Пламя во тьме (гет)

«Тот, чье имя нельзя называть, собирает свое войско, и нет предела силе его и злу. Грядет великий холод и ночь, которой нет конца».

Мелисандра Асшайская и Рейстлин Маджере стояли на балконе двадцать пятого этажа Великой Пирамиды. Солнце уже спряталось за горизонтом, лишь на западе тлело, подобно последним углям на остывающем пепелище, тусклое киноварное зарево. Таким же киноварно-красным рдели шелка Мелисандры, ее глаза, волосы и рубиновый кулон на алебастровой шее. Внешность этой женщины завораживала, но вместе с тем в ней было нечто пугающее: порочная, хищная, истинно ведьминская красота.

Мелисандра первая предложила Рейстлину поговорить с глазу на глаз, и он согласился, однако назначил встречу не у себя в покоях, а на нейтральной территории. Даже прохлада, столь ненавистная магу, не повлияла на его решение, хоть и заставила зябко закутаться в черный плащ. «Погода меняется, и не в лучшую сторону», — подумал он с неудовольствием. — «Вечером воздух заметно стынет — верно, то дыхание наступающей зимы».

Словно угадав его мысли, Мелисандра молвила своим бархатным звучным голосом:

— Близится зима, а вместе с ней и ночь, что темна и полна ужасов.

— Может статься, в глазах вашего бога я и есть один из этих ужасов, — язвительно заметил Маджере.

— О нет, магистр, вы не чудовище, не ночной демон, — Мелисандра лукаво заулыбалась. — Вы человек, мужчина с горящей живой душой, наделенный великой силой, однако, как и все мы, не лишенный слабостей. Знаю, вы относитесь к жрецам настороженно, но поверьте, я вам вовсе не враг. Я чаю разжечь пламя, что разгонит тьму, помочь избраннику Владыки Света в сражении с древним злом. Этот герой — Дэйнерис Бурерожденная, королева драконов.

Обычно люди, вынужденные разговаривать с Рейстлином, боязливо отводили глаза, но алая жрица без страха смотрела прямо ему в лицо. Доселе чародей ни разу не замечал на себе столь жаркого женского взгляда. Похоть, горевшая в очах Мелисандры, словно огонь в горниле, могла бы расплавить не только сердце мужчины, но вечные льды Студеного моря. Магу этот взгляд внушал неизъяснимую брезгливость, он ответствовал жрице резко, неприязненно:

— Принцесса-изгнанница два года скиталась по Эссосу, зачастую не имея и черствой корки хлеба на обед, однако Владыка Света не спешил посылать вас на помощь. Она пробудила драконов из камня — без ваших советов. Она вступила в кровопролитную войну с работорговцами, но вы не приняли участия ни в одном сражении. А ныне, когда Дэйнерис воцарилась на троне Миэрина, вы пришли, нарекли ее «избранной» и объяснили ее свершения провидением Красного Бога, — Рейстлин фыркнул с глубочайшим презрением. — Весьма предсказуемо для жреца. К слову, что сталось с предыдущим королем, которого вы объявили Азором Ахаем? Он сгинул в морской пучине, не так ли?

— Иногда нам приходится лгать, чтобы в итоге восторжествовала истина, — невозмутимо молвила красная женщина. — Станнис Баратеон исполнил свою роль. Поднятый им мятеж ослабил недругов королевы, а с его смертью Драконий Камень освободился от власти узурпатора. Когда Дэйнерис возвратится в Вестерос, летопись ее завоевания начнется с места дыма и соли.

— Дэйнерис не планировала новых войн в ближайшие месяцы.

— Однако война уже стоит у нашего порога и стучится в двери. Вы полагаете, враги королевы — это мятежные господа, Ланнистеры, Баратеоны, триархи Волантиса? О нет, магистр, истинный враг придет с далекого Севера, из царства вечной зимы, что лежит за Стеной. Порождения зла наступают на земли людей, Иные, чья стихия — бесконечная тьма и гибельная стужа.

— Старая песня, — желчно процедил Маджере, — весь Миэрин ее слушает денно и нощно с первой минуты вашего появления. Поберегите свои выспренные речи для черни, жрица.

Мелисандра одарила мага долгим взором, в сгустившихся сумерках ее красные глаза сверкнули подобно двум каплям крови на остром клинке.

— Вижу, вам холодно, Рейстлин. Сама я давно уже не чувствую холода, ибо во мне горит пламя Владыки. Я могла бы показать и вам, как действует эта магия… если, конечно, вы пожелаете. Полагаю, нам лучше продолжить беседу под крышей, в помещении?

— О нет, я уже уверился, что разговоры с вами — пустая трата времени, — чернокнижник едва сдерживал злобу. — Боле я не желаю терять на вас ни минуты. Прощайте, Мелисандра из Асшая. Впредь вам стоит поостеречься меня беспокоить без веской причины.

Опустив дальнейшие церемонии, Маджере отвернулся от жрицы и зашагал прочь.

К вящему раздражению мага, влияние красной женщины в Миэрине неуклонно возрастало. Минуло три недели, как она воскресила сира Барристана, завоевав тем самым расположение королевы. Рейстлина неприятно удивила демонстрация подобного могущества, невозможного по законам Кринна. Мелисандра, как жрица, пользовалась благосклонностью своего бога и вместе с тем являлась сильной темной колдуньей. Она владела магией крови — Рейстлин прочел об этом искусстве в древнем свитке, добытом с величайшим трудом. Ему удалось получить лишь отрывочные сведения, однако и они внушали опасения. Магия крови не зависела от драконов, ее источником была энергия самой жизни, своей или чужой. Вероятно, именно эти чары даровали Мелисандре экзотическую внешность, и по той же причине проклятие песочных часов столь необычно искажало ее облик.

Рейстлин предостерег Неопалимую о темных тайнах алой женщины, но королева видела в ее присутствии свои выгоды. Старая религия Гиса клеймила драконов порождениями зла, в то время как Мелисандра объявила их даром Р?глора, а Дэйнерис — воплощенным мессией, Азором Ахаем. Жрица фанатично в это верила, а ее харизма и умение убеждать разжигали веру в других. В Миэрин она прибыла не одна: ее сопровождали несколько сподвижников в красном. Их истовые проповеди день ото дня обращали в культ Владыки все больше горожан.

А вскоре у подданных Дэйнерис появилась еще одна причина боготворить свою госпожу и страшиться ее.

На исходе первого месяца, как началась война в Лхазарине, королева сообщила Рейстлину, что хочет показать ему нечто очень важное. Они встретились во второй половине дня на террасе тронного зала. С площадки на высоте шестисот футов открывалась солнечная панорама побережья, еще не тронутая закатными красками, пронзительно-синий залив и гряды золотистых холмов, убегающих вдаль. Дэйнерис, одетая в алый итийский наряд, приветствовала чернокнижника:

— Здравствуйте, магистр — вы, как обычно, безукоризненно пунктуальны.

— Маг всегда приходит вовремя, — усмехнулся Рейстлин. — Итак, я здесь, и мне уже не терпится узнать, что именно вы собирались мне продемонстрировать.

— Да, конечно, — она кивнула, заметно волнуясь, — сейчас.

Дени жестом попросила чародея оставаться на месте, а сама приблизилась к балюстраде. Тотчас откуда-то снизу стремительной тенью взмыл Дрогон. Он приземлился на площадку рядом с матерью, подняв порыв ветра могучими антрацитовыми крыльями. Рейстлин в который раз восхитился зрелищем: даже маленький дракон воплощал все величие и мощь своей древней расы. Впрочем, маленьким Дрогон казался одному лишь магу — старший сын Дэйнерис уже вырос настолько, что мог бы проглотить барана целиком.

Матерь Драконов подошла к своему чаду и, положив руку на его гребнистую шею, обернулась на чернокнижника.

— Я давно собиралась кое-что сделать, — заявила она чуть дрогнувшим голосом. — Вы будете первым, кто это увидит.

Маджере уже догадывался о намерениях Дени, и его догадка подтвердилась: девушка смело забралась на спину дракона. Дрогон нисколько не возражал, он даже наклонился, позволяя ей использовать крыло, как ступеньку при подъеме. Королева устроилась у основания его шеи, крепко ухватившись за зубцы высокого гребня. Глаза всадницы озарились сверхъестественным пурпурно-красным огнем. В следующий миг дракон развернул крылья и, сильно оттолкнувшись от земли всеми четырьмя лапами, взвился в воздух.

Оседлав Дрогона, Дэйнерис почти играючи отметила судьбоносную веху истории Эссоса и Вестероса. Впервые за сотни лет в небеса Известного Мира поднялся драконий всадник: последняя из древнего рода мчалась навстречу безоблачным синим просторам. На долю секунды террасу накрыла тень — Дрогон пронесся над головой Рейстлина и устремился к вершине пирамиды. А чародей, пряча под капюшоном глаза от гискарского солнца, внимательно следил за черным, как смоль, силуэтом.

«Она хотела, чтобы я, именно я увидел это первым», — подумал он с оттенком тщеславия. — «Ужель ей настолько важно мое мнение»? Но Маджере тотчас нашел иное, вполне очевидное объяснение: Дэйнерис позвала его, поскольку он один способен вмешаться, если что-то пойдет не так.

Вмешательства, однако, не потребовалось. Дени легко парила между землей и небом, чувствуя невесомость и безграничное, ни с чем не сравнимое счастье. Она воспринимала Дрогона, как часть себя: ее крылья ловили потоки ветра, ее чешую ласкало солнце, ее глаза обозревали окрестности с высоты, недосягаемой для простых смертных. Сколь грандиозной казалась ей прежде Великая Пирамида, поразительное творение рук людских — но дракон в мгновение ока вознесся превыше этой громады.

Девушка не нуждалась ни в поводе, ни в командах, чтобы управлять Дрогоном. Она просто пожелала — и он тотчас, запрокинув голову, выдохнул поток багрового огня. Пламя оставило в воздухе черный дымовой след, и дракон пролетел сквозь него, развеяв крыльями. А затем он, выписав изящный пируэт, развернулся и по плавной дуге спланировал обратно к террасе.

Через несколько минут королева снова стояла на площадке рядом с Рейстлином. Дрогон чуть тронул носом ее плечо, прощаясь, и удалился по своим драконьим делам. Огненные искры в глазах Бурерожденной угасли, точно звезды на рассвете, постепенно к ней возвратилось ощущение человеческого тела, бескрылого, мягкого, уязвимого. На мгновение сердце девушки охватила щемящая тоска, словно она оставила в небесах нечто важное, чего не найти на земле. Единожды постигнув свободу и скорость полета, Дэйнерис жаждала испытывать это снова и снова, всегда, каждое мгновение своей жизни.

— Мои поздравления, кхалиси, — значительно молвил чародей, — отныне вы — драконья всадница.

— Боги, мне почти что не верится, — взъерошенная королева просияла улыбкой. — Я грезила о полетах, сколько себя помню, и вот моя мечта исполнилась.

— Вам определенно стоит подобающим образом отметить это событие.

— С превеликим удовольствием, магистр — вы ведь составите мне компанию?

Вскоре Дэйнерис и Рейстлин уже наслаждались игристым вином Сильванести в покоях мага. Маджере в который раз подивился, до чего увлекательно было вести беседу с Матерью Драконов. После первого полета девушку переполняли эмоции, она с горящими глазами рассуждала о том, что для нее по-настоящему важно, делилась чаяньями на будущее и воспоминаниями о былом.

— Я так и знала, что когда-нибудь оседлаю дракона, — с гордостью заявила она. — В детстве это была моя любимая игра. Я приказывала слугам катать себя на плечах — беднягам приходилось подолгу бегать, прыгать, рычать. А я размахивала палкой, воображая себя Висеньей Таргариен с Темной Сестрой верхом на Вхагар.

— Верно, смотрелось весьма забавно, — благодушно фыркнул Рейстлин. — Я вот, помнится, в мага играл, а братец мой был воином. Отец срезал нам подходящие ветки для посоха и меча, я делал себе мантию из старой простыни, и мы отправлялись на поиски приключений.

Дени радостно засмеялась — чародею нравилось, как звучал ее сильный металлический голос. Отсмеявшись и сделав глоток вина, девушка пытливо осведомилась:

— А можете еще что-нибудь рассказать про себя и брата? Близнецы — это так интересно. Правду ли говорят, что вы подобны единой личности в двух телах?

Губы мага тронула, пожалуй, самая ехидная из всех усмешек.

— О нет, кхалиси, мой братец никоим образом на меня не похож — ни внешне, ни характером.

Сегодня Рейстлин не испытывал ни малейшего желания говорить о давних раздорах с братом, но был отнюдь не прочь поделиться чем-то забавным. Он поведал Дени о памятном случае времен его странствий по Ансалону.

— …и вот я выхожу из-за деревьев с боевым заклятием наизготовку — где же враги, атаковавшие Карамона? Какое чудовище из чащобы на него напало? — чернокнижник выдержал интригующую паузу. — А не было там никаких чудовищ. Этот идиот висел на веревках вверх ногами, а рядом с ним, точно маятник часов, покачивался кролик. Братец исхитрился угодить в ловушку для волков — отсюда и шум, и крики о помощи.

Дэйнерис снова рассмеялась, и смех затянулся надолго. С трудом переведя дыхание, она заметила:

— Похоже, ваш брат — удивительный человек. Даже жаль, что мне не доведется с ним познакомиться, — королева вдруг задумчиво примолкла, и, посерьезнев, добавила: — Погодите — а разве нам что-то мешает отправиться в Ансалон? Теперь я драконья всадница и могу лететь, куда угодно. Я очень хочу увидеть места, о которых вы рассказывали — великий Палантас и Башню Вайрета, руины Кзак Царота и чертоги Квалиноста. Когда Дрогон станет старше, почему бы нам не устроить это славное путешествие?

— О нет, кхалиси, — Маджере внутренне подобрался, — вы не вполне понимаете, насколько далеко лежат земли Кринна. Их можно достичь лишь одним способом — дорогой магии.

В самоцветных очах Дэйнерис, устремленных на чернокнижника, вдруг промелькнула печаль.

— И однажды, когда магия станет сильнее, вы уйдете обратно той самой дорогой, которой явились, — тихо проронила девушка.

Рейстлин коротко кивнул. Кхалиси допила пьянящую жидкость в своем бокале одним долгим глотком. Чародей не мог не заметить, как резко изменилось настроение Дени — теперь она была подавлена, расстроена почти до слез. Эта странная перемена весьма его удивила.

— В Эссосе и Вестеросе тоже есть немало примечательных мест, достойных посещения, — проговорил он мягко, по крайней мере, насколько позволял его жуткий шипящий голос. — Восточная империя И-Ти, Асшай, руины Древней Валирии, ледяная Стена…

«Проклятие, какой еще Асшай, какая Валирия?..», — подумала Дени отчаянно, глядя в золотые глаза со знаками песочных часов. — «Я люблю вас, я хочу быть вашей до последнего вздоха. Остается лишь надеяться, что вы об этом не узнаете до того, как покинете Эссос навсегда».

Усилием воли королева подавила мучительное отчаянье, ведь Рейстлин мог о чем-нибудь догадаться, а худшего расклада нельзя и представить. Она решила, что не стоит развивать болезненную тему, и как бы невзначай перевела разговор на другое.

— К слову, о Стене — госпожа Мелисандра утверждает, будто на Севере, в краю вечной зимы, пробудились Иные. Обычно мне мало дела до подобных речей, но именно эти слова почему-то врезались в память. Что вы о них думаете?

Дени ожидала от мага, что он разубедит ее в зловещем предсказании, как это было в Кварте, однако Рейстлин ответил иначе.

— Вам известно мое мнение о жрецах, кхалиси, — помедлив, он неохотно процедил: — но у меня имеются основания полагать, что речи красной женщины не лишены зерна истины.

Это действительно было так. Судя по признакам, отмеченным мейстерами Вестероса и учеными Эссоса, близились сильнейшие холода за многие десятилетия. С Севера доходило все больше тревожных слухов: племена одичалых людей бежали на юг, как будто пытались спастись от ужасной угрозы, а те, кто погиб за Стеной, обращались в живых мертвецов с горящими глазами.

— Впрочем, есть надежный способ убедиться наверняка, — продолжил маг. — По моему приказу Око Дракона покажет нам Земли за Стеной и все, что в них таится. Я вижу, кхалиси, вас тоже занимает этот вопрос, и потому предлагаю решить его прямо сейчас, пока вы у меня.

Дени выразила полное согласие, и вместе с Рейстлином проследовала в часть его покоев, отведенную под библиотеку. Его коллекция книг в Эссосе пока не могла сравниться с собранием в Башне, но тоже весьма впечатляла: на полках эбеновых шкафов хранилась не одна сотня диковинных фолиантов. В углу комнаты стоял небольшой полированный стол, на нем поблескивала золотая подставка для Ока. Она отличалась от той, что Маджере использовал в походе — эта была вычурной, тяжелой, с четырьмя опорами в виде когтистых звериных лап.

Чернокнижник извлек из потайного кармана маленький прозрачный шарик, уже знакомый Дэйнерис. Как и в прошлый раз, в руках хозяина артефакт увеличился под размер подставки. Его таинственное сияние озарило лица королевы и мага, отразилось у них в глазах, нарисовало на стенах и потолке отчетливые теневые силуэты.

Рейстлин дотронулся до шара, вызывая на поединок враждебную магическую сущность. Чародей использовал реликвию уже сотню раз, однако сила, заключенная в ней, никогда не давалась ему без боя — Око питало к смертному хозяину негасимую ненависть. Малейшая ошибка лишила бы его рассудка, памяти или жизни, но он, как и сотню раз до этого, не допустил ошибки. Всецветное пламя в хрустальных глубинах замедлило танец, артефакт покорно изготовился внимать приказам.

— Покажите мне Земли Вечной Зимы, — отчетливо произнес Маджере.

После этих слов сияние застыло в полной неподвижности, подобно воде, которая кристаллизуется в лед. А затем оно вспыхнуло особенно ярко и хлынуло от центра шара к поверхности, являя наблюдателям зловещий край за Стеной.

В первые секунды, однако, зрелище не было столь уж пугающим. Картина соткалась из приглушенных синих, серых и черных оттенков: заснеженный скалистый пригорок под пасмурным пологом сумерек. Окрест него по стылым пустошам стелилась поземка, гонимая свирепыми ветрами. Стужа, казалось, стремилась проникнуть в комнату через Око, кхалиси почти ощутила на коже ледяное дыхание Севера.

Местность выглядела совершенно необитаемой, многие десятилетия здесь звучали одни лишь завывания бурана средь голых скал. Дэйнерис успела подумать, что зря беспокоилась о предостережениях красной женщины. Но вдруг край Ока озарился бледным сиянием, подобно тому, как серебрится бок молодой луны. Странное свечение постепенно сдвигалось, перемещаясь в фокус магического взора. И вот королева с содроганием увидела его источник: то была группа жутких созданий, которые не шли, но невесомо скользили в нескольких дюймах над снегом, словно призраки.

— Седьмое пекло, — прошептала Дени невольно, устрашенная и вместе с тем зачарованная этим зрелищем. Создания отнюдь не выглядели отвратительно, напротив, их белые тела в ледяных доспехах были изящны, лица — совершенны, глаза сияли кристальными сапфирами, а движения обладали смертоносной грацией. Но эта сверхъестественная неживая красота внушала больший ужас, нежели любое человеческое уродство.

Сомнений не оставалось — чудовищные Иные из полузабытых древних легенд отныне не являлись одной лишь легендой.

Магический взор отдалился от Белых Ходоков, являя наблюдателям другую часть панорамы. Они увидели на снежной равнине темное скопление: ведомые властителями холода, сквозь северную ночь на юг брели бесчисленные полчища мертвецов. Их было много, настолько много, что они сливались в единую бесформенную массу, словно копошащиеся в трупе черви. В Кринне такое нашествие нежити считалось невозможным, даже Фистандантилус, самый могучий из всех некромантов, не сотворил бы и жалкого подобия этой орды. «Вот проклятие», — мысленно поразился Маджере, — «определенно стоило бы увериться, что Стена на Севере достаточно высока».

И внезапно до мага, точно сквозь полусон, донесся слабый стон. Тревожно вскинув взор, он увидел, как смертельно бледная Дэйнерис медленно оседает на пол. Она лишились чувств отнюдь не из-за страха, о нет — ее миниатюрная рука безвольно соскользнула с хрустального шара. Вероятно, артефакт, используя смятение девушки, воздействовал ей на разум и заставил к себе притронуться. А Рейстлин, целиком поглощенный наблюдаемой картиной, не успел пресечь угрозу.

В такие минуты происходящее кажется не реальностью, но затянувшимся скверным сном. Одно лишь краткое мгновение привело к поистине роковым последствиям. Повелитель Прошлого и Настоящего знал, как никто другой, что это мгновение уже не обратить вспять. Вот оно, коварство Ока, о котором предупреждали столь многие: оно никогда не покоряется хозяину по-настоящему, лишь выжидает случая, чтобы внезапно нанести удар.

— Кхалиси?.. — не колеблясь, Рейстлин опустился на пол и склонился над королевой. Матерь Драконов осталась жива, однако впала в глубокое беспамятство. Она лежала перед ним ничком, мертвенно-бледная, неподвижная, оцепеневшая.

«Чрево Такхизис», — отчетливо подумал чародей. Он не видел в случившемся вины Дени, считая ответственным только себя самого. Девушка не владела магией, она не умела сопротивляться влиянию Ока. Рейстлин прекрасно об этом знал, но опрометчиво решил, что удержит артефакт под контролем. Расплата за ошибку была жестока: Дэйнерис Бурерожденная обратилась в безгласное тело, лишенное мыслей и чувств.

Чернокнижник сидел, не шевелясь, созерцая побелевшее, но все еще прекрасное лицо — единственное лицо этой реальности, которое в его глазах не теряло своей красоты. Веки девушки были сомкнуты, губы чуть приоткрыты, словно в последний миг она пыталась что-то сказать ему, но не успела.

«Драконы без нее погибнут».

Рейстлин знал: все случится именно так, как говорили колдуны Кварта — дети зачахнут без матери, и магия Известного Мира угаснет навсегда. При мысли об этом великий чародей впервые за долгое, долгое время испытал настоящий страх. Но у него еще оставался шанс все исправить. Душа Дэйнерис попала в магическую ловушку, в астральный план, созданный артефактом. Ее можно было вызволить из плена, если погрузиться в реальность Ока — а это почти самоубийственный шаг, путешествие стократно опасней, нежели спуск в жерло вулкана.

С каждой секундой времени на раздумья оставалось все меньше — артефакт поглощал души, как дракон, пожирающий жертву в своем логове. Рейстлин уже решился на ритуал и теперь собирался с силами, необходимыми для его свершения. Почему-то магу было крайне тяжело сосредоточиться, он едва сдерживал предательскую дрожь в руках.

И вдруг Дэйнерис Таргариен распахнула свои дивные валирийские глаза. Чуть приподнявшись, она воззрилась на Рейстлина — вид у нее был совершенно беспомощный, потерянный, непонимающий.

— Кхалиси!.. — сипло выдохнул чародей. — Вы… Как вас зовут?

— Я — Дэйнерис Бурерожденная из дома Таргариен, — слабо проговорила девушка, — именуемая первой, Матерь Драконов, королева андалов, ройнаров и Первых Людей, владычица Миэрина…

— Как вы себя чувствуете? Вы помните, что случилось?

— Я… не уверена, — она зябко повела плечами и добавила шепотом: — Я видела, как умирает мир, Рейстлин. Я видела Железный Трон, засыпанный снегом, иней на стенах Великой Пирамиды и призрак-траву на улицах опустевших городов.

Чернокнижник внутренне содрогнулся — слишком отчетливо он представлял, о чем говорила Матерь Драконов. Вот уже больше месяца его самого неотступно преследовал кошмар о проклятой призрак-траве, что поглотила все вокруг. Во сне он чувствовал, как магия его покидает, и каждый раз просыпался, охваченный невыразимым удушливым ужасом.

— Выпьем еще вина, — с неожиданной серьезностью предложил Маджере. — Вам оно определенно не помешает.

Чародей не понимал, почему Око не причинило королеве вреда, однако пока отложил поиски ответов. Так или иначе, он испытал громадное облегчение оттого, что все разрешилось благополучно.

Рейстлин осторожно помог девушке подняться. Они возвратились в гостиную, где до глубокой ночи пили и беседовали об открывшемся им страшном знании. Белые Ходоки еще далеко, но через несколько месяцев, а в худшем случае недель, они достигнут обитаемых земель. Что тогда станет с Семью Королевствами, а после и со всем Известным Миром? Любого врага, даже бога, можно убить, но как одолеть бесконечную зимнюю ночь? Смертные армии, драконы Дени, магия Рейстлина — против такой угрозы всего этого было ничтожно мало.

А между тем, Матери Драконов и без Иных доставало проблем. На следующий день Дэйнерис возвратилась к своим земным делам и заботам, коих за последние недели нисколько не убавилось.

Убийц Барристана так до сих пор и не поймали — Младшие Сыны во главе с Нахарисом, которые обычно занимались подобными проблемами, воевали в Лхазарине, а из Безупречных получались отвратительные дознаватели. Гнев дракона страшен, но даже его пламя не достанет крыс, что забились в канализации. Покушение было спланировано тщательно: нападавшие действовали быстро, слаженно, имели продуманные пути отступления. Лица преступников закрывали золотые птичьи маски, одну из которых они намеренно оставили возле умирающего рыцаря. Дени сразу ее узнала, она в точности походила на те, что носили юнкайские Сыны Гарпии. Вероятно, дерзкое нападение имело некую связь с давними событиями в Юнкае.

Матерь Драконов ведала, что в желтом городе скрывалось множество ее врагов. Среди Мудрых Господ ходили слухи — якобы, с помощью черной магии она погубила тринадцать уважаемых старейшин, безоружных, пря­мо во время молитвы в храме. В глазах аристократов королева являлась клятвопреступницей, осквернительницей святыни, а ее покровительство иноземной вере лишь усиливало их злобу. Семьи и товарищи убитых плели интриги, привлекали на свою сторону знать Астапора и Миэрина, недовольных рабов, а кроме того, искали союзников в других землях. Однако уличить их в заговоре напрямую никак не удавалось. Дэйнерис не могла просто отдать приказ и казнить всех подозреваемых, ибо для этого пришлось бы сровнять с землей половину города. В качестве упреждения она взяла в заложники по ребенку из каждой столичной знатной семьи. Отныне они служили ей при дворе, как пажи и чашники, а в случае мятежа должны были ответить головой за прегрешения родителей. Но королева не считала, что этой меры достанет надолго: сети заговора ширились и с каждым днем все плотнее опутывали раздираемый противоречиями Миэрин.

Единственными, на кого правительница могла рассчитывать, оставались ее старые спутники. Увы, со многими из них в последнее время тоже творилось неладное.

Прекрасная Миссандея была сама не своя из-за вспыхнувших чувств к Серому Червю. Она пыталась выразить Безупречному симпатию, но ее робкие попытки сблизиться повергали его в растерянность. Евнух тяготился своим увечьем, не знал, что ему делать, вправе ли он ответить девушке хотя бы духовной взаимностью. Юная наатийка, еще недавно полная радости и любви к жизни, сделалась молчаливой, замкнутой, в ее золотых глазах поселилась неизъяснимая тоска.

Сир Барристан, чье тело полностью исцелилось, в душе тяжело занемог. Всю жизнь он был помазанником Семерых и преданно служил Воину, чая отойти в мир иной по его заветам. После воскрешения рыцарь отшучивался — мол, кхалиси приказала ему остаться, и он остался, ибо королевский гвардеец всегда исполняет приказы. Но Дени видела, что ритуал внушал старику глубокое омерзение, и сам он, скорее, сожалел о таком исходе.

Сир Джорах Мормонт как будто угас, он боле не видел смысла в собственном существовании. Все чаще и чаще он искал забытья на дне бутылки, а иногда и в объятиях шлюх — Дэйнерис знала, что он не гнушался заглядывать в бордели. Его привлекали исключительно миниатюрные девушки валирийской наружности, и спьяну он готов был назвать любую из них «кхалиси». Выслушивая это от своих осведомителей в городе, королева испытывала к лорду-изгнаннику только брезгливость. Ей уже почти не верилось, что когда-то этот жалкий человек избавил ее от участи хуже смерти, что именно с ним она многие месяцы разделяла все тяготы странствий по Эссосу.

«Вот, что делает с людьми любовь», — мрачно размышляла Матерь Драконов, — «воистину не радость, а мука. Рейстлин Маджере был прав, тысячу раз прав». Жестокая ирония заключалась в том, что королеву и саму терзала темная страсть, опрометчивая, безнадежная, однако ей не доставало сил совладать с роковым наваждением. Девушка чаяла, что однажды все наладится, но дни проходили, сливались в недели и месяцы, и надежда медленно умирала. Черный маг ее не любил — Дэйнерис была слишком умна, чтобы строить иллюзии об ином.

Единственным утешением королевы, последней ее отдушиной были дети. Через несколько дней после полета на Дрогоне она оседлала также и Рэйегаль, а затем и Визериона. Она сделала то, что многие века считалось недостижимым — прежде никто еще не становился всадником более, чем одного дракона. Возможно, королеве это удалось потому, что она дарила любовь и заботу всей своей крылатой троице. А может, в Древней Валирии, когда кровь драконьих всадников была сильнее, такое уже случалось, но память об этом сгинула вместе с почившей империей.

Или же, как утверждала леди Мелисандра, Дэйнерис Бурерожденная и в самом деле являлась кем-то большим, нежели смертной женщиной?

Примечания:

Песня — «Xandria — Forevermore».

Ну что ж, скоро у героев все будет плохо.

Моя иллюстрация к главе:

http://www.pichome.ru/ljD

Белые Ходоки:

http://www.pichome.ru/ljT

А это эпизод, о котором рассказывал Рейстлин.

https://vk.com/flame_in_darkness?w=wall-114469055_48