители или кто-то запретил шуметь.

Автомобилей почти не было — лишь несколько старых седанов, покрытых толстым слоем пыли и ржавчины, будто стали памятниками ушедшей эпохе, а не средствами передвижения.

Но сами машины сразу дали понять: это была магловская территория.

Чуть дальше виднелась лавка с покосившейся вывеской, едва державшейся на ржавых цепях. Выведенные выцветшей краской слова гласили:

«Рай для своих».

Возле прилавка копошился худощавый старик — по всей видимости, владелец магазинчика.

Он выглядел угрюмо, сгорбившись под тяжестью прожитых лет, будто навсегда застыв в позе человека, который всю жизнь таскал тяжёлые мешки. Густые седые брови придавали ему суровости, а всклокоченная борода говорила о давно забытой привычке ухаживать за собой.

Его одежда давно утратила первоначальный вид: когда-то белоснежная рубашка теперь отливала серым, подтяжки выглядели поношенными, а мешковатые рабочие штаны и грязные туфли говорили о долгих годах носки. На голове у него красовалась потрёпанная ковбойская шляпа, из которой торчала игральная карта — явное напоминание о бурной молодости, крупных ставках, будь то проигранных или выигранных игр.

В одной руке он держал наполненную едой миску, в другой — неплотно завязанный мешочек. Дойдя до входа в лавку, старик опустился на корточки и поставил миску у двери. Чуть в стороне, на короткой цепи, сидел массивный ротвейлер. Его густая чёрная шерсть отливала на солнце, а тяжёлый ошейник глухо бряцнул, когда пёс привстал, лениво потянулся и медленно опустил голову к миске.

Гарри наблюдал за этой сценой, затем поспешно пригладил волосы, стряхивая с себя остатки дурноты после аппарации, и шагнул вслед за Снейпом, который уже скрывался за дверью старого, потрёпанного временем дома.

Перешагнув порог, Гарри оказался в гостиной. Он огляделся, сразу подметив слой пыли, покрывающий пол, и паутину, что лениво свисала в углах потолка, как призраки свидетельства давно забытого ухода.

Сложно было поверить, что это запущенное, покрытое пылью место могло быть домом самого ненавистного преподавателя Хогвартса.

Гарри привык видеть Снейпа в идеально вычищенном классе, где каждая колба стояла на своём месте, а котлы сверкали от натёртого до зеркального блеска металла. Строгие требования к порядку и чистоте были неотъемлемой частью его натуры, и он без колебаний лишал баллов любого, кто осмеливался оставить за собой намёк на беспорядок.

И всё же, несмотря на тот мрачный, почти зловещий образ, что Снейп проецировал, представить его вламывающимся в чужой дом, да ещё и притащившим с собой ученика, было попросту невозможно. Это не вписывалось ни в один архетип злодеев — ни из комиксов, ни из фэнтезийных книг, которые Гарри когда-то читал.

Нет, этот дом явно принадлежал либо самому Снейпу, либо кому-то, кто доверял ему настолько, что предоставил постоянный доступ к помещению.

Исходя из этого, Гарри сделал вывод, что всё таки это был дом Снейпа, ну или хотя бы его родственников. Он излучал защитной магией, которую Гарри впервые ощутил в Норе. Здесь магия, была ощутима чуть ли не физически, а раз она пропустила их, значит она либо была наложена самим Снейпом, либо тем кто ему очень доверяет.

Часть из этих чар преподавались ещё на втором курсе. Хотя казалось, что подросткам в таком возрасте это знание совершенно ни к чему. Сомнительно, что кто-то в их возрасте мог позволить себе покупку дома, где эти заклинания действительно пригодились бы на практике.

Весь этот хаус мыслей и удивлений мгновенно потерял значение, когда Гарри увидел Хедвиг.

— Хедвиг… — прошептал он, чувствуя, как что-то сжимает горло.

Она лежала на столе, в центре комнаты, освещённая тусклым светом. Белоснежные перья совы казались ещё ярче на фоне простыни, которая медленно пропитывалась багровыми пятнами, создавая зловещий контраст.

Он медленно двинулся к ней, сдерживая слёзы, осознавая всю горечь своего упрямства и ошибок. Сначала он винил во всём Снейпа, который, как всегда, появился из ниоткуда, навязывая ему свою точку зрения о жизни и правильности поступков. Но теперь, когда эмоции поутихли, он понимал что лишь он виноват во всём случившемся. Если бы не его упрямство, всего бы этого не произошло.

Он не успел подойти к Хедвиг, как снизу раздался резкий шум. Через несколько секунд всё стихло, и в комнату, словно торнадо, ворвался Снейп. Он нёс с собой пузырьки с зельями, бинты и множество медицинских принадлежностей, которые Гарри никогда раньше не видел.

Снейп не обратил на него никакого внимания, поставив всё на стол, и сразу же принявшись за повторный осмотр птицы. Его лицо оставалось бесстрастным, а рука, сжимавшая палочку, была запачкана кровью и чем-то голубым — возможно, остатками зелья.

Гарри обогнул стол и остановился напротив, наблюдая за действиями профессора. Он хотел помочь, но понятия не имел, что делать.

— П-профессор… — тихо заговорил он. — Я могу как-то помочь?

Снейп не отреагировал на его слова, но спустя несколько минут протянул кувшин и коротко бросил:

— Наполни водой.

Гарри взял кувшин дрожащими руками и огляделся, пытаясь найти раковину или другой источник воды. Шаг за шагом он двигался по кухне, словно в тумане. Подойдя к раковине, он потянулся к крану и только тогда заметил, что его руки тоже были в крови.

Пальцы непроизвольно сжались, а дыхание сбилось. Поставив кувшин на столешницу, Гарри включил воду и подставил ладони, пытаясь смыть запёкшиеся пятна.

Но они не исчезали.

«Это моя вина. Это всё из-за меня. Хедвиг пострадала из-за меня. И… и тётушка Мардж тоже…»

Мысли вновь захлестнули его, напоминания о скверных событиях последних месяцев.

«Нет! Мардж заслужила это! Эта мерзкая любительница собак, которая только и делала, что поливала помоями меня и моих родителей! Она заслужила этого! А Хедвиг нет! Она хотела защитить меня!»

Гарри стиснул зубы и яростно потёр руки, почти царапая кожу, будто старался смыть не только кровь, но и собственное чувство вины перемешанную со злостью.

Любой поступок или же не то сказанное слово, сразу несло за собой мистическим образом кару. Это стало ощущаться особенно остро в последние месяцы. Всё, что он делал, казалось, оборачивалось против него. Он сталкивался с последствиями своих поступков — таких, которые могли бы быть простительными для любого другого подростка, но для него они всегда имели катастрофические последствия.

Кто из его сверстников не сбегал из дома, не рвал одежду, играя с друзьями, не ссорился с родителями, не перечил учителям? Кто не спотыкался, не проливал что-то или не ломал случайно что-то важное?

У всех что-то из этого или похожее было, но только у таких как Гарри это оборачивалось настоящей для них катастрофой. Жестокие наказания всегда казались несоизмеримыми с теми маленькими оплошностями, которые Гарри допускал, как и любой другой обычный человек. Наказания были неминуемыми и настолько строгими, что заставляли десятки раз перепроверять себя, всё ли ты сделал правильно и не допустил ошибок.

Подстриг ли он изгородь ровно, или прожарил стейк как следует — для двоюродного брата, который всегда находил к чему придраться. Из бытовых дел, для Гарри самым трудным было заниматься стиркой, особенно когда речь шла о грязной одежде Дадли, который, судя по его нарядам, будто копался в грязи с утра до ночи. Пятна приходилось выстирывать несколько раз, чтобы они исчезли, и при этом ему не удавалось избежать постоянных упрёков от тёти Петунии, которая жаловалась на количество порошка и отбеливателя, которые Гарри использовал для стирки.

Это происходило настолько часто, что Гарри в конце концов убедил себя — Дадли делает это специально, лишь бы поднасолить ему.

Закончив обработку ран, Северус устало провёл рукавом по лицу, стирая выступивший пот. Он был настолько сосредоточен, что на время забыл о Поттере, которого отправил за водой, лишь бы тот не мешался под ногами. Теперь же его отсутствие начало раздражать. Насколько можно затянуть выполнение такой простой задачи?

Помотав головой, он поднялся и направился на кухню, откуда доносился ровный звук льющейся воды. Но стоило ему войти, как он замер в дверном проёме.

Гарри стоял у раковины, согнувшись а рядом с ним, на столешнице, покоился забытый кувшин. Мальчишка что-то бормотал себе под нос — быстро, отрывисто. Голос его был глухим, напряжённым, но в нём явственно слышалась ярость.

Первые секунды Снейп просто наблюдал за ним, пытаясь разобрать хотя бы слово из его тихих, прерывистых бормотаний. Он едва мог различить несколько фраз, прежде чем не выдержал и шагнул к Гарри.

— Что ты делаешь? — спросил Снейп с явным раздражением в голосе.

Гарри не отреагировал. Он продолжал скрести руки, всё сильнее надавливая ногтями на кожу.

— Поттер, — жёстче повторил Снейп.

Но тот его словно не слышал.

Снейп промедлил всего мгновение, оценивая ситуацию, прежде чем резко схватить Гарри за запястье, развернуть его и заставить остановиться.

Гарри вздрогнул, но не сопротивлялся. Его пальцы всё ещё судорожно двигались, будто силясь избавиться от чего-то невидимого.

— Кровь... Она не смывается, — выдохнул он, снова пытаясь тереть руки и поднимая взгляд на профессора.

Северус нахмурился, крепко удерживая запястья Гарри обеими руками. Он внимательно осмотрел ладони Поттера переворачивая их тыльной стороной. Они были чистыми — если не считать тонких красных полос от собственных ногтей мальчишки.

— Здесь нет крови, Поттер, — твёрдо произнёс он, не мигая.

Гарри застыл ошарашенно опустив взгляд на свои руки. Чистые. Совершенно чистые.

Глотнув, он вновь медленно поднял взгляд на Снейпа. Профессор смотрел на него с выражением, которое Гарри не мог разобрать — смесью раздражения, напряжённости и чего-то ещё. Чего-то, что он не мог определить.

Возможно имено так смотрели, психиатры впервые увидев своего пациента, творящим чёрти что.

Снейп молча отпустил его руки, погрузившись в раздумья. Он стоял неподвижно несколько секунд, пытаясь осознать происходящее, прежде чем взял кувшин и наполнил его водой.

— За мной, — бросил он, не оглядываясь, и шагнул в сторону гостиной.

Гарри подчинился, время от времени украдкой поглядывая на свои ладони, будто ожидая, что кровь вот-вот снова начнёт проявляться.

Поставив наполненный кувшин на стол рядом с Хедвиг, Снейп направился вверх по лестнице, ведя за собой Поттера.

— Ванная, — пояснил он, кивнув на одну из дверей.

Продолжая идти по коридору, Снейп открыл следующую дверь и без лишних слов жестом пригласил Гарри внутрь. Комната оказалась небольшой, обставленной просто, почти аскетично — только самое необходимое.

— Иди спать. Вечером обсудим, — приказал Снейп, голос его звучал резко, словно натянутый канат, который вот-вот порвётся. В глазах полыхнул немой, сдержанный гнев.

Гарри немного помедлил, но возражать не стал. Он действительно чувствовал себя вымотанным.

На удивление, комната выглядела лучше, чем остальная часть дома. Пусть мебель была старой, а стены оклеены облезлыми серыми обоями, кое-где потемневшими от влаги, здесь хотя бы не было ощущения заброшенности. В левом углу стоял поцарапанный деревянный комод, рядом с ним — пыльный и пустой письменный стол. В правом углу — кровать, а рядом с ней тумбочка с тусклой настольной лампой.

Снейп молча взмахнул палочкой, и из его комнаты в воздухе возникли постельное бельё, подушка и одеяло, которые он аккуратно сложил на кровать.

— Моя комната в другом конце коридора, — бросил он, уже направляясь к двери.

Гарри колебался. Вопрос вертелся у него на языке, но он сумел задать его только перед тем, как дверь начала закрываться.

— Профессор…

Снейп остановился, не оборачиваясь.

— Как… как она?

Тот помедлил, прежде чем ответить, явно подбирая слова:

— Она в порядке, — ответил Снейп, не торопясь уходить.

Он остался у двери, приоткрыв её, и, окинув Гарри ледяным взглядом, добавил с холодной угрозой в голосе:

— Даже не вздумай сбежать. Я всё равно об этом узнаю, и ты сильно пожалеешь, что решился на это.

Гарри не успел ответить, как дверь закрылась перед ним, оставив его одного в странном городе, в странном доме, с таким же не менее странным человеком.

* * *

Спускаясь по лестнице, Северус взмахнул палочкой, призывая своего патронуса.

— Мальчишка со мной. Пароль тот же.

Лань, приняв короткое послание, грациозно покружила возле него, на мгновение задержалась, словно прощаясь, а затем взмыла вверх и исчезла, оставляя за собой тонкий шлейф голубого дыма.

Спрятав палочку, Северус подошёл к центру гостиной. На столе, подогнув лапы, лежала Хедвиг. Её крылья были растрёпаны, белоснежные перья испачканы кровью, а дыхание — тяжёлым. Снейп небрежным движением поставил рядом со столом стул и сел на него, опуская голову вниз и смотря в пол.

Когда Поттер спросил его о состоянии Хедвиг, он запнулся затрудняясь ответить. Обычно Северус с неприкрытым злорадством сообщал плохие новости «золотому мальчику», но в этот раз он удивил самого себя.

Он солгал.

Он солгал потому-что не мог видеть зелёные глаза наполненные слезами. Он никогда не видел Поттера плачущим, злым да, что откровенно забавляло Снейпа, но плачущим он увидел его впервые в подземельях, в тот день когда мальчишку не пустили в Хогсмид.

И это было невыносимо.

Северус смотрел в заплаканные глаза Поттера — и перед ним явственно вставал другой образ.

Лили

Её лицо, искажённое обидой, слёзы, медленно стекающие по щекам — по его вине. Он вспомнил, как она плакала после того, как он назвал её тем гнусным словом, которое теперь не мог ни произнести, ни даже записать. Это слово разъедало изнутри, оставляя лишь горечь и ненависть — к самому себе.

Чувствовалось будто кто-то силой столкнул его в омут памяти, в тот день заставляя пережить худшее воспоминание в его жизни. Глаза Поттера стали его собственным омутом, в котором не было ничего, кроме боли и раскаяния. И каждый раз, когда он в них заглядывал, его утягивало на дно воспоминаний, в которых он тонул, беспомощный перед лицом прошлого.

Северус был превосходным окклюментом, но даже для него это стало испытанием. Всё, что касалось Лили, неизменно выбивало из равновесия, словно она была его Ахиллесовой пятой. Словно пробоина в доспехах, трещиной, через которую прорывалось то, что должно было оставаться погребённым навсегда.

Единственное, что хоть немного утешало, — это то, что о его чувствах к Лили знали лишь двое: он сам и Альбус. Возможно, догадывалась и Минерва, но Северус никогда не обсуждал с ней этого.

Что до Хедвиг, её состояние удалось стабилизировать, но повреждения оказались слишком серьёзными. Крыло было сломано в нескольких местах, и надежды на его полное восстановление почти не осталось. Северус перепробовал всевозможные комбинации зелий, но даже в лучшем случае они могли лишь облегчить боль и ускорить регенерацию.

Ипользованные зелья были созданы для людей, а тех немногих, что предназначались для животных, не оказалось под рукой. Впрочем, даже если бы они были, шансы на восстановление оставались ничтожными.

Волшебные совы, выведенные магами, обладали невероятно сильным иммунитетом. Их организмы отторгали большую часть зелий, превращая их действие в ничто. Даже самые мощные снадобья расценивались их телом как вредоносные вещества и мгновенно обезвреживались.

Резкий треск вспыхнувшего огня в камине вырвал Северуса из раздумий. Он молниеносно выхватил палочку, инстинктивно реагируя на вторжение. Доступ к его камину имел лишь один человек, но привычка не доверять даже очевидному срабатывала быстрее, чем разум.

Лишь когда в клубах зелёного пламени проявился знакомый силуэт, Северус расслабился. Он быстро спрятал палочку, осознав, что в порыве рефлекса бестактно нацелил её прямо на Дамблдора.

— Доброе утро, — поприветствовал его Дамблдор, слегка отряхивая мантию от каминной сажи.

— Доброе? — Северус хмыкнул, поднимаясь со стула и делая несколько шагов навстречу. — Вам виднее.

Он ели сдержался, чтоб не закатить глаза и не выругаться на старика, после такого приветствия.

— Где он? — спросил Дамблдор, проигнорировав колкость и направляясь к столу.

Северус проследовал за ним и встал по другую сторону стола.

— Я отправил его спать, — небрежно указал он на вверх. — Ему ни к чему видеть свою сову в таком состоянии и слышать наш разговор. Психическое состояние мальчишки оставляет желать лучшего, — его руки сложились в строгом, почти защитном жесте. — О чём я вас уже оповещал, директор, — добавил он, намеренно выделяя последнее слово, напоминая, что это забота Дамблдора, а не его.

Дамблдор кивнул, но ничего не ответил. Он лишь протянул руку над Хедвиг, и воздух вокруг его пальцев вспыхнул слабым мерцанием

Беспалочковая магия. Диагностирующие чары, — машинально отметил про себя Северус.

Перед Дамблдором возник длинный список повреждений. Взгляд быстро скользил по строкам, пока выражение лица Дамблдора не изменилось — едва уловимое, но Северус заметил, как напряглись уголки губ, а плечи чуть поникли.

Альбус медленно опустил руку, рассеяв заклинание и глубоко вздохнув, перевёл взгляд на Северуса.

Тот на мгновение отвёл глаза, но почти сразу же вновь встретился с проницательным голубым взглядом.

— Прошлой ночью... — начал Северус ровным голосом и, не теряя времени, принялся пересказывать события.

Альбус слушал внимательно, время от времени задавая уточняющие вопросы: где это произошло, во сколько, при каких обстоятельствах.

— Как ты узнал, что Гарри в опасности? — задумчиво поглаживая бороду, спросил Дамблдор.

— Сова, — коротко ответил Снейп, бросив взгляд на Хедвиг. — Когда мы покидали Хогвартс, я выпустил её из клетки. Спустя несколько часов после того, как я отвёл Поттера домой, она нашла меня в Запретном лесу. По её поведению было ясно — с мальчишкой что-то произошло. Позже я обнаружил его в заброшенном доме на окраине города.

Губы Северуса скривились в усмешке, но в его голосе не было ничего, кроме злости:

— Мальчишка снова наплевал на ваши предостережения. Снова поставил под угрозу свою жизнь. И что теперь? Вы, как всегда, закроете глаза на его выходки? Или наконец-то поставите наглеца на место?!

Весь преподавательский состав, дежурил ночами в два, а то и в три раза больше, чем обычно. Филч, часами патрулировал возле гриффиндоской башни, докладывая о всём происходящем. Даже призраки факультетов, были оповещены и всегда находились настороже после вторжения Сириуса Блэка.

А ради чего спрашивается? Ради того, чтобы Поттер в любой момент мог покинуть Хогвартс, используя свою мантию-невидимку, как это было недавно когда мальчишка купил подарок для него в Хогсмиде? Или ради, того чтобы он оказался дома и в очередной раз сбежал?

Логика Дамблдора не укладывалась в голове. Зачем ужесточать патрули, но оставить мальчишке главный инструмент для нарушений? Запрещать студентам покидать стены школы за исключением внутреннего двора и места где проводились занятия по уходу за магическими существами, но разрешить проведения матчей по квиддичу, догадываясь что дементоры перестали подчинятся министерству магии.

Он понимал мотивы директора. Психическое состояние Поттера пошатнулось — последними событиями, бессонными ночами, страхом. И лишь недавно Северус окончательно признал: мальчишка больше не справляется.

Именно поэтому он не назначал наказаний. Ни за то, что тот тогда отвлёкся на уроке, уставившись в окно с потускневшим взглядом, ни за самовольную вылазку в Хогсмид — без разрешения, без сопровождения.

Каждая уступка оставляла во рту привкус горечи, как пережёванный корень папоротника.

Но доверие — вот главный инструмент Северуса. Мягкая, но прочная верёвка, которую он сам сплетал, петля за петлёй, чтобы однажды затянуть, если будет нужно.

Он был твёрдо намерен вырвать хотя бы искру этого доверия. Самый действенный по его мнению способ обуздать упрямца, чьё своеволие превосходило даже Джеймса в юности. Нельзя заставить — можно лишь направить, если мальчишка сам решит, что на тебя можно положится.

В крайнем случае он прикует несносного Поттера и спрячет в хранилище оберегая словно философский камень, лишь бы Лили спокойно отдыхала на небесах…

— Гарри перестал мне доверять, — после долгого молчания тихо произнёс Альбус. Будто сам ещё не смирился с этими словами — или боялся, что мальчишка вдруг услышит их.

Северус едва заметно вскинул бровь.

«Не такой уж он и безмозглый», — усмехнулся он про себя, но вслух ничего не сказал, позволяя Дамблдору говорить дальше.

— Я не знаю, когда именно это случилось, — задумчиво продолжил Альбус, глядя на огонь в камине. — Но дало о себе знать после происшествия летом. Он отвечал на вопросы уклончиво, не выдавая лишней подробности, будто от этого зависела его дальнейшая судьба. Поэтому я не хотел давить на него и позволил участвовать в квиддиче, зная, что ты будешь рядом и сможешь его защитить. Как, впрочем, и всегда, — тихо добавил Дамблдор, мягко проведя ладонью по голове спящей Хедвиг.

Не найдя, что ответить на это, Северус просто провёл руками по лицу прогоняя усталость и подавляя зевок.

Он даже не подозревал, что между Поттером и директором возникла трещина. Гарри всегда смотрел на Альбуса с тем уважением, которое, казалось, было неотъемлемой частью его характера. Впитывал каждое слово, ловил каждый жест старшего наставника. А теперь...

Всё изменилось.

Не то чтобы, зная об этом, Северус почувствовал бы, что что-то кардинально изменилось, но всё же он рассчитывал, что Альбус поделится с ним этой информацией. Даже если это было не столь важным, пусть бы и без последствий. Однако Дамблдор промолчал. А это — раздражало.

— Когда я рассказал о нападении собаки, вы задумались, — перевёл тему Северус. — У вас есть предположения? Могу лишь заверить вас, это — необычный зверь.

Он призвал два стула, один для себя, другой для Дамблдора, и, не скрывая усталости грузно сел.

— Собака не боялась огня и даже не обратила внимания на Поттера. Всё её внимание было сосредоточено на мне, будто ожидала, что я появлюсь в какой-то момент. — Он потёр затёкшую шею. — Сова летела ко мне минимум несколько часов после того, как я оставил Поттера у родственников. Вероятно, она учуяла опасность ещё до того, как Поттер сбежал из дома, и уже была на пути ко мне. Ко всему прочему... — он прищурился, — Собака не нападала на Поттера, пока он был один. И не проявила агрессии, даже когда я подошёл к дому. Она рванулась лишь тогда, когда между мной и мальчишкой начался конфликт. Значит, она изначально не стремилась причинить ему вред. А на меня напала, потому что увидела во мне угрозу — не себе, а ему.

После высказанных Северусом догадок, оба погрузились в личные размышления.

Северус понятия не имел, откуда взялась эта живнасть и чего она преследовала Поттера. Если бы у Поттера не было совы, то можно было бы предположить, что фамильяр Поттера — собака. Однако, если бы мальчишка узнал её, тогда бы эта догадка имела право на существование. Но этого не произошло. Более того, Поттер достал палочку и был готов нарушить главное правило — запрет на колдовство для несовершеннолетних магов, поставив крест на своём обучении в школе, лишь бы защитить Хедвиг.

Как Северус не крутил фрагменты, пазл никак не хотел складываться. Все варианты отвергались из-за отсутствия улик.

Тем временем Дамблдор, похоже, погрузился в собственные мысли. Но Северус уловил едва заметную перемену — тот самый мимолётный блеск в глазах, который проскользнул ещё тогда, когда он впервые упомянул о собаке. Проблеск узнавания. Догадки.

Он знал, как читать между строк. Особенно когда дело касалось Дамблдора. За все годы общения Северус слишком хорошо изучил его, чтобы не заметить — директор что-то утаивает. И делает это осознанно.

— Вам явно есть что сказать, Альбус. Или ваше доверие ко мне так же пошатнулось? — Снейп впился в него взглядом, ожидая ответа.

— Я не озвучиваю догадки, в которых сам не уверен, профессор. — спокойно ответил Дамблдор, глядя на него поверх очков-половинок.

Он выделил последнее слово особым тоном — не в укор, а как напоминание: человек, посвятивший свою жизнь точным наукам, должен понимать, какой ценой даются необоснованные предположения.

Снейп лишь хмыкнул на это, таким образом высказывая несогласие.

Притянув стул, который призвал Северус, директор сел, оперся локтем на край стола и принялся объяснять, попутно жестикулируя:

— Никому не удавалось сбежать из Азкабана с момента его создания без посторонней помощи, Северус. Лишь Сириусу это удалось. Дементоры — существа невероятной силы. Они способны видеть невидимые объекты и людей, скрытых под дезиллюминационными чарами, и отслеживать цели на огромном расстоянии. Однако даже их можно обмануть, если знать один их секрет, — Дамблдор замолчал, как будто собирался поделиться чем-то важным, что не должно было стать известно никому постороннему. — Они не реагируют на животных. А Сириус, согласно последним сведениям, оказался незарегистрированным анимагом. Следствие не установило, каким именно образом он сбежал, но одно было точно: ему никто не помогал.

Северус слушал внимательно, но в какой-то момент низко и тихо рассмеялся — смех его был похож на смешок безумца.

Он знал, что все мародёры обладали талантами анимага, за исключением Люпина, на которого было наложено проклятие, но про особенности дементоров услышал только сейчас.

Оказывается, побег можно было предотвратить, если бы Северус, по странному стечению обстоятельств, уведомил министерство магии о том, что Блэк был анимагом, принимающим форму собаки.

По странным, потому что он и под угрозой смертной казни, никогда и никому бы не признался, что долбанные Поттер с Блэком спасли его жизнь, когда Ремус превратился в оборотня в визжащей хижине, на его пятом курсе обучения. К тому же он дал обещания, Дамблдору молчать об особенности Люпина. А Северус был тем, кто не нарушает данные им обещания: он бы не допустил ни единого сходства с собственным отцом — ничтожным человеком, чьи обещания рассыпались, как пепел, уносимый первым же дуновением ветра.

Про спасение он конечно уже умолчал. Иначе каждая встреча с директором оборачивалась бы немым упрёком, напоминая о той унизительной беспомощности, в которой он тогда оказался.

Хотя, сдать ненавистную шайку трусливых львят в те годы было чертовски заманчиво. Не было ни одной причины, чтобы быть благодарным этому отребью за спасение.

Всё это было, тупым и предсказуемым планом мародеров, так подшутить над ним. Даже спустя более двадцати лет, он считал себя полным придурком, попавшимся как рыба не крючок.

Ещё один пункт в списке, того о чём он будет жалеть до конца своих дней.

— Великая тюрьма Азкабан, которая должна вселять страх во всех волшебников, можно сказать, просто открывает двери перед теми, кто либо умеет превращаться в животное, либо осведомлён о существовании трансфигурационных зелий?

Смех исчез так же внезапно, как появился и Северус мгновенно посерьёзнел.

— Хотите сказать, Блэк настолько туп, что рискнул собственной шкурой ради убийства меня или похищения Поттера? — Снейп почти выплюнул имя врага детства, будто яд, накопленный годами. — Если так, то он абсолютный кретин, которому повезло, что я не знал этих деталей раньше. В противном случае я бы с радостью выполнил работу бездарных авроров, которые оказались неспособны справиться даже с таким элементарным делом.

— Зверь напал только после того, как вы вышли вместе, Северус, и между вами вспыхнул конфликт, — задумчиво произнёс Дамблдор. — Цель была — защита Гарри.

— Либо же нечто отвлекло его, и он не успел перехватить Поттера, если, мы имеем дело не с чьим-то фамильяром, а с волшебником в анимагической форме, — возразил Снейп. — В дальнейшем защита дома активировалась в полной мере, проникновение стало невозможным. И произошло это именно в момент, когда я вынудил Поттера выйти за порог без его согласия.

Дамблдор отрицательно покачал головой:

— Если бы Гарри действительно был целью, Сириус воспользовался бы возможностью этим летом.

— Нет оснований, что эта псина...

Снейп резко оборвал фразу, когда почувствовал лёгкую вибрацию волшебной палочки — предупреждение о том, что Поттер очнулся. Бросив короткий взгляд на настенные часы, он сухо заметил:

— Мальчишка проснулся. Что вы намерены с ним делать? Обновление защитных чар Хогвартса уже началось?

Дамблдор утвердительно кивнул.

— Я поговорю с Артуром. Гарри уже останавливался в Норе, если Уизли согласятся принять его, я сообщу тебе подробности. Если нет...

— Не вздумайте закончить эту фразу, — ледяным тоном перебил его Снейп. — Я не намерен терпеть этого мальчишку у себя в доме. К тому же у меня есть неотложные дела за пределами Британии.

Дамблдор тяжело выдохнул, но взгляд его оставался непоколебимым.

— Если Уизли по какой-либо причине откажут, я буду вынужден настоять, — произнёс он ровно, почти без эмоций. — Я доверил бы тебе собственную жизнь, Северус. И если речь идёт о безопасности Гарри, то я не знаю никого, кто смог бы защитить его лучше, чем ты. Возвращение к его родственникам слишком опасно, а обновление защитных чар завершится лишь за два дня до конца каникул.

Снейп яростно сжал челюсти, но не удостоил Дамблдора ответом. Развернувшись, он стремительно вышел в кухню, давая понять, что разговор окончен.

Не было никаких сомнений, что старик поступит именно так: перебросит всю ответственность на него.

Дамблдор на мгновение задержал взгляд на мирно спящей Хедвиг, после чего беззвучно аппарировал в место, известное лишь ему одному.

* * *

Тисовая Улица

— И это тот самый дом, в котором проживает великий герой магического мира? — с нескрываемым скепсисом протянул Бенджамин, скрестив руки на груди.

Будучи слизеринцем до мозга костей, он никогда не водил общения с гриффиндорцами, искренне презирая их напускную храбрость и склонность к демонстративным поступкам. Однако даже он не мог не слышать о некоторых учениках — фамилия Поттер была слишком известной, чтобы остаться незамеченной. Если Лили Эванс всегда жила скромно, то Поттеры, напротив, принадлежали к числу старинных чистокровных семейств, чьё состояние, по слухам, не уступало богатствам Малфоев. Увидеть наследника рода Поттеров в обычном маггловском домике казалось… странным. Он ожидал особняк, если не целое поместье, — но перед ним стояло ничем не примечательное здание, затерянное среди таких же, как оно, безликих строений.

Софи, услышав его комментарий, лишь пожала плечами.

— Ну, он так написал. Возможно, этот дом и не его вовсе. Может, он просто проявил осторожность и указал адрес, не связанный с настоящим местом жительства.

Бенджамин недоверчиво хмыкнул.

— Мы прошли уже половину улицы, и все дома здесь построены по одному проекту. Мне трудно поверить, что где-то дальше нас ждёт особняк, не говоря уже о поместье. Разве что один из таких же домов окажется сделан из чистого золота. Тогда, возможно, я бы поверил тому, что Поттер тебе написал в записке. Сейчас не доверяй я тебе, я бы подумал, что ты по не осторожности привела нас в какую-то странную ловушку.

— Ох, да брось ты, дядя Бен, — отмахнулась Софи. — Как говорит папа: «У богатых свои причуды».

Она огляделась, выискивая глазами детскую площадку, которую упоминал Гарри.

— Он должен ждать нас где-то там, — показала она в сторону небольшого парка с качелями и горками.

Бенджамин скептически осмотрел площадку. В семь утра на ней, разумеется, никого не было.

С самого начала эта затея ему не нравилась. Софи не просто ослушалась его предостережений держаться подальше от Гарри Поттера, но и подружилась с ним, а теперь они собирались провести вместе две недели в поместьи семьи Риварес.

Он доверял её выбору друзей. Те, кого она приводила в дом, были вежливыми, благоразумными и, как правило, из хороших семей. Может и Гарри такой же, но дело же не в этом. Из всех возможных студентвом, Софи подружилась именно с героем магической Британии за чьей спиной тянулся шлейф странностей и магических катастроф.

И всё же Бенджамину было жаль мальчишку. Оставшись сиротой в младенчестве, он с самого рождения стал целью самого опасного тёмного волшебника их времени. Будучи слизеринцем в годы первого восхождения Волдеморта, Бенджамин помнил, чем для него и его сестры обернулся отказ вступить в ряды Пожирателей смерти. Даже думать было страшно, какую ненависть к Поттеру питали слизеринцы, воспитанные фанатиками, мечтающими о мести за своего павшего лорда.

Удивительно, что Гарри вообще находил друзей и не боялся, что однажды за такую дружбу кому-то придётся заплатить слишком высокую цену.

Они подошли к площадке и огляделись, в поисках Гарри — или вообще хоть кого-нибудь. Похоже, в этом городе ещё никто и не думал просыпаться.

— А вдруг его удерживают силой? — вслух высказала скверную мысль Софи.

Бенджамин, до этого внимательно наблюдавший за окнами домов, резко повернулся к ней. Его лицо потемнело, брови сошлись в строгую линию.

— Это не наше дело, — отрезал он твёрдо, безапелляционным тоном. — Министерство магии держит Поттера под постоянным наблюдением. Уверен, один из их агентов уже засёк нас и доложил, где нужно. Если бы у нас не было родственников в министерстве, нас бы уже вели на допрос. Особенно с учётом того, что часть нашей семьи служила Геллерту Гриндевальду.

Он произнёс имя самого тёмного волшебника до прихода Волдеморта медленно, с лёгкой паузой — будто отдавая дань весомому и мрачному прошлому, — и Софи уловила странную нотку. Не презрение, как обычно, когда он говорил о Волдеморте, а что-то другое — как будто он вспоминал не врага, а легенду. Опасную. Великую. Забытую не до конца.

Софи ничего не знала о Гриндевальде. И, возможно, если бы знала, сильно удивилась бы: дядя, который не терпел ни малейшего оправдания Волдеморту, сейчас говорил о другом тёмном маге так, будто не всё было однозначно.

— Это наше дело, дядя Бен! — вспыхнула Софи. — Он помогал мне с первых дней в Хогвартсе! Он и его друзья были рядом, когда я никого не знала. Именно они — ученики тобой ненавистного Гриффиндора — первыми проявили ко мне заботу, а не твои любимые "змеи"!

Бенджамин сжал губы в тонкую, почти невидимую линию, но промолчал. Софи поняла: попала в цель.

Несмотря на возмущение Софи, понимала его тревогу. Она действительно ценила идеалы факультета Слизерин: амбиции, решимость, стремление к знаниям — все это её привлекало. Особенно то, что там были дети которых дома обучали тёмным исскуствам то, что на других факультетах считалось «непозволительным» или «неэтичным». Однако студенты, представлявшие этот факультет, всегда вызывали у неё настороженность. Многие из них были замкнутыми, предпочитали держаться вдали от других, а другие — как компания Малфоя — воплощали типичные черты снобизма и агрессивного превосходства, получая удовольствие от унижения окружающих.

Тем не менее она не могла отрицать очевидное: у них действительно было чему поучиться. Особенно в том, что касалось тёмных искусств, которые были под строгим запретом не только на других факультетах Хогвартса, но и в большинстве магических школ по всему миру. Исключением был Дурмстранг, о котором Софи прочитала в одной из книг, но туда её родственники ни за что не пустили бы. Потому она никогда не упоминала об этой школе вслух, предпочитая держать свои мысли при себе.

— И вообще, — продолжила Софи, её голос становился всё более решительным. — Это вы меня заставили поступить в Хогвартс. Я обожала свою школу и своих друзей, но моё мнение никогда не волновало ни тебя, ни отца. Вы всегда всё решаете за меня, как будто я ваш проект, а не человек с собственными мыслями и потребностями.

Софи чувствовала, как её раздражение растёт. Она понимала, что родные хотят её защитить, но её собственная свобода была для неё важнее, чем все их тревоги. После смерти бабушки с дедушкой родители в купе с дядей начали следить за каждым её шагом. В Хогвартсе она была ограничена его территориями. Ей часто хотелось выбраться в Хогсмид, прогуляться по улочкам в одиночестве, не ожидая запланированных прогулок с целыми группами школьников. Без сопровождения, без надзора, без этих бесконечных экскурсионных строев с криками, толкотнёй и шумом. Но каждый раз её загоняли в толпу таких же студентов, которые непременно нарушали правила, попадали в неприятности, и вся прогулка превращалась в череду объявлений, окриков и новых запретов.

Время, которого у неё было и так немного, исчезало в пустоту.

— Мы понимаем, как тебе тяжело, Софи, — смягчился Бенджамин, положив руку на её плечо. — Именно поэтому мы с отцом так гордимся тобой. Ты, конечно, закатывала истерики перед поступлением, — он улыбнулся. — Но к концу недели, когда пришёл момент, ты начала понимать, что не всё зависит от нас. Сейчас нам остаётся лишь немного потерпеть. Мы разберёмся с судом, и всё наладится. Ты вернёшься в свою школу, и наша семья снова будет вместе.

Он ободряюще потряс её за плечо, после чего вновь оглянулся в поисках Гарри. Как и следовало ожидать, его не было.

Город к этому времени уже начал просыпаться. Где-то хлопали дверцы автомобилей, у обочин с шумом трогались с места школьные автобусы, родители с сонными детьми спешили к машинам, кто-то вывел собаку на утреннюю прогулку, а кто-то вышел полить лужайку. Город неторопливо входил в день, возвращаясь к ритму, в который поздним вечером было уже поздно погружаться.

— Может, Гарри помирился с родственниками, и мы зря волнуемся, — добавил Бенджамин, стараясь успокоить её. — Мы ведь не знаем, что на самом деле происходит у них в семье. В конце концов, если бы ему было так плохо, он пришёл бы сюда заранее.

— Может, ты и прав, дядя, — сдержанно кивнула Софи, а затем вдруг оживилась, вспомнив о важном. — О! Я же тебе не показала своего патронуса! Ты, конечно, не удивишься, но ты всё равно должен его увидеть.

— Небесного цвета бык, с копытами, прочными как сталь, и рогами, как у древнего бога. Угадал? — прищурился Бен с лукавой улыбкой.

Софи в ответ надулась, изображая обиду, и шутливо толкнула его в плечо.

— Ну вот! — буркнула она, продолжая надуваться.

— Ха-ха, — рассмеялся Бенджамин. — Если честно, я никогда ещё не видел патронуса в виде быка. Так что это будет первый раз.

Софи улыбнулась в ответ, и они вместе направились к машине, на которой приехали.

Когда Бенджамин уже собирался завести двигатель, Софи резко его окликнула.

— Постой.

Она выудила из кармана сложенный клочок пергамента — ту самую записку, которую ей передал Гарри, — и быстро пробежалась глазами по строчкам, задержавшись на строке с адресом.

— Четвёртый дом. Это наверное его родственники, — сказала Софи, переводя взгляд на Бена.

Они оба одновременно повернули головы в сторону дома. Дверь отворилась, и на улицу начали выходить люди: крупный мужчина с усами, женщина с надменным выражением лица и светловолосый мальчик с округлым телом и высокомерной походкой. Гарри среди них не было.

— Это его дядя и тётя, а это, наверное... его брат? — продолжала размышлять вслух Софи. — Но если Гарри не с ними и не пришёл к нам... То где он?! — воскликнула она, не скрывая тревоги.

Бенджамин нахмурился, прищурив взгляд на выходящих из дома.

— Может быть, он уехал к другим родственникам? Или к друзьям? — предложил он осторожно, хотя и сам в это не верил.

— Нет, — твёрдо покачала головой Софи. — Он бы предупредил. Он знал, что мы придём.

Она уже потянулась к дверной ручке, чтобы выйти, но Бенджамин остановил её жестом.

— Погоди.

Он внимательно оглядел улицу, выжидая, пока поблизости не останется ни души, и достал палочку. Провёл ею над их головами, пробормотав заклинание. Тотчас же на них опустилась невидимая вуаль дизолюменционных чар — они стали незримы для прохожих.

— Дядя, ты гений! — сдерживая смех, сказала Софи. — Но как мы выйдем из машины, чтобы никто не испугался двери, которая сама по себе открылась?

Бенджамин не стал отвечать. Он лишь крепко взял её за руку, и в следующий миг их окутала воронка аппарирования. Пространство вокруг сжалось и изогнулось — и вот они уже стояли перед дверью дома под номером четыре.

Софи, слегка ошеломлённая от неожиданности, встряхнула плечами, будто сбрасывая напряжение, и оглянулась на дядю. Она тихо, но с искренним восхищением, поаплодировала ему, не прикасаясь ладонями друг к другу, чтобы не создать лишнего шума, пока машина с родственниками Гарри не тронулась с места.

— Впечатляюще, мистер Гист, — прошептала она, слегка улыбаясь.

— А то, — хмыкнул Бен, озорно проведя пальцами по своим усам, закручивая их кончики в стильном жесте.

Он приподнял бровь и с заговорщицкой ухмылкой спародировал Сальвадора Дали, картинно вскинув голову.

Софи едва успела прикрыть рот руками, чтобы не выдать себя звонким смехом, но её плечи предательски затряслись.

— Ну да ладно, мы здесь на задании, — посерьёзнел Бенджамин, быстро вернув себе собранный вид.

Они осторожно двинулись по выложенной камнем дорожке, обходя дом по периметру. Вокруг раскинулся аккуратный, ухоженный сад — с идеальными клумбами, ровно подстриженными кустами и маленьким сараем для инвентаря. Всё здесь дышало контролем и педантичностью, словно хозяева дома тщательно следили за каждым листочком.

Полюбовавшись садом, Софи и Бенджамин приблизились к входной двери и начали внимательно осматривать окна, проверяя, горит ли где-то свет или видны ли внутри силуэты.

— Смотри, — вдруг тихо позвал Бен, указывая вверх.

Софи подняла голову и заметила: на одном из окон второго этажа была установлена решётка.

— Только на одном окне, — заметил Бенджамин, нахмурившись.

— Это странно… — пробормотала Софи, всматриваясь. — Не похоже, чтобы в этом городе был высокий уровень преступности. Да и у остальных домов такого нет.

Она огляделась, но больше нигде не увидела решёток — только на этом окне, в этом доме.

— Думаешь, они заперли его? — спросила она, всё больше ощущая тревогу.

— Не знаю… — медленно ответил Бенджамин, не сводя глаз с решётки. — Жди меня здесь, — сказал он, направляясь ко входу в дом.

— Что?! Дядя, подожди… — начала было Софи, но он уже шагнул ближе к дому и, направив палочку на замок, тихо произнёс отпирающее заклинание.

Щелчок.

Дверь медленно приоткрылась. Бенджамин ловко скользнул внутрь, а Софи осталась снаружи, напряжённо сжав кулаки.

Пройдя через порог, Бенджамин оказался в просторной гостиной. Простая, но уютная обстановка — типичная для маглов. На одной стене висел телевизор с большим экраном, перед ним стоял обеденный стол, обтянутый мягкой скатертью, и несколько стульев, расставленных по бокам. На журнальном столике, покрытом темно-зелёным сукном, аккуратно лежали несколько журналов и старое радио.

Что дейсвительно привлекло внимание это фотографии на стене и полках. Тепло оформленные рамки, радостные лица, сцены семейной жизни — праздники, пикники, поездки. Но среди всех этих снимков не было ни одного, на котором был бы Гарри. Ни одной фотографии, даже случайной.

Сначала в мыслях Бена мелькнула мысль о том, что, возможно, Гарри действительно не жил здесь, что могло бы объяснить его отсутствие на фотографиях. Но любопытство взяло верх, и Бенджамин направился вверх, на второй этаж, к той странной комнате с решеткой на окне.

Пройдя по коридору, Бенджамин наткнулся на дверь. Не с двумя замками, не с тремя, а с целыми пятью! Как будто за этой дверью скрывали не просто человека, а особо опасного преступника, или, что ещё более тревожно, какое-то чудовище, как в подземельях Гринготса.

Направив палочку в сторону загадочной комнаты, Бенджамин произнёс заклинание обнаружения, но оно не дало никаких результатов. В комнате не было никого и ничего живого.

Открыв поочередно все замки, Бенджамин вошёл в комнату, которая больше напоминала склад. Здесь стояли старая тумбочка, шезлонги, сложенный пляжный зонт и ещё несколько вещей, явно неподобающих для текущего сезона.

«Странно» — подумал он про себя.

Это совсем не похоже на место, где кто-то живёт или хранит что-то важное.

Спрятав палочку, он продолжил осматривать помещение, пытаясь найти что-то, что могло бы объяснить, что жители этого дома так тщательно скрывают. Бен принялся осматривать шкафы и тумбочки. Все они оказались пустыми, пока, наконец, в одном из них он не наткнулся на школьные принадлежности — вещи, явно принадлежащие волшебнику.

Перья для письма, пустая чернильница, черновики с эссе по трансфигурации, несколько книг по квиддичу, книги об истории Хогвартса и несколько пустых карточек от шоколадных лягушек, на которых когда-то были изображены силуэты известных волшебников. Теперь же на них остались лишь выцветшие надписи, напоминающие о том, кто был на карточках, прежде чем их образы исчезли.

Он закрыл тумбочку и снова осмотрел комнату. Его взгляд упал на кровать у окна с решёткой. Он отодвинул её, заглянул под неё, но пол оказался чист. Однако на стене, у изголовья, он заметил что-то странное.

Сгибаясь почти до пола, Бенджамин вгляделся в корявую надпись, выцарапанную, похоже, гвоздём или заточенным камешком:

С днём рождения, Гарри — и рядом аккуратно выведенная цифра двенадцать.

Не теряя времени, Бенджамин привёл комнату в порядок, тщательно стирая все намёки на взлом. Заперев все замки, он стремительно спустился вниз и, убедившись, что дом всё ещё пуст, скользнул наружу, мягко прикрыв за собой дверь.

— Софи, — тихо произнёс он.

— Я здесь, — раздался ответ справа от него.

— Пошли, — безапелляционным тоном сказал Бен, не оставляя места для возражений.

Они быстро направились к задней части дома, где нашли укромное место. Лишь тогда Бенджамин отменил дизалюминационные чары.

— Что случилось? — с тревогой спросила Софи.

Она внимательно посмотрела на него. Обычно он держался спокойно и сдержанно, но сейчас в его голосе звучала несвойственная ему строгость.

— Что именно Гарри сказал тебе перед тем, как попросил о помощи? — Бенджамин пристально посмотрел ей в глаза, будто пытаясь уловить что-то важное.

— Да… н-ничего особенного, — пробормотала она, запнувшись. — Он сказал, что позже всё объяснит. — она нахмурилась, силясь вспомнить детали. — Ещё он упомянул профессора Снейпа, но, я думаю…

— Северуса Снейпа? — резко перебил её Бенджамин.

— Ну да… — растерянно протянула Софи, удивлённая тем, как бурно дядя отреагировал на имя профессора зельеварения.

Не говоря больше ни слова, Бенджамин наклонился, поднял с земли камень и трансфигурировал его в лист пергамента. Тут же, взмахом палочки, он сотворил ручку и тонкую нить, после чего быстро что-то записал. Закончив, он свернул записку, свистнул и вытянул вперёд левую руку.

На зов откликнулся беркут — большой, чёрный как сажа, он стремительно спикировал с неба и сел Бенджамину на руку. Расправив мощные крылья, птица несколько раз щёлкнула клювом, как бы спрашивая: зачем звал?

— Ты везде берёшь Ромула с собой? — сдвинув брови спросила Софи. — И да. А что происходит?

— Он сам за мной летает, — ответил Бенджамин, не отвлекаясь от того, чтобы аккуратно прикрепить послание к лапе птицы. — А это письмо для Дамблдора. Он должен знать, что Поттер исчез, и что мы к этому не имеем никакого отношения.

Он слегка приподнял руку, давая Ромулу сигнал. Беркут взмахнул крыльями и вскоре скрылся за линией деревьев. Проводя взглядом своего фамильяра Бен произнёс заклинание, которое сшило порванный от острых когтей рукав.

— Разве он не поддерживает нас на суде? С чего бы ему не доверять?

— «Доверяй но проверяй», — процетировал Бенджамин пряча волшебную палочку. — Полагаю ему известно о том, что Поттер должен был остаться у нас на каникулы. Лучше отогнать от себя подозрения. Мы пришли. Его уже не было. Мы без понятия где он, — чётко и строго произнёс Бен.

— Я думаю Гарри не говорил об этом директору. Он же изначально должен был ехать как обычно к родственникам.

Уловив тяжёлый взгляд дяди, Софи вскинула руки в примирительном жесте:

— Ладно ладно… доверяй но проверяй.

Бенджамин сузил глаза и скептически посмотрел на неё, будто говоря этим: Я чёрт возьми не шучу и тебе не советую.

Не сказав больше ни слова, они направились обратно к машине.

В Лондоне Бенджамин спрятал её там, где забрал сегодня утром.

Таких точек с машинами, у него было более десятка в разных странах. Таким образом, Бенжамин мог спокойной путешествовать по териториям, не прибегая к использованию общественного транспорта.

Выйдя из машины вместе с Софи Бенджамин, достал камеру и отойдя на приличное расстояние, чтобы был виден задний фон, сфотографировал машину.

Софи зная о том, зачем дядя это делает, не удержалась от интересующего её вопроса.

— А если на этом месте что-то построят? Или, скажем, дерево упадёт. Как ты тогда сюда перенесёшься?

Бенджамин сделал ещё пару снимков и, спрятав фотоаппарат, вернулся к машине, чтобы накинуть на неё защитный чехол.

— Два года назад у меня уже возникла такая проблема, — начал он, закрепляя одну из лямок. — Помнишь ураган Эндрю? ⁽¹⁾

— Конечно, — ответила она подходя к машине и помогая дяде закрепить чехол с другой стороны. — Папа тогда потерял друга, который жил во Флориде.

— Саймон. Хороший был парень, хоть и несчастливый, — вздохнул Бенджамин, вспоминая старые времена. — Так вот. Спустя год после урагана мне нужно было попасть во Флориду, чтобы подписать бумаги о продаже карьера твоего дедушки. Отец всю жизнь добывал фосфаты, пока его не убили. После его смерти всё перешло ко мне. Твоя мама отказалась от своей доли; она ни за что не согласилась бы заниматься горным делом. Я тогда решил, что вместо того чтобы реставрировать карьер, лучше купить ещё одну шахту в Аппалачах, в Восточном Кентукки, для добычи угля.

Он пристегнул последнюю пряжку и, усмехнувшись, продолжил:

— Я забыл об урагане и, когда трансгрессировал к машине то попал, на чьей-то ранчо. Прямо в открытый загон для скота, — он скривился вспоминая это. — Навоз тогда, перепачкал мне любимую мантию и палочку, а бык стоящий там, ощутил моё присутствие даже несмотря на то, что я был под чарами невидимости. Я так быстро, не бегал даже от Кровавого Барона по Хогвартсу.

Софи не смогла сдержать смех, представив, как дядя мчится через загон, спасаясь от разъярённого быка.

Бенджамин тоже усмехнулся, заметив её реакцию,.

— После этого случая, я стал осторожнее. Теперь перед трансгрессией всегда отправляю одного из рабочих проверить место. Мир — не застывшая декорация, Софи. Он дышит, меняется, рушится и строится заново, и если ты этого не учитываешь — однажды окажешься в скотном дворе… или в чём похуже, — он грустно улыбнулся. — Мне тогда по-настоящему повезло, — продолжил он, уже без тени усмешки. — Представь: если бы участок не расчистили, если бы всё осталось так, как было после урагана — груды битого дерева, обломки стен, перекрученная арматура, — я мог бы трансгрессировать прямиком в металлический штырь или рухнувший балкон. В лучшем случае я бы сломал кости. В худшем — никогда бы больше не встал. Или вообще не выжил.

Увидев, как лицо Софи резко потускнело, будто она действительно представила себе дядю, погибающего в той груде завалов, Бенджамин подошёл ближе. Он мягко похлопал её по плечу, возвращая из потока мрачных мыслей обратно в реальность.

— Именно поэтому, — заговорил он спокойно, — большинство волшебников предпочитает старые добрые магловские способы передвижения. Автомобили, поезда, самолёты — всё это может показаться примитивным, но зато гораздо безопаснее, чем трансгрессия в неизвестность. Другой вариант — мётлы, но это подходит не всем. Долго летать тяжело, особенно при скверной погоде. Снег за шиворотом — сомнительное удовольствие.

Он весело хмыкнул, вновь вспоминая что-то из своей юности.

— Ещё есть Летучий порох. Но для этого нужен камин, связанный с сетью и помещение. Некоторые волшебники даже летать умеют, — продолжил Бенджамин, подчеркивая, насколько это редкое и удивительное умение. — Но таких единицы. Это требует невероятных усилий и долгих тренировок, прежде чем ты сможешь хотя бы от земли оторваться.

— Если маги так уважительно относятся к маглам и пользуются их изобретениями, почему же к ним относятся с таким пренебрежением? — спросила Софи серьёзным тоном, не скрывая недовольство по поводу такого отношения к маглам.

Её недовольство зародилось ещё несколько лет назад, во время семейного ужина у родственников по материнской линии. Софи была тогда маленькой и не могла понять, почему некоторые из них принципиально избегали даже взгляда на её отца, не говоря уже о разговоре. Она не воспринимала происходящее всерьёз, считая, что взрослые часто ведут себя странно, и у каждого из них свои причуды. Она помнила, как некоторые родственники, увидев отца, мгновенно меняли траекторию, лишь бы не столкнуться с ним. Аскольд в такие моменты едва сдерживал смех, наслаждаясь абсурдностью ситуации, но всё менялось, когда мама, увидев его выражение лица, подталкивала его локтём в бок, мягко призывая к спокойствию, напоминая, что сейчас не время для дурачества.

Повзрослев, Софи начала осознавать, что маглы и волшебники не особенно ладят друг с другом, и что проблема гораздо глубже и опаснее, чем ей казалось в детстве. Не все были такими, как её родители, которые полюбили друг друга и создали семью, несмотря на протесты родственников с обеих сторон.

После того как Малфой обозвал Гермиону грязнокровкой, Софи не смогла сдержать любопытства и решила узнать у самой Гермионы, что это белобрысое бестие имело в виду. Так Софи и узнала, кто такие маглорождённые, за что их презирают и что она наполовину тоже была таковой. На удивление, никто в Хогвартсе не знал об её происхождении, или, возможно, знали, но не позволяли себе делать хамские высказывания. Только Малфой оказался близким к истине, но был не уверен в этом. Однако это было лишь вопросом времени. Этот мерзавец рано или поздно узнает правду, и под удар попадёт не только Гермиона, но и она сама.

К такому отношению следовало бы подготовиться. В Хогвартсе за учениками следят преподаватели, и откровенная дискриминация здесь недопустима, но за пределами школы никто не может гарантировать, как отнесутся к полукровке — и какими могут быть последствия.

— Ну-у-у… — протянул Бенджамин, задумчиво почесав бороду, пытаясь найти ответ на вопрос, который волновал человечество не одно столетие. — Это сложно объяснить. У каждого свои претензии — и на бытовом, и на политическом уровне. Несмотря на действующий Международный Статут о Секретности, немало маглов всё же знают о нашем существовании. Впрочем, это вынужденная мера.

Он сделал паузу, формулируя мысль.

— В идеале наши предки стремились к полной изоляции от мира маглов, ведь в те времена волшебников преследовали, подвергали насилию и даже казнили. Особенно в мрачную эпоху Святой Инквизиции. Тогда это было вопросом выживания. Сейчас времена изменились. Общество стало, скажем так… чуть более терпимым, а численность волшебников неуклонно стало расти. В какой-то момент Министерство магии просто не могло больше игнорировать магловский мир — слишком тесно мы начали соприкасаться. Пришлось наладить контакт с правительством Британии, и с тех пор наши ведомства действуют в связке, согласовывая ключевые решения и оберегая интересы обеих сторон.

Он немного помолчал, давая Софи время осмыслить сказанное, затем продолжил, рассудительным тоном:

— В ином случае, маглы и волшебники перемешались в одну кашу и подполье в которые мы ушли в конце семнадцотого века не имело бы никакого смысла. Сейчас же, благодаря этим договорённостям, Британия фактически разделена на невидимые зоны: маглы не застраивают земли, где живут волшебники, а в ответ мы не вмешиваемся в их дела.

Он чуть улыбнулся увидев как Софи сдвинула брови и пояснил:

— Для обычного магла, Хогвартс — всего лишь старый, заросший холм с руинами замка и табличкой "опасно". Они обходят его стороной, считают непригодным для строительства и даже не задумываются, почему место так упорно остаётся пустующим. Всё благодаря маглоотталкивающим чарам — мощным, древним и проверенным временем. Но кто знает, сколько это ещё продлится? Население растёт, земли становится всё меньше, и однажды кто-нибудь обязательно задаст слишком много неудобных вопросов. И тогда...

Он не договорил, но и без этого было понятно.

— Хаос, — твёрдо закончила за него Софи.

— Будем надеяться что нет, — вздохнул Бенджамин.

Он вытащил из кармана серебряные часы, взглянул на циферблат — и нахмурился:

— До закрытия Гринготса осталось всего сорок минут. Пошли быстрее.

Они аппарировали в Косой переулок и, почти не говоря ни слова, попешили по вымощенной камнем улице в сторону величественного мраморного здания банка.

Бенджамин шёл немного впереди, но краем глаза следил за Софи. Его не отпускало чувство тревоги. Откуда вдруг у племянницы такой интерес к отношениям между магами и маглами? Раньше она никогда не проявляла к этим темам особого внимания. Что-то изменилось. Он чувствовал. Но что? Почему она молчит? Софи всегда делилась с ним всем, как и с отцом. А теперь — тишина. Громкая и тревожная тишина.

Софи же, шла чуть позади, утопая в собственных мыслях. Слова дяди раскрутили в её голове спираль, от которой стало не по себе. Если подумать, то она, как и другие полукровки, оказалась между двух огней: недоволшебники для одних, но и не маглы для других. Память выдала ей чёткий образ — родительский ужин, чопорные взгляды, сухие улыбки, намеренное игнорирование отца. Теперь всё стало на свои места. Он был маглом, обычным человеком без магии. А значит — ошибкой для династии. А значит и она тоже ошибка...

Софи почувствовала, как в груди зарождается неуверенность, гулкое напряжение, граничащее со страхом. Где её место? На какой стороне?

Когда это ощущение стало невыносимым, она вдруг остановилась посреди улицы, вызывая раздражения у прохожих, которым пришлось маневрировать да бы избежать столкновения.

Бенджамин, почувствовав, что она больше не идёт рядом, обернулся. Он не задал ни одного вопроса. Просто стоял и смотрел на неё, спокойно, но с внутренней готовностью — выжидая, пока она соберётся с силами и заговорит.

Софи всхлипнула, опустила голову, будто пытаясь спрятаться от мира, но всё же заговорила. Тихо. Едва слышно.

— Вот почему вы с папой всегда так переживали за меня и не хотели отдавать в Хогвартс, — прошептала она, сглатывая ком в горле. — Потому что для нашей семьи отец — это позор, а я для них...грязнокровка.

Слово, едкое как кислота, вспороло воздух между ними.

Бенджамин, почувстовал как у него земля уходит из под ног. Жгучее, как крапива, оно вонзилось в его разум, отравленным кинжалом. Ему хотелось расслышать это, стереть память себе и ей, как будто это была мрачная иллюзия, но это было реальностью.

Он, Сара и Аскольд знали: этот день рано или поздно наступит. Знали, что однажды Софи потребует правды — о том, почему в их семье произошёл раскол, почему за ней следили с такой тревожной настойчивостью. О том, кого и за что преследовали Пожиратели смерти под предводительством Волдеморта во времена последней магической войны.

Но Бенджамин не мог и представить, что всё произойдёт вот так — внезапно, посреди шумной улицы Лондона. В момент, когда он один, когда Сара в шаге от Азкабана, а Аскольд из последних сил пытается найти хоть какую-то зацепку, которая даст ей шанс на амнистию.

Бен вдохнул, коротко и резко, будто погружаясь в холодную воду, и быстро подошёл к Софи. Ни слова. Просто взял её за руку и мягко, но настойчиво повёл в сторону, прочь от посторонних глаз.

Софи не сопротивлялась. Она шла, будто во сне, прикусив губу, сдерживая слёзы.

Зайдя в переулок, Бенджамин обхватил её ладони, крепко сжал и присел на корточки.

— Посмотри на меня, — потребовал он.

Софи подняла на него глаза.

— Никогда больше не произноси это слово, — сказал он жёстко. — И ты не маглорождённая! Ты — полукровка. Для нас это не имеет значения.

— Для тебя и родителей — нет… — шепнула Софи, вытирая слёзы рукавом мантии, но не отпуская его руки. — А для всех остальных?

— Плевать, что думают остальные, — отрезал Бенджамин. — Это был выбор твоих родителей. Никто не вправе судить их за любовь. Ты в безопасности. Полукровки — это не маглорождённые. Да, часть нашей семьи была в ярости, когда Сара связала свою жизнь с маглом. Никто не ожидал этого. Но, — он крепче сжал её ладони, — никто из них никогда не позволит тебе пострадать. Они будут ворчать, кричать, катить бочку на твоих родителей, но если тебе когда-нибудь будет угрожать опасность, они встанут за тебя горой.

Софи всхлипнула, но на душе стало легче. Боль от прошлых подозрений постепенно отступала. Она не маглорождённая, и значит, ей не грозит та участь, которой боялась. А отца они в обиду не дадут. Даже если придётся скрывать свою магию. Даже если придётся уехать далеко-далеко. Туда, где нет ни родственников, ни тех, кто убил её бабушку и дедушку.

— Фух, — с облегчением выдохнул Бенджамин, наконец отпуская её руки. — Давай обсудим всё дома. Спокойно, в нормальной обстановке.

Софи сквозь слёзы улыбнулась:

— Тебе надо в банк. Как обычно, обо всём забываешь…

— К чёрту банк, — пробормотал он. — Потом разберусь.

Он прижал её к себе, обнял крепко с теплом, и в следующее мгновение они закружились, исчезая с улицы

* * *

После ухода Дамблдора Северус навёл порядок в гостиной, затем, не теряя времени, взмахом палочки трансфигурировал стоящий у стены стул в изящный стол. Аккуратно левитируя его в кабинет, он вновь вернулся в гостиную и призвал одного из домовых эльфов Хогвартса.

— Профессор Снейп, сэр, чем Гринки может быть полезен? — пискнул эльф с неподдельным воодушевлением, ничуть не страшась грозного декана Слизерина.

— Накрой, пожалуйста, стол на двоих, — мягко велел Северус, устало кивая в сторону кабинета.

В юности он недолюбливал домовых эльфов. Их вечное стремление угодить, извиняться, наказывать себя при малейшей оплошности казалось ему глупым и унизительным. А глупость он не терпел — особенно глупость в добровольной покорности.

Но со временем взгляд изменился. Став деканом, Северус по-настоящему осознал, насколько полезны эти существа. Он не раз задумывался, что если бы когда-нибудь в головы эльфов закралась безумная мысль — восстать, — никто в Хогвартсе не смог бы им противостоять.

Они прекрасно ориентировались в замке, зная все тайные ходы и потайные лазейки, о которых не подозревали даже деканы. Скрытые проходы, забытые коридоры, зачарованные тоннели — всё это было для них обыденной дорогой. Маленькие и проворные, они могли исчезнуть в любом углу, проскользнуть куда угодно, оставаясь незамеченными.

К счастью, эльфы не были склонны к агрессии. Они любили труд, порядок — а, может быть, и людей, по-своему, по-эльфийски. И всё же Северус знал: будь всё иначе, волшебному миру пришлось бы несладко.

— Конечно, профессор Снейп, сэр! Гринки всё сделает! — восторженно заверил эльф, энергично закивав и, хлопнув себя по груди, исчез с тихим хлопком.

Северус поднял взгляд к настенным часам. Поттер проснулся около часа назад, но с тех пор не покидал комнату — даже по естественной нужде.

Если бы не чары слежения, наложенные на мальчишку, он бы уже подумал, что тот сбежал. Но нет — метка уверенно указывала на второй этаж, означая, что Поттер всё ещё в доме и, похоже, не собирается выходить.

Северус несколько раз ловил себя на мысли, что, возможно, стоит заглянуть и проверить, всё ли в порядке. Но каждый раз его останавливало ощущение, что подобная инициатива обернётся ненужным столкновением. А он не был уверен, кто первым потеряет самообладание при разговоре — он сам или Поттер.

Потому он решил оставить всё как есть. По крайней мере — до завтрака.

На уже очищенном столе попрежнему лежала Хедвиг. Сова время от времени вздрагивала здоровым крылом или тихо щебетала что-то на своём. Восстановление шло удивительно быстро, что не могло не радовать. Оставалось только стабилизировать уровень крови с помощью кроветворных зелий и аккуратно перевязать крыло, чтобы она не поранила его, в попытке взлететь.

Услышав доносящийся из кабинета хлопок, Северус встал со стула и направился на второй этаж, намеренно ступая громче обычного — чтобы Поттер не испугался резкого стука в дверь.

Дойдя до нужной комнаты, он несколько раз постучал, ясно давая понять, что ожидает разрешения войти.

Гарри вздрогнул. Он лежал, свернувшись на кровати, будто пытаясь сжаться до размеров незаметной тени.

Что делать? Вскочить, броситься к двери, чтобы Снейп не ждал и не начал стучать громче? Или же оставаться лежать на кровати, в надежде на то что Снейп в скором времени просто уйдёт позабыв о его существовании?

Дурсли никогда не стучались. Они просто врывались — в чулан, а потом и в комнату, которую отдали ему только тогда, когда у Дадли стало слишком много игрушек даже для его старой берлоги. Конечно, не без сцены. Дадли с пеной у рта настаивал, что комната должна остаться за ним — пусть и в качестве склада. В ответ он получил звонкую затрещину от дяди Вернона, и спор был исчерпан.

Поначалу Гарри даже обрадовался — дополнительные квадратные метры казались роскошью после затхлой кладовки под лестницей. Но радость оказалась недолгой. Комната стала новым поводом для издевательств и нападок. Не то чтобы раньше Дадли нуждался в поводах, но теперь у него появилась «законная причина» охотиться за Гарри с б́́́́́́́о́льшим рвением.

Ещё несколько настойчивых стуков заставили Гарри встрепенуться. Он натянул очки, медленно поднялся с кровати и подошёл к двери. Немного поколебавшись, открыл её, оставшись сам за створкой, как за щитом.

Северус, глядя в пустой проём, едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Можно подумать, Поттер находился не в его доме а в Азкабане.

— Поттер, — сухо окликнул он.

— Да, сэр, — отозвался Гарри, даже не подумав показаться.

Снейп глубоко вздохнул, призывая себя к терпению.

— Вы можете собрать остатки уважения и говорить со мной как полагается? Или уже поставили себе цель вывести меня из себя при первой же возможности?

После короткой паузы Гарри всё-таки вышел из-за двери и поднял взгляд на профессора.

Северус едва заметно приподнял бровь, вглядываясь в его облик. Теперь, при свете дня, он по-настоящему увидел, в каком состоянии находится мальчишка: под глазами залегли тёмные круги, очки были разбиты, на щеке красовалась ссадина. Левая штанина — порвана, джинсы — затёрты до безобразия. Поношенная футболка висела на нём, как мешок из-под картошки, скорее подходящий Хагриду, чем подростку. А носки... носки были до сих пор мокрыми от снега и в дырах, будто служили мишенью в магловском тире.

Сказать, что Снейп потерял дар речи — не сказать ничего. Он молча развернулся и стремительно направился в свою комнату, оставив Гарри стоять в растерянности, не понимая, что он сделал не так и заставляя гадать почему профессор так внезапно удалился.

Спустя несколько минут Снейп вернулся, неся аккуратную стопку выглаженной одежды из собственного гардероба, подогнаную под примерный размер мальчишки.

— В ванной вы найдёте всё необходимое для личной гигиены, — сухо сообщил он. — Приведите себя в порядок. Я ожидаю вас внизу.

Достав палочку, он направил её в сторону Гарри. Тот, заметив это движение, тут же отпрянул, прикрываясь дверью, едва не задев Снейпа краем.

Северус шумно выдохнул, сдерживая раздражение, и, подняв руку с палочкой, сжал переносицу, мысленно проклиная себя за то, что не удосужился предупредить Поттера о своих намерениях.

— Мистер Поттер, — произнёс он, опуская руку. — Благодарю за демонстрацию превосходной реакции, но если бы я хотел вам зла, то оставил бы вас на растерзание той чёрной собаке. Перестаньте вести себя, как запуганный домашний эльф, и не тратьте моё время на ваши детские выходки.

Гарри медленно выглянул из-за двери, по-прежнему настороженно. Он зажмурился, как будто ждал удара.

Снейп снова вздохнул, на этот раз уже чуть спокойнее.

— Откройте глаза.

Гарри повиновался. Северус, заметно мягче, чем прежде, направил на него палочку и негромко пробормотал заклинание заживления. Ссадина на щеке исчезла, оставив лишь лёгкое покраснение. Затем последовало короткое: «Репаро» — и очки мальчика вновь стали целыми.

Гарри моргнул, настраивая зрение, и машинально поправил оправу. С самой первой встречи с Гермионой, когда она починила их прямо в поезде с помощью простого, но действенного Репаро, он не раз прибегал к её помощи. Чары, наложенные им самим, держались от силы неделю — две, не больше.

С очками он не спешил расставаться — пусть старые, поцарапанные, они давно стали частью его самого. Деньги на новые у него были, но привычка — вещь упрямая. Да и зачем менять то, что исправно служит?

На одежду тратиться он тоже не видел смысла — разве что ради краткого ощущения обновки. Девять месяцев в году он всё равно носил школьную мантию: прочную, простую и, по меркам волшебного мира, довольно недорогую. Снимать её разрешалось только после занятий, и именно тогда Гарри надевал что-то из того, что у него было в запасе. Как правило, это были подарки от семьи Уизли — тёплые, уютные вещи, которые Молли с любовью вязала к праздникам, вместе с неизменной коробкой сладостей. Учитывая, как она готовила, Гарри был бы готов сдать весь свой гардероб в "обмен на торт", лишь бы попробовать ещё кусочек её медового чуда.

Брать новые вещи домой к Дурслям было вовсе глупо. Один раз он уже ошибся — появился в свитере от миссис Уизли, и пожалел об этом добрый десяток раз. Дадли тут же испачкал его зелёнкой "по приколу", а тётя Петунья устроила сцену, заявив, что Гарри наверняка выпросил подарок, давя на жалость, и что теперь весь волшебный мир думает, будто её семья — нищая и жалкая. Гарри тогда молча сжал зубы и понял: лучше не показывать, что у него может быть что-то своё — или, не дай Мерлин, подаренное с добротой.

Но вот за исцеление ссадины был особенно благодарен: он поцарапал щёку об один из ржавых гвоздей, торчащих в оконной раме заброшенного дома, и теперь, по крайней мере, можно было не бояться занести инфекцию или, чего доброго, подхватить столбняк.

— Спасибо.

В ответ Снейп лишь протянул ему вещи, после чего поспешил удалится.

Гарри остался на месте, глядя на аккуратную стопку вещей в руках с чувством, которое трудно было назвать одним словом. Благодарность смешалась с настороженностью, а где-то глубоко, почти на уровне инстинкта, вспыхнула тревога. В первые секунды ему даже захотелось отнести одежду обратно — туда, откуда Снейп её принёс. Он не хотел ни жалости, ни снисхождения, ни тем более добрых жестов, за которыми, как он привык думать, всегда скрывается цена.

Эта мысль укоренилась в нём с раннего детства и лишь крепла с каждым годом: никто не делает для него ничего просто так. Исключением были лишь Гермиона и семья Рона. Все остальные — особенно взрослые — требовали расплаты. За доброту, за еду, за любую мелочь. Даже если не сразу — позже.

И сейчас — чистая, мягкая, приятно пахнущая одежда, роскошная по его меркам. Что за неё потребует Снейп? Вымыть дюжину котлов? Сварить «Напиток живой смерти»? Препарировать каждого кузнечика на участке?

Гарри был уверен — профессор не из тех, кто делает, что-то просто из великодушия.

«Может, ему просто стало меня жалко?» — эта мысль вызвала такой резкий отклик, что Гарри скривился, едва не вздрогнул.

Не давая мыслям отвлекать его он направился в коридор и открыл дверь в ванную.

Комната оказалась просторной, светлой, и почти стерильно пустой. Вдоль стены — высокий шкаф с прозрачной витриной, где в идеальном порядке стояли свернутые полотенца, баночки с разными мазями, запасные дозаторы мыла и... пятновыводитель. Отметка опытного зельевара, знающего, что пятна — зло.

Над раковиной висело простое зеркало без излишеств. На керамике стоял дозатор мыла, полный до краёв, рядом — стакан с зубной щёткой и тюбиком зубной пасты без названия, без маркировки, без знакомой упаковки. Ни одной зацепки. Только нейтральная серая трубка. Гарри нахмурился: паста явно была собственного изготовления.

Вторую щётку — запечатанную — он обнаружил у самого края раковины. Без сомнений: для него.

Почистив зубы и быстро приняв душ, Гарри вытерся, натянул чёрные брюки, белые носки и бежевую футболку. Сначала одежда показалась немного великоватой, но, стоило ему застегнуть молнию, как чары тут же подогнали ткань по его телу. Всё село идеально — нигде не висело, не топорщилось, не тянуло.

И это было прекрасно. Как же приятно носить удобную, не рассыпающуюся на глазах одежду.

Осторожно пригладив мокрые волосы руками — расчёски в ванной он не нашёл — Гарри бросил последний взгляд на своё отражение и направился вниз.

Шаг за шагом он спускался по лестнице, стараясь не шуметь.

Северус же всё это время оставался в кабинете, глубоко обдумывая увиденное.

Где тот Поттер, которого он знал последние годы? Где раздражающий его мальчишка? Где дерзкий, самоуверенный, вечно сующий нос куда не просят гриффиндорец?

Его не было...

Перед ним стоял ребёнок — худой, измождённый, пугливый. Одетый в лохмотья, которые и одеждой-то назвать было сложно. Даже тряпка для мытья полов в ванной выглядела куда презентабельнее. Даже вещи, в которых сам Северус когда-то ходил в безрадостном детстве, казались чище и целее.

Он закрыл глаза, на мгновение позволяя себе слабость — вспышку гнева, которую не на кого было направить, и которая от этого только крепче жгла изнутри. Неужели никто не видел? Неужели никого не волновало, в каких условиях жил Гарри Поттер?!

«Он не вернётся к ним. Никогда. Клянусь тебе, Лили…» — мысленно произнёс Северус.

Вскочив с кресла, он стремительно схватил чернильницу и чистый лист пергамента. Перо заскользило по поверхности, оставляя резкие, нервные строчки. Закончив, он подул на чернила, сложил записку и прикрепил её к лапке одной из школьных сов, обитавших на територии его дома.

— Срочно. К Дамблдору, — коротко приказал он.

Сова тихо ухнула, взмахнула крыльями и, не теряя ни секунды, вылетела в залитый солнцем полдень.

Услышав топот ног, доносящийся со ступенек, Северус коротко помотал головой, стряхивая с себя остатки гнева, возвращая лицу привычную маску. Мысли продолжали метаться, как растревоженные осиные гнёзда, но он заставил их замолкнуть, собираясь встретить Поттера в том самом облике, к которому тот привык — сдержанном, резком, равнодушном.

Он вышел из кабинета встречая Поттера, как раз когда тот ступил на последнюю ступеньку лестницы.

Осмотрев обновлённый вид мальчишки, Северус одобрительно кивнул и лёгким движением указал ему пройти в кабинет.

Гарри уже было шагнул вперёд, как вдруг его взгляд зацепился за белоснежную фигуру, покоящуюся на столе. Глаза защипало предательскими слезами, а события минувшей ночи кольями вонзились в сознание.

Он перевёл взгляд с Хедвиг на Снейпа, невербально прося разрешения подойди к ней.

— Она в порядке, мистер Поттер, — коротко ответил Северус. — Сейчас ей нужен покой. А вам — пища.

Гарри молча кивнул и, бросив напоследок печальный взгляд на Хедвиг, последовал за профессором.

Кабинет Снейпа разительно отличался от остальной части дома. Там, где в комнатах ощущалась лёгкая запущенность, кабинет будто жил отдельной, ухоженной жизнью. Всё здесь дышало порядком и вниманием к деталям.

Массивный дубовый стол, уставленный свитками пергамента и аккуратно разложенными перьями, занимал центральное место. Пара глубоких кресел выглядела столь уютно, что хотелось сразу же в них опуститься. В углу негромко потрескивал камин, заливая комнату мягким янтарным светом, придавая домашний уют.

Пол устилал богатый ковёр с изумрудной вышивкой — гербом факультета Слизерин. Гарри ожидал от этого символа инстинктивного отторжения, но, к своему удивлению, ощутил, насколько ковёр был тёплым и мягким под ногами.

Стены от пола до потолка занимали высокие книжные шкафы из того же тёмного дуба. Книги, фолианты, гремуары и свитки теснились друг к другу, создавая ощущение, что это был не кабинет, а богатая древними знаниями библиотека.

Северус молча взмахнул палочкой: одно кресло подплыло к нему, второе на против стола. Устроившись в своём, он принялся накладывать себе еду.

Гарри замер, не зная, как поступить. За многие годы, проведённые у Дурслей, он не привык садиться за стол вместе с другими — за исключением тех случаев, когда его использовали в качестве официанта. Особенно по праздникам, или когда в дом наведывалась тётушка Мардж — с её мерзким храпом, собаками и бесконечным потоком брани в адрес его родителей.

Одна только мысль о ней вызвала у Гарри неприятный спазм в горле. Он скривился, сглотнув внезапно подступивший ком.

Этот жест не укрылся от Снейпа.

— Если вы рассчитывали на детское меню или десерт с сюрпризом, придётся вас разочаровать, — с сарказмом протянул Снейп, продолжая наполнять свою тарелку. — Это не кафе Флориана Фортескью, мистер Поттер.

— Я не... — начал было Гарри оправдываться, но запнулся на полуслове, мгновенно осознав тщетность попытки.

— Вы не что, Поттер? Договаривайте, — провоцировал его Снейп.

Гарри сжал губы в тонкую линию, упрямо выдерживая взгляд. Он не был готов ввязываться в очередной словесный поединок — не сейчас, когда его внутренний мир был слишком расшатан, чтобы выдержать ещё один удар, пусть и словесный.

Снейп тем временем неспешно наполнял свою тарелку: яичница с беконом, тушёные овощи, ломтик подрумяненного хлеба. Завершив, он отложил приборы, сцепил пальцы под подбородком и уставился на Гарри со странным, выжидающим выражением.

— Вы предпочитаете есть в одиночестве? — холодно осведомился он.

Да

— Нет, — выдавил Гарри, солгав почти автоматически

Он боялся, что если скажет правду, Снейп расценит это как оскорбление. А Гарри не хотел провоцировать его — ни словами, ни молчанием.

— В таком случае, может, вы соизволите присесть и начать есть, вместо того чтобы притворяться корабельной мачтой, — сказал Северус, приподняв бровь.

Гарри опустил взгляд и медленно подошёл к столу.

Сев в кресло, он нерешительно подтянул к себе тарелку, но так и не дотронулся до столовых приборов. Его рука застыла в воздухе, словно сам факт того, что он может взять еду, был слишком непривычным, почти нереальным.

Снейп некоторое время молча наблюдал, не вмешиваясь, позволяя мальчишке свыкнуться с ситуацией. Но, убедившись, что перемен не предвидится, он взял тарелку Гарри и начал накладывать еду сам. То же, что и себе — яичницу, бекон, тост. Лишь овощи остались в стороне: он не знал, что из этого Поттер станет есть, а что — сдвинет в край тарелки, как делают многие подростки.

Он молча вернул тарелку на стол перед Гарри, сопровождая жест лишь коротким кивком, мол, теперь можно.

Изобилие еды, аккуратно выложенной на тарелке, внезапно вызвало у Гарри не чувство благодарности, а глухое, почти паническое ощущение долга. Всё внутри сжалось — ему до боли захотелось спросить: А что я должен сделать взамен?

Жизнь с Дурслями прочно вбила в сознание: еда — не право, не забота, а награда. За услужливость, молчание, послушание. Еда — это плата за услугу. Не работаешь — не ешь. Не угоден — тоже не ешь.

И речь шла не только о работе по дому.

Дерзишь — не ешь. Случайный магический выброс — не ешь. Хедвиг прилетела ночью — не ешь. Проснулся с криком от кошмара — значит, сам виноват. И ты точно не ешь.

Он смотрел на тарелку, полную горячей еды, и ощущал себя так, будто это не завтрак, а ловушка. Как будто он дотронется до тоста — и за его спиной раздастся голос: «А ты думал, тебе просто так дадут?»

Северус продолжал выжидающе смотреть и только через несколько минут, до него кажется дошла, причина по которой мальчишка, отказывался есть.

Протянув вилку к тарелке Гарри он отрезал кусочек яичницы с беконом и оторвал кусочек хлеба, после чего спокойно съел чательно переживывая. Подождав ещё с полминуты он признёс:

— Как видите, я жив. Никаких симптомов. Ни пены изо рта, ни судорог. А с вашей стороны, думать что я собрался вас отравить, это вверх бестакности и идиотизма.

Он раздражённо откинулся на спинку кресла и продолжил:

— Если вы решили таким образом выразить недовольство и поднять бунт — ваше право. Мне плевать, хотите вы есть или нет. Но пока вы находитесь в моём доме, вы будете уважать мои правила — добровольно или вынужденно. И первое из них: трёхразовый приём пищи, вне зависимости от ваших желаний.

Он выдержал паузу, позволяя словам осесть.

— Хотелки кончились мистер Поттер. У вас был шанс обратиться к директору, сказать, что больше не можете жить с вашими отвратительными опекунами. Но вы предпочли молчать. А потом сбежать. И теперь директор вынужден будет контролировать каждый ваш шаг. Потому что вы, Поттер, снова доказали, что не способны попросить о помощи, даже когда это становится жизненно важным.

С этими словами он взял фарфоровый чайник, плеснул себе в чашку чая с бергамотом, бросил туда кубик сахара и вернулся к трапезе не дожидаясь ответа мальчишки.

Гарри, продолжал сидеть неподвижно — но на этот раз не от страха. Скорее от того, что внутренне переваривал не еду, а каждое из только что произнесённых слов.

Решив не провоцировать, он принялся поглощать предложенную ему пищу, на что Снейп самодовольно хмыкнул.

Насытившись, Северус отставил тарелку в сторону, призвал свежий выпуск «Ежедневного Пророка» и начал читать, украдкой кидая взгляд на Поттера.

Гарри доел всё, что было на его тарелке, отложил приборы, вытер лицо салфеткой и, собираясь встать и вымыть посуду, вдруг услышал слабый хлопок рядом.

— Профессор Снейп, сэр, не желаете отведать десерт или... — Увидев Гарри, Гринки резко замолчал, а его зрачки расширились но то от страха не то от шока.

Северус, отодвинув газету, бросил на эльфа убийственный взгляд.

Гринки, заметив реакцию Снейпа тут же схватил лежавший рядом том по зельеварению и начал с яростью бить себя им по голове, с каждым ударом жалобно повторяя:

— Плохой... Гринки... Плохой... Эльф... Простите, профессор Снейп... Простите... Мистер Поттер...

— Прекрати. — злобно произнёс Снейп. Но эльф, напротив, продолжал изо всех сил избивать себя книгой.

— Хватит! — с трудом выдохнул Снейп, выхватив книгу из рук домашнего эльфа.

Гринки, лишённый орудия для самоистязания, схватил стоявший рядом подсвечник и приготовился продолжить своё наказание. Однако Снейп перехватил его руку, удержав предмет, а другой рукой схватил эльфа за порванное и старое одеяние.

— Я приказываю тебе прекратить, — произнёс он, глядя прямо в глаза испуганного эльфа.

Гринки, весь в слезах, снова попытался оправдаться, с трудом хватая воздух:

— Но профессор Снейп, сэр, Гринки безмозглый эльф... Гринки заслужил наказание. Гринки не должен был...

— Я приказываю тебе никогда больше не наказывать себя, — перебил его Снейп, холодным тоном добавив: — Забудь всё, что ты видел, и принеси десерт.

Эльф замер. Его худенькое тело дрожало, но, несмотря на страх, он понимал, что получил прямой приказ. Когда Северус наконец отпустил его, Гринки сделал шаг назад, опасаясь даже поднять голову.

— Конечно, профессор Снейп, сэр... Гринки всё сделает для мастера Снейпа... — жалобно пролепетал он и, торопливо прибрав со стола, исчез с негромким хлопком.

Северус вернулся к чтению Ежедневного пророка, хотя на самом деле едва ли мог сосредоточиться на строчках. Газета служила скорее прикрытием — удобной ширмой, за которой можно было спрятаться от обсуждения только что произошедшего. А судя по лицу Поттера, вопросов у него накопилось вагон.

Гарри, всё это время не сводивший глаз с происходящего, теперь с удивлением — если не сказать изумлением — переводил взгляд с того места где секунду назад стоял Гринки на Снейпа. Он и представить себе не мог, что станет свидетелем подобной сцены. Ученики Слизерина, как он знал, обычно относились к домашним эльфам с пренебрежением, считая их не более чем живыми инструментами. Рабами. И уж точно Гарри не ожидал, что именно декан Слизерина вмешается в самоистязание эльфа не с равнодушием, не с раздражением — а с твёрдой, властной заботой.

В который раз Гарри поймал себя на мысли, насколько мало знает об этом человеке. Снейп по-прежнему оставался язвительным, колким, цепким, будто ядовитый плющ, что цепляется за всё, что осмеливается подойти ближе. Но в то же время Гарри начал замечать в нём нечто иное: строгую, суровую человечность. Снисходительность без мягкости. Заботу, которая не утешает, но поддерживает. Заботу человека, чья доброта никогда не бывает нежной, но всегда — неотвратимо значимой.

Острая волна стыда накрыла Гарри с головой. Профессор спас Хедвиг, дал им убежище, заботился, кормил, терпел… а он? Он даже не поблагодарил.

Он поднял взгляд на Снейпа, набрав в лёгкие воздуха:

— Профессор...

Тот медленно опустил газету и посмотрел на мальчишку — настороженно, с тем самым привычным ожиданием очередной глупости.

— Спасибо... — выдохнул Гарри.

Снейп лишь сузил глаза, собираясь вернуться к мнимому чтению, но замер, услышав продолжение:

— Спасибо, что спасли Хедвиг. И за то, что... что забрали нас. И... простите, — он потупился, слова комом застревали в горле. — Простите, что тогда накричал. Что ослушался. Что... — Гарри замолчал, перебирая в голове всё, за что ему было стыдно. — В общем... простите за всё.

Северус отбросил газету на стол, а затем наклонился вперёд.

— Ваши извинения ничего не стоят, — сурово начал он. — От вас ожидают понимания и разумных поступков. Ваши слова пустой звук, если за ними не стоят действия. Что ещё должно случиться, чтобы вы начали думать, прежде чем действовать? Кто ещё должен пострадать из-за вашей глупой упрямости и желания выделиться?

— Я пытался! — восклинул Гарри чувствую, как эмоции были напределе, а слёзы так и прожигали глаза.

— Пытались что? Угробить себя и всех, кто вам дорог? — Снейп не отрывался от него, его голос становился жестче.

— Я пытался просить помощи! — почти кричал Гарри, уже теряя остатки самоконтроля. — Я просил помощи у профессора Макгонагалл на первом курсе!

— А как насчёт похода в Тайную комнату? — повышая голос спросил Снейп продолжая перечислять. — Побег из дома? Нарушение секретного статута в день когда вы, решили попасть в школу с помощью магловского автомобиля? Тогда вы тоже просили помощи?

— В Тайной комнате с нами был профессор Локхарт, — начал оправдаться Гарри. — А машину нам пришлось использовать, потому что Добби заблокировал проход через стену на платформе.

— Вы себя слышите? — скривился Снейп. — Вы вините всех, кроме себя самого. Вы обратились за помощью к самому бесполезному человеку после Лонгботтома и нарушили сразу несколько запретов, пролетая по небу на летающем транспорте. Если бы вы объяснили ситуацию своему декану или директору, проблему можно было бы решить, не нарушая правил. Но идти по правилам — это не ваше, так ведь, мистер Поттер? Лучше привлечь лишнее внимание и обвинить всех остальных в своей безответственности.

— Это не так, — выдавил Гарри, стиснув зубы. — Я... я не знал, как правильно. Я никогда не оказывался в таких ситуациях. Я действовал инстинктивно, как умел. Я понимаю, что поступал глупо, но… я не знаю, как надо.

— Браво, мистер Поттер — медленно, издевательски захлопал в ладони Снейп. — Поразительное признание. Пожалуй, это уже прогресс. Чтобы избежать хотя бы части катастроф, которые вы сами на себя навлекаете, достаточно одного — попросить совета.

— У КОГО?! — голос Гарри сорвался на крик. — Моим родственникам всё равно, жив ли я вообще! Мне не к кому обратиться! Не у всех есть... кто-то. — последние слова прозвучали шёпотом, надломленным, полным тоски тоном.

Сидя в гостиной Гриффиндора, однокурсники часто подшучивали над Снейпом — пародировали его манеру речи, насмехались, называли как угодно… но никто и никогда не считал его глупым. Сейчас же Гарри впервые поймал себя на мысли, что подобное оскорбление может быть вполне уместным.

Снейп уже понял, с кем он проводит каждое лето. Знал, как невыносима его жизнь за пределами Хогвартса, и даже — впервые — встал на его сторону, пообещав, что всё изменится. Что он больше не вернётся туда.

А теперь? Словно всего этого разговора и не было. Будто Снейп вычеркнул его из памяти — как нелепую, ненужную иллюзию, к которой не стоит относиться серьёзно.

Гарри бы отдал всё, чтобы профессор действительно забыл последние два месяца. Чтобы их шаткое, едва наметившееся перемирие так и не состоялось. Потому что теперь, зная правду, Снейп по-прежнему вёл себя, как мандрагора на этапе подросткового бунта — несноный, раздражающий и не поддающийся логике. До этого он, возможно, просто не догадывался о том, через что проходит Гарри. Теперь же — знал. И всё равно не останавливался. Его упрёки, язвительные замечания, бесконечные провокации — всё это только усилилось. Последние остатки надежды на понимание таяли, как снег в ладонях. Желание достучаться исчезало, уступая место глухой, обречённой капитуляции. Гарри неосознанно начинал строить внутри себя крепость — высокую, хрупкую, но неприступную. И такие, как Снейп, с их циничным равнодушием и острыми словами, не должны были больше никогда переступать её порог.

Повисла тишина. Давящая. Острая.

Северус не ответил сразу.

И только спустя несколько мгновений, когда в комнате по-прежнему царила глухая тишина, на его лице едва заметно дрогнула маска безразличия. Один единственный миг — и Гарри мог бы даже заметить это. Он не знал, что каждое такое признание, каждая фраза, сказанная вскользь, отзывалась в Снейпе эхом собственного детства. Того самого, которое тот хоронил за бесконечными слоями цинизма, контроля и отчуждённости.

Глухие стены. Пустые глаза. Страх, который живёт внутри и становится единственным собеседником.

Поттер всё чаще вызывал в нём эти воспоминания, и как бы он ни пытался сопротивляться, всё выходило из рук вон плохо. Он не хотел видеть в мальчике себя. Не хотел чувствовать, что понимает его. Потому что это значило — открыть дверь. А двери, однажды распахнутые, уже не закрываются так плотно, как раньше.

Хуже всего было то, что это нельзя было исправить. Нельзя было вернуть всё в чёрно-белое состояние безразличия. Разве что — бежать. Сказать Дамблдору: пусть сам разбирается. Пусть избавит его от этой невыносимой привилегии — быть опорой.

Но Северус не был из тех, кто отступает. Его можно было упрекать, презирать, ненавидеть за многое — и немало в этом было справедливости, — но чувство ответственности, несмотря на все уродливые корни его детства, проросло в нём ещё в юности, и с годами лишь крепчало.

Если и было хоть что-то, чему отец его научил — так это тому, каким не следует быть. Не таким, как он. Не таким, как тот, кто тебя предал ещё до рождения.

Северус собирался возразить — сухо, резко, привычным тоном, — но внезапный хлопок рядом заставил его замолчать и обернуться на звук, инстинктивно напрягшись.

Гринки появился из ниоткуда, держа в руках поднос со сладостями. С опущенной головой, не поднимая взгляда от стыда за прошлую неосмотрительность, он молча и аккуратно расставил на столе кусочки медового торта, зефир, шоколадное печенье и несколько запечатанных шоколадных лягушек.

Уже повернувшись, чтобы исчезнуть, он замер, услышав сдержанный голос:

— Гринки. Спасибо, — произнёс Снейп.

Уши Гринки тут же взметнулись вверх, глаза наполнились благодарными слезами, а лицо озарила сияющая улыбка.

— Конечно, великодушный профессор Снейп, сэр! — воскликнул он, и тут же исчез с тихим хлопком.

Северус едва сдержал гримасу отвращения при звуке нового прозвища, будучи уверенным: оно ещё не раз прозвучит в стенах Хогвартса, когда Гринки непременно растрезвонит о проявленном к нему снисхождении всем своим сородичам.

Ссориться с Поттером так же не входило в его планы. Хотя раньше Северус никогда не упускал возможности вступить в словесную перепалку с мальчишкой или другими гриффиндорцами. Сейчас в нём не осталось ни злости, ни даже привычного раздражения — только усталость. Ни сил, ни терпения. Да и цели у него теперь были иные: в данный момент ему нужно было убедить Поттера довериться — ему и Дамблдору. Судя потому-что Снейп наблюдал за последние несколько недель, дальнейшая жизни с неадекватной сестрой Лили сломает Поттера, так что не один врач из Святого Мунго уже не соберёт его обратно.

К десертам так никто и не притронулся. Снейп, впрочем, и не собирался — он никогда не питал особой слабости к подобному количеству сахара. Сладости предназначались в первую очередь для Поттера. Но тот даже не удостоил их взглядом. Он сидел, уставившись на книжные полки, будто действительно был поглощён их содержимым.

Северус не обманывался. Настоящая причина была слишком знакома — буря в Поттере начала утихать, но оставляла после себя плотную, едкую сажу, что липла к сердцу. Он прятался за книгами так же, как сам Снейп не так давно прятался за газетой. Ещё одна общая черта, о которой ни один из них не стал бы говорить вслух — склонность прятать напряжение за внешними декорациями спокойствия.

Поттер — за книжными полками. Он сам — за страницами Ежедневного пророка. Обоим хотелось тишины. Или, может быть, просто спрятаться.

Не дожидаясь возвращения Гринки, Северус взмахнул палочкой — посуда исчезла беззвучно, оставив стол чистым. Затем он обратился к Гарри.

— Я буду в лаборатории, — процедил Северус вставая и кивнув в сторону двери, ведущей в смежное помещение. — Книги в вашем распоряжении, если, конечно, вы в состоянии читать без подсказок мисс Грейнджер. Те, что заперты, — не трогать. Ни под каким предлогом. Ни из любопытства, ни от скуки, ни в порыве внезапной несвойственной вам гениальности.

Он задержал на Гарри тяжёлый, оценивающий взгляд.

— Воздержитесь от типичного гриффиндорского буйства: не бегать, не кричать, не устраивать разрушений и не поджигать ничего — в том числе себя. Дом покидать строго запрещено. Нарушите хоть одно из этих правил — будете коротать время в закрытой комнате без права на амнистию. Предполагаю, вы достаточно умны, чтобы запомнить с первого раза… хотя бы частично.

Схватив настрадавшийся том по зельеварению — тот самый, которым Гринки самозабвенно колотил себя по голове, — Снейп бесшумно удалился в лабораторию, чтобы заняться варкой недостающих зелий для больничного крыла.

Оставшись один, Гарри наконец-то позволил себе расслабиться и глубоко вздохнуть. Пребывание в одном помещении с Снейпом всегда требовало быть на чеку, сохранять внутреннюю боевую готовность, и после столь долгого времени это напряжение не утихало ни на миг.

Мысли о побеге начали закрадываться в его голову ещё ночью, но, к собственному удивлению, он сумел от них отказаться, даже мысленно похвалив себя за здравый расчёт. Хедвиг ранена, взять её с собой некуда, да и заботиться о ней на бегу он попросту не сможет. К тому же Снейп сумел найти его в Литтл Уингинге, значит отыскать в знакомом городе, где живёт сам профессор, будет ещё легче.

И уж лучше пережить ежедневную дозу сарказма, чем нарваться на последствия побега — с лекцией, полными ядом замечаниями и гневом, которым Снейп швыряется, словно дикобраз иглами, особенно если этот дикобраз — больной бешенством.

Подойдя к полке с книгами, Гарри медленно пробежался взглядом по названиям: Магические отвары и зелья, Алхимия — древнее искусство, Антология заклинаний XVIII века, Тёмные эликсиры и яды... И ещё множество названий, которые он едва мог прочесть — слишком длинные или написанные на латыни.

Осмотрев несколько соседних полок, Гарри наткнулся на магловскую книгу по биологии. Его удивило не то, что Снейп интересовался биологией, а то, что книга была именно магловской. Просмотрев ещё пару томов, он понял: вся эта полка была заполнена трудами маглов — вплоть до классики вроде: Убить пересмешника, Молчание ягнят, Фауст, Дон Кихот и других.

Остановившись на Приключениях Тома Сойера — просто обложка понравилась, — Гарри взял книгу и поплёлся на второй этаж. Ему хотелось читать в тишине и покое, а не ждать, когда дверь лаборатории откроется, и оттуда выпорхнет тот самый бешеный дикобраз.

---

1) Ураган Эндрю тропический циклон 1992 года

Вернуться к тексту