Где любят нас - лишь там очаг родимый (джен)

Не говорите мне, что я теряю связь

С этим свирепствующим хаосом — реальностью.

Я знаю слишком хорошо, что ждет меня за гранью моего убежища из сна —

Кошмар, спасаюсь от которого я в мире воображаемом.

© Evanescence — Imaginary

— Ну? — прервал затянувшееся молчание Мелларк и закрыл дверь, а затем включил свет. — Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?

Одно мгновение растерянные и застигнутые врасплох ссорившиеся переглядывались, а потом Гермиона поспешно воскликнула:

— Ничего! Ничего не случилось, просто… В общем, все нормально.

Пит недоверчиво сощурился и оглядел их.

Охотник открыл рот, но тут же его захлопнул, повернувшись к шатенке, смотрящей на него с ледяным спокойствием — будто это совсем не она пару секунд назад пыталась отдавить ему ногу!

— Какого черта ты меня сюда затащила?! — раздраженно прорычал Гейл, но девчонку это не проняло — она только закатила глаза и что-то прошипела себе под нос, кажется, это было «Какой тупой придурок…», хлопнув себя по лбу.

— Чтобы ты не наговорил лишнего матери Китнисс.

— То есть? — брюнет озадаченно нахмурил брови. — Она уже здесь?

Девушка кивнула, и он снова задал вопрос:

— Так, погоди, и что же я такого мог сказать?

Грейнджер повторно закатила глаза и со стоном стукнулась головой об стену:

— Например, что я здесь!

— А ты не собираешься этого говорить ей?

Ведьма втянула в себя воздух помещения и, кажется, попыталась еще раз закатить глаза, но ее спас Пит:

— Конечно, нет!

— Что? Почему нет?

Блондин многозначительно переглянулся с гриффиндоркой, и шахтер почувствовал какое-то жжение в груди. Эти двое что-то скрывают. Да оно и понятно, что! Встречаются за спиной у Китнисс, которая, поди, ни о чем и не подозревает, думая, какой этот победитель ангел, и какая прекрасная сестра.

Девушке, пребывающей уже на грани срыва от непроходимой тупости одного шахтера, снова поспешил на выручку Пит, который отрезал:

— Потому что Гермиона должна вернуться к себе обратно, а если миссис Эвердин узнает, что она здесь, то возвращение будет большой проблемой.

Волшебница удивленно посмотрела на говорящего, но отрицать ничего не стала — он говорил правду, она всего лишь изумилась, как быстро он смог прочитать и понять ее сейчас.

Хоторн еще пуще нахмурился и сложил руки на груди:

— Так значит, ты все-таки решила вернуться?

— У меня нет другого выбора, — развела руками Грейнджер и посмотрела на него. — Я должна вернуться туда. Поэтому будет намного лучше, если она никогда не узнает о том, что я была здесь какое-то время.

Какое-то время?

Какое-то время?

Гейл подозрительно щурится.

Она что, собирается уйти навсегда?

Уйти в другой мир, откуда она прибыла еле живая? Полумертвая?

И остаться там?

Все эти вопросы тут же наполнили его рот, но он молчит. Потом. Он все разузнает потом.

Он настойчивый. Если она этого не знает, значит, скоро ей придется это узнать.

Что, получается, она и блондинчика своего собирается бросить? А он хоть знает об этом?

Взгляд Хоторна тут же перескакивает на стоящего рядом хозяина дома, чтобы оценить ситуацию.

Да.

Блондинчик знает.

Шахтер видит это по его глазам.

Только вот боли в них нет — и почему же, интересно знать?

Его роящиеся мысли прерывает женский голос, замораживающий все вокруг льдом:

— И поэтому я была бы тебе безмерно благодарна, если бы ты молчал и не распространялся о том, что я временно живу здесь.

У парня расширились глаза, и он едва не поперхнулся воздухом — жить здесь?!

Что?

То есть она… не просто… то есть вот поэтому она и убиралась? Плата за занимаемое помещение?

Брюнет скрипнул зубами и резко повернулся к Мелларку:

— Так значит, ты… решил приютить ее у себя? Интересно, а Китнисс вообще в курсе?

— Чт… конечно, да! — растерянно и чуть удивленно ответил Пит, явно не понимая такой смены настроения и вообще причин подобной агрессии.

Ноздри раздуваются от едва сдерживаемого гнева, и Гейл начинает чуть ли не рычать:

— Вот как! Значит, она знает. И то, что вы двое… вместе, она тоже знает?

Два ошарашенных взгляда служат ему ответом, а секундой позже один из них меняется на злой, и неплохой хук справа валит его на пол.

— Ты что вообще несешь, истеричка?! — прошипела гриффиндорка, сузив глаза. Она потерла правый кулак и покрутила кистью:

— Я, видишь ли, неплохо обороняюсь. Поэтому, если еще раз услышу что-то подобное от тебя, я сломаю тебе нос. А уж ломать их я умею, руку набила в этом деле, можешь у Малфоя спросить, он подтвердит.

— То есть хочешь сказать, что вы не водите Китнисс вокруг пальца? — Охотник не особо верит этой ненормальной девке.

— Да ты вообще сам себя слышишь или нет?!

— Что за бред?! — возмутился Пит и нахмурился. — С чего ты вообще взял?!

— Ну, знаешь. Когда какая-то левая девчонка крутится тут целыми днями, других вариантов не возникает!

— Левая? Она вообще-то родная сестра Китнисс! И у нее, кстати, имя есть.

— Родная сестра? Тогда почему она ведет себя так?!

— Как?!

— Делает невесть что за спиной у собственной сестры! А Китнисс-то и не знает, верит всему!

С каждой произнесенной вслух фразой расстояние между парнями стремительно сокращалось, и Гермиона спустя пару мгновений вдруг обнаружила, что стоит прямо посередине набычившихся и, судя по всему, уже готовых к драке мальчишек.

— Так, стоп! — девушка развела руки в стороны и уперлась в каменные груди соперников, отталкивая их подальше. Оба удивленно глянули вниз, уже совсем позабыв о том, что рядом стоит еще кто-то третий. — Брэйк! Немедленно разошлись по углам! Вы что, совсем с ума посходили?!

— Отойди, мы сами разберемся, — ладонь брюнета потянулась вперед с явным намерением отодвинуть гриффиндорку куда подальше.

— Да.

Грейнджер сдвинула брови вместе и со всей силы хлопнула охотника по протянутой кисти, а через секунду вытащила палочку и наставила на брюнета, процедив:

— Еще один шаг, Хоторн, и я клянусь, что прокляну тебя, ты понял?!

Несмотря на то, что угроза предназначалась только шахтеру, назад шагнули оба парня — видимо, слова подействовали и на пекаря тоже, который решил не испытывать судьбу зря.

— Отлично, — кивнула головой ведьма, но палочку не убрала. — А теперь давайте поговорим как взрослые и рассудительные люди, ты слышишь, дорогой? Как взрослые, а не как дети!

Гейл яростно скрежетнул зубами, но промолчал — он уже видел, какая она в бое, и совсем не хотел испытывать на себе действие ее проклятий.

— Я, конечно, все прекрасно понимаю, в том числе и то, что ты так храбро и благородно защищаешь свою подр… — шатенка неожиданно замолкла на середине своей речи и так и осталась стоять с открытым ртом, таращась на брюнета. Через мгновение она отмерла и закрыла рот, но взгляд остался таким же удивленным и ошарашенным.

— О, Мерлин… это… погодите… получается, что… о, Мордред! А я думала… Бог мой!

— Что? Да что такое?

— Боже, до меня ведь только сейчас дошло!

— Да что?! — охотник уже начинал терять терпение и еле сдерживался от желания потрясти девчонку как следует за плечи, как следующая фраза буквально выбила почву у него из-под ног. И, судя по такому же взгляду у пекарского сына, не только у него.

— Мерлин, да вы же оба влюбились в Китнисс! А я-то думала… я все гадала, никак понять не могла, в чем дело. Почему ты так… а, оказывается, все оказалось намного проще, чем я думала.

Красноречивое молчание со стороны парней только подтверждало появившуюся теорию девушки.

— Тааак… пошли на кухню.

Юноши переглянулись, но их метания прервал крик из другой комнаты:

— Быстро сюда!

Они сдавленно застонали и двинулись следом.

Гейл, если бы мог, сбежал бы отсюда сразу же, как только прозвучала эта чертова фраза, но ему очень не хотелось получить что-нибудь в спину, а Мелларку деваться было совсем некуда — он-то живет здесь. Вместе с этой сумасшедшей.

— Эм… знаете, что. Наверное, все-таки я пойду домой. Уже смеркается.

— Садись. Я провожу тебя потом, не бойся, — холодно произнесла Гермиона и палочкой пригласила сесть.

Хоторн чертыхнулся, но сел на предложенное место — как можно дальше от пекаря. Перевел взгляд в другую сторону и снова ругнулся сквозь зубы — подальше от победителя, но поближе к этой наглой персоне.

Девчонка и бровью не повела, она только предусмотрительно закрыла занавески и быстро вскипятила воду в чайнике с помощью палочки, а потом разлила чай.

— Долго молчать будем? — поинтересовалась гриффиндорка, разглядывая исподлобья собеседников.

— А что тут говорить-то? — раздраженно процедил Гейл.

— Ну, например, долго ли ты будешь преследовать Китнисс…

— Я ее не преследую!

— … а ты когда собираешься, наконец, пригласить ее к себе в гости? — эта часть предложения предназначалась уже победителю.

— Что?!

— Что?!

Гермиона тяжело вздохнула:

— Я долго ломала голову над тем, почему вы друг друга так недолюбливаете, думала, что просто неприязнь с первого взгляда, а все оказалось по-другому. Вы, оказывается, мою сестру поделить не можете. Любовный треугольник, значит.

Она постучала пальцами по столу и мрачно оглядела ребят, выдохнув и сжав виски руками, тихо прошептав:

— Только этого мне не хватало…

Потом она встряхнулась и выпрямилась на стуле:

— Пит, я могу… поговорить с…

— Да, конечно, — вымученно улыбнулся Мелларк и встал из-за стола. — Я буду наверху, если что.

Если что, зови меня.

Девушка кивнула и посмотрела на напряженного Хоторна:

— Ну что, Гейл. Поговорим?

— О чем?

Гермиона поджала губы и поднялась, открыв верхний кухонный шкафчик и достав оттуда небольшую аптечку.

Глядя на это, парень не смог сдержаться от замечания:

— Я смотрю, ты уже тут освоилась.

Гриффиндорка не обратила на это внимания, проигнорировав мальчишеский выпад, и достала из коробки необходимые ей вещи. Намочила вату спиртом и молча повернула лицо парня в правую сторону, приложив к его губам резко пахнущий текстиль с коротким указанием:

— Держи.

Затем она взяла из холодильника лед, обернула его в несколько слоев из полотенец и положила на щеку пострадавшего.

— Даже не думай, что я за это буду извиняться, — ведьма выразительно посмотрела на место удара, а потом на парня. — Заслужил. И запомни, я могу сделать это еще раз, если ты продолжишь вести себя как истеричка. И не факт, что целиться я буду тебе в лицо. Надеюсь, мы друг друга поняли.

Гейл перехватил импровизированный холодный компресс и усмехнулся, поморщившись от боли:

— Я уже заметил, что с тобой шутки плохи.

— Не то слово. Итак, вернемся к теме. Значит, ты любишь Китнисс. Давно?

Хоторн закатил глаза и неохотно выдавил из себя слова:

— Еще со школы. С двенадцати она мне нравилась, а потом уже…

— Я поняла, — шатенка кивнула и немного пожевала нижнюю губу, смотря на противоположную стену и облокотившись о стол прямо напротив сидящего. — Давай вот о чем договоримся. Ты не ходишь за Китнисс, а я… ничего ей не говорю.

— И как ты себе это представляешь? Я ее лучший друг.

— Это она так думает.

— Я все равно собирался ей признаться.

— Это когда же? — усмехнулась Гермиона — только не рассмеялась в лицо, зараза.

Он скривился и прикрыл глаза:

— На днях.

— Неужели? — хмыкнула девушка. — Впрочем, теперь тебе не придется этого делать.

— Почему это?

— Потому что ты не будешь этого делать, — ледяным голосом повторила гриффиндорка, сверля собеседника жестким взглядом.

— Может, все-таки объяснишь?

Она со стоном уткнулась лицом в раскрытые ладони, с такой скоростью, что ее волосы, взметнувшиеся за ней, мазнули сидящего парня.

Хоторн попытался поморщиться, но не смог — вместо этого он резко вдохнул запах, обдавший его. Пахло приятно. Даже очень. Какими-то пряностями и чем-то апельсиновым.

На секунду возникло чувство дежавю, но шахтер так и не понял, где он раньше такое видел. Или ощущал.

Тем временем ведьма все еще пребывала в той же самой позе и, кажется, что-то говорила. Похоже, что проклинала.

Наконец она со вздохом отняла руки от лица и безумно устало посмотрела на юношу:

— Ты действительно такой тупой или притворяешься?

И, не давая ему вставить ни слова, сама же и начала говорить, медленно и терпеливо все объясняя, будто малому ребенку (хотя в ее глазах, скорее всего, он и был таковым):

— Ты понимаешь, что якобы кузены не ходят так часто в гости к своим якобы кузинам? Ты в курсе вообще? У меня их целая куча, но мы с ними никогда не общались, хотя с некоторыми жили в одном городе. А некоторые люди и с… родными братьями и сестрами не могут построить нормальных отношений, что уж тут говорить о вымышленном двоюродном родстве, — на последних строчках ее почти перекосило, и сама она будто помрачнела сразу.

Гейл так и не понял, чем была вызвана подобная смена настроения, но допытываться не стал. Она бы все равно ничего не сказала, так что смысла в этом не было.

— Какая разница, как может быть у других?

— Боже, ты действительно ничего не понимаешь? — она с сожалением посмотрела на него и подалась вперед, положив свои руки ему на плечи и глядя прямо в глаза.

Брюнет бы и хотел отдернуться, скинуть ее почти невесомые ладони, но не смог. Ни пошевелиться, ни двинуться. Ничего. Как будто какая-то неведомая сила держала его на месте, не давая сбежать.

— Она любит тебя.

Он почувствовал, как его сердце подскочило в груди и попыталось вырваться наружу сквозь грудную клетку, счастливо стуча о ребра. Еще он ощутил, как улыбка сама собой расползается по лицу, несмотря на неприятное и саднящее чувство в левой области удара.

А ведь девчонка недурно бьет. Почти отлично, он мог бы сказать. Лучше некоторых мужчин, так точно.

Только вот почему она так смотрит… с жалостью?..

— Но как брата, — сердце оборвалось и полетело куда-то вниз, в какую-то бездонную пропасть. И иногда оно снова билось, только вот теперь уже причиняло боль.

— Ты ее лучший друг, и ты им и останешься для нее. А Пит — это любовь всей ее жизни, я не удивлюсь, если скоро они поженятся. И тебе там нет места. К тому же ты… слишком ветреный для нее, я не простила бы тебе, если бы ты так поступил с ней.

Шахтер, наконец, сбросил с себя ее руки, и резко вскочил со стула, опрокинув его на пол с жутким грохотом. Девка даже не шелохнулась, она так и продолжила стоять, опираясь о стол и скрестив руки на груди.

Что она несет вообще?!

— Что за хрень?! Ты думаешь… ты реально думаешь, что я так бы обошелся с ней?! — его грудь высоко вздымалась от душившего его гнева — да как она вообще могла?!

Как вообще такой бред мог прийти в ее голову?!

Как вообще такие мысли могли родиться?!

— Разве я не права? — ее мягкость в голосе быстро сменилась сталью, режущей его изнутри на куски. — Разве ты так никогда не поступал ни с кем?

— Да причем тут другие?! Китнисс — не они!

— Вот именно! — прошипела Гермиона, сжав ладони в кулаки и еле сдерживаясь от желания снова въехать ему по этому смазливому и бесящему личику. — Китнисс другая! Она — моя сестра! И я предупреждаю тебя, Хоторн, ты не приблизишься к ней ни на метр, ясно?! Я клянусь, если увижу тебя шатающимся здесь, я прокляну тебя так, что тебе никто никогда не поможет!

Он рвано вздохнул, напоминая себе, что это все-таки девушка, ненормальная, наглая и очень раздражающая, но девушка, и попытался говорить спокойнее:

— Да, я не такой ангелок, как ваш пекарь, и я расставался с некоторыми! Но с Китнисс я никогда бы так не поступил!

— Интересно, почему же?

— Да потому что я люблю ее! — заорал он и шумно задышал, медленно успокаиваясь.

Весь запал исчез вместе с воздухом, и он ощутил вселенскую усталость, будто на него разом навалились одни проблемы.

Грейнджер замолчала и просто смотрела на него некоторое время непонятным и немигающим взглядом, потом тяжело вздохнула и потерла пальцами переносицу.

— А ты уверен, что это так?

— Что? Что я люблю ее? — угрюмо спросил Хоторн, привалившись к стене.

Гриффиндорка кивнула:

— Вы выживали вместе. Знаешь, есть одна теория, почему люди якобы влюбляются, — она нарисовала в воздухе кавычки. — Когда они попадают в какую-то экстремальную ситуацию, в организме выделяется один гормон, называемый адреналином, и под его действием люди, находящиеся рядом, чувствуют влечение друг к другу. Так что вполне возможно, что у вас с ней произошло нечто подобное, только с твоей стороны.

Она несколько мгновений помолчала, давая ему переварить услышанное, и продолжила:

— Ты мог настолько привыкнуть к ней, что уже и сам готов поверить в свои выдуманные чувства. Нарисовал себе образ идеальной девушки, и все. Ты хочешь семью?

Он кивнул, и волшебница сказала:

— А она нет. Ты вообще в курсе? Ни детей, ни мужа она не хочет. Но это не значит, что она не захочет этого с Питом. Знаешь, почему она любит его? Да потому что, несмотря на все ужасы, что они пережили, он сохранил человечность, доброту и мягкость. Я знаю, что ты хочешь сказать, и я отвечу тебе — ты тоже можешь быть таким, но ей этого не надо от тебя, понимаешь? Все, что ей нужно — это Пит. Не ты.

— Я все равно не понимаю, — вдруг как-то обреченно прошептал Хоторн и поднял взгляд на собеседницу, а потом развел руками. — Чем он лучше? Что в нем есть такого, чего нет во мне? Я ведь тоже могу быть таким, любым, каким она захочет меня видеть!

Шатенка посмотрела на него с сочувствием и подошла поближе:

— Дело не в том, в чем он лучше, Гейл. — Юноша вздрогнул, когда понял, что она стоит почти рядом, и это было не от близости, нет. И не от непривычной мягкости и ласки в голосе. — Дело в том, что люди не выбирают, кого любить. Просто это приходит неожиданно. Вот и все. Ей не нужно будет, чтобы ты менял маски и притворялся тем, кого она хочет видеть. Ей нужен настоящий и живой человек. А ты… у тебя будет другая девушка, которую ты полюбишь.

— Нет. Мне больше никто не нужен, кроме нее.

— Это ты сейчас так думаешь, — она грустно усмехнулась. — Потом ты поймешь, что это не так. Ты поймешь, что на самом деле любил ее все это время, как сестру.

Нет, Гермиона.

Ты не права.

Сестер так не любят.

— А что если нет?

Грейнджер немного помолчала и ответила, глядя ему прямо в глаза цвета хмурого неба, ввинчивая свои слова в него словно ржавые гвозди, после которых останутся незаживающие раны:

— Значит, будешь жить дальше так, как будто ничего не было. В любом случае тебе придется ее уступить. И оставить в покое навсегда.

Проводив его до двери, она остановила его и равнодушно сказала:

— Я надеюсь, что мы поняли друг друга. Я не шучу, Хоторн, я говорю вполне серьезно. Если ты думаешь, что я не способна на значительные поступки, то ты очень сильно ошибаешься. Я ведь могу не только ударить. Советую тебе кое-что запомнить — когда трогают мою семью, я никого не жалею и не прощаю.

И впервые, смотря в беспощадные шоколадные глаза напротив, юноша понял, что она действительно не шутит. И настроена она очень серьезно. Пусть она не вспомнила их, но даже за такое короткое время, проведенное вместе, за ту самоотверженность Китнисс, она прониклась к ним чем-то. И она будет защищать их до последнего.

* * *

Закрыв за ним дверь, она устало прислонилась к ней спиной и сжала голову в руках.

Боже, ну зачем ей все это?

Зачем она в это ввязывается?

Когда трогают мою семью.

Мою семью.

Интересно. И когда это она начала считать их своими?

Неужели она столько времени пробыла в одиночестве, что готова признать своими практически первых же встречных? Неужели ей так сильно было необходимо почувствовать себя хоть немного кому-то нужной и родной?

Мерлин, да сколько же времени она провела в том плену, что теперь так думает!

Гермиона отняла руки от лица и оттолкнулась от двери, намереваясь пойти к себе в спальню.

Хм, а Пит все слышал, о чем они разговаривали?

Она надеялась, что нет, потому что в таком случае ей пришлось бы объяснять ему все, а она сейчас не горела желанием делать это. Все, чего она хотела на данный момент — это принять душ и лечь спать.

Быть может, хотя бы сегодня ее не будут мучать кошмары. Девушка надеялась, что нет.

Девушка зашла в ванную комнату и, оперевшись руками об раковину, уставилась на свое отражение. Потом глубоко выдохнула и хмыкнула — ничего не скажешь, красавица!

Бледное лицо, почти черные круги под темными и потухшими глазами, вздыбленные волосы, которые расчесать удастся только с помощью магии, не иначе. Она и раньше никогда не была красивой, а уж сейчас-то! Впрочем, раньше она на это и внимания-то не обращала, теперь и подавно.

Гриффиндорка устало вздохнула и протерла лицо руками, спрашивая себя, когда все это закончится.

Она никогда никому этого не скажет, но она очень устала от всего вокруг.

Почему ее жизнь так круто поменялась? Почему все изменилось до такой степени, что она не знает, как себя вести и как ей следует поступать? Почему она сейчас так сильно вмешивается в судьбы чужих, по сути, людей?

Если бы не тот чертов тронный зал, ничего бы не поменялось, все осталось бы прежним. Все осталось бы тем, к чему она так привыкла.

Если бы она туда не забежала, у нее осталось бы два варианта.

И она не знала, какой из них лучше.

Первый — ее бы поймали и пытали до самой смерти, которая была очень близко.

И второй — она бы сумела сбежать, но в итоге все равно бы погибла. Даже если смогла бы добраться до Хогвартса. Какая гарантия, что ей там помогут? Амбридж? Эта дама скорее добьет ее, чем поможет.

Ее бывшие друзья? Вряд ли, они даже не знают элементарных заклинаний, не говоря уже о медицинских.

Впрочем, теперь это все было неважно, потому что все уже произошло. Она в другом мире, серди других людей. И все, что ей остается — это найти дорогу обратно.

Но теперь всплывал другой вопрос — а что, если… если все тщетно? Если все ее попытки отыскать проход в магический мир заранее обречены на провал? Что ей делать тогда?

Остаться здесь навсегда? Показаться народу? Помогать Китнисс и Прим? Что тогда?

Гермиона помотала головой, пытаясь избавиться от этих назойливых мыслей — ну уж нет! Она отыщет путь обратно, здесь она не останется, не в те времена, когда ее близким нужна помощь.

Она вздохнула и стянула с себя рубашку сестры, отбрасывая ее в сторону. Грейнджер попыталась снять штаны, но остановилась — пальцы скользнули по пояснице, очерчивая края шрама.

В темнице всегда было темно, поэтому она так и не увидела, что конкретно ей выжгли на спине Пожиратели. Первое время здесь мыться ей помогали сестры, а потом она так была поглощена происходящими событиями и собственными размышлениями, что ей попросту было не до этого.

Она вообще старалась как-то не думать о своих шрамах, предпочитая игнорировать их по мере своих возможностей, она знала, что ей будет неприятно смотреть на это, но сейчас она ничего не могла с собой поделать.

На самом деле она догадывалась, что выжгли эти ублюдки. У нее была парочка гипотез. Одна из них уверенно красовалась алыми кривыми буквами у нее на левом предплечье, и это значило… это означало, что вторая отпечатана на спине.

Она молилась, чтобы это было ложью, самообманом, но где-то внутри она знала, что это совсем не так, что на самом деле все по-другому.

Именно поэтому она прикрыла глаза, собираясь с духом — ну кто ты, гриффиндорка или нет?! — и резко повернула голову назад, смотря на собственное отражение в зеркале.

Ведьма сжала губы и опустила веки, надеясь, что таким образом она забудет этот уродливый рисунок, однако это было не так — образ намертво отпечатался в ее глазах.

Почему ей это не показалось?

Она провела подушечками пальцев по резкому контуру обожженной кожи и тут же отдернула руку.

Нет, она не смеет касаться этого.

Это — ее клеймо. Знак, что она не такая невинная и светлая, какой была раньше. Это знак о том, что тьма вползла в ее душу и теперь по ночам нашептывала ей на ухо разные проклятия.

Как же она теперь посмотрит в глаза друзьям? Как она посмотрит в глаза своему лучшему другу, перед которым собиралась извиняться всю жизнь? Как?

Если они узнают, что у нее на спине, они навсегда отрекутся от нее, откажутся, бросят в пропасть, на краю которой она стоит уже долгое время одна, не смея ни у кого просить помощи.

Внезапная мысль пронзила ее изнутри, девушке даже в голову не пришло, что она делает что-то неправильно.

Все верно, она права.

Выход только один.

Ей просто надо избавиться от этой штуки на пояснице. Просто. Избавиться. И все. Как только она это сделает, все встанет на свои места, все будет хорошо.

Никто не узнает, Гермиона. Знаем только мы — ты да я. Я никому не скажу. И ты тоже.

Да, все верно, все правильно. Она делает так, как надо.

Грейнджер трансфигурировала мыло, лежащее на подставке, в кухонный нож, и завела обе руки за спину.

На какое-то мгновение она содрогнулась, стоило ей вспомнить сумасшедшие крики Беллатрисы и холодную сталь у запястья, но она отогнала жуткие воспоминания, сосредоточившись на деле. Шатенка повернула голову и бездумно посмотрела через зеркало, как острый конец врезается в нежную кожу. Она на автомате провела рукоятью вверх, вырезая контур метки и натягивая левой рукой эпидерму, чтобы все получилось ровно.

Еще несколько движений, и больше ничего не будет напоминать о том, что когда-то здесь было это уродство, этот чертов череп с выползающей изо рта змеей!

Только оголенный до мяса участок будет напоминанием о том, что раньше здесь была кожа. И больше ничего.

Девушка равнодушно и апатично смотрела на то, как стекают тонкие струйки крови из сделанной ею раны и капают на кафельный пол, загрязняя красивую молочную плитку.

Все посторонние звуки и шумы ушли куда-то на задний фон, вокруг была лишь одна тишина, непривычно давящая на барабанные перепонки. Гермионе казалось, что она находится в каком-то плотном коконе, сдвигающем ее со всех сторон и мешающем нормально и спокойно дышать.

Все отошло на потом, на последний план, важным сейчас, на данный момент, в данную секунду, было только одно — избавление ее тела от этой грязи.

Правда, ее замыслу не суждено было сбыться, потому что буквально через несколько минут после того, как она начала, ее импровизированное орудие было выбито из рук, а сама она начала извиваться в чьих-то явно не женских сильных объятиях.

* * *

Пит старался не прислушиваться к разговору, шедшему внизу, но иногда у него это не получалось — уж слишком громко некоторые фразы произносили спорящие. Поэтому он попытался отвлечься другим, более близким ему способом — начал рисовать. Ему льстило восхищение Гермионы его талантом, и он уже подумывал даже о том, чтобы показать некоторые свои работы Китнисс, как ему и предложила его новая соседка по дому.

Не получив одобрения у своей семьи по поводу рисования, он вдруг неожиданно нашел его у сестры Китнисс. Той, вроде бы, действительно нравились его картины, и она искренне выражала свои эмоции и чувства.

Мелларку нравилась шатенка — несмотря на то, что она, несомненно, перенесла что-то плохое в своей жизни, что-то, что она не собиралась рассказывать, девушка, по его мнению, была отзывчивой и добродушной. Конечно, иногда она уходила в раздумья, и в такие моменты ее лицо омрачалось, но обычно она старалась не показывать этого.

Про ее необычный дар он узнал тогда, когда они решили, что она переедет к нему. В тот день он делал заказ и заметил, что булочки пекутся очень быстро, даже слишком быстро, сказал бы он. И это не принимая во внимание максимальную температуру печи!

Тогда-то пекарь и застал Эвердин, колдующую, причем в буквальном смысле этого слова, над тестом. Он очень удивился и думал, что сошел с ума, но как можно было в это не поверить, когда девушка так явно все доказала, просто творила волшебство!

Еще он был довольно польщен тем фактом, что она все-таки отчасти доверяет ему, иначе она не раскрыла бы ему свою тайну.

Он внимательно следил за лицом охотника и понял, что тот знает о ее магии, потому что шахтер нисколько не удивился, когда она вскипятила воду с помощью палочки. Да и вряд ли она бы сделала это, не знай Хоторн обо всем.

Сейчас Пит прислушивался к происходящему, но так ничего и не услышал. Они закончили уже, что ли?

Он только надеялся, что эти двое еще не поубивали там друг друга. Блондин спустился на первый этаж, но никого на кухне не обнаружил. Он немного замешкался и решил проверить, просто на всякий случай.

— Гермиона! — позвал он, поднимаясь по лестнице наверх, напряг слух, но ему никто не ответил. — Гермиона, ты здесь?

Ну не могла же она уйти на ночь глядя! Или… она что, реально пошла провожать шахтера? Да ну! Пекарь думал, что она просто пошутила.

Он заметил, что дверь в ее комнату приоткрыта, и озадаченно нахмурился. Подошел поближе и аккуратно постучал костяшками пальцев по деревянной поверхности:

— Гермиона, можно войти?

Тишина. Да что такое?!

Юноша толкнул дверь и зашел в комнату — никого. Он хотел было уже выйти, но вдруг увидел полоску света из ванной.

— Ты в порядке? — он снова постучался, но ему никто не ответил.

Какое-то странное беспокойство и чувство тревоги начало закрадываться к нему в душу, однако он попытался подавить эти эмоции.

— Гермиона, ты как? — он повысил голос, надеясь, что сейчас-то ему ответят и скажут, что все хорошо, она просто хочет принять душ.

Ничего. Почему она молчит? Может, ей стало плохо?

Пит дернул ручку на себя и, к его удивлению, дверь поддалась. Почему она не заперлась? Не успела?

— Черт, Гермиона, что ты делаешь?! — шокированно вскрикнул парень и проворно подскочил к ней, выбив из тонких пальцев огромный нож. — Совсем из ума выжила?!

— Пусти меня! — неожиданно заверещала девушка и попыталась вырваться. — Отпусти немедленно, я должна убрать это, мне надо отодрать эту грязь!

Победитель сжал ее руками покрепче, стараясь не опускать их ниже лопаток, он увидел, что рана была на пояснице.

— Не трогай меня, отпусти! — она пыталась выкрутиться из его объятий, но почти не могла даже шевелиться. Тогда шатенка принялась колотить его по груди:

— Отпусти меня, я должна закончить, оторвать!.. — вытянув одну руку, она завела ее себе за спину, собираясь, видимо, тупо физически сорвать кожу.

Пит вовремя это остановил, взяв оба ее запястья в захват, и принялся думать, как ему поступить дальше. Для начала он свободной рукой вытащил ее палочку из кармана штанов и положил к себе, потом огляделся и увидел на полу около шкафа свой ремень.

Передвигаться с все еще брыкающейся и вопящей ношей было не совсем удобно, но он прижал ее руки вдоль тела и закинул на кровать, а ногой попытался подтянуть к себе нужный предмет. Руки он связал ей спереди, чтобы она не смогла дотянуться назад.

— Черт, Гермиона, успокойся, я хочу тебе помочь!

Один он не справится, это точно. Как ему вообще ее утихомирить? Он же понятия не имел, что делать в подобной ситуации, что сделать, чтобы она успокоилась и перестала буянить. В таком состоянии она могла нанести себе еще больший вред, он не мог этого допустить. Сам себе не простит, да и Китнисс с него три шкуры спустит.

По-хорошему надо было бы пойти к Эвердинам, там все-таки два медика, но как он это обыграл бы? Причем так, чтобы их мать ни о чем не догадалась. Вряд ли она отпустила бы дочерей поздно вечером, пусть даже и в соседний дом. Отправилась бы сама, а он обещал Гермионе, что она здесь будет в порядке. Иначе зачем они вообще все это устраивали?

Хоторн! Он ведь не мог далеко уйти, верно? Можно его догнать, попросить о помощи, шахтер не откажет. Он, конечно, мрачный и иногда грубый, но он поможет.

Но сначала надо было сделать так, чтобы девушка не освободилась и ничего больше не смогла с собой сделать. Мелларк перевернул все еще сопротивлявшуюся девушку на живот и привязал ее руки к спинке кровати, а затем сорвал в ванной легкие занавески и связал вместе ее дрыгающиеся ноги.

Надолго это ее не удержит, но уже хоть что-то, веревок-то в доме нет.

— Пусти меня! Я должна доделать! Я должна уничтожить это! — отчаянно взвыла Гермиона и дернула руками, пытаясь высвободиться.

— Потерпи, я сейчас вернусь, я ненадолго, хорошо? — Пит запер ванную комнату, чтобы она не смогла туда добраться, проверил палочку у себя в кармане и закрыл комнату ключом, слушая приглушенные завывания оттуда.

И на той максимальной скорости, которую ему позволял механический протез, вылетел из дома, собираясь догнать охотника.

Девочки тут не подойдут, они только больше расстроятся и будут переживать, а ему сейчас нужен человек, способный удержать внезапно взбесившуюся девушку. Под такое определение хорошо на данный момент подходил именно шахтер.

Хеймитч тут вообще никак не вписывался — во-первых, он не знал правду, иначе Питу пришлось бы ему объяснять наличие чужой девушки в собственном доме, а во-вторых, ментор попросту не смог бы помочь из-за своего вечного алкогольного опьянения.

Впереди замаячила высокая массивная фигура, принадлежащая, несомненно, Хоторну, который почему-то двигался навстречу.

— Мелларк? — удивился брюнет, подходя ближе.

— Быстрее, пошли, Гермионе нужно помочь! — выпалил Пит и схватил растерявшегося охотника за рукав.

— Что? Во что эта идиотка вляпалась на сей раз? — обреченно простонал Гейл, но двинулся вслед за пекарем.

— Я не знаю, что случилось, но она сейчас… немного не в себе, мне нужна твоя помощь, я не справлюсь с ней один.

Хоторн озадаченно кивнул и нахмурился — да что там такое произошло после его ухода, что Мелларк так разволновался? Прошло немного времени, как он ушел, а там уже что-то стряслось, причем не очень приятное, судя по выражению лица блондина.

Охотник уже успел дойти до своего дома, но вспомнил, что забыл передать Эвердин, что его мать пригласила ее завтра к ним в гости. И хорошо, что вспомнил и повернул обратно, потому что Хейзел обещала бросить что-нибудь тяжелое ему в голову, если он не передаст это наглой девке. А голова ему была еще нужна, да и в словах матери он не сомневался.

— Она наверху, в своей комнате, прямо по коридору до конца, вот ключ, я ее закрыл, зайдешь и сразу лови ее, если что, а я пока за аптечкой, — быстро протараторил Мелларк, сунул опешившему шахтеру в руки брякнувшую связку и исчез на кухне.

Аптечка?

Господи, да что случилось-то?!

Гейл, подгоняемый нехорошими предчувствиями, взлетел на второй этаж и отпер замкнутую дверь.

— Что за хрень… — изумленно пробормотал охотник, глядя на развернувшуюся картину, от которой все похолодело внутри.

Полуголая шатенка стояла на коленях на кровати и пыталась зубами освободиться от ремня, который приковывал ее резной спинке мебели. Из одежды на ней были штаны и какая-то кружевная тряпка на груди. На полу валялись смятые занавески, а на спине…

— Твою мать…

Багровые полосы пересекали всю спину, а прямо на пояснице был странный рисунок — череп с выползающей изо рта змеей. И только подойдя ближе, он понял, что этот рисунок, похоже, был выжжен. А вокруг этого была рваная рана и полувисящий лоскут кожи.

Твою мать… да кто это сделал?!

Ведьма не обратила никакого внимания на вошедшего, она продолжила вгрызаться в ремень и дергать руками в попытке вырваться. Слезы все еще текли у нее по щекам, но, видимо, сил кричать дальше у нее больше не осталось, поэтому она молча буравила взглядом ненавистные импровизированные веревки.

— Гермиона, — тихо позвал девушку Гейл и медленно подошел ближе, вытянув руки вперед, показывая, что он не причинит ей вреда. — Все хорошо, это я, я не сделаю тебе больно.

Она медленно повернула голову в его сторону и как-то странно усмехнулась. Смотрелось это немного жутко, учитывая ее все еще идущие слезы.

— Не приближайся ко мне, понял? — глухо произнесла она и снова дернулась в попытке освободиться.

Парень на секунду замер на месте, вздрогнув — ему стало не по себе от ее слов и взгляда. Он тяжело вздохнул, понимая, какая борьба ждет его впереди, и одним рывком прыгнул к кровати. Охотник сел на постель поближе к прутьям и крепко схватил девушку, не давая ей вырваться. Левой рукой он прижал ее запястья к матрасу, а правой обхватил ее ноги.

Гермиона на мгновение замерла, но через секунду тут же пришла в движение и принялась извиваться всем телом:

— Не трогай меня! Отпусти, слышишь?! Мне надо закончить!..

Хоторн устало и раздраженно подумал, где носит этого Мелларка, как услышал громкие шаги на лестнице.

Слава Богу!

— Извините, что так долго, никак не мог найти… — скороговоркой проговорил победитель, но почти сразу остановился, стоило ему увидеть лежащую на коленях шахтера девушку. — …нитки.

Он немного приподнял брови в удивлении, но никак не прокомментировал увиденное, видимо, понял, что другим способом с этой ненормальной было не совладать. Пекарь прокашлялся и положил аптечку на пол, направляясь в ванную, чтобы набрать воды. Вернувшись, он намочил тряпку и, извинившись перед шатенкой, аккуратно и осторожно принялся промывать рану.

После обработки дезинфицирующим раствором кожи и принятия обезболивающего смирившейся Гермионой, Пит вдел нить в иголку и начал прошивать края эпидермы.

Пациентка совсем затихла и не шевелилась, пока ее зашивали, она лежала спокойно и не дергалась. Парни пару раз переглянулись, озадаченные этим, но решили не заострять на этом внимание — Мелларк продолжил свое дело, а Хоторн все еще ее держал. Кто знает, что стукнет ей в голову, стоит ему отпустить ее хоть на секунду.

Теперь он совершенно не сомневался в ее неадекватности — до этого же она как-то додумалась! На этот ужас на пояснице он и вовсе старался не смотреть, хотя теперь и понимал, что эта картина отпечатается у него в голове надолго.

Брюнет опустил глаза вниз и почувствовал, как холодок пробежал по его спине — девчонка смотрела на пространство позади него абсолютно пустыми и стеклянными глазами. Он сглотнул вязкую слюну и сжал руки покрепче — хотя этого и не надо было делать, она бы все равно не смогла вырваться из его хватки.

Когда пекарь закончил и пошел вниз выбрасывать тряпки и убирать медикаменты, охотник решил попробовать растормошить девушку.

— Гермиона? Ты слышишь меня?

Она молчала и, казалось, вообще забыла, где находится.

— Гермиона, ответь!

— Она не спит? — тихо спросил хозяин дома.

— Нет.

— Может, дать ей снотворное?

После недолгого совещания было решено отвязать девушку и сидеть возле нее по очереди, чтобы не дать ей навредить себе еще больше. Первым дежурил Гейл.

Он наклонился к ней:

— Зачем ты сделала это?

Она ему ничего не ответила, безразлично вглядываясь в темноту за окном.