На диете мы сидели... (гет)

Наутро бантанов будят не привычно операторы, или Седжин, или звонки мобильников или даже не они сами друг друга. Пресс-секретарь компании вместе с двумя юристами вламываются в комнаты, орут «живо в гостиную» и зловеще щерят зубы перепуганной группе. Мемберы спросонья пытаются понять кто-чего-где-когда накосячил, когда три обвиняющих перста указывают на Намджуна. Лидер очешуевает, когда ему предъявляют обвинение в запирании, а хаотик-дуо поспешно прячется за спинку дивана. Доказательств, что они замешаны, ни у кого нет, но лидера надо как-то вытаскивать, и они с тяжкими вздохами оттуда вылезают, причём Джин отчаянно пытается вспомнить, что из подходящих заклинаний у него есть в запасе, чтобы избежать очередного иска.

Всё оказывается не так страшно, как юристы малюют. Хи Шу на самом деле иск пока не выставил, но вместо того чтобы звонить привычно Седжину, позвонил пресс-секретарю. Та решила расшалившуюся группу припугнуть, чтобы не баловали оставшееся до камбэка время.

Месть, что ни скажи, удалась — так бодро вот прям с утра мемберы себя давно не чувствовали.

Правда, это холодное блюдо оказывается сервированным только наполовину. Вторая половина прилетает от Пратибха-джи. Диетолог на самом деле мстить вообще не собиралась, просто не успела приготовить завтрак из-за разборок в полиции, и группе пришлось есть кимчи. Ничего другого из продуктов Хи Шу предусмотрительно в общаге не держал.

Чимин, вникнувший во всю эту свистопляску вокруг их любовного привороченного треугольника, в этот раз на остальных обиделся и разозлился по-настоящему, с такой скоростью поедая кимчи даже без риса, будто хотел оставить голодными остальных. Стратегического запаса ферментированной капусты он, правда, не осилил, но переел всерьёз, маясь потом животом на распевке. Остальные, и так привычно голодные, всё равно её больше, чем по паре ложек, запихнуть в себя не смогли. В результате на утренней прогонке камбэковского аудио все отвлекаются на то и дело бурчащие животы и то и дело убегающего в туалет Чимина.

А дальше начинаются чудеса. Хи Шу нет весь день. Никто не обыскивает их рюкзаки на входе-выходе на предмет контрабандных углеводов. Не стоит над головами, следя за тем, сколько в кого влезает. У них не вечерний ужин, а просто пир горой — Пратибха-джи непонятно по каким причинам готовит, как на роту, а не на семерых. Бантаны, думая, что это очередная изощрённая месть сладкой парочки, подозрительно всё нюхают и отправляют на мусорку, в три пары рук удерживая Чимина, которому не дали попробовать приготовленное руками его любимой женщины. Спать они укладываются совсем голодными, злыми и недоумевающими. И вообще у семерых парней настрой на исключительно мрачное будущее, которое не спасёт даже наикрутейший (по их же мнению с утра) камбэк. Короче, лучше бы служащими в госконторы пошли, там хоть всё прозрачно-ясно. А пока — тьма в конце тоннеля, и вообще они больше не знают, как жить эту жизнь.

Тэхёна с уточками Чимин шлёт поплавать в Норвегию, Хосока — просто шлёт. А на Шуговское «съебался с кухни живо» просто поворачивается и смотрит хёну в глаза так, что Шуга таки не выдерживает поединка взглядов, чешет лоб в жесте «ну ладно» и съёбывается сам.

Впрочем, все усилия с утра пораньше по удержанию Чимина подальше от кухни всё равно впустую, по одной простой причине — диетолога на кухне нет. Вообще. Хи Шу тоже нет. Впрочем, в общаге пока вообще никого нет. Время ещё ни свет ни заря, строго по их нынешнему расписанию, но завтрака нет, стаффа пока тоже нет, и БТС начинают нервничать немножко (множко). У них сегодня последний день прогона на максималках, в полночь — премьера клипа, завтра первая предзапись, они после вчерашнего бунта недоверия жрать хотят до бабочек в глазах, а тут ещё и вот это вот всё.

Но раздаётся грохот входной двери, и к ним заходит Седжин с полными сумками в руках. В сумках — еда, нормальный завтрак без индийских специй, с мясом, но это всё подозрительно до ужаса. Так что в их верного менеджера летит шесть вопросов «а где Хи Шу» и один «а где Пратибха Джи».

Седжин ни разу не Хи Шу, ему до вредного, как сое до говядины, но подъебнуть иногда шебутную группу — это святое. Поэтому он с театральным вздохом укоризненно качает головой и говорит:

— Ну как вы так умудрились-то, а? — и уходит.

Мемберы хватаются за головы, пытаясь понять, во что их война с Хи Шу всё-таки вылилась. Им кусок в горло не лезет, но подсознание у всех семерых решает, что оно лучше знает, что им, голодным, надо. И, несмотря на все переживания, от завтрака живо остаётся пустой пластик обёрток.

Шуга с Джином только на Чимина и смотрят, у которого на лице вселенская тоска. Его в таком настроении пускать в камбэк точно нельзя, поэтому старшие перемигиваются и подсаживаются к Тэхёну. Он льют ему прямо в уши ценные указания, пока на них почти никто не смотрит. Хосок с Намджуном по уши заняты обсуждением рэпа, Чимин тоскует, и только Чонгук, яростно работая челюстями, пытается с противоположного конца стола по губам понять, что уже опять эти старшие без него придумали.

Но ему, к сожалению, никто ничего не выдаёт.

Зато Тэхён внезапно перед погрузкой по машинам хватает Чимина за шиворот и тащит в машину к корди-нунам. Три девушки ошалело таращатся на почему-то засунутого на заднее сиденье Чимина и на балаболящего беспрерывно на переднем сиденье Тэхёна. Тот нести чушь про уточек и Норвегию может часами, и водитель, она же лидер корди-нун, смиряется, велев только нацепить Тэхёну маску и надвинуть кепку. У неё машина, в отличие от их личной, не пуленепробиваемая, и не дай бог, какая-нибудь фанатка на светофоре разглядит Ви через лобовое. Чимин, немного в ступоре от происходящего, пытается снова удариться на заднем сиденье во вселенскую тоску. Это вдруг внезапно тяжело между двумя девушками — окей, не суперзвёздами кулинарии, без сари, да и вообще кореянками, но тем не менее. От них вкусно пахнет. Они мягкие, насколько Чимин может понять боками и бёдрами. Они иногда журчащими голосочками без акцента переговариваются о чём-то своём, у них троих внезапно много тем для разговора и…

В общем, финальная репетиция проходит на ура. Чимин доволен, как медведь в малиннике, периодически отбегая флиртовать с двумя младшими корди-нунами и даже умудряется к вечеру схлопотать подзатыльник от старшей — чтоб не отвлекал её девочек от работы. Девочки довольно хихикают, Шуга с Джином дают друг другу пятюни. Про Пратибха-джи Чимин не вспоминает аж до вечера, пока они не вползают в общежитие и он не натыкается на заполненную божественными корейскими запахами кухню.