Шахматная доска (гет)

Драко Малфой вошел в Большой зал и направился к своему столу. Было еще довольно рано. За полупустыми столами сидели сонные студенты и без особого энтузиазма ковыряли ложками в тарелках с белой тянущейся субстанцией, отдаленно напоминающей манную кашу.

Драко только что выписали из лазарета. Слава Мерлину, он провел там всего несколько часов и даже успел заглянуть к себе в комнату перед завтраком. Рука все еще болела, хотя мадам Помфри возилась с ней довольно долго: смазывала зеленоватой дурно пахнущей мазью, накладывала тугие повязки. Хорошо хоть не поинтересовалась, откуда взялась рана. Драко автоматически потер больное место и, поморщившись, убрал руку.

Он не помнил, каким образом оказался в больничном крыле. Он пришел в себя уже на неудобной кровати лазарета в компании миловидной старушенции, которая колдовала над его больной рукой. Из ее недовольного ворчания про безответственных студентов, которые мотаются ночами неизвестно где, он уяснил, что посреди ночи его принесли Блейз и Тео. "Интересно, каким образом они наколдовали носилки — помнится, ни один из них не интересовался колдомедициной... или они тащили его на руках?! Вот же мерлиновы подштанники! Надеюсь, это все же были носилки!"

Осмотрев немногочисленных представителей Слизерина, Драко удостоверился, что никого из его сокурсников там нет. Проходя мимо щебечущих студенток пятого курса, он поймал на себе обеспокоенные взгляды. Ну да, сегодня Малфой щеголял белоснежной перевязью. Вот только всеобщей жалости ему сейчас не хватало. Подумаешь, провалялся в лазарете несколько часов. С кем, в конце концов, не бывает. Поттер, вон, вообще там, кажется, прописался. Кстати о Поттере. Юноша кинул мимолетный взгляд на гриффиндорский стол и несказанно удивился. На фоне темных мантий яркая шевелюра Уизли виднелась превосходно. Судя по нахмуренному профилю, он явно был чем-то озадачен. А вот привычной лохматой прически рядом он не заметил. Вон и Грейнджер вертит головой, как полоумная сова и постоянно дергает Уизли за рукав, что тот даже вилку ко рту поднести не успевает. Значит правда — Поттер еще не вернулся из санатория мадам Помфри. А он-то думал, гриффиндорца выпишут сразу следом за ним. Неужели этому очкастому уроду, и, правда, так сильно досталось? Малфоя это почему-то покоробило.

Плюхнувшись за стол, он придвинул к себе тарелку с кашей и взял ложку. Есть не хотелось. Мысли о Поттере не давали покоя. Да и не только о Поттере.

Драко вновь мысленно вернулся в Запретный лес. Откуда взялись те серебристые волки, если Грейнджер и Уизли не смогли попасть на поляну? Огромные, смертоносные звери с отравленными когтями. Драко даже тогда подумал, что им конец. Конечно, погибнуть в поединке — не самая худшая смерть. Жалел, правда, что его тело вряд ли будет выглядеть привлекательно после того, как будет растерзано хищниками. Не успел он окончательно из-за этого расстроиться, как на ум пришла идея кооперации с Поттером. Ну а дальше... что его потянуло встать на защиту этого придурка, он не мог объяснить даже себе! И чем больше он копался в этом, тем больше злился! Он же ненавидит Поттера всеми фибрами души! К тому же, если бы с гриффиндорцем что-то произошло, его вины в этом не было бы ни капли! Тогда почему?!

— Когда ты так делаешь, кусок в горло не лезет, ей Богу, — вывел его из размышлений голос семикурсника Тобиаса Лайвли.

Драко непонимающе уставился на слизеринца и, проследив за его взглядом, понял, что все время пока размышлял, фигурно размазывал кашу по тарелке, и теперь она представляла собой абсолютно неаппетитную массу.

— Да я все думал — хочу я есть или нет. Решил, что нет, — все еще витая в своих мыслях произнес Драко, глядя на гриффиндорский стол. В это время Грейнджер, взметнув копной каштановых волос, вскочила со скамейки и потянула за собой Уизли, который впопыхах дожевывал тыквенный пирог. «Несчастный! То-то у него вечно такой вид голодный и полусумасшедший! Настойчивость Грейнджер его так скоро в могилу сведет», — скучающе подумал Малфой, вспоминая сосредоточенное лицо гриффиндорки и несчастную мину Уизли.

— Поздравляю, Драко, ты принял трудное решение. Ты шел к нему последние пять минут, — с напускной серьезностью сказал Тобиас.

— Лайвли, в остроумии практикуйся на ком-нибудь другом. Вон, неоприходованные пуффендуйцы сидят, — слизеринец указал тонким пальцем на соседний стол, — Их ты вполне можешь поразить. Остальные, боюсь, не оценят, — холодно бросил Малфой и, быстро поднявшись, пошел в сторону выхода из Большого зала. «Пора проведать нашего умирающего».

* * *

Потолок в лазарете никак не хотел останавливаться — крутился и разъезжался в разные стороны. Почему он решил, что именно в лазарете? Да потому что узнать его не составляло особого труда — только здесь он был такой кипельно-белый и унылый. Его ни с чем нельзя было спутать. Гарри Поттер устало прикрыл глаза. Да и где он мог еще оказаться после того, как на них было совершено покушение. Очередное. Спасибо Малфою. Это он завел их в Запретный лес.

«Хотя нечего валить все на хорька! Сам не лучше. Ведь повелся же», — прервал мысленный диалог с самим собой Гарри.

Спина ныла, а голова невыносимо звенела.

«Да», — вновь подумал Поттер, — «Хороший я студент, непроблемный. Интересно, где мадам Помфри».

Словно услышав его мысли, из-за ширмы показалась миловидная женщина с копной седых волос, убранных в пучок, и сеточкой морщинок вокруг глаз.

— Как вы себя чувствуете, мистер Поттер? — с беспокойством спросила она.

— Вроде бы все в порядке, — откликнулся юноша, помотав для убедительности головой. Оставаться в лазарете у него не было никакого желания.

— Вот, выпейте это. Укрепляющая настойка, — женщина протянула Гарри дымящийся стакан.

Парень проглотил обжигающее варево и откинулся обратно на подушки.

— Вам стоит еще полежать минут двадцать, а затем я вас отпущу. Только предупреждаю, вам противопоказаны переутомления и волнения. Ах, да! К вам посетители, — волшебница мягко улыбнулась.

Из-за ширмы тут же показались две головы: рыжая и каштановая.

— Гарри!

Гермиона бросилась к его кровати и присела на корточки у кровати.

— Как ты, друг? — Рон стоял у его ног и обеспокоенно вглядывался в его лицо.

— Да все со мной нормально, — усмехнулся Гарри, — Не надо на меня смотреть так, как будто меня вот-вот настигнет внезапная кончина.

— Гарри, не говори так, — сказала Гермиона с укором. — Мы просто волнуемся.

Гарри тепло посмотрел на нее.

— Я знаю, прости. Меня скоро выпишут.

— Да, мадам Помфри нас уже обрадовала. Гарри, мы будем ждать тебя в гостиной. Есть разговор! — девушка многозначительно вскинула брови, а затем поднялась и легко чмокнула его в щеку, отчего у Гарри против воли на лице появилась широкая улыбка.

* * *

Двадцать минут спустя, Гарри выходил бодрый и почти здоровый из больничного крыла. Настроение было светлым и радостным. Он был уверен, что никто не в силах его испортить. Реальность оказалась иначе. Именно она нетерпеливо окликнула его знакомым и до боли ненавистным голосом.

— Эй, Поттер!

Гарри неохотно оглянулся.

— Чего тебе, Малфой?

Слизеринец приближался легкой пружинящей походкой. Левая рука на перевязи — ну просто бравый герой!

— Решил справиться о твоем здоровье. Как твоя голова? Не болит? Второго шрама не появилось? А не то нам придется молиться на тебя вдвойне.

Гарри стиснул зубы, резко развернулся на каблуках и направился в сторону гриффиндорской башни. Нет, сегодня этому слизняку в зеленой форме ни за что не вывести его из себя!

— Поттер, стой! Надо поговорить.

Гарри притворился глухим и лишь ускорил шаг. За спиной раздался топот ног, и тут его резко дернули за плечо, заставляя обернуться.

— Ты что, оглох? — сверкнул глазами Малфой. — Тебя в детстве не учили, что поворачиваться спиной к говорящему — неприлично?!

Гарри зло сбросил с плеча руку слизеринца и смерил его яростным взглядом.

— Мне не о чем с тобой разговаривать!

— А, по-моему, у нас полно тем. Благодарностей я от тебя не жду, поэтому предлагаю перейти сразу к самому главному. Какого черта вчера произошло на Лунной поляне?!

Поттер от неожиданности потерял дар речи. Что произошло?! Благодарностей?! Малфой в конец обнаглел!

— Это я как раз у тебя хотел узнать!! Ты пытался меня убить! Абсолютно бесчестным способом! И почти преуспел в этом! Прости, что не хочу благодарить тебя за это!!

Малфой округлил глаза.

— Поттер, ты в своем уме?! Да я спас тебя!! Ты видно очень сильно повредил мозг при падении!

— Врешь! — Гарри тут же взъярился, — Ты натравил этих волков, которые чуть нас не прикончили!

— Так, по-моему, тебя чересчур рано выписали из лазарета, ты явно бредишь, — устало заметил Малфой. — Я спас тебе жизнь, а вместо благодарности получил твои глупые обвинения. Впрочем, я не удивлен.

— Тогда откуда же взялись эти создания, а? Может, просветишь? — язвительно спросил Гарри.

— Об этом я и хотел поговорить, но разговора у нас явно не получится, — фыркнул Драко, поворачиваясь к гриффиндорцу спиной.

— Да потому что это все случилось из-за тебя, гад!!

Малфой остановился и резко обернулся, зло глядя на гриффиндорца.

— Ты неблагодарный идиот, Поттер! Так что лучше просто заткнись!

— Даже не можешь сознаться в своей подлости! Малфой, как на тебя это похоже! Ты жалкий, трусливый...

Гарри не успел договорить, потому что через мгновение слизеринец уже стоял перед ним и заносил руку для удара. Еще секунда и коридор огласил вскрик и послышался звук падения. Что произошло потом, Гарри не знал, потому что Малфой одним ударом свалил его на пол, и его накрыла темнота.

* * *

Драко Малфой стоял в кабинете трансфигурации перед профессором МакГонагалл, которая сверлила его яростным взглядом из-под стекол очков.

К тому времени Поттера уже бережно отнесли в больничное крыло. Символичным было то, что это произошло ровно через пять минут после того, как его оттуда выписали. Малфой про себя усмехнулся. Что ж, народному герою нужно быть внимательнее.

— Мистер Малфой, мадам Помфри, выходившая из дверей больницы, видела, что именно Вы ударили мистера Поттера. Вы признаете этот факт?

— Да, профессор, — Драко пожал плечами.

МакГонагалл только этого и ждала.

— Это абсолютно недопустимо! Вы опустились до грязной маггловской драки в стенах школы! Смею Вам напомнить, что Вы являетесь старостой факультета Слизерин, а значит, своим поведением должны подавать пример другим ученикам! Отличный пример, ничего не скажешь! Зачем Вы ударили мистера Поттера?!

Малфой молча пожал плечами. Она бы еще спросила, зачем он живет и дышит!

Профессор набрала в грудь побольше воздуха. Эти двое доставляли ей головной боли больше, чем все остальные ученики вместе взятые.

— Я буду вынуждена написать вашим родителям! И минус тридцать очков со Слизерина! Вы свободны!

Юноша лишь безразлично кивнул и вышел из кабинета.

* * *

Драко понуро брел по коридорам Хогвартса и пытался разобраться в собственных чувствах. В гостиную идти не хотелось — настроение было не то. Он отчаянно злился. В первую очередь на себя. Ну что, скажите на милость, толкнуло его защитить этого осла — Поттера?! Ведь он — не герой! И никогда не стремился им быть! Герой! Пф, какая банальность. Рисковать собой, спасать мир! Нет уж, увольте! У Малфоя было достаточно мозгов, чтобы понимать — самому герою от этого никогда не бывает выгоды. Одни неприятности. Та дуэль в лесу послужила отличным доказательством. Ведь он рисковал? Рисковал. Защищал?! Да, черт побери. А в итоге что?! Упреки, неверие... Да, он не давал повода верить (и с какой стати вообще он должен был?!), но по его поступку можно же было что-то понять. Но нет! Где их хваленая Справедливость?! Ее просто нет! Особенно по отношению к слизеринцам. Даже не к слизеринцам... по отношению к Малфоям. Он вдруг ясно понял, что навеки будет заложником собственной фамилии. Окружающим все равно, каков ты сам. Все определяется лишь фамильной принадлежностью. Если ты Малфой, то по определению должен быть зазнавшимся жестоким снобом, а если Поттер — геройство тебе обеспечено. И тут к своему удивлению Драко подумал, что с этим выскочкой они в чем-то были схожи, ведь именно фамилии предопределили их дальнейший путь.

С самого детства, сколько себя Драко помнил его пытались к чему-то принудить! Ни разу в жизни отец не соизволил поинтересоваться каково его собственное мнение! Впрочем, он лукавил. До одиннадцати лет все было совсем не так. Его жизнь напоминала сказку, пока не произошло то, что в корне перевернуло весь мир младшего Малфоя.

«...Блики яркого летнего солнца отражаются на поверхности маленького озерца, из которого, то и дело, выпрыгивают рыбки. Каждая их чешуйка горит золотом на свету. На каменном бортике пруда сидит мальчик и крошит хлеб в воду. Ветер играет его волосами. При свете солнца они кажутся серебряными. Ему хорошо и спокойно. Он мог бы так просидеть еще очень долго, но...

— Драко, дорогой, ты где? — раздается голос матери неподалеку.

— Я здесь, около пруда! — кричит он в ответ, вскакивает и быстро начинает отряхивать штаны от крошек.

— Ах, вот ты где! Я повсюду тебя ищу, — Нарцисса Малфой выходит из-за зеленой изгороди и направляется к сыну. На ней легкое короткое платье из темно-зеленого шелка, которое великолепно сочетается с ее светлыми фантастического цвета волосами. Разноцветные камешки на изящных босоножках отбрасывают солнечные блики на сочную траву.

— Извини, мам, что заставил нервничать. Ты такая красивая, — Драко подбегает к матери и обнимает ее.

— Спасибо, милый, — Нарцисса улыбается и нежно гладит сына по голове, — Хочу тебя обрадовать — отец только что вернулся, он ждет тебя.

— Правда?! Чего же мы медлим?! — мальчик выворачивается из объятий, хватает мать за руку и тянет по направлению к дому, — Пойдем скорей, я его неделю не видел!

Искорки нежности и смеха играют в глазах Нарциссы.

— Иди, я тебя догоню. Он в библиотеке.

Последнюю фразу она кричит уже в спину, бегущему со всех ног, сыну.

«Папа вернулся, папа вернулся», — только эта мысль наполняет сейчас все его существо. И нет никого радостнее его в эту минуту.

Перепрыгивая через ступеньку, он забегает в холл. Лестница. Второй этаж. Длинный коридор, стены которого, увешаны портретами семейства Малфоев с самого первого ее представителя. Ноги утопают в толстом ковре. И вот, наконец, резные дубовые двери библиотеки. Остановившись только для того, чтобы открыть тяжелую створку, Драко влетает в комнату.

Свет льется через открытые окна. Ветер едва колышет тяжелые портьеры. С улицы доносится пение птиц. На стене тикают древние часы. Многочисленные стеллажи с книгами устремлены вверх и доходят до самого потолка. Такому собранию сочинений позавидовал бы любой коллекционер. Несмотря на то, что на дворе лето, в углу тихо завывает камин. На одном из кресел сидит Люциус Малфой с древним фолиантом в руке, и Драко устремляется прямо к нему.

— Папа, наконец-то ты приехал! Я так соскучился! — улыбка играет на детском личике. Радость от встречи с отцом переполняет его.

Отложив книгу, мужчина произносит:

— Здравствуй, Драко, — ледяной голос отца, так не похожий на его привычный, заставляет мальчика остановиться в недоумении, — Мне нужно поговорить с тобой. Сядь, — Люциус властным жестом указывает на кресло напротив него.

В комнате сразу становится как-то холодно и неуютно. Мальчик, обескураженный странным поведением отца, повинуется. Такой маленький и хрупкий, он съеживается в огромном кресле под прицелом стальных глаз. В его собственных — страх и непонимание. А до этого, кажется, он слышал, как на улице заливаются птицы. Теперь, единственными звуками в библиотеке было тиканье часов, голос отца и стук его собственного сердца.

— Во-первых, я не желаю больше видеть, как ты носишься здесь, словно дворовый мальчишка! Ты что, забыл кто ты такой? Ты забыл свое происхождение? — Люциус говорит тихо, без эмоций, но от этого спокойного голоса хочется убежать на край света.

— Нет, папа, — срывающимся шепотом отвечает Драко.

— Не слышу. Повтори, — Малфой-старший крутит в руках волшебную палочку.

— Нет, папа. Я не забыл, — голос мальчика звучит громче.

— Хорошо, надеюсь, что так оно и есть, — растягивая слова, говорит Люциус, — Перейдем к пункту номер два. Скоро твой день рождения. Тебе исполняется одиннадцать, — Драко напряженно смотрит на отца, тот же занят изучением своей палочки, — На приеме будут присутствовать все самые известные и почитаемые семьи волшебников. И я требую, чтобы ты вел себя подобающим образом. Я не хочу опозориться перед всем волшебным сообществом, — Люциус отвлекается от созерцания собственной палочки и смотрит на сына в ожидании.

Драко не отвечает. Глаза неумолимо наполняются слезами, но он отчаянно смаргивает их, не желая, чтобы Малфой-старший их увидел. Внутри него полыхает боль и обида. И стойкое нежелание подчиняться.

Драко все еще надеется, что этот тон, от которого веет могильным холодом, манера говорить, растягивая слова, этот взгляд, пронизывающий до костей — это все не настоящее. Сейчас... вот сейчас, папа рассмеется и скажет, что-нибудь веселое. Что все это шутка. Так же было всегда! Только почему-то этот момент все не настает и не настает. И каким-то шестым чувством мальчик понимает — он не настанет никогда.

Этот «новый» отец ему совершенно не близок. Не «папа» — «отец». Мальчик не понимает, что стало причиной такой внезапной перемены. Куда ушло то тепло, которое раньше папа привносил в его жизнь? Для Драко он всегда был образцом подражания, самым близким и родным. Уже ничего не будет так, как прежде...

— Ну же! — голос Люциуса становится еле слышен.

— Я понял, отец, — мальчик все же отвечает, гордо вздернув подбородок.

— И последнее, ты уже не ребенок! Пора взрослеть. С завтрашнего дня я сам буду давать тебе уроки.

Тон отца столь холоден и бесстрастен, что непрошеные слезы все же текут из глаз мальчика.

Люциус окидывает сына презрительным взглядом и произносит:

— Хотя нет, — Драко поднимает на отца взгляд полный надежды, — Твои уроки начинаются прямо сейчас. И вот первый из них. Ты девчонка, если не можешь контролировать свои эмоции! Ты слабак! Научись держать себя в руках.

— Я не слабак! — сквозь зубы цедит мальчик.

— Тогда докажи это! Только тогда ты будешь достоин чести носить фамилию Малфой и право именоваться моим сыном. Не разочаровывай меня! И еще, иди и попрощайся с матерью. Завтра она переезжает жить в другое имение. Свободен.

Шум около двери заставляет мальчика обернуться. При входе в комнату стоит обескураженная Нарцисса, а у ее ног валяется букет только что срезанных белых роз...»

Драко помнил, как убежал после этого в свою комнату, лишь бы не видеть презрительного взгляда отца и растерянности матери. Он не понимал, чем заслужил подобные реплики отца в его адрес. Он, вообще, в тот момент мало, что понимал. Из-за этого было еще больнее. Словно грудь разрывали изнутри, вырывая часть его самого. Часть его души.

Что это были за уроки, Драко узнал очень скоро. На них Люциус старательно вдалбливал сыну такое простое понятие, как «долг». Он говорил, что семья и этот самый пресловутый долг идут неразрывно. Не очень понятными были примешанные сюда другие понятия. «Грязнокровки нам не ровня», «Чистота крови — навек». И несколько еще более непонятных: «Слово Темного Лорда — закон, а Темная метка — наивысшая степень признания и твоя гордость». Кто такой Темный Лорд, Драко не знал. Да и не хотел знать. Мир, который всегда крутился вокруг него, в одночасье сменил полярность. Теперь его центром стал неизвестный Темный Лорд.

Однажды Драко осмелился задать мучавший его вопрос: «Кто такой этот Лорд, чтобы он Малфой ему подчинялся?» Взгляд Люциуса был подобен острию клинка. Он лишь наотмашь ударил сына по губам и не удостоил ответа. Тогда ему было двенадцать, и его впервые ударил собственный отец. Просто. По-маггловски. Но нет, Драко не сдался. Он узнал всю интересующую его информацию из других источников. И с тех пор, младший-Малфой уяснил одну истину: не всегда следует спрашивать. Чаще следует брать то, что тебе нужно, без спроса. Пройдет еще несколько лет и придет понимание и безоговорочное принятие еще одной истины: Он не станет пресмыкаться и исполнять дурацкие приказы выжившего из ума маньяка. Он Малфой. Рожденный господином, рабом никогда не станет!

Но прежде, ему еще предстояло вырасти...

«... Ночь. Драко ворочается в кровати и никак не может уснуть. Тогда, он тенью проскальзывает в библиотеку. Там темно и прохладно — камин давно перестал гореть. Мальчик зажигает светильники, идет вдоль стеллажей вглубь библиотеки и, наконец, находит нужную полку. На ней стоят фотоальбомы разных лет. Он вытаскивает самый первый, садится с ним прямо на пол и открывает его. На него смотрят родители и он сам. Вот они все вместе около пруда, где сегодня утром он беззаботно кормил рыбок. Он совсем еще маленький в нелепом чепчике на голове. Люциус держит его на руках и целует в щеку счастливую Нарциссу. А вот отец учит его летать на метле. Драко никогда не забудет свой первый полет — пролетев метра три над землей, он соскользнул с древка и приземлился прямо на мягкое место. Позже его научат правильно группироваться при падении, а сейчас ему больно, но он старается этого не показывать. На фотографии он смеется от души, представляя, как он выглядел со стороны. Отец подходит к нему, помогает подняться и попробовать еще раз. А вот он сидит за столом, на своем дне рождения. Рядом — дети, с которыми он провел все свое детство. Забини, Гринграсс, Нотт, Гойл, Кребб, Флинт, все с удовольствием уплетают мороженое. Астория сидит недалеко от него с высокомерным выражением лица. Драко тогда не удержался и измазал ее мороженым. Сколько крику было... И даже тот факт, что он был именинником, не спас его от сурового возмездия.

Маленький Драко листает страницы собственного такого счастливого, и такого короткого детства, которое вот-вот оборвется...» Он плакал тогда долго и надрывно. Он плакал тогда в последний раз.

С тех пор отец всеми силами начал загонять его в строгие рамки правил. Так не делай, так не думай, так не дыши. Похвалы следовали редко. Чаще упреки и наказания. Что такое «круцио», Драко узнал месяцем позднее того памятного разговора с отцом в библиотеке. Перед самым отъездом в школу. Что он тогда натворил? Ах да, изрисовал портрет их давнего предка Абраксаса Малфоя несмывающимися красками. Кажется, он показался Драко слишком мрачным. Розовые усы и зеленая борода внесли хоть каплю разнообразия на древнее полотно и на напыщенном старичке, к слову сказать, смотрелись довольно неплохо. Люциус так и не смог смыть эти вольные дополнения сына. Не помогли никакие заклинания, и портрет пришлось засунуть в подвал. А после этого был разговор в Белой гостиной, ярость в серых глазах и тихое «Круцио».

С того момента Люциус старался держать сына в повиновении и строгости. Да только наказания не приносили желаемого результата. Драко Малфой рос странным. Он не боялся боли, не страшился гнева отца. Да, он больше не выкрашивал картины в нелепые цвета, не бегал, не шумел. Сначала Люциус принял это за первые признаки почтения и покорности, и лишь позже осознал, что таким образом Драко старался все больше отдалиться от него, отгородиться исполнительностью и ледяным спокойствием. При отце Драко лет с тринадцати вообще практически не проявлял никаких эмоций. Но от этого легче не становилось. Наоборот, это пугало.

После нескольких лет стало казаться, что того озорного мальчишки, каким он был до одиннадцати лет, и вовсе не существовало. Он рос непонятным; не таким, как обычные дети: был слишком самостоятельным, прагматичным, циничным. Люциус всеми силами старался, чтобы Нарцисса не принимала в воспитании сына никакого участия. Запрещал, ссылаясь на негативное влияние женщины, касательно вопроса становления настоящего мужчины. И все же, редко Драко выбирался погостить к матери на несколько недель. После этих поездок он возвращался другим. С непонятным блеском в глазах, более расслабленным...счастливым? И как Люциус ни старался, он не мог понять, что делает его сына таким. Он не понимал, а Драко не рассказывал. На самом деле истина была проста. Только там, в поместье матери во Франции, он мог побыть обычным подростком. Без налета равнодушия и жестокости. Именно там он мог расслабиться. Только там его ледяное сердце немного оттаивало. Но каждый раз, возвращаясь к отцу, он снова надевал маску отчуждения и холодности, снова заковывал свою душу в ледяную броню. Так было легче.

Именно после таких поездок к матери Драко Малфой стал задумываться над своим будущим.

И вот однажды появился Волдеморт, и юноша вдруг ясно увидел тот путь, который рисует ему его пресловутая фамилия вкупе с Лордом и отцом: принятие Метки, исполнение дурацких приказов... Он не хотел этого! С каждым днем в нем крепла уверенность в том, что он сам хозяин своей жизни. И чем больше он утверждался в своем решении, тем отчетливее понимал, как не просто будет его осуществить.

А вчера отец известил о том, что в их поместье гостит Лорд. Предупреждал? Давал шанс...подготовиться? Было бы глупым подумать о том, что все это просто так. Тем более близился день его совершеннолетия. А это означает лишь одно — Метка. Драко ослабил узел галстука. Было...страшно. Да, он никогда не признается в этом вслух, но себе юноша не привык врать. Ложь себе — слабость, а со слабостями Драко боролся всегда.

Когда он спускался по Главной лестнице, его неожиданно окликнула крохотная девчушка-первокурсница. В ее глазах читался явный страх, смешанный с восхищением. А в руках она держала свиток, который от волнения немного подрагивал.

— Мистер Малфой, — пропищала крошка, — Вам извещение от профессора Дамблдора.

И стоило только Драко взять в руки пергамент, малютка поспешно ретировалась, сверкая алыми щеками и гордой улыбкой.

Юноша развернул пергамент и быстро пробежался по нему глазами.

«Интересно, — подумал он, запихивая записку с просьбой немедленно зайти в кабинет директора в карман, — чем он заслужил подобную честь? Не иначе Поттер потребовал отмщения».

И, невесело хмыкнув, Малфой устремился к кабинету директора.