Великий поход (джен)

— И что это было? — осведомилась Этне, опуская револьвер. — Я бы еще поняла, если бы он покушался на меня, но вы все же не настолько значимая фигура…

— От него мы этого точно не узнаем, — Хаецкий убрал пистолет в кобуру, пытаясь вспомнить, когда же он в последний раз стрелял не на тренировке. Года два назад, не меньше… — И я удивлен ничуть не меньше. Не то, чтобы меня не пытались убить… Но вот так, прямо на улице — не случалось.

Отправляться на фронт не было никакого смысла, хотя англичане с этим и не соглашались — но фронт добрался до них сам. Не успел Хаецкий проработать в Париже и недели, как его попытались убить. Прямо на улице, в нескольких шагах от штаба.

…Молодой полицейский, ехавший по своим делам, неожиданно притормозил мотоцикл, выхватил пистолет и выстрелил. Хаецкий, дернувшись на оклик Этне, успел заметить стрелка, упасть, выстрелить в ответ и с третьего раза попасть. Слишком удачно — пуля, судя по луже крови, угодила в какой-то крупный сосуд, так что лже-полицейский все равно не дожил бы до допроса, даже если бы не сломал шею…

И вот теперь, спустя пару минут, Хаецкий, убрав пистолет, подошел к телу и задрал рукав. Ну разумеется…

— Еще один эсэсовец, — констатировал он, разглядывая татуировку. — Интересно, скольких еще английская контрразведка прохлопала?

— Ну, большая часть так и осталась гнить под Берлином, так что вряд ли много. Хотя еще вопрос, сколько они успели набрать местных кадров… — Хаецкий прищурился, разглядывая пистолет убитого. — «Вальтер»… Значит, из старых… Ладно, не будем мешать полиции.

В кабинете их ждали — посыльный с очередной шифровой и комиссар парижской полиции. И первый был куда важнее…

— Прошу прощения, господин комиссар, но вам придется подождать в другой комнате, — сходу заявила Этне. — К сожалению, шифрограммы из штаба не терпят отлагательств, и возможно, это сообщение прольет свет на случившееся.

Комиссар — на ломаном русском, но весьма витиевато — ответил, что не имеет права покинуть кабинет, но готов посидеть где-нибудь в углу, на что Этне заявила, что в таком случае команда просто откажется от сотрудничества и потребует привлечь к делу ирландских полицейских и контрразведчиков. Это подействовало — недовольный комиссар все-таки убрался, и Этне занялась расшифровкой.

Писал Хилленкоттер. И писал как раз о сегодняшнем покушении — как оказалось, оно было следствием провокации, позволившей изрядно сузить круг подозреваемых в измене — и однозначно исключить терран и часть ирландцев. Впрочем, список все равно оставался очень неудобным — возглавляли его два министра, да и все прочие подозреваемые были далеко не клерками…

— Я бы поставила на депутатов от низинной Шотландии, — заявила Этне, пробежавшись по списку. — У баронов Низин слишком большое влияние и слишком большие аппетиты… Но и О’Коннора исключать не стоит — доказательств никаких, но Министерство внешней торговли славится своими взяточниками. И если теперь их удастся поймать с поличным… — она мечтательно зажмурилась. — Полагаю, комиссара можно позвать обратно?

— Полагаю, ему даже можно кое-что рассказать.

Комиссар, услышав новости, не обрадовался. Да и кого обрадует новость о том, что в столь важном и интересном деле замешаны люди, которые тебе абсолютно не по зубам, поскольку мало того, что граждане другого государства, так еще и из высших эшелонов власти оного?

Недовольство комиссара было проигнорировано, но он на этом не успокоился и потребовал всю информацию об СС, которую имели разведчики.

— Вы захватили одного из них? — тут же насторожился Хаецкий.

— Да, и даже разговорили, — комиссар отвел взгляд. — Правда, мы узнали не слишком много…

— Если вам повезет поймать еще одного такого, можете не сдерживаться, — сообщил Хаецкий. — Это личная армия Гитлера, отпетые преступники, помешанные на мистике и лишенные всяких тормозов.

— Совершенно точно, — согласился комиссар. — Но дело не в недостатке усердия, а в том, что нам попалась мелкая сошка, которая почти ничего не знала. Поэтому, если у вас есть какая-то информация об этих людях…

— Я отправлю запрос, — перебил его Хаецкий. — Как вы понимаете, это решать не мне, но думаю, что информацию вы получите.

— Заранее благодарю, — и полицейский поспешил откланяться.

Выпроводив его, Хаецкий подошел к окну. В своем мире он никогда не бывал в Париже, зная его лишь по книгам и фотографиям, а потому не мог сказать, чем — помимо очевидного отсутствия башни — этот город отличается от своего двойника. Вероятно, отличия кардинальны — пятивековое владычество англосаксов не могло не оставить свой след — но вот так, навскидку, Хаецкий их не видел. Париж и Париж, разве что язык другой…

Разумеется, здесь не было Версаля и Триумфальной арки — первый, впрочем, с успехом заменял Белый Замок — резиденция наместника, а вторую — статуя тэна Адальберта, некогда защищавшего Париж от французов всего с десятком рыцарей. Зато имелся собор Парижской богоматери, Сорбонна, Дворец Правосудия… В общем, все, что было построено до Столетней войны, было практически идентично тому, что осталось в родном мире Хаецкого. И, поскольку здесь никогда не было Наполеона Третьего и Османа с их грандиозными планами, старый город сохранился куда лучше.

Хотя и не везде — пока самолет заходил на посадку, Хаецкий успел разглядеть исполинский котлован там, где, насколько он помнил, должен был находиться главный парижский рынок. Что ж, ничего удивительного — Аркология не давала покоя всем…

Из размышлений о сходстве и различии двух миров Хаецкого вывели просто и бесцеремонно — Этне резко щелкнула пальцами у него над ухом. На удивление громко и неприятно щелкнула…

— Прошу прощения, задумался, — Хаецкий потряс головой.

— Судя по вашему виду, сравниваете два Парижа?

— В общем, да, хотя в нашем я никогда не бывал… Так что сравнивать могу очень условно. Так что случилось?

Этне пожала плечами и кивнула на лежащую на столе папку.

— По правде говоря, я запуталась в торговом тоннаже, — призналась она. — Его очень много, но Пруссия и Австро-Венгрия после прошлой войны построили множество судов, это явно не все. Проблема в том, что каждый новый владелец суда почти всегда переименовывает. И понять, что и где, я уже не могу. Может, сможете хотя бы приведенные нацистами отобрать?

Хаецкий хмыкнул — судя по всему, Этне пришла в голову какая-то мысль, и теперь она ее проверяет. Ну что ж, среди тех бумаг, которые он всюду таскает с собой, был список пропавших немецких судов — возможно, они что-то и найдут…

— Что-то нашли? Что ж, список судов, которые немцы успели забрать, у меня где-то был, так что давайте посмотрим, — согласился он.

Два часа спустя обнаружилась весьма любопытная вещь — почти треть немецкого торгового флота куда-то исчезла. Правда, в то же самое время изрядно пополнился торговый флот некоторых других стран — например, Франции — и силуэты этих судов были подозрительно знакомыми…

— Францию я еще понять могу, но зачем столь откровенные нейтралы? — удивилась Этне.

— Я тоже не понимаю, — Хаецкий потер глаза, — разве что… Вряд ли немецкому кораблю позволят перевозить уран из Австралии. А вот, скажем, испанский корабль для Франции — запросто. В принципе, обычная военная контрабанда, но масштабы… Да и удара в спину вполне можно ожидать — команды-то там наверняка немецкие. Впрочем, это уже мания преследования получается…

— Наличие которой отнюдь не означает отсутствие преследователей, — хмыкнула Этне. — Но это и правда маловероятно. А вот контрабанда… И как их теперь переловить?

— Это проблема флотской разведки, а не наша, — пожал плечами Хаецкий. — Пока, по крайней мере, ну а если понадобится — что-нибудь придумаем. А пока давайте лучше проработаем наиболее вероятные маршруты этой контрабанды.

— Лучше бы после обеда, — вздохнула Этне, посмотрев на часы. — Или это будет уже ужин?

Склонившись над картой, Этне задумчиво бормотала что-то по-ирландски, время от времени делая пометки карандашом. Игорь же просто наблюдал за ней — морская торговля этого мира была для него полной загадкой, так что помочь он ничем не мог. Подсказать общее направление, разве что, но с этим напарница прекрасно справлялась и сама.

Так прошло часа два, но наконец Этне выпрямилась, Потянулась, поведя плечами, и сообщила:

— Готово. На самом деле не так уж и много подходящих маршрутов, так что это было проще, чем я думала. Осталось сдать это нашим клиентам… И кстати, вам не кажется, что стоит своими глазами оценить дела на фронте?

— Не то что стоит, а уже необходимо, — ответил Хаецкий. — И чем раньше, тем лучше. Правда, начать стоит не с фронта — есть одна вещь, которая меня беспокоит… И не только меня — штаб тоже нервничает.

— И что же это?

— Ракеты. Наш враг до сих пор ни разу не использовал управляемые ракеты и самолеты-снаряды — а ведь это был их главный козырь в нашем мире, хоть и выложили они его слишком поздно.

— А почему не применяете вы?

— Во-первых, сейчас нет достойных целей, хотя «Карл Великий» был потоплен как раз ракетой, только вряд ли об этом узнают, а во-вторых — командование не хочет пока демонстрировать наши собственные ракеты. Слишком уж они сильно доработаны… А в то, что ракет у немцев сейчас нет, я не верю — их производство не так уж и сложно.

— Возможно, тоже не видят достойных целей? — пожала плечами Этне. — Или хотят применить их массово?

— Вот как раз вполне вероятно, и мне это не нравится, — ответил Хаецкий. — я видел, что может натворить даже одна «Фау», а уж если их будет одновременно хотя бы десяток… В общем, надо этим заняться. А сначала — доложить начальству и запросить инструкции.

Инструкции сводились к одному пункту — не нарываться. Хаецкий с этим был полностью согласен, Этне — тоже, так что инструктаж много времени не занял. На то, чтобы изложить задачу полковнику Гэлу тоже не потребовалось много времени — его дольше искали — и меньше чем через час все трое договорились о пункте назначения. Им стал Аварик — древний город, некогда бывший столицей Аквитани (и в котором Хаецкий с немалым трудом опознал Бурж своего родного мира). Город был удобен во всех отношениях — во-первых, там находился штаб, во-вторых, он был отлично укреплен и потому просто напрашивался на ракетный удар. А поскольку подготовка к нему не могла пройти незамеченной, направиться именно туда было наилучшим вариантом…

А поскольку желающих терять время не нашлось, то тем же вечером самолет уносил разведчиков на юг. Этне, деликатно зевнув, устроила голову на плече Хаецкого и мгновенно заснула, а Игорь, стараясь не потревожить девушку, смотрел, как внизу мелькают огни городов, но вскоре заснул и сам. В конце концов, сон на войне всегда был роскошью…

До Аварика добрались на рассвете — и, разумеется, сразу же оказались в потоке информации. По большей части абсолютно ненужной — разведка фронта решила, что их посетило некое начальство и теперь старалась продемонстрировать работу.

Нет, разведка работала, и работала на совесть — но нужных сведений у нее не было. Их просто никто не искал, и Хаецкий с Этне собирались исправить это упущение.

Их разместили при штабе, который — в отличие от скандинавов — находился во вполне приличном, хотя и неглубоком, бункере. Впрочем, пережить даже прямое попадание «Фау-2» он вполне мог, а ядерного удара можно было не опасаться… Разумеется, имелось все необходимое для работы, и разведчики, не теряя времени, приступили к работе.

И уже через два часа, после беглого знакомства с докладами агентуры и несколькими аэрофотоснимками, Хаецкий схватился за голову. Тремя сотнями километров южнее немцы спокойно и неспешно занимались разведкой местности и подготовкой позиций для своих проклятых ракет — и об этом никто даже не подозревал. И это несмотря на то, что всех участников коалиции предупреждали и сообщили достаточно, чтобы хотя бы насторожиться!

— Они идиоты? — осведомился Хаецкий у напарницы, бросив на стол снимок. — Вот как они все это прошляпили?

— И пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, — поморщилась Этне. — Это у всех бывает, а здесь еще и фронт двигался очень быстро… Впрочем, насколько я знаю, у французов обычно еще меньше порядка.

— Зато у немцев его предостаточно. Зашифруете доклад штабу, пока я обрадую наших клиентов?

— Хорошо. Кстати, почему «клиенты»?

— Так в приказе написано, что мы тут в качестве консультантов, — хмыкнул Хаецкий. — Ну а раз мы консультанты…

— А что, логично, — согласилась Этне. — Ладно, давайте займемся делом.

«Клиенты» новостям не обрадовались и сразу же отправили бомбардировщики — дело достаточно бесполезное, если только им не повезет накрыть ракетчиков. Штаб же воспринял эту новость без особого интереса, ответив, что информация принята к сведению и потребовав провести дополнительную разведку нескольких районов.

Названия Хаецкому ничего не говорили, зато мгновенно насторожили Этне.

— Восточная Юра, как раз на немецкой границе, — сообщила она, едва взглянув на расшифровку. — Опять-таки старые выработки. Еще один переход?

— Возможно, — согласился Хаецкий. — Но скорее — их любимые подземные заводы. Или… Судя по карте, это та еще глушь? Они вполне могут испытывать в штольне атомный заряд — тащить его в колонии они могут и не рискнуть.

— И как нам это узнать?

— Только по записям сейсмографов, — пожал плечами Хаецкий. — Ну или тогда, когда его скинут на нас… Кстати, попыток прорыва одиночных самолетов не было?

— Не помню, но вроде бы нет, — Этне принялась перебирать бумаги на столе. — Да и собьют такой первым делом — ядерные взрывы мы уже видели. А я еще из Москвы направила королю предложение привести в готовность тяжелую авиацию… Оно принято, так что бомбы сейчас на аэродроме, и немцы наверняка об этом знают. И, надеюсь, принимают этот факт в расчет…

Просматривая очередной доклад, Хаецкий подумал, что этому миру повезло — здесь ядерное оружие не покидало полигонов… Пока. Но в ближайшие месяцы, если не недели, ситуация грозила измениться — и тогда двумя бомбами эта война не отделается.

Вечерний сеанс связи принес тревожные известия — неопознанный линкор под нацистским флагом попытался прорваться к Сан-Диего, но был поврежден огнем береговых батарей и отступил через переход. В этом мире конфликт продолжал расширяться, и подозрительные шевеления вдоль восточной границы Рейха почти наверняка означали скорое нападение на Республику, если только в Москве не решат сыграть на опережение. И в довершение всего в район Аварика направлялись две танковые дивизии американцев…

Разумеется, немцы если не знали, то догадывались об этом факте, но вот что им было неизвестно — так это то, что состояли дивизии из ветеранов Арденн, имевших к нацистам личные счеты. Может, и не все поголовно, но большинство — точно. А значит — или командование собиралось организовать наступление, или планировало избавиться от нескольких излишне умных генералов… Впрочем, последнее было почти невероятно — кадров и так не хватало, так что оставалось наступление. А о его подготовке немцы, естественно, узнают — контрразведка у англичан периодически сбоила — и что им тогда придет в голову… Впрочем, именно для того, чтобы это выяснить, Хаецкий с Этне и сидели в Аварике.

Последнюю мысль Хаецкий высказал вслух — и удивился реакции.

— Скажите, Игорь, вы верите в предчувствия? — спросила Этне.

— Скажем так — обычно я стараюсь иметь их в виду, — ответил Хаецкий. — А что?

— Да вот есть у меня предчувствие… — задумчиво протянула Этне. — Что немцы что-то не то затевают. И что об их планах мы здесь узнаем даже раньше разведки…

Игорь Хаецкий не признавал никакой мистики. И, разумеется, не верил ни в какие предчувствия — вернее, считал их результатом неосознанной работы мозга и потому никогда не отмахивался от них. И, хотя и не доверял безоглядно, почти всегда оказывался прав… И теперь предчувствия напарницы его действительно беспокоили.

Колонна остановилась чуть западнее Лодзи. Солдаты спешно ставили над прицепами с брезентовыми сигарами длинные палатки, тащили в них кабели и шланги от стоящих рядом грузовиков и цистерн, зенитчики пристально следили за небом… Через несколько часов Российская Советская Республика объявит Германии войну, и тогда батарея нанесет первый удар — Возможно, первый «выстрел» в этой войне. А возможно, ее кто-нибудь опередит — это неважно, в конце концов. Какая разница, кто именно сделает первый выстрел, если он попадет в цель?

Батарея готовилась к пуску неспешно, ожидая окончательного приказа — и через два часа он последовал. Война будет объявлена в восемнадцать часов по московскому времени, и атака должна последовать сразу же за объявлением.

Ровно в семнадцать пятьдесят пять три ракеты стояли на стартовых столах, а и толстые шланги наполняли их баки жидким кислородом.

Восемнадцать часов. Голос в приемнике: «…таким образом, Российская Советская Республика вынуждена объявить Германии войну».

Шланги отстыкованы и кислородная цистерна уезжает. Вспыхивают, разбрасывая искры, воспламенители, чтобы спустя несколько секунд рассыпаться пеплом в ударивших в отражатели струях огня. Рев пламени становится все громче, и спустя еще несколько секунд ракеты отрываются от стартовых столов, постепенно набирая скорость и склоняясь к западу.

К Кифхойзеру.

Пока еще — с обычными боеголовками.

И не только потому, что ядерных не было — Курчатов обещал создать их за месяц или два, а такая задержка ни на что бы не повлияла. Нет, Объединенные Нации не желали первыми сделать необратимый шаг и развязать атомную войну в Европе, пусть и в чужом мире. И если безумный ефрейтор и его свита сохранили хоть какое-то подобие рассудка — они сами не перейдут эту черту. Ну а если нет… Что ж, у терран был весьма богатый опыт восстановления стертых с лица земли городов.

Батарея ушла с позиции, оставив после себя следы колес и обожженную землю. Но задолго до этого двенадцать Р-2, запущенных из Польши, достигли «рудника» в Тюрингии и обрушились на выросший вокруг него городок. Часть ракет упала в Тиледе, одна — в Бад-Франкенхаузене, а еще одна, самая удачливая, пробила скалу и взорвалась внутри штольни…

Штурмбаннфюрер Гюнтер Шольц остановил машину, пинком открыл дверцу, выбрался и принялся искать хоть кого-нибудь, кто мог бы объяснить происходящее. Таковых не наблюдалось — все были заняты беспорядочной суетой, призванной изображать ликвидацию последствий бомбардировки… Хотя какой, к дьяволу, бомбардировки? Эти жалкие ублюдки как-то ухитрились скопировать ракеты фон Брауна — ибо сами что-либо создать неспособны — и теперь используют их против самих создателей. Неприемлемо. Абсолютно неприемлемо, и как только он доложит о случившемся фюреру, унтерменши поплатятся за свою наглость… А сейчас надо заставить это стадо глупцов перестать суетиться и добиться хоть каких-нибудь ответов.

Это оказалось сложнее, чем казалось Шольцу, но он все же выяснил достаточно… и услышанное ему не понравилось.

Ракета, разорвавшаяся всего в двух кварталах от его дома в Бад-Франкенхаузене, была одной из целой дюжины. Сама база получила три попадания, но одно из них было по-настоящему катастрофическим — пробив скалу, ракета взорвалась в штольне, обрушив два верхних этажа почти полностью. Врата, к счастью, не пострадали, но вот доставлять через них технику стало невозможно, а значит, план по колонизации другого мира вновь повисает в воздухе…

— Неприемлемо. Майор, действия ваших людей неприемлемы и отвратительны, — заявил Шольц наконец-то появившемуся начальству — изрядно напуганному помощнику коменданта. — Организуйте своих людей как следует… И через час я жду ваш отчет о разрушениях и жертвах.

К сожалению, добраться до коменданта базы Шольц не мог — после того, как одна из трех ракет накрыла канцелярию, разговорить его смог бы разве что доктор Фауст — но вот бункеру запасного командного пункта повезло, как и отсидевшемуся там майору. Бункер Шольц и занял, в своей обычной манере приказав телохранителям вышвырнуть оттуда всех.

Заняв бункер, Шольц прежде всего связался со своим командиром и коротко отчитался о том, что успел выяснить. И получил в ответ весьма неприятные новости…

Кифхойзер не был единственной целью. Всего по территории Рейха было выпущено больше сотни ракет, оказавшихся даже более совершенными, чем «Фау», и нанесенный ими ущерб нельзя было недооценивать.

Положив трубку, Шольц грязно выругался, а затем торжествующе оскалился — такой удар фюрер не спустит на тормозах, и вскоре эти грязные недочеловеки сгорят в пламени рукотворного солнца…