↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Вернуться в сказку (джен)



Автор:
Фандом:
Рейтинг:
R
Жанр:
Ангст, Драма, Фэнтези, Юмор
Размер:
Макси | 3 117 551 знак
Статус:
Закончен
Предупреждения:
UST
 
Не проверялось на грамотность
Мир магии и волшебства может исчезнуть. А всё из-за того, что люди перестали верить в чудо, стали меньше сопереживать друг другу, стали злее... Единственной надеждой сказочного королевства тогда была дочь короля Генриха, Кассандра, но она сбежала на Землю вместе со своим возлюбленным...
Прошло двадцать лет, и король, в отчаянии от перспективы полностью разрушенного мира, посылает на Землю мага, который должен найти принцессу.
QRCode
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
  Следующая глава

Легенда о войне. Часть вторая. Предатель.

III.

На улице уже холодно. Природа уже преподносит магам неслыханный подарок — они жили на севере, и морозы были им не страшны. Впрочем, даже они кутаются в свои тёплые шерстяные плащи, не желая ощущать на себе порывы холодного, негостеприимного ветра. У вампиров же шерстяной одежды, столь же плотной и тёплой, как у магов или у людей, почти нет. Зимы в их краях редко бывают суровыми. Даже снег у них выпадает редко. А если и выпадет — завтра же растает. Из снега обычно маленькие дети пытаются слепить снеговика, дети постарше — кидаются им в друг друга. Сейчас ведь ещё осень… Маги одеты тепло, впрочем, для них это обычная одежда. Если бы сейчас было лето, солнечное и жаркое лето, эти ведьмаки и колдуны ни за что бы не победили! Впрочем, северяне никогда не нападали летом без особой надобности. Жару они совсем не любили, она мучила их, сводила их с ума. Порой вампиры задавали себе вопрос — для чего вышли эти служители Танатоса из своих ледяных крепостей и пещер и двинулись в путь далеко на юг. Что двигало ими? Жажда наживы, которая была понятна и вампирам, и эльфам, и, в особенности — людям? Или другое? Быть может, это была жажда крови, столь присущая последователям Танатоса Лорзолтана? Влекло ли их золото. Золото — было ли оно достаточной причиной для этой страшной войны? Или, может быть, причиной было совсем не это? Тогда что? Злаки, овощи, фрукты, которых так не хватало северянам? Территории? Тепло? Было ли всё это достойной платой за все те жизни, которые никогда теперь не будут упокоены? Видимо, захватчики считали, что было. Но ведь, к тому же, маги всегда ненавидели тепло… Они, привыкшие к вечному холоду, который, по легендам, которые рассказывали эльфы и вампиры своим детям, исходил от гробницы Владыки мира теней, не могли привыкнуть к ласковому солнцу, к тёплой земле, на которой росло что-то, кроме мха и редких кустарников. Они привыкли к снегу, скалам и вечному морозу. В их душах не было места теплу, состраданию, человечности. Хорошие воины — это всё, что можно было сказать про северян. Про каждого из них. Их воспитывали для войны. Для войны, которая не была нужна никому, кроме них, кроме них, этих ужасных и жестоких захватчиков, не щадивших никого — ни женщин, ни детей. Но сейчас они кутались в свои плотные тёплые плащи, пытаясь спрятаться от пронизывающего и холодного ветра. Эти храбрые воины, эти ужасные и жестокие люди спасались от ветра. От ветра, который пришёл из их же земель. Зачем, зачем пришли они сюда? Зачем заставили королевства вампиров содрогаться от ужаса и рыдать от горя? Зачем пришли они? Зачем умыли кровью золотые поля? Зачем убивали на своём пути женщин и детей? Зачем, зачем они пришли в богатые земли вампиров?! Эльфы собирали пожитки и уходили в леса, уходили на юг, бросая насиженные места. Люди поступали так же, забирая с собой самое ценное, уходили в горы, уходили туда, куда маги пока не добирались. Почему так не делали вампиры? Вряд ли кто из них ответил бы на этот вопрос. Хотя… Кочевая жизнь была не для них. За те долгие тысячи лет, когда после Великого разлома народы пытались обустроиться на земле, которая была им чужой, вампиры возненавидели всякое кочевничество. Они тогда так устали от него… Тогда только маги никуда не уходили, остались на своих местах, там, на севере. Тогда ещё не было ни, собственно, магов, эльфов, вампиров, сильфид, тогда они все ещё были людьми, это уже потом в мире стало пять рас. Кочевая жизнь так опостылела и надоела вампирам, что смерть и даже плен были для них хуже переселения в места им неизвестные. А зима потихоньку подкрадывалась, чтобы однажды застать обороняющихся врасплох, чтобы окончательно лишить их душевных сил и надежды на победу. Мерный стук колёс телег и копыт лошадей отвлекал от самых ужасных мыслей — мыслей о том, что твои родные места были преданы тобой из-за минутной трусости, слабости…

Родные места. А были ли они родными? Были ли родными те люди, которые постоянно твердили о том, что ты слаб, что ты ни на что не годен? Маленькому Михаэлю когда-то хотелось стать героем. Ему постоянно указывали на то, что такие, как он, героями не становятся. Теперь, Михаэль знал, что это действительно так. Такие, как он героями не становятся. Смешно даже думать о том, что когда-то в детстве он серьёзно этого желал. Младший из пятнадцати принцев Линдейма теперь тоже считал так, как когда-то считали все взрослые и умные люди. Самому младшему из его братьев было десять лет, когда он родился. Конечно, это не такая уж большая разница в возрасте, тем более, для вампиров, но Ариозелир, всё равно, умудрялся постоянно задирать нос, гордясь тем фактом, что он, всё-таки, не самый младший сын в их семье. Ариозелир. Михаэль думал, что, пожалуй, они были даже похожи. Только вот брат всегда считал себя лучше его, хотя, пожалуй, младший принц был в этом уверен, Ари, точно так же при первой возможности предал бы своих. Михаэлю хотелось верить в это. Он даже сам не понимал — почему. Может, чтобы не чувствовать себя таким уж предателем? Эелана не предала бы. Умерла сама, но не предала. Она была такой глупой ещё, такой маленькой и беззащитной, её так хотелось защищать ото всех… Вот только Михаэль вряд ли тот человек, который может кого-то защитить.

— Лети быстрее в край далёкий! — то ли кричит, то ли поёт кто-то. — Лети быстрей, покуда я живой!

Принц удивлённо поднимает голову. Что это была за песня? И почему они пели? Неужели, им не было плохо в этой войне? Неужели, им даже нравилось всё это? Эелана тоже поднимает голову и тоже удивлённо смотрит на брата. Что заставляло магов петь сейчас? Казалось, они тоже устали от войны, от этих бесконечных сражений… Но что заставляло их петь?

— Через бескрайние просторы, сквозь стены снежных городов! — продолжает кто-то другой. — Через пустыни и долины, через леса и чрез дома..

Михаэль задумывается — не в этом ли была сила магов, не в том ли, что они, несмотря на все жизненные обстоятельства, пытались сохранить способность мыслить здраво, не предаваться унынию и отчаянию? Не в этом ли была проблема вампиров? Не в том ли, что они, когда маги наступали на их города, деревни, просто сжимались от страха, даже не пытаясь дать достойный отпор? Может, всё дело было в том, что вампиры никогда и не пытались на самом деле что-то сделать для того, чтобы не позволить магам? Михаэль слушал, как пели сейчас их враги, и понимал, что, пожалуй, вампирам никогда не понять этого. Может быть, дело было в том, что маги воевали с самых древних времён? В том, что они, не смотря на все эти года битв и сражений, не смогли привыкнуть к войнам, в том, что их сердца тоже жаждали прекрасного — песен, картин, скульптур? Точно так же, как и сердца вампиров, эльфов, сильфид… Михаэль ловил себя на мысли, что, пожалуй, мог бы понять своих врагов. Во всяком случае, он был готов их понять. Принц не знает, сейчас ему можно было бы согреться. Эелана почему-то не хочет прижиматься к брату, хотя, пожалуй, так было бы теплее им обоим. Михаэль пытается обнять сестру, та не отстраняется, но вся как-то моментально сжимается, будто не хочет чувствовать прикосновений брата. Михаэлю даже становится как-то обидно от этого. Он всё делал для неё. Всегда. С самого рождения. Он всегда защищал её перед родителями, если предоставлялась возможность. Он никогда не давал братьям смеяться над ней. И ему всегда так доставалось от Ариозелира из-за этого… Почему она отталкивала его? Из-за предательства? Он предал не только ради себя, ради неё тоже. Почему она не хотела, чтобы он к ней прикасался?

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает парень. — Ты сильно замёрзла?

Эелана качает головой. Губы её побелели, а сама она кажется такой бледной… Михаэль понимает, что она врёт. Понимает, но не знает, как он может помочь. Сестра всегда старалась быть великодушной, благородной, её пугало всё — страдания других, голод, она так плакала там, в Реонхейме из-за того, что увидела, как плохо становится людям… Михаэлю всегда это было безразлично. Он всегда думал о себе. Может, ещё о матери и Эелане. Не о братьях. Не об отце. Ерин погиб, защищая его. Теперь, младший принц думал ещё и о нём. Михаэлю не хотелось думать о них. Ему теперь казалось, что он предатель. Пожалуй, так оно и было. Но никто из тех, кого он предал, не помог бы ему, более того, в такой же ситуации, скорее всего, поступил бы так же.

— Надеюсь, там, куда нас везут, будет теплее, — продолжает принц. — И, надеюсь, там нас накормят…

Эелана не отвечает. Ей это не интересно. Её волнует совсем не это. Каштановые волосы принцессы вампиров были растрёпаны, но она, до сих пор, была так же неотразима, как и во дворце. Может, даже ещё более неотразима. Михаэль ловит себя на мысли, что любуется ей. Любоваться сестрой — непозволительно, нехорошо, ужасно… Но он любуется. Смотрит на бледное лицо Эеланы, по-прежнему бесстрастное и отстранённое, смотрит на побелевшие губы, на прикрытые глаза…

Эелана не отвечает. Она горда. Она не будет отвечать на слова брата. Как бы обидно тому не было. Он — предатель для неё. И девушка не будет брать во внимание даже то, что спасти он пытался именно её. Обидно. Михаэль никогда не скажет ей, насколько ему обидно. Никогда. Потому что он не хочет окончательно потерять её. А Эелана слишком горда, чтобы прощать даже то, что в прощении совсем не нуждается. Как бы брат не поддерживал её, не помогал ей, честь семьи, королевской семьи, будет ей важнее всего остального.

Маги кутаются в свои плащи, в тёплые шерстяные плащи, за который бы теперь принц отдал бы всё, если бы имел что-то для того, чтобы отдать. Во дворце было так тепло, куда теплее, чем здесь… Быть может, следовало попросить Роймана предоставить ему и Эелане тёплую одежду? У магов было много тёплой одежды. Они ведь жили далеко на севере…

Какой-то всадник держит на руках ребёнка, лет шести-семи. Совсем маленького. Ребёнок прижимается к нему. Мальчик так устал… Кажется, он спит. Михаэль бы хотел оказаться на месте этого ребёнка. Пожалуй, этому мальчику было куда лучше, чем, скажем, ему или Эелане.

Обоз двигался медленно. Слишком медленно. Люди были так утомлены этой войной… Усталые, пожелтевшие лица, почти пустые глаза… Все почти спали на ходу, думали о чём-то своём. Обожженное лицо одного из солдат заставляет Михаэля вздрогнуть. Слишком уж оно пугает. Интересно, что именно произошло с тем человеком? Впрочем… Идёт война. Мало ли что может произойти. Всё кажется Михаэлю таким унылым, он сам, как кажется принцу, смертельно устал, хотя не успел сделать ещё ничего для того, чтобы иметь право быть уставшим…

Странная песня магов до сих пор звучит. Они поют её, даже кричат, а не поют, возможно, им становится немного легче от этого пения. Песня заунывная, медленная, несколько жалобная. Младший вампирский принц не вслушивается в слова более. Какая разница — о чём именно они поют.

Было уже холодно. Листья опадали с деревьев и ложились на землю красно-бурым, грязным ковром. Не тем нарядным жёлто-красным, который был в саду. Ветер не давал им упасть сразу, пытался кружить в танце, который, учитывая обстоятельства, воспринимался путниками, как дикая пляска смерти. Пленников, помимо Эеланы и Михаэля, больше не было. Брат и сестра сидели в телеге и мёрзли, ноги у обоих были стёрты в кровь — их обувь была так неудобна, она не годилась для столь тяжёлых переходов, к тому же, только после того, как принцесса в пятый раз упала от усталости и изнеможения, Михаэлю удалось выпросить у генерала Роймана поездку в телеге. Одежда знатных вампиров обычно шилась из шёлка. Тонкая, она почти не грела. Как же сейчас жалели об этом принц и принцесса! Если бы только у них была хотя бы одежда вампиров-крестьян… Платье Эеланы, воздушное, белое, лёгкое, почти превратилось в лохмотья, хотя прошли они, по сравнению с тем, что ещё предстояло пройти, всего ничего. Тонкая рубаха и столь же тонкие штаны Михаэля тоже были изодраны. Девушка прижималась к брату и тихо плакала. Ерин ведь погиб из-за них. Их добрый брат Ерин… Эелана всхлипнула снова, уткнувшись носом в плечо Михаэля. Тот тяжело вздохнул и снова погрузился в свои мысли. Принцесса молилась за своих погибших братьев и отца, молилась о них, почти забыв о том, что молиться теперь ей придётся и о себе. Тихие молитвы слетали с её губ, порой, молясь обо всех тех, кто нынче их уж покинул, она забывала о том, как самой ей холодно и плохо. Её было так жалко! Бедная девушка, за что это всё досталось ей? Зачем отец повёз её в Реонхейм? Сидела бы она себе в Уриолане и… Михаэль замер. Он бы предал Линдейм, даже если бы с ним рядом не было сестры. Ему было шестнадцать, ему так хотелось жить. Жить… Это слово билось у него в голове так давно — наверное, лет с шести, когда он впервые увидел воина-мага. Юноша тяжело вздыхает. Ему, пожалуй, совсем не хотелось прослыть предателем и трусом, но умирать хотелось ещё меньше. Михаэль не молился. На душе было так тяжело и гнусно, что слова просто застревали в горле. Он завидовал сестре, её вере, её надежде. Он не мог молиться за погибших старших братьев и отца, зная, что в любой момент могут убить его, зная, что если его не убьют, он навсегда останется в памяти своего народа, как предатель и подлец. Предатель. Да, он предавал. Но никто из вампиров, кроме его брата Ерина, и пальцем не пошевелил ради него. Да, они сражались против магов. Но не проще было бы сдать город врагам? Неужели сообразительный и тщеславный Ройман убил бы всех его жителей просто по прихоти, если бы город был сдан? А теперь от Реонхейма не осталось камня на камне.

— Не бойся, дорогая! — звучит начало уже другой песни. — Когда вернусь домой…

Песня куда менее заунывная, нежели предыдущая. В ней есть надежда. Впрочем, надежда была и в той. Но эта казалась более лёгкой, более весёлой.

Михаэлю хочется спать. Пожалуй, было бы неплохо заснуть сейчас и никогда больше не проснуться… В таком случае, ему не будет больно в момент смерти. Он просто заснёт. Просто заснёт, чтобы никогда больше не просыпаться. Не увидит ни короля Инарда, ни гибели Линдейма. Ничего. Только вот братья ни за что не примут его там, в мире мёртвых. Обязательно оттолкнут от себя, прогонят. Даже там. Но так хочется побыстрее закончить этот путь! Так хочется поскорее оказаться в тёплом доме, в тёплой постели, под тёплым одеялом… Принц замёрз. Эелана тоже замёрзла, но, почему-то, ничего про это не говорит. Не хочет жаловаться. Как и всегда. Как и в детстве. Михаэль всегда удивлялся ей. Как она могла молиться сейчас? Боги никогда не слышат… Или слышат? Просто не слышат его? Эта мысль больно бьёт по самолюбию, которое, как ни странно, ещё осталось.

Хелен не поможет им. Кесседи не поможет им. Ройдхолд не поможет им. Мериада не поможет им. Даже Фемида, богиня справедливости Фемида, не станет помогать им. Во всём нужно надеяться лишь на себя, иначе, гибель неотвратима. Михаэль вздыхает. Когда ему было четыре, он как-то услышал разговор своей няньки со служанкой Самалиэнда, тогда его нянька произнесла: «Мальчик не должен рождаться в семье пятнадцатым, как девочка — седьмой, это принесёт и ребёнку, и семье несчастья. Проще убить младшего принца сейчас». Тогда Михаэль вздрогнул от ужаса и убежал, не дослушав разговор. Впрочем, всё, что ему было надо, он услышал. До сих пор эти слова звучали у него в голове, как приговор. Он не должен был родиться. Пожалуй, именно это и объясняло то, что именно эта беременность была для его матери такой тяжёлой, именно это и объясняло все те несчастья, посыпавшиеся на его семью после его рождения. Михаэль не хотел быть обузой для своих родных. Но и умирать он совсем не хотел. Жить ему хотелось всегда. Пожалуй, даже больше, чем жить достойно. Эелана молилась, но её брату казалось, что смысла в этом не было. Из-за него произошло всё это. А проклятому ребёнку не поможет никто. Принцесса молилась даже не за них, а за их умерших братьев. Зачем? Младший принц не понимал этого. Сейчас им была помощь куда больше, чем кому-либо из тех, кто умер.

Обоз остановился. Телега, в которой сидели представители одной из вампирских королевских семей, покачнулась, и принц едва не вылетел на землю. Девушка же сильно ударилась носом, не успев зацепиться за что-либо. Пошла кровь. Михаэль едва сумел поднять, помог подняться сестре и… замер от внезапно осенившей его догадки. Они были пленниками Роймана. Не Инарда даже, а Роймана. Этого старого и угрюмого вояки, который не щадил ни себя, ни своих солдат, и который, это уж точно, не пощадит и двух пленников. Быть может, Инард и был великодушен, как шепнул один из офицеров пленному принцу, и встречи с ним не стоило так бояться, но назвать великодушным Роймана язык не поворачивался. Этот старый вояка великодушным не был. Он был мелочен, зол и груб. Михаэль осторожно слезает с телеги, морщится, когда израненные ступни соприкасаются с землёй, и подходит к ближайшему всаднику, спрашивает, что произошло, тот грубо отвечает — привал. Принц ковыляет обратно к телеге, сообщает об этом Эелане. Та вздыхает, прикрывает глаза и продолжает увлечённо шептать свои молитвы. Брат почти сердится на неё за это — почти, потому что сердиться не хватает ни сил, ни желания. Его сестра, и так, довольно натерпелась от этих проклятых магов, не хватало ещё и того, чтобы Михаэль как-то обидел её. Младший сын короля Линдейма вздыхает и пытается снова погрузиться в свои мысли, чтобы хоть как-то отвлечься от холода. Как же хорошо было бы оказаться сейчас дома, в Уриолане, узнать, что ни его, ни Эелану отец не взял в Реонхейм… Так хочется скорее оказаться хотя бы на месте, перед королём Инардом. Быть может, тот не захочет слушать Михаэля, но он может хотя бы просто накормить их. Михаэль хотел жить. Он уже обдумывал, что будет делать, если колдовской король решит казнить его и его сестру.

А что он, собственно, сможет сделать? Быть может, лучше было умереть там, в Реонхейме? Легко, быстро, от меча… Один взмах — и нет жизни. Без боли. Без страданий. Быстро и легко. Быть может, не следовало предлагать Ройману свою помощь? К тому же, он вошёл бы в историю, как герой. Герой, защищавший город. А не предатель, что предал погибших братьев, отца, деда и прадеда. Его бы оплакивали. Как оплакивают сейчас отца и его восьмерых братьев. Его же, если его тело достанется вампирам, бросят на растерзание псам. И он один виноват в этом. Молиться ему нельзя. Боги не принимают молитв предателей. Тем более, не примут молитв предавшего семью пятнадцатого сына. Он, и так, считался проклятым. А теперь…

— Эй, ты! Принц без королевства и сапог! — кричит какой-то солдат и смеётся, и юноша, неожиданно для себя самого, оборачивается, хотя ещё недавно думал, что постарается не реагировать на подобные провокации. — Да, ты! Больше принцев здесь нет, знаешь ли! Возьми у Лорка табака для меня, это вон тот старик в плаще с красной застёжкой. Да пошевеливайся давай!

Остальные подхватывают его смех. Кто-то даже повторяет прозвище Михаэля, данное тем, окликнувшим юношу, мужиком — «принц без королевства и сапог». Потом эта толпа повторяет его снова и снова, продолжает хохотать, потешаться. Отчего-то молодой вампир совсем не обижается на них, лишь на душе становится как-то горько. Ему снова приказывают идти за табаком к тому старику. На этот раз парень кивает и соглашается. А что ему остаётся? Вряд ли он имеет право спорить с ними со всеми. Теперь Михаэль даже не принц. Если в Линдейме узнают о его предательстве, его лишат всех привилегий и казнят. Спорить же с магами, от которых сейчас зависит его жизнь, младший из королевских сыновей не решается. Парень снова слезает с телеги, снова морщится, когда ногами достаёт до земли, спрашивает, сколько табака нужно взять и идёт за ним, предварительно шепнув сестре о том, что попробует отыскать какие-нибудь тёплые вещи. Эелана тихо кивает и снова продолжает молиться.

Лицо сестры спокойно, бесстрастно, хоть она и мелко дрожит от холода. Она до сих пор принцесса. До сих пор королевской крови. В отличие от Михаэля. Он уже не имеет никаких привилегий. И никаких прав называться принцем. Парень сам уже знает это. Он сам решил это для себя. Сестра чище его. Лучше его. И она до сих пор принцесса. В отличие от него. Эелана всегда останется принцессой — она гордая и больше боится бесчестия, нежели смерти. И её стоит защищать, как принцессу. До сих пор. Даже здесь. Тем более, здесь.

Листья легли на землю своим грязно-бурым ковром. Прошёл дождь и стало довольно скользко. Вампирский принц пару раз едва не падает, поскользнувшись. На него никто не обращает внимания. Все заняты своими делами: кто-то курит, кто-то есть, кто-то разговаривает, а кто-то, и вовсе, просто думает о чём-то своём. Это даже как-то радует. И в тоже время немного угнетает. Никому нет дела до них. Зачем здесь кому-то принц и принцесса из вампирского королевства? Они просто обуза, лишний груз, который хочется поскорее сбросить. Михаэль кое-как доходит до того самого Лорка, на редкость неопрятного старика, в отличие от большинства присутствующих здесь, не бреющего бороду. От него пахло чем-то неприятным, и принц едва заставляет себя подойти к нему.

Табак Лорк не даёт, вдобавок, отталкивает от себя мальчишку, когда тот начинает просить снова. Михаэль не знает, что ему делать, он пытается как-то снова упросить этого старика, но его отталкивают. Да так, что юноша падает. Раздаются смешки. Как же неприятно!

— Принц без королевства и сапог не может даже удержаться на ногах? — усмехается кто-то. — Какой же из него воин тогда?! А вы, друзья, всё спрашиваете — страшны ли нам вампиры!

Михаэль чувствует, как краснеет. Слышать эти разговоры больше он не может. Принц бежит обратно, к сестре… и замирает, когда подходит достаточно близко. Кто-то пристаёт к Эелане. Девушка пытается оттолкнуть от себя обидчика, но тот не отступает. Принцесса цепляется руками за телегу, когда её пытаются стащить вниз, что-то шепчет, но почему-то не кричит. Неизвестный мужчина, всё-таки, кое-как заставляет Эелану оказаться на земле, потом приобнимает её, что-то шепчет. Девушка отчаянно вырывается. Плачет…

Слёзы катятся по её щекам, она не всхлипывает, она плачет от обиды, из-за попранной гордости. Михаэль не имеет права сейчас предать её. Сестра не переживёт, если с ней случится то, что задумал этот солдат. Не переживёт. И брат должен помочь ей. Должен. Не важно, что сделают за это с ним. Каштановые кудри сестры рассыпаются по её плечам, солдат пытается как-то коснуться их, но Эелана пытается как-то отстраниться. Слёзы катятся по её щекам, и смотреть на это младший сын короля Реонаша не может. Он не имеет права смотреть на слёзы сестры. Не имеет. Когда няня читала ему Правила*, он часто слышал фразу: «И не имеет права брат смотреть на неотомщенные слёзы сестры своей».

— Отпусти её! — шепчет принц, когда подбегает к сестре. — Пожалуйста, отпусти её! Она же ни в чём не виновата!

Его грубо отпихивают, и он снова падает. Снова в грязь. Наверное, сейчас он кажется смешным — некогда белые храмовые одежды теперь грязные, длинные волосы принца всклокочены, сам он трясётся от холода и страха… Наверное, он был сейчас смешон и жалок, во всяком случае, так казалось ему. Да, наверное, так кажется и всем, кто находится рядом с ним. Разве он достойны представитель своей семьи, если не может даже защитить свою семью? Даже не семью — Эелану. И это после того, как он предал всех остальных. Он же предал ради неё — напоминает ему совесть. Или то, что от этой совести осталось. Если он не поможет ей, получится, что он предал всех только ради своей паршивой шкуры.

На секунду принц замирает. Он совсем не понимает, что ему делать. По мнению отца, младший сын всегда был слишком слаб. Видимо, не так уж он был и неправ… Молящие, испуганные глаза сестры заставляют Михаэля снова подняться и снова броситься к тому человеку. Чтобы, на этот раз, получить по лицу. Нос кажется опухшим, идёт кровь… Нос ужасно болит. Кажется, будто вся кровь идёт внутрь, будто именно её глотает Михаэль. Всё тело болит — какой раз за день он падает? Его никогда не били раньше. Разве что братья. Но те, всё равно, старались всё сделать осторожно, так, чтобы родители не заметили этого. К тому же, у них редко появлялась такая возможность. Михаэль всегда старался находиться как можно ближе к матери. Та никогда не дала бы его в обиду. Маг же осторожностью явно не отличался. Вряд ли он беспокоился о том, останутся ли на лице и теле принца следы. Но всё это, пожалуй, не зря. Насильник отвлекается от Эеланы, и у той появляется возможность отползти в сторону. Михаэль так рад этому. Сестра не должна страдать. И тем более, не должна страдать так, как хотел её заставить страдать этот человек.

— Совсем обнаглел, щенок?! — взвыл мужчина. — Совсем страх потерял?!

Михаэлю остаётся лишь в ужасе попытаться отползти в сторону. Но его за шиворот резко поднимают на ноги. Принц молчит. Он слишком напуган, чтобы что-то ответить этому человеку. Он осторожно смотрит в сторону — Эелана смогла спрятаться за телегой. Девушка мелко дрожит, по щекам её катятся слёзы… Михаэль не плачет. Боль кажется ему невыносимой, слишком сильной. Но он почему-то не плачет. Всегда плакал, когда кому-нибудь из братьев удавалось толкнуть его или ударить. Почему же не плачет сейчас? Он, пожалуй, почти не чувствует боль. Ему слишком страшно, чтобы могло быть слишком больно. Принц боится даже дышать. А о том, чтобы заплакать или закричать — и говорить не приходится.

Эелана не смотрит на него. Почему? Что он сделал не так снова? Разве не он спас её сейчас? Михаэль не знал, почему снова чувствует себя оскорблённым. Даже не этим громилой, а сестрой. Разве принцесса не могла подарить ему хоть один благодарный взгляд? Этого было бы вполне достаточно. Больше ему и не нужно было… Эелана не смотрит. Может быть, ей просто слишком плохо сейчас?

— Как ты посмел?! — кричит тот, кто хотел надругаться над вампирской принцессой. — Как ты посмел мешать мне?!

Михаэль ужасно боится. Он не знает, чего больше — что его вот-вот убьют или что на его сестру могут снова напасть. Фиолетовые глаза незнакомца смотрят так зло, что, в конце концов, принцу становится просто противно. Он сам не понимает, как такое пришло ему в голову и как он решился на это, когда плюет в лицо магу. Лицо того перекашивается от ярости. Он отшвыривает от себя Михаэля, как котёнка. Удар ногой под рёбра застаёт младшего королевского сына врасплох. Юноше кажется, что он не может дышать. А маг продолжает бить. И уже в тот миг, когда принц про себя успевает попрощаться с жизнью, удара не следует.

— Остановись, Гарольд, — слышит он незнакомый голос. — Что сделал бы ты, если бы хотели обесчестить твою сестру? Разница лишь в том, что габаритами мальчишка тебе уступает.

Михаэль от неожиданности распахивает глаза. Человек, который остановил этого самого Гарольда, тоже меньше этого солдата раза в два. По росту он, должно быть, даже ниже пятнадцатого вампирского принца. Человек этот не то чтобы стар, но, всё же, кажется, даже старше Роймана. И он абсолютно спокоен. На морщинистом лице не отражается ни одной эмоции. Ни страха. Ни какого-то сожаления или сострадания. Гарольд же кажется даже немного виноватым, впрочем, солдат слишком разъярён, чтобы быть виноватым.

— Так почему же ты не подошёл, когда я приставал к этой девчонке, коль тебе её так жалко?!

Незнакомый старик усмехается. Этот человек будто чувствует своё превосходство. Может быть, он, и правда, превосходил всех присутствующих здесь? Одет он был совсем иначе, нежели солдаты. И даже не так, как Ройман. Мундир его не чёрный, как у генерала, а алый, а вышивка на нём не серебристого цвета, а золотого, да и вышито на мундире совсем другое. Другие символы. Кажется, это была надпись на герогиосте, древнем языке магов. Они так чтили своих предков… Всех до одного… Пожалуй, вампирам следовало перенять это у них.

— А смысл мне её защищать, Гарольд? Она — его сестра, — говорит неизвестный старик в красном мундире. — А мальчишку, всё же, оставь в покое. Он не трус, а стало быть, достоин быть нам и братом. А разве можно убить брата?

Гарольд отступает, послушно уходит куда-то, а старик помогает Михаэлю встать, утирает кровь с его лица платком. Юноша морщится, когда ткань соприкасается с его кожей. Когда кровь, наконец стёрта с лица, принц начинает удивлённо рассматривать этого человека. Он кажется ему странным. Почему такой верзила, как Гарольд, мог отступить, словно испугаться этого тщедушного человечка, уже немолодого?

— Зилбер! — слышит Михаэль недовольный голос Роймана. — Почему ты не дал Гарри прикончить этого вампирёныша?! Он — враг! Его и его сестру я взял в плен для того, чтобы…

Зилбер, видимо, так звали этого старика, даже не поворачивается к Ройману, выражая этим крайнее презрение к нему. В серых глазах человека в красном мундире — Михаэль находился сейчас слишком близко к нему и, из любопытства, заметил, что глаза у мага серые, а это, после фиолетовых глаз Гарольда и почти белых Роймана, казалось необычным — промелькнул какой-то нехороший блеск.

Зилбер неторопливо поворачивает к генералу голову. Михаэль замечает, как вытянулся тот под недовольным взглядом этого, спасшего вампирского принца от Гарольда, человека.

— Мальчик мой, — обратился он к Ройману, — тебе стоит напомнить, кто из нас решает кого и для чего брать в плен?

Ройман качает головой, извиняется и уходит. Точно так же, как ушёл и Гарольд. Он слушается этого старика. Михаэль немного удивлён этим, впрочем, про себя думает, что порядки магов в этот раз спасли его жизнь, и их стоит принять любыми. Принц хотел бы продолжить жизнь здесь. Кажется, не все маги были настроены так враждебно к нему… Эелана продолжает прятаться где-то за телегой даже тогда, когда Зилбер подзывает её к себе. Михаэль тоже зовёт её, сестра, наконец, встаёт из-за укрытия и подходит к брату и этому странному мужчине.

Платье девушки помято, к тому же, всё в грязи — когда она отползала от Гарольда, думается пятнадцатому принцу, ей было не до того, чтобы остаться чистой. Лицо принцессы совсем бледное. Она была напугана. Впрочем, несмотря на катящиеся по лицу слёзы, ни одной эмоции на лице Эеланы почему-то не видно. Будто бы просто вода это катится по щекам, будто бы не слёзы…

Зилбер внимательно смотрит на девушку. Будто бы видит насквозь то, что другому человеку никогда в жизни не понять. Будто бы знает что-то. Принцесса Линдейма смотрит гордо. Она не смогла бы сделать ничего в той ситуации. И она бы не бросилась спасать кого-либо так, как сделал это её брат. Но взгляд её был куда более гордым, чем у Михаэля. Она чувствовала себя принцессой. Будто бы ничего не произошло. Будто бы не её только что хотел изнасиловать один из приближённых Роймана.

— Путь вы продолжите в моей карете, — говорит, наконец, этот старик в странном красном мундире. — Думаю, вас обоих стоит довезти до короля в целости и сохранности. Инард будет очень заинтересован вам.

Принц и принцесса кое-как забираются в карету Зиобера. Там намного теплее. Не дует. Сиденья там мягче… К тому же, там можно накрыться пледом, можно даже укутаться в него, как и поступает Михаэль. Эелана сидит неподвижно. Девушка мелко дрожит от холода. Или от страха? Немудрено — ведь в каком положении она могла оказаться всего около часа назад, если бы не подоспел Михаэль! Когда юноша, чувствуя угрызения совести, пытается накрыть сестру вторым пледом, которыми им разрешил пользоваться этот Зилбер, девушка, по лицу которой до сих пор катятся слёзы, лишь всхлипывает и, почему-то, отворачивается от брата. Она не смотрит на него всю дальнейшую дорогу. И тем более не говорит с ним.

За всю дальнейшую дорогу она не проронила ни слова. Как не проронила ни слова и ранее.

IV.

Уриолан. Легенда. Тот, что был задуман, как нечто непреступное… Столица королевства Линдейм. Что же происходило за стенами этого величественного и странного города? А за стенами города были люди. Такие же люди, как и везде. Они что-то покупали, продавали. Они что-то ели. Они что-то рассказывали. Людей было не мало. Ещё бы — самый населённый город в этом вампирском королевстве. После падения Реонхейма тысячи вампиров устремились туда. На Роффельской улице продавали пироги. Очень вкусные. Пирожник на Роффельской улице давно прославился своими творениями. Как-то раз, его пироги даже подавали в самом королевском дворце! Никто не знал, правда ли это, но, во всяком случае, так все говорили. Не могут же люди говорить чепуху?! Олли с неудовольствием брела по мощённым улочкам Уриолана. Она могла сегодня спокойно погулять, не беспокоясь о младшей сестре — к ним приехала бабушка. В чём же была причина неудовольствия девочки? Мать никогда не любила покупать ей сладости… Почему? Они же такие вкусные! Олли хотела бы попробовать засахаренное яблоко или ещё что-то в этом роде. Девочка брела по мощённым улочкам Уриолана. Видела многих своих знакомых, здоровалась с ними — поздоровалась даже с забиякой Гансом (пусть ему будет стыдно после этого за свою вредность) и с подлизой Кларриче (надутой дурой всегда одетой в чистенькое нарядное платьице). Впрочем. Олли с куда большим удовольствием зашла бы в лавку пекаря на Роффельской улице… Может быть, стоило потратить деньги, данные ей матерью, на какой-нибудь вкусный пряник? Эх! Мать обязательно начнёт так сильно ругаться, что лучше даже не пробовать.

Олли зашагала быстрее. Она хотела бы побыстрее увидеться с отцом. Он уехал воевать. Воевать с этими злыми дяденьками-магами. Зачем была эта война? Взрослые всегда ругают детей, если они дерутся. Так почему же теперь дерутся сами взрослые? Вспомнив про то, как папа обещал ей сводить её на речку, когда вернётся, Олли улыбнулась. Девочка так хотела поскорее его увидеть! Не может же её папа не победить этих злых магов, нападающих на Линдейм? Олли хотелось как можно скорее отправиться с ним на рыбалку. Вдвоём. Без сестры, конечно. Кесси было всего три годика, и она уже была такой вредной и похожей на Кларриче… И без мамы. Мама всегда всё портила. Девочка зашагала бодрее. Нужно было зайти к доктору. А доктору жил в третьем доме на Зоршельдской улице, что находилась почти сразу за Роффельской улицей. Олли подумалось, что странно, что мама послала её к господину Йонеска, ведь все были здоровы, но, немного поразмыслив, девочка решила, что не стоит задавать лишних вопросов, а лучше будет попробовать упросить мистера Йонеску разрешить ей взять один медячок из материнских денег себе. Пряник у пекаря стоил где-то пять или шесть медяков, но, быть может, она сумеет как-нибудь накопить себе столько денег?

Думая об этом, она не заметила, как уже почти добралась до места: вот уже Олли прошла Роффельскую улицу и оказалась на Зоршельдской. Вот первый дом. Вот второй. А вот и третий. Девочка стучит в дверь, ей открывает мальчик её лет. Роберт. Вот бы кинуть в него что-то… Белобрысый мальчик свысока смотрит на неё. Олли показывает ему язык. Роберт отвечает ей тем же и… Скрип ставен немного отвлекает детей от их интереснейшего занятия.

— Пап! — кричит Роберт. — Пап! Олли из Тироширферов пришла!

Мальчик убегает, и в дверях появляется седой господин. По правде говоря, он был ещё молод. Так почему же волосы у него уже поседели? Девочка здоровается с мистером Йонеской и спрашивает у него, почему мама послала сегодня её к нему. Господин Велиор Йонеска поморщился и сказал Олли, чтобы она не задавала лишних вопросов, а лучше слушалась маму…

То происходило в одном из бедных районов Уриолана. Там, где жили ремесленники, небогатые купцы, самые разные лавочники и прочий сброд. Что же происходило дальше? В самом центре города? Там, где находился королевский дворец… Что же… Королевский дворец Уриолана считался одной из главных достопримечательностей Линдейма. Когда ещё не началась война, посмотреть на дворец, хотя бы издалека, стекались толпы народу. Дворец был большим и, если смотреть на него сверху, по форме напоминал спираль. Один из путешественников как-то сказал, что дворец Уриолана напоминает по форме большую ракушку. Пожалуй, это сравнение тогда многим понравилось. Он, и правда, был похож на ракушку — закрученный спиралью, бежевого цвета, с кучей лепнины… Кто только не был изображён на барельефах! Тут были и религиозные сюжеты, и светские… И касающиеся нынешней войны… Огромные окна, украшенные витражами… Маги никогда не понимали, почему вампиры так любили эти разноцветные стёклышки.

В покоях королевы сегодня было на редкость тихо. Обычно, Её Величество королева Эрлена любила развлекаться. Вообще, эта женщина любила жить хорошо, громко, ярко, весело… Но сегодня — когда ей было донесено о падении Реонхейма — веселиться совсем не хотелось. Реонаш, Артур, Реон, Оливер, Шенирдон, Самалиэнд, Норхок, Ликард, Ерин, Михаэль, Эелана — муж и десять её детей были мертвы. Женщина не понимала — за что ей всё это. Она была послушной дочерью своих родителей, она была послушной женой своему мужу, она была добродетельной и строгой матерью своим детям… Боги наказывают за непослушание. За что же они наказали её? За что отняли даже Эелану с Михаэлем?

За что отдали жизни близкие ей люди?

В спальне королевы было тихо. Совсем тихо. Эта тишина давила на неё, заставляла её сердце сжиматься от горя. Эрлене совсем не хотелось жить теперь. Глаза её опухли от слёз… Сколько она проплакала? Женщине хотелось бы знать это… Но она сама не помнила, когда зашла к себе. Она просто попросила выйти всех служанок и фрейлин. Королеве хотелось побыть одной. Она считала, что имеет право на это. В конце концов, королева Линдейма была ещё и женщиной, дочерью, женой, матерью… В конце концов, она имела право поплакать хоть немного. Лечь лицом вниз на огромную кровать с золотым балдахином и зареветь, зареветь от собственного бессилия, от осознания того, что всё уже произошло, и изменить это невозможно. Не смотреть в зеркало, где будет отражаться её покрасневшее и опухшее от слёз лицо. Не смотреть в окно, за которым собрались тысячи таких же жертв войны, как она.

Эрлена не понимала. Женщина в ней, мать, не понимала, почему десять из её шестнадцати детей мертвы. Почему мёртв её муж. Королева понимала, что она просто не имеет права горевать и плакать. Потому что ей нужно возвести на трон старшего сына из оставшихся ей шестерых сыновей. Она — королева. И она просто не имеет права на слёзы.

Но так хотелось плакать…

Ариозелир, четырнадцатый её мальчик, стоял у неё в покоях. Эрлена с ужасом думала о том, что, пожалуй, из всех своих детей, меньше всего она любила его, этого нескладного, худого и не по годам сообразительного мальчишку. Сейчас он был уже взрослым человеком. Очень молодым для вампира, но уже взрослым. Ему было двадцать шесть лет. Он так и остался нескладным. Он так и остался сообразительным. Самым умным из всех её детей. Ариозелир не был безрассудно смел, как предписывал образ Героя во многих вампирских легендах, не был слишком уж милосерден или истинно справедлив. Принц не был и жесток. Эрлена с ужасом думала, что этого своего ребёнка она никогда не любила так же, как остальных своих детей. Будто он был ей чужой… Четырнадцатые роды были так сложны для королевы, что она два года только и могла делать, что отдыхать и восстанавливаться после них. Она почти не видела Ариозелира эти два года. Она не чувствовала его своим. Ари стоял у неё в покоях и смотрел куда-то вдаль. Было ли ему жаль своих братьев и сестру? Он, казалось, никогда не любил их… Королева столько раз защищала Михаэля от Ари, что… А Эелана никогда не любила проводить со старшим братом время, хотя всех остальных из братьев очень любила… Теперь королева, пожалуй, и вовсе, прозевала то время, когда она могла как-то влиять на сына. Он уже совсем другой, не такой, каким был в детстве, — и пусть он не позволит себе возразить ей — мысли в его голову вложить уже невозможно.

А ещё женщина понимает, что она и сейчас не слишком любит Ариозелира. Он был ей чужим, она не чувствовала к нему ничего… Не то, чтобы она не хотела его видеть, но… Королева была бы куда менее несчастна — эта мысль заставляет её вздрогнуть — если бы погиб он, а не Эелана. Она хотела бы видеть рядом с собой дочь. Пусть Реонаш не был доволен её рождением, но она, Эрлена, была больше, чем счастлива.

— Зачем ты пришёл? — недовольно спрашивает королева сына. — Зачем ты пришёл ко мне? Позови Тешера!

Ариозелир молчит, стоит так же спокойно, как стоял до этого. Серо-зелёные глаза сына внимательно смотрят на Эрлену, а та тяжело вздыхает и переводит взгляд на платок, который ещё совсем недавно вышивала Эелана… Эелана… Эеланочка! Почему ты покинула матушку? Ведь могла ты упросить отца не брать тебя с собой, ведь в войне девочка не могла оказать никакую помощь… Почему Реонаш забрал её с собой? Лучше бы забрал всех-всех сыновей. Только бы оставил Эрлене Эелану…

Королева смотрит в зеркало — на кого она стала похожа за эти несколько дней! Каштановые волосы были растрёпаны, всё лицо опухло от слёз, а платье — подумать только — не переодевалось несколько дней. Эрлене следовало срочно привести себя в порядок. Ей следовало снова стать королевой. Забыть о том, что она, вообще-то, мать.

— Я хочу попросить у вас одну вещь, матушка! — отвечает Арио совершенно спокойно. — Я очень устал за эти три дня — вы знаете, Тешер попросил меня узнать природу магического огня… Я бы хотел попросить вас о том, чтобы вы попросили братьев не беспокоить меня сутки-другие. Мне бы хотелось поспать, матушка.

Слова эти принц произносит совершенно равнодушно, будто бы привычно. Эрлене не хочется лишний раз думать об этом. Реонаш любил Ариозелира. Во всяком случае, ему нравился этот ребёнок своим безукоризненным послушанием. Ариозелир не возражал ему никогда. Делал всё так, как приказывал отец. Королева всегда удивлялась этому. Быть может, ей стоило обеспокоиться послушанием своего ребёнка, как сделала её камергер-дама Розалинда, но ей было как-то не до этого. Эрлена считала про себя, что была хорошей матерью.

— Зачем ты спрашиваешь меня об этом? — удивляется королева. — Иди — отдыхай.

Произнеся эту фразу, женщина про себя замечает, что в её голосе нет тепла, с которым она относилась к остальным своим детям. Пожалуй, Эрлене самой стыдно за это, но она ничего не может с этим поделать. Отчего-то, королева начинает рассматривать плащ, который набросил на свои плечи принц. Женщина не любила такие вещи. Тусклые. Арио смотрелся в этом плаще неплохо, и, пожалуй, нисколько бы не затерялся в толпе, но… Эрлене не были привычны такие вещи. Ариозелир, почему-то, постоянно кутался. Лет с тринадцати. Ему будто постоянно было холодно. Никто из её детей не одевался так тепло, как он. Расшитая золотом куртка под плащом… Она, наверное, тоже была тёплой. Тут, во дворце, во всяком случае, когда не было всех этих лишних людей, можно было одеться во что-то неофициальное и лёгкое. Тут было тепло. Почему же Ариозелир так кутался?

— Отец требовал, чтобы я просил у него разрешения на это, если хочу уйти к себе, — произносит принц так же спокойно и безразлично, как и ранее.

Королева с таким же безразличием, передавшимся и ей, слушает сына. Она не отпустила бы Михаэля, Ерина, Эелану или ещё кого-нибудь из своих детей, если бы те сейчас стояли перед ней. Она бы кинулась к ним, схватила бы за руку, за рукав, топнула бы ногой, уговорила бы остаться… Арио никогда не требовал к себе внимания в детстве. Это был самый послушный из её детей. Послушнее даже Эеланы. Та иногда капризничала. Ариозелир никогда не возражал родителям, не топал ногами, не катался по полу в истерике, не получив какую-то игрушку. Он был безразличен к братьям и сестре. Был даже несколько жесток с Михаэлем…

— Иди же! — нетерпеливо требует Эрлена. — Я разрешаю…

Принц склоняется в вежливом поклоне. Мать даже не встаёт. Молодой человек выходит из покоев королевы настолько быстро, насколько только может. Ему не хочется лишний раз там находиться. Он не любил эту женщину. Пожалуй, он уважал её, как следовало уважать старших. Пожалуй, он уважал её, как следовало уважать королеву. Но любить он её не мог.

Принц шёл к своим комнатам быстрым шагом, едва удерживая себя от того, чтобы не начать озираться по сторонам, будто бы он вор, в собственном доме. Ари хотелось побыстрее оказаться у себя. Там не было ни любопытных взглядов, ни голосов, обсуждающих его жизнь, его образ жизни… Там не было ничего из того, что он так ненавидел. Не было даже братьев, которые никогда не любили его. Он тоже не любил их. Особенно младшего — Михаэля. Но Михаэля теперь не было и во дворце.

Принц заходит в комнату, принадлежащую ему, запирает двери. Потом подходит к окнам и зашторивает их. В комнате воцаряется полумрак, кажется, приятный Ариозелиру. Он тяжело вздыхает, шепчет что-то. Арио подходит к двери в спальню. Дверь закрыта. Ари вздыхает. Потом молодой человек подходит к книжному шкафу, достаёт, кажется, пятнадцатую книгу слева на шестой полке, открывает её, выковыривает из-под обложки какой-то кристалл… С кристаллом Арио подходит к двери в свою спальню, для чего-то оглядывается вокруг, ещё раз проверяет, закрыты ли двери, зашторены ли окна. Только после этого принц вставляет в глубокую трещинку в двери кристалл, тяжело вздыхает и… открывает дверь.

В комнате, куда он зашёл, темно. И довольно жарко. Арио осторожно, чтобы не запнуться обо что-нибудь и не упасть, идёт по этой тёмной комнате. А ещё здесь тихо. Кажется, никого нет…

— Что же! Ты пришёл! — вдруг слышит Ариозелир знакомый, немного насмешливый голос. — Я рад этому!

Глава опубликована: 10.08.2024
Отключить рекламу

Предыдущая главаСледующая глава
Фанфик еще никто не комментировал
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
  Следующая глава
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх