Пламя во тьме (гет)

«Величие пробуждает зависть, зависть рождает злобу, злоба плодит ложь».

После длительного путешествия, исполненного многих тягот, Тирион Ланнистер по прозванию Полумуж наконец удостоился аудиенции у Матери Драконов.

Тронный зал пирамиды поразил посетителя мрачным великолепием. Стены украшали красно-черные гербовые полотна Таргариенов, на ступенях, ведущих к трону, пылали чугунные жаровни, отсветы огня сверкали на остроконечных шлемах и пиках стражей-Безупречных. Сам же трон представлял собой эбенового дракона, свернувшегося полукольцом, с поднятыми крыльями, на которые, как на спинку, опиралась правительница.

С высоты постамента кхалиси взирала на маленького человека, что почтительно замер пред ее очами. Человек этот был карликом, широкоплечим, нескладным, на его чересчур большой голове курчавились золотистые волосы. Лицо, безнадежно некрасивое, с тяжелым лбом и глубоко посаженными зелеными глазами, еще сильнее уродовал белесый рубец от скулы до скулы. Но, невзирая на телесные изъяны, гость держался с достоинством, коим и рослые мужи обладают нечасто. Он имел густой, зычный голос, немедленно напомнивший Дэйнерис о львах на гербе Хранителей Запада.

— Я здесь, потому что хочу предложить Вашей Милости свою службу в качестве советника.

— Вы? — Дени недоверчиво сощурила пурпурные глаза. — С чего вы решили, что мне нужна ваша служба? Бывший Десница Семи Королевств, обвиняемый в убийстве племянника-короля, а также собственного отца — и вдобавок, по слухам, знатный пьяница и распутник.

— Вы можете выслушивать мои советы, однако вас ничто не обязывает им следовать, — резонно заметил Тирион. — А касательно обвинений в мой адрес — смею напомнить, о Вашей Милости тоже ходит немало слухов. Аристократы Волантиса утверждают, будто вы кормите драконов новорожденными младенцами и каждый день принимаете ванные с кровью девственниц.

— По всему гискарскому побережью не наберется столько девственниц, по крайней мере, с той поры, как здесь обосновались Младшие Сыны, — сдержанно ухмыльнувшись, королева поднялась с трона. — В зале сегодня душно, пойдемте лучше на свежий воздух. Вы поведаете мне о своем путешествии в подробностях — я хочу знать, что еще на слуху у народа в Волантисе и в других городах.

Подобрав свой бархатно-ирисовый шлейф, она грациозно спустилась по ступеням. Сегодня на Дэйнерис было фиолетовое платье с длинными рукавами, контрастно оттенявшее ее фарфоровую кожу и белые волосы. Королева жестом пригласила гостя следовать за собой. Они вышли на открытую террасу, примыкающую к тронному залу, украшенную мраморными статуями и экзотическими растениями со всех уголков континента. Цветы в каменных вазонах, пестрящие на солнцепеке, как семь полос радуги, источали дивные медовые ароматы.

Дени присела на резную скамью под лимонными деревьями, Полумуж устроился рядом, слуги вынесли для гостя вино, а для королевы — прохладительный напиток из имбирного корня. Но не успел карлик пригубить дорнийское красное, как едва не поперхнулся от изумления: из-за раскидистых кущ бесшумно вышла золотая драконица. Тирион с детства грезил о драконах, но в реальности крылатое создание оказалось прекраснее любых грез. На каждой ее чешуйке танцевало собственное солнце, чистое, слепящее, как в апогее небесного купола.

— Седьмое пекло, — прошептал гость потрясенно, на его обезображенном шрамом лице отразился самый глубокий, самый искренний восторг.

А драконица, меж тем, приблизилась к матери и прилегла рядом с ней, с любопытством поглядывая на Тириона кристально голубыми глазами. Ростом она была с лошадь, но из-за крыльев и хвоста казалась гораздо больше, один удар ее когтистой лапы мог бы разорвать человека пополам. Неудивительно, что восхищение опального лорда смешалось с благоговейным трепетом.

Дэйнерис погладила драконицу по шее и прохладно предупредила:

— Рэйегаль непременно почувствует, если вы мне солжете, и уверяю, вам не понравится то, что последует. — Королева выдержала паузу и снова улыбнулась со всей учтивостью: — Ну что ж, я готова вас выслушать. Горю желанием узнать, какие пути привели бывшего Десницу Семи Королевств в Миэрин.

Собравшись с духом, Тирион повел рассказ о своем путешествии по Эссосу. Около двух месяцев назад он, ложно обвиненный в убийстве короля, покинул родной Вестерос. Попавший в немилость Ланнистер переправился через Узкое Море и прибыл в Пентос, где ему предоставил убежище старый друг его друга, магистр Иллирио Мопатис.

— Иллирио Мопатис, — услышав знакомое имя, Дэйнерис пасмурно нахмурилась. — Интересно, имело ли место в Эссосе хоть сколько-нибудь важное событие, к которому он не приложил свою жирную руку. Так значит, вы тоже на него работаете?

Почуяв металл в голосе матери, Рэйегаль приподнялась на передних лапах и настороженно воззрилась на карлика. Под немигающим взглядом драконицы ему сделалось крайне неуютно.

— Нет, Ваша Милость, — ответил он, стараясь говорить как можно тверже. — Наши с Мопатисом пути давно разошлись: «друг моего друга» еще не значит «мой друг».

— Хорошо, — королева медленно кивнула, а Рэйегаль, успокоившись, снова вытянула шею на солнышке. — У меня есть причины не доверять магистру, особенно после того, как он решил отдать меня замуж за мерзавца Визериса.

— Ваша неприязнь к Иллирио вполне обоснована, — Тирион отпил вина из кубка, смягчая пересохшее от волнения горло, — я и сам не доверяю ему ни на грош. Но, хоть Мопатис и замешан во многих сомнительных делах, одно я знаю точно: он ни в коем случае не собирался выдавать вас замуж за Визериса.

Дэйнерис поначалу не восприняла эти слова всерьез, но карлик продолжил рассказ, и ей не оставалось ничего иного, кроме как поверить. Немало воды утекло с рокового вечера, когда шестнадцатилетняя принцесса подслушала речь магистра о грядущем союзе последних драконов. Она ни на мгновение не усомнилась, что Иллирио говорил о ней и ее брате, однако это было не так. На самом деле Мопатис готовил ее помолвку с еще одним уцелевшим Таргариеном, неким юношей по имени Эйгон. Он, якобы, являлся сыном Рейгара, спасенным от мятежников во время восстания Баратеона.

Магистр предложил изгнаннику поступить на службу принцу, прозванному Юным Грифом, и тот согласился. Поручение, данное Тириону, было таково: сопроводить Эйгона в Миэрин для сватовства к Дэйнерис и помочь ему добиться руки королевы. Чтобы предложение звучало более убедительно, магистр нанял для Юного Грифа отряд Золотых Мечей — десять тысяч воинов, конных и пеших, с двумя дюжинами боевых слонов. Наемники ожидали принца в Волантисе, и он покинул Пентос, дабы принять под командование свою армию.

Впоследствии, однако, предприятие обернулось совсем не так, как планировал Иллирио. Уже в Волантисе Эйгон передумал свататься к Дэйнерис. Юный Гриф не хотел являться к тете, как безземельный попрошайка, он решил самостоятельно начать завоевание Семи Королевств. Тирион же понял, что с Грифом ему не по пути. Он полагал Дэйнерис сильнейшей из претендентов на Железный Трон, а кроме того, страстно желал увидеть живых драконов, и потому продолжил путешествие до Миэрина в одиночестве.

— И вот я здесь, стою перед вами, — заключил Полумуж, — предлагаю свою службу и свои советы последней из дома Таргариен.

— Последней? — проницательно уточнила Дени. — Значит, по-вашему, Эйгон все же не настоящий Таргариен?

— Как сказать, — уклончиво проронил карлик, — не столь уж важно, кто этот юноша по крови — важнее, кем его сочтет народ Семи Королевств.

— Верные слова, лорд Тирион. Не могу не заметить, вы производите впечатление весьма разумного человека.

Королева поднялась со скамьи и приблизилась к балюстраде, отделяющей террасу от шестисотфутовой пропасти. Там, под циклопической красно-золотой стеной, раскинулось прихотливое многоцветие миэринских домов и улиц.

— Вы хотели стать моим советником, — продолжила Дени, — так посоветуйте, как мне быть. По ночам заговорщики в масках, зовущие себя Золотыми Гарпиями, убивают Безупречных и аристократов, присягнувших мне на верность. Город расколот на два лагеря: сторонники старых порядков и новых, низложенные рабовладельцы и освобожденные рабы, поборники гискарской веры и почитатели Р?глора. Они ненавидят друг друга, и я удерживаю город от гражданской войны лишь с помощью страха. Но так не может продолжаться вечно, рано или поздно равновесие нарушится, и Миэрин затопят реки крови. Я могла бы нанести удар первой, казнить господ, не разбираясь, кто из них преступник… однако я все же не жажду славы нового Мейгора Жестокого, или, хуже того, Эйриса Безумного. Как вы считаете, что мне следует предпринять?

— Матерь Драконов ищет мира, — задумчиво проговорил Тирион, тоже приблизившись к заграждению. — Если я правильно вас понимаю, в нынешнем положении это почти невыполнимая задача. Тем не менее, есть один способ, надежный и вполне очевидный — удивительно даже, что вы до сей поры не сделали этого.

— Чего я не сделала?

— Ваша Милость — молодая и прекрасная, но все еще незамужняя женщина.

Услышав эти слова, Дэйнерис тотчас стала мрачнее предгрозового неба.

— Исключено, — отрезала она железно. — Я никогда, ни при каких условиях, ни за какие блага не выйду замуж за одного из гискарских ублюдков.

— Однако это далеко не худший расклад — вы вольны, по крайней мере, выбрать самого симпатичного из них. Брак, к тому же, может быть чисто формальным… — Тирион перехватил раздраженный взгляд королевы и молвил: — Ладно, оставим это. Дайте мне немного времени, и я, вероятно, найду иные способы улучшить положение.

Ланнистера удивила реакция Дени — в его глазах рассудительная молодая девушка вдруг проявила явное сходство с упрямым ребенком. Он поневоле вспомнил еще один слух, ходивший о Матери Драконов: якобы, она проводила ночи в покоях зловещего черного мага. Тирион планировал в ближайшее время познакомиться с окружением королевы, и следующим его шагом стала встреча с загадочным Рейстлином Маджере.

Беседа состоялась в тронном зале пирамиды, который под вечер почти обезлюдел — только стражи-Безупречные по-прежнему бдели на постах. Тирион не привык судить людей по внешности, но внешность Рейстлина не оставляла ни малейших сомнений в том, кто он есть. Само присутствие золотокожего мужчины в черном внушало бессознательный страх, взгляд его змеиных глаз обжигал, точно пустынный ветер. «Не может быть, чтобы королева с ним спала», — отметил карлик про себя. — «Любая женщина предпочла бы кого угодно, пусть даже меня, но только не его». Вслух же он невозмутимо произнес:

— Значит, вы и есть тот самый маг Маджере из Асшая, советник Дэйнерис Бурерожденной по вопросам тайных наук.

— А вы — Тирион Ланнистер, — процедил чародей. — Я смотрю, чем старше и сильнее становятся драконы, тем чаще враги королевы меняют свои воззрения и начинают искать ее дружбы.

— Драконы — это власть, облеченная плотью, — карлик взглядом указал на трон. — Я ведь не ошибусь, если предположу, что вы и сами здесь находитесь из-за драконов?

— Мои мотивы — это мое дело, которое совершенно вас не касается.

— О них, однако, нетрудно догадаться. Помнится, еще септон Барт в своей «Неестественной Истории» утверждал, что драконы пробуждают магию.

Глаза Маджере неуловимо вспыхнули, в них проявилось нечто, чего не было заметно ранее за бесстрастной высокомерной маской. Чернокнижник осведомился с самым живым интересом:

— Вы читали «Неестественную Историю»?

— Только несколько страниц — увы, это все, что уцелело. Я надеялся отыскать рукопись в библиотеке Старого Волантиса, но…

Сам того не ведая, Тирион затронул тему, которая по-настоящему занимала Рейстлина. Чародей и карлик повели беседу о редких книгах Вестероса и Эссоса, хранящих драгоценные крупицы знаний. Для того, кто никогда не имел дела с магией, карлик был блестяще осведомлен о сверхъестественных существах и явлениях Известного Мира. Напряжение несколько спало, и, решив, что настал подходящий момент, Тирион как бы невзначай заметил:

— Матерь Драконов, похоже, из тех правителей, что всеми силами покровительствуют тайным наукам. Должен заметить, она… весьма необычна. Удивительно даже, что женщина столь высокого положения, которая, вдобавок, обладает редкой красотой и острым умом, до сих пор не замужем.

Фраза была сказана мимоходом, но проницательный Полумуж почувствовал, что Рейстлин насторожился.

— Дэйнерис Бурерожденная не такова, как другие женщины, — изрек маг. — Она ценит свою свободу и никогда не разменяет ее в угоду политическим дрязгам.

— Статус королевы налагает на Матерь Драконов определенные обязанности, — возразил Ланнистер, — она ответственна за судьбы своих подданных. Что, если однажды ей придется выбирать: мир и процветание государства или пресловутая свобода?

— Ей не придется выбирать. У нее есть драконы, армия Безупречных, красноречие служителей Р?глора… и я готов, в случае необходимости, призвать свою магию на ее сторону. Этого вполне достаточно, чтобы взять и то и другое.

— А вы смогли бы с помощью магии не допустить кровопролития в Миэрине?

— Весьма вероятно — именно над этим я сейчас и работаю.

Слова Тириона затронули в маге некую потаенную струну, звучавшую столь тихо, что он сам едва ли различал мелодию. Тем не менее, он чувствовал ее натяжение всем своим нутром. Чародей знал — Дэйнерис уже не раз и не два отвергала послов от разных правителей с предложениями о замужестве. Странно было даже думать, что однажды она может согласиться. По большему счету, для Рейстлина это не влекло никаких последствий, разве что их встречи с Матерью Драконов стали бы значительно реже. Тем не менее, чернокнижника почему-то охватило неизъяснимое скверное чувство. Неужели он начал привязываться к Дэйнерис? О нет, абсолютное, категорическое «нет». Рейстлин безжалостно пресек эту мысль, нелепую, неуместную, противоречащую всем его принципам и планам на будущее. Он считал свою независимость наивысшей ценностью и никогда бы не признал, что может в ком-то нуждаться. Вдобавок, этот «кто-то» — лишь временная союзница, имеющая в их дружбе слишком много выгод, чтобы отказаться от оной.

Невзирая на сей краткий эпизод, чародей и Полумуж распрощались на вполне благодушной ноте. Рейстлин даже согласился как-нибудь продемонстрировать карлику свою библиотеку. Маг успел проникнуться к Ланнистеру некоторым уважением, да и гостю он уже не казался столь чуждым и отталкивающим. Тирион увидел в новом знакомом страстного ученого, которого гораздо больше занимали тайны мироздания, нежели низменные игры престолов. Это, впрочем, не опровергало наблюдения, что Рейстлин Маджере — один из опаснейших игроков, не только благодаря магической силе, но также жестокости и коварству.

Ланнистер намеревался завести знакомство и с другой загадочной фигурой из окружения Дэйнерис, леди Мелисандрой Асшайской, однако не застал ее при дворе. Как выяснилось, еще за неделю до его приезда Мелисандра, испросив разрешения королевы, взяла быстроходную ладью с экипажем и отплыла на запад, к руинам Древней Валирии. Она, якобы, отправилась на поиски секретов, которые должны были помочь ее госпоже в грядущих сражениях с врагами.

И, будь то пророческий дар Мелисандры или простое совпадение, вскоре для королевы возникла угроза еще одной войны.

В тот день над Миэрином собирались тучи, тяжелые, серые, как штормовые волны, а ближе к вечеру смурные небеса разродились дождем, до странности холодным для этих мест. Первые капли падали на землю, когда измотанная будничными хлопотами Матерь Драконов возвращалась в свои покои. Шагнув за порог, она обнаружила в гостиной на диванчике рыдающую Миссандею. Впервые в жизни королева увидела подругу в таком состоянии. Она лежала, съежившись клубочком, и надрывно плакала, почти задыхаясь от терзающей ее душевной боли.

— Что такое? — немедленно спросила Дэйнерис. — Что случилось? Я думала, ты на уроке вестеросского с Серым Червем.

Мисси подняла на Матерь Драконов золотые глаза, ее лицо блестело от слез.

— Он сказал мне, — прошептала она дрожащим голосом, — что выучил вестеросский достаточно хорошо и больше не нуждается в моих уроках. Он… не хочет тратить время на эти встречи.

Дени молча присела рядом и стиснула бедняжку в объятиях, та бессильно уткнулась в ее плечо и продолжила горестную исповедь.

— Столько месяцев я надеялась до него достучаться… Мне казалось, я затронула в нем что-то, пробудила чувства в этой изувеченной душе, но он остался Безупречным. Он будет Безупречным всегда, его нельзя исцелить. Меня для него нет, есть только служба… и война. Я пыталась расспросить, почему он так со мной поступает, а он даже не понимал, в чем дело…

Королева гладила подругу по спине, а она все плакала, плакала и не ведала, что именно Матерь Драконов приказала Серому Червю оставить ее в покое. Дэйнерис понимала, что поступила жестоко, возможно, даже подло, но невзирая ни на что считала свой поступок правильным. Она знала: союз евнуха и красивой молодой женщины рано или поздно обернется для обоих страданием. Даже если Миссандея, наперекор желаниям плоти, сохранит возлюбленному верность, все равно она никогда не будет по-настоящему счастлива.

А кроме того, королева отнюдь не была уверена, что ей на службе нужен «исцеленный» Безупречный.

Наатийка все никак не могла успокоиться, она бессвязно лепетала о своей беде, захлебываясь слезами. Тогда Дэйнерис решительным движением отстранила девушку от себя. Взглянув ей прямо в глаза, она сказала неожиданно строго:

— Прекрати себя жалеть.

— Ч-что?.. — растерялась та.

— Ты считаешь себя очень несчастной, верно? Думаешь, хуже просто быть не может?

— Но это ведь правда, — сдавленно всхлипнула наатийка. — Я… люблю его, но нам не быть вместе… никогда.

Она, было, закрыла лицо руками для продолжения истерики, но Дени сильно сжала ее плечи и заставила опять посмотреть на себя.

— Я тебе скажу, что может быть хуже, — отчеканила она почти со злостью. — Помнишь торжество по случаю посадки виноградника, которое я посетила на прошлой неделе? Помнишь, как радовались моему явлению люди, как они улыбались, протягивали руки, выкрикивали «Миса»? А я произносила праздничную речь, смотрела на их улыбки и понимала: все, что я им сейчас говорю, все мои обещания — ложь от первого до последнего слова.

— О чем ты, Дени? — наатийка испугалась, хоть пока что и не понимала смысл сказанного.

Королева отпустила плечи подруги, и, горько усмехнувшись, неожиданно спокойно пояснила:

— Этот край медленно умирает, Мисси — умирает с тех самых пор, как мои предки-валирийцы сожгли леса на побережье огнем драконов. Реки мелеют с каждым годом, подземные воды уходят все глубже в недра, почва уже никогда не даст достаточно пищи, чтобы прокормить население. Мои надежды перестроить экономику не оправдались, в Гискарских землях просто нет необходимых ресурсов. Сейчас мы живем на средства, взятые в кредит у Железного Банка, но вскоре деньги от займа закончатся. Правда, Даарио сейчас везет из Лхазарина большой обоз с продовольствием — это отсрочит катастрофу на некоторое время, однако ее все равно не избежать. Здесь начнется страшный голод, последствия которого нетрудно предвидеть: мор, разрушения, смерть для тысяч и тысяч гискарцев.

Потрясенная Миссандея не сразу нашлась, что сказать. После краткого молчания она осторожно, недоверчиво вопросила:

— Но… неужели с этим ничего нельзя сделать? Как-нибудь избежать бедствия?

— Сомневаюсь, — Матерь Драконов смолкла, подавляя нахлынувшую скорбь, и через силу продолжила: — Многие века Астапор, Юнкай и Миэрин существовали только за счет продажи невольников. Либо я верну все на круги своя и снова надену на подданных цепи, либо эти города обратятся в пыль истории. Видят боги, я бы хотела, чтобы все сложилось по-иному… Я предпочла бы стать хорошей королевой, которая ведет свой народ к процветанию. Однако я каждый день смотрю на лица людей, назвавших меня Мисой, и думаю, как глупо с их стороны было верить в мои обещания, — И Дени желчно заключила: — Вот, что может быть хуже, чем влюбиться в мужика без члена, Мисси.

Королева поднялась с дивана и зашагала к лестнице, ведущей наверх, в спальню. Перед первой ступенькой она обернулась и коротко бросила растерянной наатийке:

— Спокойной ночи.

Сколь бы ни было черно отчаянье, клыками и когтями впившееся душу Дени — стоило ей преклонить голову на подушку, и от усталости она уснула, как убитая.

Во сне королеву посетило тяжкое, темное, дурное видение. В этом видении она брела по красной холмистой пустоши, подобной бесплодным краям, где ей доводилось скитаться после рождения детей. Девушка не знала, куда идти, и в поисках ориентира взобралась на высокий холм. У его подножия она увидела багровое озеро крови, небольшое, но, судя по отвесным берегам, уходящее в недра земли, как колотая рана. Дэйнерис смотрела на него, не в силах отвести глаз, ее сознанием неотступно владела гнетущая мысль: это людская кровь, которую она пролила.

А затем Матерь Драконов подняла взор выше, к горизонту, и увидела в отдалении нечто неизмеримо более пугающее. По изъязвленной трещинами пустоши несла свои волны целая река крови, стремительная, бурная, жуткая. Шириной она была сравнима с великой Ройной у истока. Девушка сознала с тошнотворной ясностью: это — вся кровь, которую когда-то пролил Рейстлин Маджере.

На глазах королевы береговая линия озера изменилась, из него по направлению к реке заструился кровавый ручей. Он пробивал себе дорогу неумолимо, будто невидимый скальпель взрезал иссушенную почву. Узкое русло подбиралось все ближе к основному потоку, кровавые волны должны были вот-вот слиться воедино — и тут сон Дэйнерис прервался.

Ее разбудил обеспокоенный голос служанки Чхику:

— Кхалиси… Кхалиси, прошу вас, проснитесь.

Дени очнулась на удивление быстро, она села в постели с совершенно ясной головой — ее сознание стремилось как можно скорее отринуть дурное видение.

— Что случилось?

— Господин Даарио Нахарис возвратился в Миэрин. Он сейчас стоит у порога ваших покоев, говорит, что принес очень срочные известия. Вы примете наемника или прикажете мне отослать его прочь?

«Что ж, на этот раз он, по крайней мере, не вломился через окно», — отметила Дэйнерис иронично. Даарио, при всей его раздражающей наглости, нельзя было назвать глупцом, и если после прошлого визита он осмелился тревожить ее ночью — значит, дело действительно срочное.

— Пригласи его в гостиную, Чхику. Через несколько минут я оденусь и спущусь к нему.

Королева набросила на плечи роскошный халат из алого шелка с тремя драконами, шитыми золотой, изумрудной и черной нитью. По мраморной лестнице она сошла в комнату, где ее уже ожидал Даарио. За время, проведенное в военном походе, наемник порядком зарос щетиной, на его щеке красовался еще не заживший рубец от недавнего ранения. Но ни это, ни потертый дорожный костюм с кольчугой нисколько не умаляли его привлекательности.

В свободном кресле рядом с Нахарисом сидела Миссандея — судя по ее наряду, после разговора с Матерью Драконов она так и не ложилась спать.

— Доброй ночи, Ваша Милость, — увидев госпожу, Даарио поднялся и слегка поклонился ей.

— Мои приветствия победителю, — в ответ Дэйнерис благосклонно улыбнулась. — Слухи о том, как вы разгромили кхала Поно в сражении у Острой Горы, намного опередили ваше прибытие. Говорят, воды Скахазадхана были красными от дотракийской крови, а по течению немногим выше Миэрина начали всплывать обезглавленные тела. Разумеется, я щедро вас вознагражу за успешную кампанию.

— Приятно слышать — задачка была не из легких, — Даарио сел обратно в кресло и обратился к Чхику: — Красавица, принеси для нас троих вина.

Миссандея робко возразила:

— Я не хочу пить…

— Однако же, придется, — философски заметил Нахарис. — Так вам будет проще воспринять новость, которую я принес. Я двое суток скакал впереди обоза, чтобы вы услышали об этом первыми. Ваша Милость, у нас серьезные проблемы с дотракийцами — они, похоже, обиделись не на шутку.

Даарио рассказал, что после надругательства, которое солдаты Матери Драконов учинили над телами умерших, весь Ваэс Дотрак содрогнулся от горя и гнева. Сам великий кхал Дрого пришел в ярость и немедля созвал кхаласар для карательного похода на Залив. Он поклялся обратить Астапор, Юнкай и Миэрин в руины, убить драконов и казнить Королеву из-за Моря, а перед казнью изнасиловать ее и отдать для утех всем своим кровным всадникам.

— Какой, однако, дерзкий дикарь, — холодно процедила королева. — А я клянусь, что отниму его мужское естество, засуну в рот его собственной отрезанной головы и в таком виде отправлю в Ваэс Дотрак. Сколько у него человек в войске, Нахарис?

— Сто тысяч всадников, — внушительно молвил наемник, — из них сорок тысяч — опытные бойцы. И они заявятся к нашим стенам не позднее конца месяца.

Повисло молчание, Матерь Драконов осмысливала эту крайне неприятную новость. Миссандея тихо подала голос:

— Сто тысяч… Это же поистине огромная армия, такие дотракийские орды уже десятки лет не выступали в поход.

— Ну, я ведь сказал — они сильно обиделись, — Даарио сделал глоток вина, допивая залпом остаток в кубке.

Дэйнерис медленно вздохнула, собираясь с мыслями.

— Ладно, — проговорила она, — я вас услышала. Враг силен, но не стоит забывать, что у меня есть драконы — это даст нам серьезное преимущество. Завтра мы обсудим все с Барристаном, Мормонтом и Серым Червем, подумаем, как лучше распределить силы. Вы правильно сделали, что поспешили донести до меня новость, но прямо сейчас я все же предпочту возвратиться ко сну — несколько часов до утра едва ли что-то изменят… Спокойной ночи.

Главная опасность заключалась отнюдь не в том, что у Дэйнерис недоставало людей для сражения с дотракийцами. Она сумела бы собрать войско, не уступающее в численности вражескому — однако это принуждало ее оставить города без защиты. Если она выведет гарнизоны из Астапора, Юнкая и Миэрина, мятежники, плетущие заговор, непременно воспользуются моментом и поднимут восстание.

А значит, правительнице было совершенно необходимо избавиться от внутренних врагов как можно скорее.

Тревожная новость о приближении дотракийской орды стремительно распространилась по Миэрину. Рейстлин едва ли не первым узнал обо всем от взволнованной королевы. Он решил, что настало время выяснить досконально, насколько сильна его магия, и какими заклинаниями он располагает на случай боя.

В своих колдовских изысканиях чернокнижник зачастую задействовал весьма необычные объекты: минералы, экзотические растения, части тел животных, а порой самих животных и даже людей, преступников, осужденных на смерть. Но для сегодняшнего опыта ему потребовался только ничем не примечательный камень нескольких футов в поперечнике.

Чародей проводил эксперимент в лаборатории, занимавшей большую часть его этажа — туда не мог войти никто, за исключением самого хозяина и духов-прислужников. Округлое помещение с кирпичными стенами освещалось магическими кристаллами, они излучали яркое, но рассеянное сияние, отраженное в бесчисленных колбах, бутылях, неведомых приборах и застекленных полках шкафов. Именно здесь хранились самые опасные колдовские принадлежности Рейстлина. Посреди комнаты располагался мраморный стол с защитными рунами, зачарованный особым образом и потому способный выдержать большинство магических воздействий. По приказу хозяина призраки поместили камень на этот стол.

Чернокнижник начал читать заклинание. Глухое, шелестящее, оно сплеталось из отрывистых слогов, едва поддающихся человеческому голосу. Одновременно с произнесением формулы маг обеими руками вычерчивал в воздухе руны. При этом вокруг его пальцев зарождались золотые сполохи, подобно тому, как от руки, погруженной в струю воды, остается след на поверхности. Рейстлин, по сути, тоже соприкасался с потоком: он воздействовал на вечный, стремительный и неумолимый бег самого времени.

Руны одна за другой слетали с ладоней чародея, охватывая камень в кольцо. Оно медлительно вращалось, то вспыхивая ослепительным звездным гало, то делаясь едва различимым, почти прозрачным, чтобы в следующий миг опять сверкнуть калейдоскопом энергий. Колдовство сопровождалось тихим звуком, подобным сухому шороху перелистываемых страниц. Воздух внутри кольца дрожал, точно от сильного жара, эта часть пространства уже не вполне подчинялась естественным законам бытия.

Наконец, Рейстлин завершил рунный ряд знаком песочных часов. Острый символ из двух треугольников не примкнул к кольцу, подобно предыдущим, но завис в воздухе перед чародеем, отразился в его глазах, отмеченных двумя такими же резкими росчерками. Маг прошептал короткое паучье слово и сделал жест, как будто перевернул в ладонях нечто невидимое. Знак песочных часов тоже перевернулся, рунное гало вокруг камня вспыхнуло особенно ярко и начало пульсировать. Течение времени внутри него ускорилось многократно. Золотое лицо Рейстлина исказилось от напряжения: эта разновидность магии — наиболее сложная из всех, она отнимала у него колоссальное количество энергии. Тем не менее, он продолжал удерживать заклятие, упрямо двигаясь к пределам своих возможностей.

По поверхности камня зазмеились трещины. Можно было подумать, что он разрушается от колдовского жара или давления, но нет — само время обращало его в песок. Еще через несколько секунд он бесшумно рассыпался на мельчайшие частицы. Сияющие руны тотчас угасли, шелест затих, зарево энергий рассеялось. Маг опустил руки, вполне довольный и даже гордый экспериментом, однако неимоверно измотанный им. Он ощутил подступающее забытье и на сей раз не воспротивился, ибо знал: духи подхватят его немощное тело и подобающим образом устроят для отдыха.

По расчетам чародея, оцепенение должно было продлиться чуть более двух суток. Прислужники исполнили отданный заранее приказ хозяина. Когда колдовское забытье отступило, Рейстлин разомкнул глаза у себя в постели. После длительного отдыха он испытывал необычайный прилив сил и решил немедленно выяснить, не случилось ли за минувшее время что-то, достойное его внимания. Стрелки настенных часов в полутемной гостиной приближались к отметке полудня — в эту пору королева обычно находилась в тронном зале. Маджере резонно решил, что, кого бы там ни принимала Дэйнерис, если явится маг, все они вполне могут подождать.

В тронном зале, однако, Матери Драконов не обнаружилось, зато там присутствовал ее советник Хиздар зо Лорак. Аристократ, сверкающий украшениями, коих с лихвой хватило бы на десяток придворных девиц, с какой-то особенной задумчивостью рассматривал королевский трон. Рейстлина он заметил не сразу, а заметив, не проронил ни слова, лишь неприязненно поморщился. Маджере тоже не жаждал вступать в диалог, но все же сухо осведомился:

— Где королева?

— Вскоре она должна подойти, — Хиздар удостоил мага кратким взглядом искоса, — не думаю, что Ее Милость опоздает на объявление собственной помолвки.

— Помолвки? — Рейстлин едва поверил своим ушам. — И с кем же она помолвлена?

— Со мной, разумеется, — снисходительно ухмыльнулся гискарец. — А вы, похоже, об этом не знали?

Чародей промолчал, осмысливая сказанное, а зо Лорак продолжил речь — он определенно был весьма доволен собой.

— Новость пока еще не дошла до простых людей — должен заметить, в этом вопросе Ее Милость проявила удивительное нетерпение. Впрочем, подобного исхода стоило ожидать: Дэйнерис благоразумная женщина и поступает так, как должно. Наконец-то Миэрин обретет настоящего, достойного короля… А теперь — не соизволите ли вы удалиться восвояси? По правде, уважаемые господа должны явиться с минуты на минуту, а вы у них несколько… не в почете. Ваш внешний вид… впрочем, вы и сами все прекрасно понимаете.

Слова Хиздара были исполнены откровенного пренебрежения. Маджере никогда не внушал ему приязни, но прежде благосклонность королевы к магу заставляла гискарца сдерживаться. Ныне же он обрел уверенность, что симпатии Дэйнерис на его стороне, и посему не упустил случая отпустить колкость в адрес иноземного колдуна. К тому же, в присутствии стражи аристократ чувствовал себя в полнейшей безопасности.

Чернокнижник не оставил выпад в свою сторону без ответа, он медленно, едко промолвил:

— Странно выслушивать замечания о внешности от того, кто появляется на публике, завернувшись в портьеру, напомаженный, как продажная девка.

Слова Маджере заставили Хиздара едва уловимо вспыхнуть — румянец почти не различался на его янтарной коже.

— Одно лишь ваше присутствие уже оскорбительно, — процедил он надменно, — а теперь к нему прибавилось еще и оскорбление словами. Похоже, вы забываете свое место.

— Мое место?.. — теперь чародей вспылил по-настоящему. — Ты, видимо, с кем-то меня перепутал, мальчик. Я не придворный шут королевы, призванный развлекать ее фокусами — я маг, и моя власть простирается далеко за пределы понимания твоего жалкого умишка. Достаточно нескольких моих слов, и все, что тебе дорого, навеки обратится в прах.

— Может быть, а может быть, и нет — но, так или иначе, ты ничего не сделаешь, ибо являешься слугой Ее Милости. Ты будешь служить и мне, когда я стану королем. А теперь убирайся отсюда, пока я не приказал страже выдворить тебя силой.

— Я уже предупреждал тебя, недоумок, — разъяренно прошипел Маджере, — я никому не служу! Для меня ты — никто и ничто. Ты, должно быть, очень гордишься собой, считаешь свою внешность великим достоянием. Посмотрим, останется ли твой язык таким же длинным и болтливым, когда ты этого лишишься.

А затем чародей произнес колдовскую формулу, сопровождая ее резкими жестами. Золотые руны вспыхнули на его пальцах и с шелестом окружили ничего не понимающего Хиздара.

— Это что еще за фокусы? — возмутился тот. — Стража!..

Безупречные не двинулись с места. В свое время королева отдала им приказ об очередности подчинения, и согласно этому приказу, Рейстлин имел значительно большую власть над ними, нежели Хиздар.

Быстрым росчерком Маджере сотворил знак песочных часов. От символа, повисшего в воздухе перед магом, отделился поток света и коснулся груди гискарца. Тот с содроганием понял, что часы наполнены его жизнью, и прямо сейчас она находится в полной власти Рейстлина.

— Нет… Пожалуйста, не надо… — пробормотал Хиздар, инстинктивно пытаясь закрыть грудь, разорвать поток энергии, соединяющий его тело с руной.

Маг ничего не ответил. С жестокой ухмылкой на лице он выбросил руку вперед, словно что-то разбивая. Руна песочных часов раскололась, испустив сноп золотого света. Хиздар, охваченный заревом, закричал и упал на колени. Крик его звучал долго: поначалу это был голос молодого мужчины, затем он сделался ниже, как у зрелого человека, а завершился дребезжащим воплем древнего старца.

Сияние заклятия угасло. На полу перед Рейстлином съежился старик, совершенно седой, с кожей тонкой и морщинистой, как скомканный лист бумаги. Его некогда роскошный наряд обратился в жалкие, едва способные прикрыть костлявое тело лохмотья, на которых чужеродно сверкали тяжелые золотые драгоценности.

Двери зала распахнулись, и в помещение вступила процессия гискарских господ, возглавляемая королевой. Дэйнерис вела оживленную беседу с женщиной в зеленом одеянии, которая шла рядом с ней. Увидев то, что было в зале, Матерь Драконов смолкла и пораженно застыла на месте, а вместе с ней замерла и вся процессия. Личность согбенного старика, стонущего на полу у ног чародея, не вызывала сомнений — гости знали, кто именно должен был их приветствовать. Черты несчастного обезобразило безжалостное время, но все равно в нем с кошмарной ясностью угадывался прежний Хиздар. Эта картина, необъяснимая и оттого еще более страшная, внушила господам поистине беспредельный ужас.

А Рейстлин Маджере с нарочитым спокойствием обратился к королеве:

— Вижу, кхалиси, у вас сейчас великое множество дел. По правде, я сомневаюсь в необходимости своего дальнейшего присутствия. Желаю вам хорошего дня.

И, жестом сотворив заклятие телепортации, зловещий маг в черных одеждах бесследно исчез.

Примечания:

Песня — «Xandria — Forevermore».