Чаша Хельги Хаффлпафф (гет)

— Хельга, я не знаю, зачем ты надумала уморить себя голодом, но это явно неудачная затея, — заметила леди Рейвенкло спустя несколько дней за ужином. Зал, как всегда в это время, был полон оживленного гомона учеников, предвкушавших вечерний отдых. Обычно он настраивал Хельгу на умиротворенный лад, но сегодня она даже не слышала веселых голосов обитателей Хогвартса.

— Впрочем, не ты одна, — Ровена задумчиво кивнула на пустующее место лорда Салазара. — Он, кажется, вообще не выходит из своих подземелий.

Слизерина никто не видел уже несколько дней. Он явно избегал общества других Мастеров и чем-то безвылазно занимался в своих мрачных сырых аудиториях. Ровена несколько раз навещала его, хотя ей было трудно преодолевать спуск по крутым лестницам. Лорд Салазар обращался с ней любезно, но с заметной прохладцей. Ровена не понимала, чем вызвала его недовольство, и всякий раз поднималась наверх в расстроенных чувствах.

— Наверное, опять скандалил с Годриком, — рассеяно произнесла Хельга и скользнула взглядом по слизеринскому столу. — Не могу есть, Ровена. Слишком расстроена.

Леди Рейвенкло внимательно посмотрела на нее.

— Не произошло ничего страшного, — сказала она негромко. — Хельга, тебе ли переживать насчет этого? Разве ты не сможешь позаботиться о девочке?

— Конечно, смогу, — Хельга сцепила руки в замок. — Но… я не могу поверить, что мой сын оказался таким.

Этим утром Карл, которого Хельга позаимствовала у Ровены, принес ей ответ Иветуса. Хельга с первого взгляда узнала небрежную писанину и развернула пергамент с учащенно забившимся сердцем.

«Приветствую, матушка. Что вы предлагаете мне? Я остался без жены, и мне нужно плыть в поход. Девчонке будет лучше с вами, к тому же, она уродилась странной, такой же, как вы. За время путешествия с ней ничего не случилось, стало быть, вы зря пеняете мне. Да и вообще, один старик вроде вас — со странными способностями — предсказывал мне сына. Что я буду делать с девчонкой? Она не будет держать меч, не отправится со мной за море. Оставьте ее у себя и по возможности приучите к жизни. Ваш сын, Иветус».

Хельга представляла, как он писал — разрывая пергамент, а то и ломая перо огромными пальцами. Несколько минут она перечитывала строчки, и поражалась тому, каким равнодушием веяло от них. Она знала, что мужчины редко бывают привязаны к детям и воспринимала это как непреложный жизненный факт, однако, как и все матери, не применяла это правило к собственным сыновьям. Никакого стыда или смущения Иветус явно не испытывал. Хельга покачала головой: она всегда мечтала о дочери, но ей и в голову не пришло бы отказаться от кого-то из своих мальчиков. А ее сын с легкостью избавился от родного дитя, как от ненужного хлама — потому что она родилась не тем, кто мог держать меч и воевать за морем.

«Впрочем, так даже лучше, — подумала Хельга, стараясь отвлечься от тяжелых размышлений о сыне. — Она будет учиться в Хогвартсе и станет волшебницей. И я это увижу».

Весь день Хельга была сама не своя. Маленькая Хельга, как прозвал ее Годрик, ходила следом за ней — не оставлять же ее одну — осматривалась и приглядывалась, но с таким видом, будто была готова убежать в любой момент.

— Она все молчит? — спросила Ровена, вырывая Хельгу из печальных мыслей.

— Да. Просто ума не приложу, что с ней делать.

Хельга-младшая осваивалась в замке медленно. За пределы Дома Хаффлпафф одна не выходила, смотрела волком и по-прежнему не говорила. Хельга всячески пыталась ее расшевелить, но абсолютно безуспешно. Ее это расстраивало и пугало: обычно с детьми у нее не было никаких проблем. Она любила их, и они, чувствуя это, тянулись к ней. Однако Хельга-младшая была исключением. Стоило приблизиться к девочке, как она готова была отскочить. Прикосновения терпела, но напрягалась так, будто ждала удара. Когда с ней ласково заговорил Белус — на следующий после прибытия день — она убежала. Такая диковатость вызывала у Хельги мрачные мысли относительно того, как девочка жила с отцом и матерью.

«Барсучки» очень быстро узнали о перемене в жизни Мастера и всех связанных с ней трудностях. Они решили помочь — как умели. Несколько девушек попробовали разговорить Хельгу-младшую за ужином, но закончилось это так же, как и раньше — она убежала, сверкнув глазами. Хельга была в отчаянии. Она перепробовала все, что знала, и никакого эффекта это не возымело.

— В таком случае остается рассчитывать только на время, — заключила Ровена, когда Хельга поведала ей обо всем. — Когда она привыкнет и к тебе, и к замку.

— Я одного боюсь, Ровена, — Хельга обхватила локти и подалась вперед.

— Чего?

— Она — колдунья. Передалось ей это либо от меня, либо от ее матери, но это неважно. Важно другое: что, если магия повернется внутри нее и она не сможет с ней совладать? Иветус написал, что она родилась странной, то есть проявления магии начались рано. Она не разговаривает и держит все в себе. Как ты думаешь, это опасно?

Леди Рейвенкло задумчиво свела брови.

— Теоретически, опасность возможна, — сказала она после раздумья. — Но, раз выплески магии происходили, нет причин думать, что она, грубо говоря, «запрет» магию в себе.

— Хотелось бы верить. Мне так неспокойно, — призналась Хельга. — Она не похожа ни на одного из тех детей, каких я только видела в жизни. Подозреваю, родители обращались с ней не лучшим образом.

— Этого не узнать, пока она не расскажет сама, — вздохнула Ровена. — Один из моих учеников тоже почти не разговаривал, хотя отличался на редкость блестящими способностями. Дичился однокашников, избегал наставников. В конце концов я выяснила, что однажды дома отец-магл попытался утопить его, привязав камень к шее и бросив в горную реку. Мальчик выжил благодаря магии, и…

— Ровена, прекрати пугать меня! — в ужасе воскликнула Хельга.

— Прости, — поспешно сказала леди Рейвенкло. — Но можно предположить, что и твоя девочка пережила нечто очень травмирующее.

— Мне так хочется подержать ее на коленях. Или обнять. У нее нет матери, а отец фактически отрекся от нее. У девочки нет никого, кроме меня. Но она не дается.

— А что думает Белус? — спросила Ровена. — Как он отнесся к ней?

— Он просто в шоке, — с тяжелым вздохом ответила Хельга. — Он пытался разговорить ее, как и все, но она убежала. Что ж, по крайней мере, Белус поддерживает меня. Если бы не он, я, наверное, опустила бы руки.

Леди Рейвенкло улыбнулась.

— Я давно хотела сказать тебе, Хельга. Ты будто… помолодела рядом с ним. Лицо и взгляд… Никогда не видела тебя такой цветущей. Приятно слышать, что и ведет он себя достойно.

Хельга зарделась.

— Тебе не за что краснеть, — Ровена пожала плечами. — Пусть он никудышный преподаватель, но его поступки говорят о внутреннем стержне. Возможно, ваша встреча — это судьба.

Было странно слышать рассуждения о судьбе от Ровены — всегда такой серьезной и находящей рациональное объяснение всему. Хельга не помнила, чтобы раньше она высказывалась в таком духе.

— С каких это пор ты веришь в судьбу? — спросила она смущенно.

— Это всего лишь предположение, — леди Рейвенкло соединила кончики пальцев. — Предположение и не более того. Говорят, некоторым путям суждено пересечься.

— Что ж, твой муж тоже был твоей судьбой?

Ровена чуть скривила губы.

— Нет. Выгодную сделку, заключенную родителями, определенно так не назовешь… И эта сделка довлеет надо мной всю последующую жизнь.

Хельга слушала ее с удивлением. Она знала, что Ровена оставила мужа много лет назад и вернулась в родовой замок его единоличной владелицей (впоследствии предложив его в качестве школы, когда они вчетвером задумали Хогвартс). Но о браке по расчету она услышала впервые. Впрочем, среди аристократии это была не редкость. Счастливую семейную жизнь там еще поискать.

— Никогда не спрашивала тебя об этом, — Хельга почувствовала небывалое смущение. — Он тебя бил?

Ровена повела плечом. Так она делала всегда, когда речь заходила о неприятных ей вещах.

— Было разное. Скажу только, что родители серьезно просчитались… Впрочем, когда единственный критерий подбора жениха — его деньги, другого ожидать не приходится. Если уж говорить о судьбе, ее подарок для меня — Елена, — высокий лоб немного разгладился. — Подарок, которого я не могла и ждать.

Фраза прозвучала странно, но Хельга видела по лицу Ровены, что продолжать этот разговор баронесса не будет. Она решила задать ей вопрос позже, когда придет время.

— И знаешь, Хельга, — леди Рейвенкло поправила косы. — Я думаю, не стоит заставлять девочку говорить. Если она не реагирует, нужно сменить тактику. Оставьте ее в покое, и она сама заговорит, когда почувствует необходимость.

— Да, может быть.

Хельга вернулась в свои покои, ожидая увидеть там Хельгу-младшую на ее привычном месте — в уголке рядом с камином — но вместо этого девочка лежала на кровати. Хельге сразу бросилась в глаза ее бледность, а также яркий, неестественно яркий румянец на щеках. Внутри шевельнулось плохое предчувствие. Она села на кровать рядом с внучкой и осторожно пощупала лоб.

— Дитя мое, у тебя жар! — воскликнула она испуганно.

Хельга-младшая приоткрыла глаза, горящие лихорадочным блеском. За короткий промежуток времени, истекший за ужином, лицо ее стало белым как мрамор. Само лицо тоже изменилось, в нем появилось что-то тревожное, измученное. Хельгу не на шутку напугали эти симптомы. Она поняла, что дает о себе знать долгий путь по сугробам и лютому морозу. У Хельги-младшей началась жестокая лихорадка.

— Дитя мое, бедное дитя, — без конца повторяла Хельга, в отчаянии то закутывая ее в одеяло, то наоборот сдергивая его. Хельга-младшая не реагировала ни единым движением: очевидно, силы покинули ее окончательно.

Хельга позвала Белуса. Он появился незамедлительно, встревоженный и притихший.

— Белус, милый, — дрогнувшим голосом сказала Хельга. — Пожалуйста, посиди немного с девочкой. Я спущусь к Салазару, попрошу зелье. Протирай ей лоб, вода рядом с кроватью, это может помочь.

Без единого слова Белус занял вахту, ответив одним беспокойным взглядом.

— Хельга? — удивленно протянул лорд Слизерин, увидев ее на пороге подземелья. Ехидная усмешка дернула его губы, но он сдержался. — Какими судьбами?

— Салазар, у меня горе, — сразу выпалила Хельга, чувствуя, как сжалось сердце. — Внучка… у нее лихорадка, сильный жар. Ты не мог бы дать мне зелье?

Лицо лорда Салазара вытянулось. Усмешка, мелькнувшая было на губах, растаяла без следа.

— Конечно, — пробормотал он. — Конечно, сейчас… Подожди минутку.

Он не предложил ей войти. Прежде, чем Салазар скрылся среди длинных стеллажей, заставленных склянками, Хельга заметила мелькнувшую в углу длинную тень у самого пола. В другой ситуации это удивило бы ее, но сейчас она могла думать только об одном. Она ждала Слизерина, считая секунды.

— Серьезная лихорадка? — спросил он из глубины комнаты.

— Жар, бледность, глаза блестят.

— Ох… — Слизерин сочувственно вздохнул. — Для такого маленького ребенка… — он кашлянул. — Кажется, нашел.

Через несколько секунд он вручил Хельге несколько склянок с бледно-розовым содержимым.

— Давай ей по одной ложке пять раз в день, — проинструктировал лорд Салазар. — Действие быстрое.

— Салазар, благодарю от всего сердца, — Хельга быстро поцеловала его в щеку и помчалась к себе.

— Все будет хорошо, — вслед ей сказал он, однако без нужной уверенности. Дети слишком часто проигрывали бой лихорадке, чтобы быть уверенным на этот счет.

Белус встретил ее на пороге.

— Жар, по-моему, не усиливается, — сказал он. — Это хорошо?

— Я думаю, — Хельга села рядом с девочкой. — Ничего, дорогая, скоро тебе станет лучше. Я позабочусь об этом.

Хельга-младшая слабо пошевелила рукой. Возможно, так она хотела попросить всех оставить ее в покое. А может, просила помощи.

— Белус, иди к себе, — попросила Хельга. — Боюсь, как бы ты не заразился. Я справлюсь со всем.

— А ты не заразишься?

— Я не могу ее оставить.

Она поцеловала его, и он, поколебавшись, нехотя ушел.

— Мы справимся, милая, — тихо сказала Хельга, устраиваясь рядом с девочкой. — Справимся, вот увидишь.

Началась ночь, бесконечно долгая и стирающая все мысли, кроме одной. Еще до полуночи Хельга-младшая начала метаться. Хельга не отвлекалась от нее ни на мгновение. Только сейчас она поняла, насколько опасна болезнь, и как тяжело с ней сражаться ребенку. Хельге удалось влить ей в рот положенную порцию зелья, и девочка затихла. Но лицо ее по-прежнему оставалось смертельно бледным, скулы заливались румянцем, крошечная ручка была холодной. Кудри разметались. Дыхание было тяжелым и хриплым.

«Небо, не допусти, чтобы она умерла, — мысленно молила Хельга, сжимая ладонь девочки и гладя ее медовые кудри. — Не допусти, чтобы я потеряла ее!».

Сколько раз она вставала этой ночью и, с дико колотящимся сердцем, прижималась ухом к груди Хельги-младшей, слушая ее дыхание! Сколько раз Хельгу пробирала дрожь и на лбу выступал холодный пот, когда ей казалось, что девочка не делает вдох и свершилось то, о чем страшно было подумать! И сколько молитв она вознесла в эту ночь к небу, прося лишь об одном. Хельга еще несколько раз давала ей зелье, но улучшений не было.

«Вдруг я опоздала? Вдруг зелье ей уже не поможет? Почему я не заметила, что она больна, раньше? Вдруг время уже упущено и…» — довести мысль до конца было слишком страшно. Хельга поуютнее закутала девочку в одеяло и вытерла выступившие на глазах слезы.

Ночь тянулась и тянулась без конца. Ужас сменялся надеждой, надежда ужасом, и это не прекращалось ни на минуту. Хельга мечтала, чтобы мрак поскорее развеялся, и вышло солнце, и в то же время боялась утра, как никогда в жизни. Что оно принесет с собой, пройдет ли кризис — этого она не знала и боялась узнать. Хельга-младшая слабо сжала ее ладонь.

Ночь тянулась и тянулась. И ее конец не предвещал ничего хорошего.