Первая жертва Лили (гет)

Лили не помнила, как выходила из кабинета, как покидала Хогвартс, как потом очутилась в родном доме, где — подумать только! — еще позапрошлым утром завтракала со своими родными и лишь накануне вечером провожала их... ну, в общем, провожала... Впечатление же было такое, что прошли не часы, а годы. Ясная, безветренная погода располагала к неторопливым раздумьям. Вот только думать ни о чем не хотелось. В голове, как пчелы в улье, жужжали и жужжали вперемежку со своими собственными чужие голоса, мысли, переживания, а над всем этим гулко пульсировал впавший в немилость дифференциометр. Точно несломленный узник, он долбил и долбил в стенку черепной коробки, вызывая головную боль: все не так, не так, не так, не так... Он должен, должен был ей все это показать. Не показал — не успел? Но времени было вагон — как же Джеймс Поттер любит магловские поговорки... У Джеймса всегда есть вагон времени, и он катится, катится, туда-обратно, туда-обратно, не так, не так, не так... Джеймс возвратился, как и возвратился Дамблдор, а Северус Снейп — двойной агент, туда-обратно, туда-обратно, не так, не так, не так, не стучите, не стучите... Сейчас, сейчас... Снейп на крючке у Волдеморта — раз (первый палец, наощупь, потому что головная боль, да и смотреть ни на что не хочется), Снейп на крючке у Лили — два (второй палец, потому что голова расколется, расколется), как же отвратительна, цинична голая правда жизни, потому что нет в ней ничего личного... А они возвратились, довольно потирают руки, Волдеморт на крючке у Дамблдора — три (третий палец), победа близка, любовь все победит... "Победит" и "любит" — слова, похожие на латынь из магловской медицины, когда что-нибудь гниет и болит... Он, Северус, и она, Лили — пешки, которыми жертвуют во имя... Грязные воспоминания, нет, нет, нет, Дамблдор пощадил ее, он жалостливый, не решился, спрятал в стол... Разве не допускал, что она... нет, не допускал, просто спешил, жизнь распоряжается по-своему, тем более, на войне... Милый, несчастный Сев, не так, не так, не так... А она-то, дура, наивная школьница, явилась требовать у Дамблдора правды, вот и получила... Изваляли в грязи обоих — ее и Северуса, впрочем, чего она-то примазывается, ее просто деликатно используют, потому что она на крючке у Северуса, Волдеморт на крючке у Северуса, а значит, у Дамблдора — одно точное движение — бац! — и войне конец, все ясно, как день, как этот вот день, располагающий к неторопливым раздумьям, не так, не так, не так... А как? А вот так: все на крючке у всех! Жизнь и есть самый ужасный крючок... Она разожгла камин, тело откликнулось ознобом — даже в ушах зазвенело. Легла на кушетку, удивляясь своему безразличию ко всему на свете, кроме одного — только бы Северус оказался рядом, всегда был с нею. Все остальное уже не имело значения, даже смерть... Потом она уснула — просто отключилась, как электрическая лампочка, погрузилась в пустоту, в безвременье, не видя никаких снов...

Вначале решила, что отсутствие снов и привело к слишком скорому пробуждению. Тут же выяснилось, что пробуждение было не таким уж скорым — проспала весь день, до заката, — и что в окно ломится почтальон — он-то и разбудил. Голова прояснилась, притупились переживания, но при этом явилась и совсем новая тревога, настолько же неприятная, как, например, субфебрильная температура. Причиной тревоги на сей раз был не кошмарный сон, а полное отсутствие сновидений, что, в каком-то смысле, тоже кошмар. Вечно никому ничем не угодишь! Теперь Лили чувствовала себя покинутой не только наяву, но и во сне, куда не заглянули ни Мери, ни Северус — не заглянули и не сказали ничего ободряющего. И вот — подумать только! — уже вторая весточка за последние два дня. Ага, от Джеймса. Здравствуй, дорогая, та-ак, возвратился с Континента, соскучился, ля-ля-ля, а можно покороче?.. Когда мы с тобой обсуждали твое местопребывание на период моего rendez-vous... о Мерлин!.. ты приняла решение навестить миссис Эванс... сразу же вспомнил... где-то там неподалеку... Снейп, твой школьный приятель... хотя Дамблдор просил не беспокоить тебя... своим долгом напомнить... определенности наших с тобой отношений... Джеймс Поттер... Лили хорошо запомнила предостережение "школьного приятеля" насчет почтовых сообщений и т. д., но теперь-то Она начеку, так пусть же хоть что-нибудь произойдет! Бросила письмо в камин, быстренько нацарапала и отправила ответ:

Дорогой Джеймс!

Иди ты со своим Дамблдором Запретным Лесом.

Лили Эванс.

Солнце охладело к происходящему — отпустило яркий последний луч и приготовилось к погружению. Нужно торопиться. Лили включила электрический свет и, не зашторив окон, выскользнула из дому. Возле калитки быстро огляделась — ни души. Несколько шагов до ближайшего перекрестка. За угол, в безлюдную окраинную улочку где много заброшенных домов и где, в случае чего, легко затеряться. В случае чего — но не сейчас. Сейчас — замереть тенью за этой вот телефонной будкой и ждать.

Дом — как на ладони. Он призывно сияет окнами гостиной, словно маяк. Он всегда был таким, родной дом — призывал и успокаивал: кораблекрушению не бывать! И кораблю, если честно, ничего такого прежде не грозило, и моря-то, правду сказать, настоящего не было — словом, уютная семейная лодочка в мелком домашнем пруду... Стемнело, и незадернутые окна засияли еще призывнее, еще теплее. Чья-то тень метнулась — заглядывает в окно, потом во второе. На мгновение дверь обернулась световым проемом, и в гостиной появился Снейп. Впрочем, Лили и не сомневалась, что это он. Стоит, озирается, думает... Шальная мысль промелькнула: взять позвонить ему из уличного телефона! Интересно, какой у него голос по телефону? Ей, конечно, приходилось пользоваться этой штуковиной, и Лили отлично знает, насколько трубка меняет голоса. Даже хорошо знакомого человека не сразу и узнаешь, если заговоришь с ним по телефону впервые. Нет, правда, это так забавно: вначале не узнаешь, а потом вдруг узнаешь — все больше и больше... И уже удивляешься, что сразу не узнал — голос-то точно такой же, хотя и не совсем... У человека как бы образуется два голоса: один — обычный, второй — из трубки... Да, забавно... Теперь она стояла на крылечке, одной рукой обхватив круглую дверную ручку, а другой рассеянно ощупывая преграду между собой и Северусом. Поворот защелки, и преграда будет устранена. Маглы для того и придумали телефон, чтобы не поворачивать и не устранять... Она повернула ручку и вошла. Задержалась притворить дверь. Заметив Лили, Снейп заспешил вниз по лестнице, так и не успев подняться на верхний этаж.

— Привет! Хочешь кофе? — бросила, проходя прямиком на кухню.

— Я уж и не знал, что думать! — в его голосе вибрировало возмущение. — Где ты была?

— Выходила пройтись. Вернулась, смотрю — ты.

— Вот как! — он прислонился к кухонному косяку.

— Проходи, садись, я сейчас!

Смолола зерна, включила газ, поставила турку на огонь, занялась посудой и содержимым холодильника. Снейп стоял как вкопанный.

— Лили!

— Да?

— Что случилось, ты чего такая?

— Какая?

— Что произошло, пока меня не было?

Возникла необходимость всем своим видом выразить недоумение.

— Ничего, Сев. О чем ты?

Стараясь поймать ее взгляд, Снейп отстранился от своей опоры и двинулся навстречу.

— Ох уж эти женщины! — кажется, он разгадал правила игры и взял верный тон — шутливо-укоризненный. — Стоит отвлечься на минуту — они тут же начинают подвергать себя опасности!

Лили подхватила вспенившуюся турку и сунула на ее место сковородку с мясом.

— Осторожно, Сев, у меня кофе горячий, садись-ка лучше за стол!

На этот раз Снейп повиновался. Он понял, что не разгадал правил, и вновь насторожился. Ситуация уж очень напоминала тогдашнюю, когда оба еще были желторотиками-глупышами. Поумнели? Как знать! Во всяком случае, теперь-то он не позволит собой манипулировать, не позволит заставить себя встать на колени. Никому не позволит! Как хотите, а он не давал повода к такому обороту...

— Проклятье! — едва сдержался, чтобы не двинуть кулаком по столу. — Может быть, ты скажешь, наконец, что происходит?!

Распаляясь, исподлобья посмотрел на Лили, и злости вдруг как не бывало. Что-то здесь не так. Видок у нее такой что... Значит, дело вовсе не в поводе? Дело в том, что... что он всегда готов к худшему, и люди рано или поздно чувствуют эту фатальную готовность — вот в чем дело! Как он посмел надеяться? Воспользовался случаем, вызвал жалость к себе и немедленно исчез. О да, разумеется, срочно понадобился Волдеморту, такова жисть, но сам-то не испугался ли своей смелости, сам-то не обрадовался ли необходимости исчезнуть в тот момент? Еще бы! — воскресил прежнюю любовь, намекнул Дамблдору о встрече и... удрал. И вот опять нагрянул — ангел-хранитель хренов... Но девчонка-то, как видно, успела опомниться. Что ж, посмотрим, посмотрим, насколько... насколько ты никому не нужен, Северус Снейп! "Тот, кто никому не нужен" — вот какой девиз следует поместить... было бы куда поместить — ведь и поместить-то некуда!

Лили разложила по тарелкам традиционную яичницу с беконом, разлила кофе по чашкам и уселась напротив.

— Послушай, Сев, — начала она, несомненно, тщательно обдумав все, даже интонацию, — давай прекратим это и расстанемся без обид!

Сказанное достигло цели. Чем больше он силится разгадать причину ее поведения, тем больше убеждается: случившееся — не пресловутая женская месть, не пустой каприз, но выстраданное решение — в этом не осталось сомнений. Полно, да разве они были, сомнения? Никаких сомнений, никаких надежд на то, что удастся переломить некий вселенский порядок. Все верно, не было ни сомнений, ни надежд, но что же тогда было? Любовь — вот что на секунду поколебало этот порядок. Теперь эти двое сидят за кухонным столом при свете электричества, и ночное небо склонилось над ними, терпеливо ожидая, когда все вернется на круги своя. Никогда в такую минуту не найдешь подходящих слов! Что бы ты не произнес — все окажется пустым, никчемным. Сколько ни вкладывай в них души, слова пролетят, как шелуха, подхваченная ветром, не в состоянии заполнить разверзшуюся бездну.

— Значит, ты меня не любишь?

— Не будем об этом, Сев, это ничего не изменит, ты же понимаешь...

— Понимаю, — машинально повторил он, хотя на самом деле не понимал, что она в точности имеет в виду и что, в конце концов, она лукавит, уходит от честного ответа, в котором таится смертельная для Северуса опасность. Да и не хотел он понимать. Вернее, не был способен к осмыслению чего бы то ни было — лишь смутное и безраздельное ощущение катастрофы переполнило душу.

— Я договорился с Дамблдором о встрече...

Лили остро почувствовала: Снейп хватается за соломинку. Перевела дыхание.

— При чем здесь Дамблдор, о чем ты?

Снейп пожал плечами.

— Просто я не смог явиться на встречу и... да в общем-то ни при чем, ты права...

— Знаешь, Сев, может, оно и к лучшему...

— Что ты имеешь в виду?

— Да все я имею в виду, вообще все...

Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться от бессилия и отвращения к себе. Пусть бы он скорее ушел, тогда весь этот кошмар, наконец, закончится! Но взять и выставить за дверь любимого человека, самого дорогого на свете — нет, на это ее просто не хватит. Скорее бы...

— А я-то, дурак... Впрочем, я так и думал... Не могло это все быть взаправду... Вот и Поттер тебя разыскивает... Все к лучшему, ты права...

Главное, не смотреть, как он мрачно усмехается... Разговор близится к концу — если это можно назвать разговором... Пусть произносит что-нибудь обидное, даже оскорбительное, он будет прав, только не смотреть ему в лицо!

— Ты так и не сказала, что произошло, Лили.

— Сев, уходи, пожалуйста, не мучь меня.

Он медленно выдохнул, как бы смиряясь с неизбежным, и теперь отстраненно смотрел на женщину, которую так и не сумел понять (как будто мужчины способны понять женщин!). Издалека, почти из другого мира вглядывался в усталое, как бы постаревшее лицо. Она, конечно, все хорошенько обдумала, прежде чем отвергнуть любовь неприкаянного романтика — отвергнуть во имя твердых гарантий благополучия и безопасности. Хренотень какая-то! Даже сейчас он понимает, что это неправда, что сам вовсе так не думает, что в действительности терпеть не может Дамблдора и всяких там поттеров, с которыми пришлось бы сотрудничать, если бы... А теперь он избавлен от их общества, и это принесло ему такое облегчение, какого и не ждал. При чем здесь Дамблдор, сказала Лили и была права — катился бы он Запретным Лесом! Все и вся пусть катятся куда подальше! И он, Северус Снейп, сейчас выйдет отсюда и тоже покатится. К лучшему, к лучшему... Каждому свое, говаривали древние... Но что же ты, Северус Снейп, в действительности, чувствуешь, глядя теперь на возлюбленную твою? Что и положено — любовь к ней! Поэтому-то прощальные твои слова прозвучали искренно и оттого беспощадно:

— Будь счастлива, Лили!

Ну вот, раньше казалось, что нет слов, способных заполнить бездну, а они вдруг нашлись. Не ветреной шелухой пролетели, а проникли, как нож в сердце и навсегда в нем укоренились. Когда Северус поднялся, чтобы уйти, в первый момент почудилось, что никуда он не уйдет, что сейчас бросится, начнет обнимать — неторопливо,но крепко, властно, — и тогда все, капкан захлопнулся, их друг с другом, как говорится, разлучит только смерть... Зато хоть какое-то время — пусть недолгое — они будут счастливы... В тот миг она искренне желала, почти надеялась, почти даже верила, что это произойдет! После того, что она сделала, ей самой хотелось утешения и прощения. Но ничего такого, конечно, не случилось. Она слишком хорошо знала Снейпа, чтобы надеяться всерьез. Если бы знала обратное, ни за что не решилась бы на этот разрыв. Не потому, что побоялась, а потому что пришлось бы удвоить силы, которых и без того едва хватило самой, в конце концов, не кинуться, не вцепиться, прося прощения за безбашенную выходку... В общем, встал и ушел. Показалось, даже вздохнул с облегчением. Напоследок постарался сделать больно, и это ему удалось — счастья пожелал, идиот...

Лили вдруг ясно представила, как разъяренный Дамблдор мечется по кабинету, то и дело вскидывая руки в отчаянии. Бедный старик! У нее даже вырвался нервный смешок. Еще бы! — все те крючки-зацепки, которые мерещились утром, теперь исчезли без следа. С нечестной игрой в отношении Снейпа покончено, а это, что ни говори, камень с души и гора с плеч. Впрочем, горами пусть занимается Альбус: положение обязывает. А она, Лили Эванс, не позволит использовать несчастье близких в каких бы то ни было целях — пусть и самых благих! Ни за что не позволит, пока жива — зарубите себе на носу! Сейчас Лили упивалась подобными мыслями — они нахлынули как нельзя кстати, отвлекая от личной катастрофы, которую она сама совершила. Нужно что-то делать, всегда что-то нужно делать — под лежачий камень... Прежде всего зашторить окна: черные стекла смотрятся жутковато, словно сама вечность, сошедшая с ночного неба, обступила дом и с леденящим безразличием взирает на лихорадочное мельтешение внутри. Что еще? Ах, да, прибраться на кухне. Есть совершенно не хотелось... Протереть пыль в гостиной... Жаль, пыли практически нет. Может быть, вымыть полы? Нет, погудеть магловским пылесосом. Ух, как здорово, какой жизнерадостный звук! На этом список домашних занятий исчерпан, да и оставаться дома больше нет сил. Птичка в клетке, в клеточке, в клеточку... Почему, интересно, в клеточку? Кажется, смешно... Надо будет позвонить тетке...

Все, хватит, прочь из этого дома! Упругий щелчок дверного замка, калитка... отсюда уехали мама и сестра — разъехались кто куда... Петунья, как видно, насовсем... Прямиком через перекресток — здесь они проезжали прошлой ночью, прочь из этого города, теперь уже не сворачивая, телефонная будка — та самая, — притаилась в тени... Сколько Лили себя помнит, эта будка стояла тут, за углом, а теперь осталась позади... теперь все позади... впереди — лишь вот эта дорога. Из-за небольшого подъема кажется, что, прорезая ночную мглу, она ускользает в небо. А небо, строго говоря, не такое уж ночное, сизое какое-то, с облачным рельефом, усеянным точками далеких костров. И в теле какая-то необъяснимая легкость, неутолимая жажда движения. Идти бы вот так, дойти до неба и дальше уже брести по нему без оглядки, время от времени делая привал у костра, согреваясь среди таких же одиноких существ без памяти и привязанностей. согреться и вновь идти, идти куда глаза глядят... Она резко остановилась, с трудом переводя дыхание, словно бы опомнившись, закружилась на месте, взглядом выхватывая из пространства фрагмент за фрагментом и тут же отшвыривая, как бесполезную находку. То ли внезапно осознав, что дальше идти, в общем-то, некуда, то ли бессознательно реагируя на мольбы бешено колотящегося сердца, она ясно увидела, как обманчивое небо рвануло в головокружительную высь и застыло, раскинувшись по сторонам, повсюду одинаково недостижимое и холодное. Лили покачнулась, рухнула на колени, лицо исказилось от нахлынувших слез, и она заорала в ночной тишине дико и бессмысленно:

— Не-е-ет!!! Не-е-ет!!!

Одно за другим зажглись окна в ближайших — и не только — домах, Лили окружили встревоженные и заспанные обитатели городка.

— Это же дочка миссис Эванс!..

— Старшая или младшая?..

— У них старшая все больше шумела...

— Старшая замуж вышла, и они уехали путешествовать. Младшая это...

— Лили, что с тобой, милая?..

— Может, позвать полицейского?..

— Позовите врача!..

Та продолжала голосить что-то бессвязное, когда несколько пар крепких рук подхватили ее, как бревно, и понесли в обратную сторону. Потом увидела напоминающее маску сосредоточенное лицо доктора Хатчинса. Он измерил ей давление и сделал укол. Хотела подняться, но ей объяснили, что она дома, в постели и идти никуда не надо — надо уснуть. Огляделась. Комната — ее комната — освещена ночником, вокруг — никого. Верхняя одежда — куртка и джинсы — лежит на стуле, заботливо свернутая. Лили ощутила такую пустоту во всем теле, что нарочно попробовала — а сможет ли двигаться. Перевернулась на живот, подтянула ноги, встала на дрожащие и саднящие колени, придерживаясь за стену. Чуть выше смутно темнело распятие. Дотянулась, скользнула пальцами и повалилась на подушки, обессиленная. Засыпая, не думала, как будет метать (или уже мечет) громы и молнии всеведущий Альбус Дамблдор.