Потанцуем? (джен)

Все время обеда загадочные инициалы не выходили у Гермионы из головы. Их изображение мерещилось ей везде: в нагромождении облаков на заколдованном потолке Большого зала, в разводах шоколадной глазури на тыквенном печенье, в причудливом переплетении косичек Парвати и даже на разрезе кочана китайской жующей капусты, изображенной в учебнике. Измученная очередным наваждением, Гермиона не смогла оказать достаточного сопротивления явившимся из Больничного крыла друзьям, и, выслушав покаянную речь от пострадавшего в битве за честь прекрасной дамы Рона, после недолгого раздумья решила сменить гнев на милость: все-таки домашнее обучение в магической Англии, мягко говоря, заметно уступало системе государственного начального образования детей в обычном мире, и Рон был всего лишь еще одной его жертвой. Горькую мысль о том, что за четыре года постоянного списывания он мог хотя бы раз обратить внимание на имя, надписанное большими буквами в правом верхнем уголке любой ее домашней работы, Гермиона старательно от себя отогнала — несправедливо требовать от людей большего, чем они способны дать.

После обеда занятий у ребят не оказалось — Амбридж неожиданно вызвали в министерство, а уроки астрономии хоть и числились в расписании сразу после Защиты от темных искусств, естественно, проводились ночью. Радуясь неожиданной свободе, пятикурсники гурьбой повалили к выходу, где их ждал еще один приятный сюрприз — сквозь плотную пелену туч к Хогвартсу наконец-то пробилось солнце: рыжее, яркое, не по-осеннему горячее, оно заглянуло в высокие окна старого, изрядно продрогшего за последние дни замка, заиграло в холле на гриффиндорских рубинах и слизеринских изумрудах, вспыхнуло ярким огнем во вздыбившейся после драки шевелюре Рона и в несколько минут выманило на улицу всех, кто не корпел в этот момент над учебниками. Гарри с Роном не стали исключением — подхватив под руки упирающуюся Гермиону, они потащили ее по коридору, приговаривая, что МакГонагалл сейчас не до них, и даже если она прервет свой урок, чтобы найти замену какой-то там Амбридж, нагло игнорирующей учебный процесс, то бегать за учениками вокруг школы и загонять их в класс она точно не будет. И вообще, постоянно заглядывать в расписание, надеясь увидеть там очередные Зелья или еще что-то не менее приятное, может только мазохист, а среди их однокурсников таковые не наблюдались, за исключением, правда, одной умницы-разумницы, не будем тыкать в ее сторону пальцем. Но верные друзья, конечно же, никак не позволят ей в одиночестве явиться на урок и принять на свою голову адресованные остальным прогульщикам громы и молнии. В ответ на резонное замечание, что на урок можно было бы пойти и втроем, ребята не менее резонно заметили, что только для них троих урок проводить все равно никто не будет, и, явившись в класс, они только подставят остальных, испортят себе настроение и зря потратят подаренное самой судьбой драгоценное время, которое можно было бы провести с гораздо большей пользой для здоровья их пострадавших, только что вышедших из Больничного крыла, организмов.

Последний аргумент сломил сопротивление Гермионы — ее измученный непогодой и загадками организм тоже требовал солнышка, отдыха и успокаивающего шелеста желтеющих осенних листьев, поэтому, взглянув в последний раз в свое расписание и не увидев там никаких изменений, она безропотно позволила друзьям увлечь себя на улицу. Но ребята глубоко ошибались, если думали, что их подруга будет молча наслаждаться последними теплыми деньками уходящего сентября. По дороге верная себе Гермиона нашла достойное применение «подаренному судьбой» времени: провела очередную воспитательную беседу на тему «Провокаторы в нашей жизни», поймала Рона на обещании выучить наизусть все учебники по родному языку, что Гермиона сможет для него достать, и с огромным трудом воздержалась от соблазна принять у него по этому поводу Непреложный Обет, о котором он в порыве энтузиазма неосторожно заикнулся. Только выйдя на улицу, и отойдя на достаточное расстояние от галдящей толпы и лишних ушей, Гермиона поделилась с ребятами своими соображениями. Гарри внимательно слушал, а Рон, который никак не мог остыть и угомониться, все время ее сбивал, выражая бурную радость по поводу того, что все образовалось, Гермиона его простила, они целы и невредимы, а Малфою еще долго будут лечить сломанный нос и треснувшие ребра. И на этом фоне какие-то отработки у Снейпа или даже у Амбридж — просто доксий хвост, а загадка инициалов «GG» для таких крутых ребят, как они, даже того хвоста не стоит, и вообще решается в три хода, как задачка Альфонса Мудрого…

Оказавшись на любимой лужайке, друзья в три палочки осушили небольшой пятачок под раскидистой кроной могучего ясеня и уселись на пожертвованной Роном теплой мантии.

— Погоди, погоди, что-то мне такое вспоминается, — Рон, который наконец-то прекратил изображать токующего глухаря, потер заклеенный пластырем лоб.— Точно, Гэлвин Гаджен, ловец из «Пушек». Гарри, помнишь, как он на матче с «Татсхилл Торнадос» свалился с метлы, пытаясь поймать пролетавшего мимо шмеля?

Гарри кивнул — разве такое забудешь?

— Гаджен или Гаджон? — придирчиво уточнила Гермиона.

Рон отмахнулся:

— Гаджен, Гаджон, это сейчас неважно, главное, что инициалы точно подходящие. Но сомневаюсь я, что это его работа: если этот идиот не видит разницы между снитчем и шмелем, то пробраться среди ночи в Хогвартс... Нет, не потянет. Гарри, ты же сам ловец, скажи что-нибудь!

Гарри в это время размышлял совсем о другом.

— Чем-то эта фамилия и мне знакома, но точно не по квиддичу. Гаджен… Гаджон… — Он повертел фамилию на языке и обрадованно воскликнул:

— Конечно же, Глэдис Гаджон — одна из самых преданных поклонниц нашего профессора Локхарта, родственница этого чудака, наверное. Когда я был у него на отработке и подписывал конверты для фотографий с автографами, ее фамилия стояла первой в списке.

Рон хмыкнул, но благоразумно промолчал. Гермиона сморщила носик. Вспоминать о детском увлечении Локхартом ей было неприятно, но в песне, как говорит народная мудрость, слова не меняют.

— А еще есть Глиннис Гриффитс, ловец «Холихедских Гарпий», кумир нашей Джинни, — Рон явно гордился своей памятью. — Но только где та Глиннис, а где наша Гермиона… — с сомнением в голосе протянул он.

— Да, версий много, и проработать надо бы все, — солидно заявил Гарри тоном бывалого аврора. — Какие будут предложения?

Чего-чего, а такого добра у Гермионы всегда имелся вагон и маленькая тележка. Например…

— Сходить в библиотеку, — слаженным дуэтом произнесли ребята, на долю секунды опередив подругу. Гермиона сердито посмотрела на них:

— Да, сходить в библиотеку — не мешало бы разузнать поподробнее и об игроках, и об этой поклоннице, а источник информации у нас может быть только один — подшивки "Пророка". Или у вас есть другие идеи?

Гарри, в свою очередь, решил действовать методом исключения:

— Доблестный Гриффиндор до братьев Гримм явно не дожил, твоя Ганхильда тоже, Геллерт Гриндевальд наверняка читал что-то более героическое, чем сказки, а Грегори Гойл… сомневаюсь, что он в детстве вообще что-нибудь читал.

Рон заливисто расхохотался — пассаж Гарри явно пришелся ему по вкусу. Гермиона же, пропустив мимо ушей форму высказывания и вычленив его суть, немного подумала и согласно кивнула.

— Теперь игроки… — продолжил Гарри. — Я бы на них особо не рассчитывал — один явно далек от книжек, а с другой ты никогда и нигде не пересекалась. А вот миссис Гаджон вполне, вполне… — Он благоразумно отодвинулся подальше от Гермионы: — Приревновала, должно быть, тебя к своему кумиру или прознала откуда-то, что ты причастна к его нынешнему плачевному состоянию…

Говорят, что у мести руки длинные, но если в них находится волшебная палочка, они становятся еще длиннее, а в данном случае — на целых одиннадцать дюймов. Гарри, схватившись за пострадавший бок, преувеличенно страдальчески охнул и, глядя на Гермиону, сдувающую воображаемый дымок с кончика палочки, попробовал подвести итоги:

— И кто у нас остался не умерший, не играющий, не пишущий письма?

— Только не читающий. Грегори Гойл… — упавшим голосом произнесла Гермиона, опуская палочку. Настроение снова начало стремительно ухудшаться.

Рон понимающе хмыкнул:

— Что, испугалась? Как я тебе перспективки-то нарисовал? Не боись, подруга, не все так страшно, мы тебя в обиду не дадим. Вот послушай, что я придумал!

Гермиона скептически подняла брови: роновы методы решения проблем были ей хорошо известны и доверия не вызывали.

— Послушай, Гермиона! — повторил он еще раз для пущего эффекта. — Чтобы Гойл от тебя отстал, мы завтра же объявим всей школе, что я на тебе женюсь!

Гермиона наконец поняла, что происходит: победа над «мерзким хорьком», похоже, настолько окрылила Рона, что солнце сегодня показалось ему ярче, чем всегда, мир — прекраснее, лучшая подруга — симпатичнее, а собственное чувство юмора — убойнее и сочнее. Пребывая в чрезмерно благостном расположении духа после недавних событий, ее друг явно оторвался от реальности — в нормальном состоянии он даже с палочкой у горла никогда не завел бы разговор на такую скользкую тему, как женитьба, особенно после неудавшейся пирушки по поводу новоселья. И десять раз бы подумал, прежде чем предложить девушке выйти за него замуж только для того, чтобы от нее кто-то отстал.

— Гермиона, подумай, я ведь лучше, чем Гойл, — начал свою рекламную кампанию Рон. — Я симпатичнее, чем он, и явно умнее… — он вдруг стушевался, вспомнив свои последние «подвиги» на ниве грамотности, но тут же снова воодушевился: — У меня, правда, нет родового поместья и таких денег, но это временно — я буду много работать и вскоре смогу обеспечить тебя всем, чем пожелаешь. Зато я не буду тебя запирать и травить, и наши пятеро детей будут любить тебя без памяти.

Пятеро? Гермиона вытаращила глаза. Ничего себе запросы у Рона — она-то думала, что о большой семье мечтают преимущественно дети, у которых нет ни брата, ни сестры, а уж вечно притесняемый старшими «Ронникин» точно не пожелает иметь больше двух, если вообще пожелает, но, похоже, она ошибалась.

Гарри, озабоченно вглядевшись в изменившееся лицо Гермионы, похоже, испугался повторения недавнего скандала и привычно решил перевести огонь на себя.

— Нет, Гермиона, выходи лучше за меня! — он пододвинулся поближе, взял подругу за руку, в которой все еще была зажата палочка, и умильно заглянул ей в глаза. — Я не буду мешать тебе заниматься наукой, и готовить я могу сам — тетя Петуния научила меня чистить картошку и жарить яичницу с беконом. А еще я умею пользоваться кофеваркой и видел, как дядя Вернон управляется с газонокосилкой, так что, даже если тебе некогда будет заниматься хозяйством, мы сможем обойтись без эксплуатации эльфов. И детей мне достаточно будет всего двоих. Ну, или троих, если дослужусь до начальника Аврората.

Гермиона не знала, что ей делать — плакать или смеяться: попытки друзей поднять ей настроение отдавали легким помешательством. Надо будет сегодня же непременно узнать у мадам Помфри, чем она сегодня смазывала их боевые ранения, и уточнить, нет ли у этого лекарства каких-нибудь необычных побочных эффектов. Но иногда так хочется и самой поддаться всеобщему безумию, особенно после таких треволнений, как сегодня…

Гермиона недовольно поджала губы в лучших традициях любимого декана:

— Фи, господа, посудите сами, кто же так девушке предложение делает? Дети, картошка, хозяйство — никакой романтики. Вы бы меня еще в мешок засунули и на гиппогрифе в Гретна-Грин увезли. Где ваши кольца с бриллиантами, где цветы, где серенады под балконом?

— Цветов тебе? Сейчас организуем, — Рон легко подхватился с земли, оглянулся вокруг и порысил в сторону теплиц мадам Спраут. Гарри поспешно отправился за ним.

Гермиона посмотрела им вслед и растроганно улыбнулась: все-таки мальчишки у нее молодцы, и не страшны ей с такими друзьями ни Крэббы, ни Гойлы, ни даже все чудовища Запретного Леса.

Убедившись, что ребята отбежали уже достаточно далеко, она вытащила из кармана изрядно измятый блокнот. Странная зацикленность на сновидении, о котором давно уже следовало забыть, настораживала ее саму, но Гермина ничего не могла с собой поделать, к тому же сказывалась привычка доводить начатое дело до конца, а мозг, как нарочно, упорно измышлял все новые и новые методы вычисления искомого объекта.

К величайшему сожалению и разочарованию Гермионы, любимая ею вотчина мадам Пинс в этот раз ничем не смогла помочь своей страстной поклоннице, но «Популярная психология», найденная в шкафу кабинета маггловедения, вкупе с прихваченным там же сонником (до чего вы только докатились, мисс Грейнджер, и куда на этой неделе подевалось ваше извечное здравомыслие?) объяснили ей, что капюшон, увиденный во сне, предвещает возможность попасть под чужое влияние, причем не всегда благотворное. Вспомнив танцующие кустики и говорящие зеркала, Гермиона согласилась с написанным и решила больше не поддаваться на приводящие к таким необычным результатам уговоры друзей «посидеть-поговорить». Сон, в котором девушка видит человека, чье лицо скрыто капюшоном, как оказалось, должен был предупредить ее о планируемом против нее заговоре. Бред, конечно, но Рон бы сразу согласился с этим выводом, припомнив еще десяток подозрительных моментов в поведении двух слизеринских громил. А темная фигура, упорно скрывающая лицо, должна была раскрыть Гермионе ее сокровенные мечты о некоем гипотетически идеальном партнере, который смог бы крепко взять ее за руку и уверенно повести за собой сквозь тьму и неизвестность, скрывающие ее будущее. Который не стал бы ежеминутно спрашивать у нее совета, не надеялся бы на нее больше, чем на себя, не перекладывал на нее вину за все случившееся, а наоборот, смог бы взять ответственность на себя, оказавшись умным, надежным, понимающим…

«Стоп-стоп-стоп, — одернула себя Гермиона, — а вот этого в книге точно не было, это уже пошли домыслы, не имеющие ничего общего с научными методами».

Рассердившись на себя за романтические измышления и доверие к сомнительной литературе, она резким движением перевернула сразу несколько листочков блокнота и всмотрелась в небрежно набросанную таблицу с именами вероятных носителей плаща с капюшоном.

«Если хваленое Лавандой подсознание не в состоянии дать вразумительного ответа на четко поставленный вопрос, не следует ли поискать правильное решение с помощью более рациональных методов? — всплыли в памяти размышления, натолкнувшие Гермиону на создание очередного геометрического шедевра. — Например, «метода отстрела по одному» — так, кажется, называла Анжелина это безобразие?»

Однажды Гермиона стала свидетелем того, как «совсем уже взрослые» старшекурсницы в гостиной просвещали неопытную молодежь насчет гарантированного способа выявления наиболее подходящего объекта для постоянных встреч под луной. Если юная девица, как буриданов осел, не могла выбрать одного из нескольких поклонников, но не желала портить свою репутацию, встречаясь со всеми по очереди, ей предлагался непростой, но надежный способ — темной ночью, в глухом коридоре подстеречь каждого из соискателей, обездвижить его, завязать глаза и поцеловать. А затем, после завершения эксперимента, сделать надлежащие выводы, исходя из собственных ощущений и поведения попавших в западню объектов эксперимента.

К дикой, по мнению Гермионы, идее прилагалась подробная инструкция — как организовать появление объекта в определенное время в определенном месте и какое заклинание применить для его обездвиживания: «Ступефай» отметался как слишком шумный и травмоопасный, «Петрификус тоталус» не подходил по причине окаменения мышц лица подопытного и, следовательно, невозможности определить его реакцию на неожиданный поцелуй, а вот «Инкарцеро» вполне приветствовалось, равно как и «Импедимента». Рекомендовалось также использование «Силенцио» для предотвращения панических воплей объекта или произнесения им защитных заклинаний, и «Обскуре» для создания повязки на глазах. Вдобавок, было бы неплохо лишить объект слуха — чтобы уж наверняка не узнал нападающего, и обезоружить — чтобы не смог дать сдачи. Гермиона тогда еще посоветовала заодно вооружиться и заклинанием для отбивания запаха, ибо духи, которыми изрядно окроплялись гриффиндорские барышни, мог бы впоследствии не опознать только тролль, которому обоняние, похоже, забыли выдать еще при его создании.

Поклонников у Гермионы в то время не имелось, как, впрочем, и теперь, но из безнравственной беседы она все же вынесла рациональное зерно — «Силенцио» в то время они еще не изучали, а «Обскуре», насколько она знала, в школьную программу не входило вообще, так что два новых заклинания надежно улеглись в копилку знаний гриффиндорской отличницы.

Но метод эмпирического познания истины Гермиона, немного поразмыслив, все же отложила как негуманный, неэтичный и довольно опасный. Нет, можно было, конечно, провести пару экспериментов — поцеловать Гарри, например. Тот и не подумал бы отказываться, преподнеси Гермиона ему это предложение под каким-нибудь научным соусом, да и болтать не стал бы, как остальные. Рону объяснить такие вещи было бы очень трудно, если не совсем невозможно, и после завершения опыта ему пришлось бы сразу стереть память, не желая утонуть в море нетактичных замечаний. Крэбб и Гойл отпадали сразу, категорически и бесповоротно…

Гермиона поежилась. И где взялся этот Рон со своими бабушкиными сказками? Жила до сих пор тихо и спокойно, а теперь ходи по Хогвартсу и оглядывайся, не подкрадывается ли кто-нибудь из них с дубиной наперевес и большим мешком за спиной. Представлять кого-либо из этих горилл во фраке, с букетом и фамильным кольцом в бархатной коробочке воображение Гермионы отказывалось наотрез.

Еще одна мелькнувшая во сне пара… Близнецы Уизли представлялись Гермионе некоей амфисбеной — мифической змеей с двумя головами, которые находились на противоположных концах длинного туловища. Такие же гибкие, притягательные, ядовитые и опасные. И ужасно коварные, поэтому эксперимент с такими существами рискнул бы проводить только самый безголовый и бесшабашный ученый, коим Гермиона себя считать никак не желала.

Невилл… Вот он как раз никакой опасности для порядочных девушек не представлял. В последнее время Невилл очень вытянулся, стал намного серьезнее и увереннее в себе, но котлы взрывал с прежним усердием, и для Гермионы все еще оставался кем-то вроде младшего брата, которого следовало беречь и опекать, но уж никак не целовать в темных коридорах.

Малфой отпадал тоже — пробираться ночью в подземелья Гермионе, мягко говоря, не хотелось, да и на уроках по Защите Драко был одним из лучших, и с легкостью отбил бы ее неуклюжие нападки, даже не меняя выражения лица.

О нападении на Снейпа, с его-то боевым и педагогическим опытом, речи быть не могло вообще. Гермиона представила, как она крадется по темным коридорам с палочкой наготове, выслеживая слизеринского декана, и, повернув за угол, нарывается на неожиданное: «Мисс Грейнджер, а что это вы здесь делаете в такое позднее время?»

И что она тогда сделает? Хорошо если просто промолчит. А если, не дай бог, выпалит с перепугу: «Простите, профессор, я хотела вас поймать, связать и поцеловать»?

Представив вероятные последствия этих слов, Гермиона даже зажмурилась. Ну вот почему она не умеет драться, как Гарри? Если ей всерьез придется с кем-нибудь сражаться, если на нее попробуют напасть — она ведь даже пикнуть не успеет. А с уроками этой Амбридж, того и гляди, последние навыки растеряет. Нет, все-таки она правильно сделала, что попросила Гарри о дополнительных занятиях.

За спиной послышался громкий топот, и Гермиона поспешила спрятать свой блокнот в карман. Это возвращались дорогие ее сердцу мальчишки…

* * *

Перед глазами Гермионы вдруг возникла огромная охапка чего-то цветущего, мокрого и одуряюще пахнущего, причем нарванного явно второпях. Расхитители теплиц в лучших традициях рыцарских романов дружно преклонили колени перед успевшей забыть о них дамой и чуть ли не в один голос заявили:

— Гермиона, выходи за меня замуж!

— Вот тебе твои цветы! — добавил романтичный Гарри.

— А кольцо — потом, с первой зарплаты, — а это уже прагматичный Рон.

— Только можно, мы серенады петь не будем? — Гарри снова состроил умильную рожицу.

Рон согласно закивал:

— Лучше мы у Снейпа из кабинета что-нибудь своруем или еще какой подвиг совершим — все, что пожелаешь, сделаем, хочешь? Даже Малфоя трогать не будем, только петь нас не заставляй!

Гермиона поглядела на растрепанных и запыхавшихся героев с невыразимой нежностью. Эти невозможные балбесы ничтоже сумняшеся готовы сотворить для нее любую глупость, но разве можно на них за это сердиться?

Она взяла цветы и зарылась в них лицом. Потом подняла смеющиеся глаза и чопорно произнесла:

— Встаньте, господа. К моему величайшему сожалению, я вынуждена отклонить ваши предложения, хотя они и чрезвычайно лестны для меня. Видите ли, сэр Гарри, — она повернулась ко все еще стоящему на одном колене другу, — вы погрязли в сложных и очень запутанных отношениях с другой женщиной…

Гарри вытаращил глаза и с выражением нескрываемого ужаса громко выдохнул:

— Я-а?

Рон, пораженный не меньше, тут же обиженно забухтел:

— Ты… Как… И мне не сказал, а еще лучший друг, называется… И кто она?

Гарри пожал плечами и обернулся к Гермионе с немым вопросом. Та расплылась в елейной улыбочке и свободной рукой изобразила на голове бантик. Рон, сам зачастую изображающий точно такую же загогулину, весело заржал. Гарри же, помедлив пару секунд, в итоге решил, видимо, на шутку не обижаться и принял соответствующий ситуации покаянный вид. Гермиона удовлетворенно улыбнулась и, копируя интонации любимого декана, наставительно произнесла:

— И пока вы не обретете свободу и не докажете мне, что способны удержаться от встреч наедине с этой женщиной, наш разговор не может быть продолжен.

Гарри изобразил на лице величайшее отчаяние и, повесив голову, душераздирающе вздохнул.

— А я? — с надеждой спросил Рон, подвигаясь поближе, — я могу рассчитывать на положительный ответ?

Гермиона поглядела на него свысока и скривила губы:

— Увы, сэр Рон, я полагаю, что ваша досточтимая матушка не одобрит ваше поспешное намерение заключить брачное соглашение в столь юном возрасте. И я также полагаю, что вам не стоит принимать такие ответственные решения единолично, без родительского одобрения и благословения.

— Короче, тебя мама не пустит, а меня Амбридж, — перевел на общепонятный язык Гарри, поднимаясь с колена и отряхивая брюки.

— Злюка ты, — вздохнул Рон и улегся на мантию рядом с Гермионой. — Всю романтику обломала. А мы к тебе со всей душой, цветочков вот принесли, рисковали, между прочим — еле-еле успели со Спраут разминуться.

— К дохлому книззлу такие отношения, — поддакнул Гарри, усаживаясь с другой стороны от нее. — Капризная принцесса, вот ты кто! К тебе такие женихи сватаются — спортсмены, почти отличники, и… — Гарри запнулся, подбирая соответствующий эпитет.

— И, наконец, просто красавцы! — Рон вытащил из кармана маленькое зеркальце и с явным удовольствием всмотрелся в свое отражение. — А ты, если будешь перебирать такими видными парнями, выйдешь замуж за какого-нибудь гениального, но дряхлого ученого и будешь всю жизнь варить для него молочную кашу!

Вдоволь налюбовавшись, он спрятал зеркальце и ворчливо продолжил:

— И помрешь ведь на работе, как профессор Бинс… И, пролетая в виде привидения коридорами какой-нибудь огромной библиотеки, еще не раз вспомнишь о сегодняшнем дне и пожалеешь, что отвергла таких блестящих кавалеров, как мы. Ну кто еще кроме нас сможет терпеть в доме громадные шкафы с книгами и делить тебя с твоей наукой?

— Ах, простите великодушно, что задела ваши нежные чувства, господа, — в голосе Гермионы звучала бездна раскаяния, но в глазах вдруг заплясали веселые бесенята. — Но, вообще то, у меня сегодня назначено свидание…

Ребята встрепенулись.

— Да ну? — Гарри недоверчиво уставился на нее, явно ожидая какого-нибудь подвоха.

— С кем это вдруг? Я его знаю? — в голосе Рона прорезались дознавательские нотки. — Он с нашего курса или старше?

— Да, ты его знаешь и да, он старше нас, — продолжила напускать туману Гермиона.

— А он какой, блондин, брюнет? — подключился к игре в угадайку Гарри. — Или, может быть, рыжий?

Рон прикрыл ладонью лицо:

— Ой, только не говори, что это кто-то из моих братьев!

Гермиона тряхнула кудрями:

— Нет, это не Фред и не Джордж.

— Это кто-то из игроков квиддичной команды?

— Нет.

Рон разочарованно скривился: в его глазах все, кто не играл в квиддич, явно были людьми сортом пониже, а его подруга была достойна только лучшей доли — его, например, или его лучшего друга.

Тогда он решил сузить круг подозреваемых:

— Это кто-то из нашего факультета?

— Нет. — Гермиону явно забавляла эта игра.

— Но это хотя бы рейвенкловец?

Гермиона скорчила рожицу.

— Ты встречаешься с хаффом? — удивлению Рона не было границ. Представителя вороньего факультета он бы еще мог понять и принять, но Гермиона и хафф?

Девушка покачала головой и назидательно завела:

— Нет, Рон, это не так, и вообще, я не понимаю твоего предубежденного отношения к хаффлпафцам. Они достойные…

— Это слизеринец?.. — дикий вопль раненого бизона вспугнул стайку птиц, и на головы гриффиндорцев посыпались первые пожелтевшие листики.

— О, да… — с придыханием произнесла Гермиона и мечтательно закатила глаза.

— Ты с дуба рухнула или как? — потрясенно поинтересовался Рон, вытряхивая из волос засохшие крылатки. — На кой тебе слизеринец, да еще и не игрок в квиддич?

Гарри фыркнул: логика Рона иногда принимала поистине причудливые формы. К чему ведет Гермиона, Поттер уже догадался, но промолчал, чтобы не испортить ей игру, и только жевал травинки одну за другой, чтобы не сорваться раньше времени, очень уж забавно выглядел его друг в роли волнующейся мамочки внезапно подросшего дитяти.

Гермиона же продолжала ломать комедию. Она чинно сложила ручки на коленях и воздела к небу глаза:

— Он такой… Такой высокий, стройный, образованный…

На Рона было страшно смотреть.

— Гермиона, если это Малфой, лучше я убью тебя сам. Быстро и безболезненно. Ну-ка, сейчас же говори, как его зовут!

Гарри засунул в рот целый пучок травы, стараясь удержать рвущийся изнутри хохот. Если Гермиона не прекратит издеваться над Роном, бедолагу может хватить удар, или, что вероятнее, ее постигнет участь одной всемирно известной блондинки, бросающей свои платочки где попало.

— О-о-о, у него такое редкое, необычное имя, — восхищенно произнесла Гермиона и похлопала ресницами. Не переиграла бы…

— Его зовут…

Она помедлила еще пару секунд, выдерживая театральную паузу, и когда выражение лица Рона достигло нужной стадии озверелости, совершенно будничным голосом заявила:

— Северус Снейп его зовут, и у меня сегодня отработка у него в восемь вечера, впрочем, как и у вас обоих. Так что на свидание пойдем все вместе.

— Ты… Ну ты… Ну ты и… — Рон, напрочь потеряв дар речи, потрясал руками перед носом у подруги, то примериваясь к ее горлу, то сжимая кулаки.

Гарри, согнувшись пополам, глухо всхлипывал. Гермиона расправляла на коленях мантию и с превеликим удовольствием созерцала милую сердцу и донельзя приятную глазам картинку.

— Ведьма! — наконец-то подобрал наиболее подходящее слово Рон. Гермиона, безмерно довольная собой, благосклонно кивнула. Вот теперь она была полностью отомщена.

Гарри наконец успокоился, вытер глаза полой мантии, ею же протер чудом не пострадавшие в сегодняшней битве очки и вдруг приуныл:

— А я, кстати, с вами сегодня к Снейпу не иду. У меня, как ты там говорила, имеются сложные и очень запутанные отношения с одной женщиной, и, похоже, на постоянной основе.

— Амбридж, — в голосе Рона прозвучало нескрываемое отвращение.— И долго тебе еще с ней… продолжать отношения?

— Если снова не нарвусь, то сегодня в последний раз. Но вы же меня знаете…

Гарри виновато пожал плечами. Гермиона взяла его руку, легонько провела кончиком пальца по запекшимся буквам на тыльной стороне кисти и тихо, на грани слышимости, пообещала:

— Ничего, и с этим мы тоже обязательно разберемся…