Поцелуи взасос (гет)

12 апреля

Не знаю, как все, но я определённо что-то проебал. И даже Гагарин здесь не причем. И день космонавтов тоже.

Совсем скоро мне нужно было сдавать курсовую работу, а я ничего не делал. Просто пялился в потолок, считал количество пылинок на подоконнике и рвал заусеницы. Ладно, на самом деле я не маялся такой дурью, но определённо не занимался курсовой работой. И экзамены. Для меня они в принципе подводили итог года, поэтому я не хотел облажаться.

Да я и в принципе не лажаю. Я ж красавчик.

19 апреля

Я решил подвести итоги учебного года, когда сессия закончится. Типа, какой я был (алкоголик и придурок), и каким я стал (алкоголик и придурок). И вообще, что просто изменилось, от каких привычек избавился, что приобрёл.

Кажется, я начинаю говорить слишком длинными фразами, это раздражает. Наверное, всё из-за курсовой, да.

27 мая

Курсовую я сдал Симмонс, один из первых встал к ней в очередь, она мне, ясное дело, не отказала. Далтон, в свою очередь, сдавал курсовую Дрочиле, от чего он сам несказанно охуел, мягко говоря.

Сессии конец. Я сдал всё, долгов нет, просто, блядь, вольная птица. Почему-то, от этой информации не холодно и не жарко, если в предыдущие два года я орал, как резанный, от этого, то в этот… Не знаю, отношусь более философски. Кстати, мне звонила Меган. Я не знаю, зачем (ну, в принципе, понятно, зачем, это я так). Я решил, что оскорблять её не буду, просто отморожусь, как даун.

Так и вышло.

Звонила Пандора. Попросила помочь, потому что её отец пропал и не возвращается домой вот уже несколько недель. Я охуел от такой наглости, потому что звонить, когда тебе что-то нужно — это буэ, мягко говоря. Поэтому вышло, что я её оскорбил. Возможно, она обиделась. Мне даже не прельстила мысль, что она может мне дать. Просто возникло какое-то отвращение к Пандоре. Становлюсь фригидным, самому противно.

1 июня

День защиты детей, да пусть защитит их наш ебанный господь бог, ибо дальше их ждёт пиздец.

15 июня

Самое забавное, что обычно в других колледжах практика длится один месяц лета, а у нас полтора-два. Где справедливость, а? Где справедливость, я спрашиваю!

В общем, мы сидели в пыльной компании за компьютерами и тупо смотрели в монитор. Потом я решил, что с меня хватит, на нас внимания практически никакого не обращают, печатку за практику мне поставили, всё.

Оливер опять подала идею по поводу совместного времяпровождения, на этот раз намного больше людей отозвалось положительно, чем в предыдущий раз. То есть, их не смущает то, что в течении года они друг друга люто ненавидели, а тут решила собраться, цитирую «дружной и теплой» толпой, снять где-нибудь домик и весело провести время. Не понимаю логики, кароче.

— А почему нет? — это произнёс Питер, которого вряд ли бы вообще кто-то пригласил. — Мы же скоро разбежимся кто куда, забудем друг друга. А тут…

— Тебя вообще никто и вспоминать не захочет, — Далтон закатил глаза. Я последовал его примеру.

Питер зарделся и сделал вид, что не услышал.

Оливер скрестила руки на груди. Грудь от этого стала больше.

— Нужно что-то решать.

Вся наша группа собралась в холле колледжа, плюс какие-то левые зеваки. Многие начали спорить, когда и куда соберемся. Мне было похер, мне практически всегда на всё похер, если я не ору от злости или радости. Одно из двух.

— Так, я посмотрела, сколько стоит снять приличный коттедж на сутки. Давайте я создам беседу в вайбере или где? Там будут те, кто идёт. Таким образом и скооперируемся.

Оливер быстро делала пометки на телефон, отмечая тех, кто всё-таки решил пойти. Мы с Далтоном почесали репу, подумали — почему нет? Я положил руки в карманы, подождал, пока толпа вокруг Оливер рассосётся. Далтон вопросительно поднял брови, я скорчил гримасу, мол, забей.

— О-оливер, — лениво протянул я, подойдя вразвалочку к ней.

— Стивенсон, ты тоже идешь? — деловито спросила та, будто мы были на каком-то дурацком собеседовании или типа того. Она поправила сползшие с носа очки. Я кайфовал. Не то, чтобы я считал её красивой (именно в тот день), но было в ней что-то такое, чего я понять никак не мог. Сиськи не в счёт.

— Иду, Оливер.

Она вроде как из-за этого бесилась (из-за того, что я так чопорно называл её по фамилии), но виду не подавала.

— Хорошо. Хорошо, Стивенсон, — Оливер потопталась на месте, и, видя, что я не собираюсь уходить, произнесла, — Ну чего тебе? — произнесла так, будто была плаксивым ребенком.

— Давай трахаться, пока ты ищешь себе парня.

Оливер посмотрела на меня с жалостью, попыталась гордо вздёрнуть голову и ушла. Далтон, который в этот момент отходил покупать батончик, смотрел аналогично.

22 июня

Мы решили, что аккурат на первое число следующего месяца устроим бухаловку. Ладно, с осени практически ничего не изменилось, я всё тот же неудачник без интересов, но почему-то с пиздец какой завышенной самооценкой.

Наверное, это аннотация к моей жизни.

Кстати, меня раздражают незнакомые люди, которые какого-то хера подходят к тебе в общественном месте и доебывают своими советами. Не кури. Не сиди на холодном. Не пей. Не матерись, тут дети.

Идите нахуй.

1 июля

Меня опять начинает засасывать Оливер. Не в том плане, что мы сосемся, а в том плане, что мне она становится симпатично (какое же мерзкое слово, но подходит по смыслу больше всего).

Коттедж в пригороде оказался классным — трехэтажным, элитным, с бассейном и всяким таким. Пьяные тела падали в бассейн, брызгались и пили воду с хлоркой. Красота, ну. На удивление, я почти ничего не принимал.

Мне было скучно. Действительно очень скучно. Далтон отжигал, я сидел на траве, скрестив ноги по-турецки, и курил. Рядом присели Рейчел.

— М-м? — я затуманенным (это кстати не метафора или эпитет, просто вокруг меня действительно был туман, ну знаете, точнее дым от сигареты) взором уставился на нее.

— У тебя лицо очень кислое.

— Спасибо за ваш комментарий, оставляйте ещё. Отъебись, Янг. Я рефлексирую.

— А я не буду мешать.

— Отвали, пожалуйста. Я не шучу.

Я помнил, как мы пиздились с Далтоном после моего тесного контакта с Янг. Иногда член в штанах удержать действительно сложно, поэтому я хотел, чтобы она ушла. Не знаю даже, до сих пор ли она нравится Калебу. Мы как-то эту тему не затрагивали.

Мне почему-то не похуй, с кем и где в этот момент была Оливер. Не похуй так, что хотелось пинать всё вокруг, бить стены и бороться с ветряными мельницами.

Я же ясно дал ей понять, что они типа хуйни под ногтями, использованная кем-то (кстати, назло мне). Мне от этого противно, меня от неё тянуло блевать. И тянуло к ней.

Пиздец.

Рассуждаю так уныло, что, будь искусственный Далтон в моей голове, он бы давно уже выпотрошил мои мозги.

2 июля

Я проснулся. Так, уже хорошо, что я это понял. Оставалось понять, чтоэтозаместо. Рядом со мной кто-то засопел. Я приподнялся на локте, осматривая девушку (парня), что лежала сбоку, закутанная в простыни.

Острое плечо и густые волосы. Ошибки быть не должно, ага. Я всё-таки убрал пряди с лица. Ага, Оливер. Привет. Самое хуевое, что я не помню, как оказался здесь (и где это пресловутое здесь), и что мы с Оливер делали. Ну, в принципе, второе понятно.

Первое — нет.

Комната была маленькой, с одним окном, завешанным шторами. Кстати, бардака не было. Что удивительно.

Я откинулся на подушку в твердом намерении провести мозговой штурм. Мозг упирался и вспоминать ничего не хотел. Только какие-то обрывки, такие микро-картинки, которые даже и рассмотреть-то толком не успеваешь.

Вот то есть у нас с Оливер был секс, а я этого не помню. Здорово. Супер. Прекрасно.

Спустя какое-то время Оливер начала вертеться. Я с интересом уставился на неё. Просто реально было интересно понаблюдать за её реакцией. Аш-ли. Тупое имя. О-ли-вер. Тупая фамилия.

Когда она открыла глаза, то сразу увидела моё лицо. Ехидное, наверное. Глаза сразу же округлились, а руки метнулись к простыням.

— Доброе утро, солнце, — в моём голосе было столько яда, будто это Оливер была виновата в том, что у меня болезнь Альгеймера.

— Серьёзно? — произнесла Оливер осипшим голосом.

Я пренебрежительно пожал плечами. Оливер откинула простыни, а я наконец-то увидел её голой. Кажется, мечтал об этом с поступления в колледж. Увиденное привело меня в лёгкий, м-м, шок. Нет, грудь и вагина у неё были на месте, тут бесспорно. Просто многочисленные синяки и засосы на её теле.

Которые сделал я.

Наверное.

Ашли встала, потянулась хорошенько, повернувшись ко мне спиной. Будто ничего не замечая. И так без стеснения потянулась, что я слегка прихуел.

Она была очень красивой.

С тонкой талией, без широких бёдер, конечно, но тоже пойдет. Сочные бёдра мне очень нравятся, но Оливер с её миниатюрностью как-то затмевала всех этих пышных мадам. Оливер будто мне в лицо тыкнула, мол, смотри, какая я классная. Или типа, смотри, что ты со мной сделал.

— И что это означает? — потянувшись, она плюхнулась обратно на кровать.

Грудь подпрыгнула. А соски оставались твёрдыми.

— В смысле? — сиськи имели на меня очень гипнотическое воздействия, отключая без того ненужный мозг.

— Что мы будем с этим делать? В смысле, дальше, Стивенсон. Дальше что? — она поясняла, как для тупого. Это немного привели меня в чувство.

— Дальше? Не знаю. Если ты залетела, то мы сыграем свадьбу. У тебя будет округлившийся животик, белое платье, фата. У меня кредиты и съемная квартира. Когда родится ребёнок, ты будешь не в восторге, знаешь ведь про пост-родовой синдром? Да, мне тоже будет несладко.

— Давай без этого, хорошо?

— Хорошо, — повиновался я на удивление хорошо. — А что ты хочешь услышать? Устроим конфетно-цветочный период? Или разойдемся, а потом, как в стихах или в не очень хороших книжках, встретимся лет через надцать? Ты с ребенком, опять-таки. А я с жалостью в глазах, что ты досталась не мне.

Она уткнулась лицом в подушку.

— Какой же ты мудак, Стивенсон.

— Не спорю.

— Последние года пол я только и думала, что о тебе. Воображение дорисовывало неприсущие тебе черты.

— Типа как принц на белом коне?

— Типа как несбыточная розовая мечта.

— Ого, — такая характеристика мне понравилась. — Где-то слышал, что всё, что идёт до «но», не считается. А ты очень хочешь сказать «но», как я понимаю.

— Нет, Стивенсон. Просто несбыточная розовая мечта лопнула, как огромная жвачка.

— Погоди, иногда я не успеваю за такими сравнениями. Помедленнее, для тупых, пожалуйста.

— Как же мне нравится твоё блядское тело, Стивенсон. И как же ненавижу тебя самого.

— А всё начиналось так небанально.

— Мудак.

— Тебе понравилось? — я едва сдерживался, чтобы не заржать.

Соски Оливер оставались твёрдыми в любом случае. Мне было похуй на то, что зубы мы оба не чистили, я просто засосал её. Погладил её большим пальцем по скуле. Оливер едва слышно застонала, вцепилась в моё запястье, но не для того, чтобы отодвинуться, нет. Оливер притянулась ко мне.

Боже, а если кто-то зайдет. Где мы вообще находимся.

Меня достала рассудительность Оливер. Хочу, чтобы она просто забыла об этом слове. По крайней мере на сегодня.

Поэтому когда она закидывает на меня ногу, прижимаясь всем телом (хотя казалось бы, куда ещё ближе), меня сносит. Сносит нахуй с этого мира. Какая же она приятная наощупь.

Оливер — уже надо мной — дышит прерывисто, а кожа её пахнет так, что я просто забываю обо всём на свете. Я просто сжимаю её ягодицы, глажу спину, провожу губами по плечу, ключицам, шее. Ставлю засосы, метки, покусываю кожу. Оливер выгибается, впивается ногтями. Ёрзает. Ёрзает на моём члене взад-вперёд. Мокрая, задыхающаяся.

Я рывком бросаю её на кровать. Мне нужно быть сверху. Нужно. Нужно просто доставить ей удовольствие. Тупое желание, которое редко возникало. Сделать так, что кому-то снесло крышу только от одного понимания, что я рядом с ней.

— П-пожалуйста, — призывно шепчет-хрипит Оливер, раздвигая ноги. Я качаю головой.

Засасываю правый сосок, слегка прикусываю, пальцами едва-едва касаюсь живота, вывожу какие-то узоры. Оливер содрогается, тянется рукой к клитору, но я перехватываю запястье и насмешливо смотрю. Не-ет, Оливер, не сейчас. Провожу дорожку влажных поцелуев от ложбинки между грудями и до живота. Дую на мокрый след. Опускаюсь ниже, пальцами стискиваю клитор, медленно засовываю в Оливер пальцы. Сначала указательный, затем средний, едва надрачиваю.

Хочется оказаться в Оливер как можно скорее, и от этого желания темнеет в глазах. Она зарывается рукой в мои волосы.

Мы оказываемся уже в сидячем положении, Оливер стонет. Я держу её на весу за ягодицы, приподнимая и опуская. Оливер стонет. Стонет. Стонет. Стонет. Выгибается. Стонет. Мы находим ритм.

Она утыкается лбом мне в плечо, всхлипывает.

Когда мы ложимся на кровать — потные, обессиленные, едва дышащие, — просто закрываем глаза и пытаемся восстановить дыхание. Наверное, к этому стоило прийти ещё год назад. Или когда. В общем, очень давно. Чтобы заниматься сексом с Оливер каждый день. Чтобы она стонала.

— Стивенсон, ты мудак.

— А кто спорит-то?

26 августа

Мы катили по дороге неизвестно куда, просто Янг с Далтоном решили тыкнуть в случайное место на карте. Скинулись мне на бензин. С Калебом мы водили попеременно, потому что дорога выматывала.

На переднем сидении рядом со мной сидела Ашли, которую я всё равно слишком часто называю Оливер. И не устаю повторять, какое же у неё глупое имя. Глупое до безобразия.

В багажнике не так много вещей, всего лишь самое необходимое.

Столько дерьма вокруг, а мечта на расстоянии вытянутой руки. Протяни и ты, а?