Где любят нас - лишь там очаг родимый (джен)

Как в трясину — в смятенье, ведь знает любой:

Твои страхи как тени идут за тобой.

Как десерт подаются кошмары на блюде:

Паутинная ночь и стеклянные люди.

© Иван Наумов — Тени. Бестиарий.

Я не сделаю тебе больно.

Я не сделаю тебе больно.

— Иди сюда, дорогая, я не сделаю тебе больно, — обманчиво-ласковым голосом говорит Беллатриса и протягивает руку, криво улыбаясь, но, когда измученная девушка не делает никаких попыток приблизиться, женщина тут же взрывается. — Чертова грязнокровка! Пытаешься быть сильной? У тебя все равно ничего не выйдет! Круцио!

У Гермионы нет сил даже на то, чтобы дышать, она только выгибается резкой дугой который раз и пытается сдержать рвотные позывы, хотя ей непонятно, чем ее будет тошнить. Идея, правда, заманчивая — она бы посмотрела, как запоет Лестрейндж, когда ее вырвет прямо на это черное глухое платье. Внутри она уже знает ответ — ничем хорошим для нее это не закончится.

Она уже не может даже кричать, да и соображать в последнее время хуже стала. Голову будто сдавливал тугой кокон, сжимающийся ободком все быстрее и быстрее. В висках стучало, а в ушах звенело чем-то противным уже не первые сутки.

Или месяц?..

Или год?..

А, черт его, ей плевать.

В этой ситуации хорошо только одно — она уже не чувствует эффект Непростительного, боль слилась в один комок и сейчас даже не пульсировала. Сейчас девушка не чувствовала и не ощущала совершенно н и ч е г о.

— Думаешь, твои друзья тебе помогут? Думаешь, твой дружок Поттер прискачет тебе на помощь, да? — яростный и издевательский шепот ведьмы коснулся ушей шатенки, и горячее дыхание сумасшедшей опалило кожу, но девушка, казалось, и этого не заметила. — Ошибаешься, ты здесь уже очень долго, а его еще тут нет! Потому что ты не нужна им! Круцио! Круцио! Круцио! Почему ты не кричишь?! — взвизгнула женщина и снова направила палочку на неподвижное тело.

— Белла, хватит, ты сейчас убьешь ее!

— И пусть! Чего она не кричит?! Она же кричала!

— Да она сейчас даже глаза открыть не сможет! Хватит, завтра еще наиграешься, Лорд сказал, она нужна живой!

Брюнетка сверкнула темными глазами и надменно поджала губы, недовольная, что ее развлечение прервали таким наглым образом, а потом подошла к лежащей пленнице и схватила ее за волосы, тихо прошептав:

— Тебе повезло, мышка, на сегодня закончено, но не бойся, завтра я приду, и мы продолжим играть. На твоем месте я бы помолилась Мерлину и всем известным богам, что Темный Лорд настолько милостив к тебе! — она издевательски провела острым ногтем по щеке Гермионы и громко расхохоталась, отбросив девушку от себя.

Да пошел к черту твой Темный Лорд!

Вот что хотелось сказать Грейнджер, но она не смогла разлепить сухие и потрескавшиеся губы, все то, что ей говорили, слышалось словно сквозь плотную толщу воды, и ей приходилось сильно напрягаться, чтобы услышать хоть что-то.

Единственным желанием было умереть, здесь и сейчас, но она не могла пошевелиться, она вообще не чувствовала своего тела, ни ног, ни рук, совершенно ничего.

Веки словно налились свинцом, и глаза сами собой закрылись, а уставшее тело провалилось куда-то во мрак, в болото, откуда ей никогда не вылезти.

* * *

Девушка резко вздохнула и открыла глаза.

Снова кошмар. Опять.

Голова туго соображала, казалось, что ее очень долго чем-то били, настолько сейчас ей было плохо.

Вокруг все было черным-черно, темнота окружала ее со всех сторон, не давая вдохнуть воздуха, не давая вынырнуть в спасительную прохладу. Где она? Темница? Снова там? Ей все приснилось?

Она попыталась перевернуться на спину, но острая боль пронзила ее насквозь, и Гермиона невольно охнула, автоматически касаясь поясницы пальцами. Она думала ощутить раскуроченное нечто, но наткнулась на повязку.

Повязку?

В темнице?

Лежа на чьей-то кровати?

Все происходящее казалось каким-то наваждением, такого просто не могло быть.

Гриффиндорка сощурила глаза, вглядываясь в окружающий ее мрак и пытаясь разглядеть в нем хоть что-нибудь, что могло бы ей помочь определить, где она все-таки находится. Попытки были напрасными, потому что она так ничего и не увидела, а, точнее, попросту не смогла. Все вокруг было очень размытым, контуры нечеткие, все предметы смазывались в одно и никак не хотели отделяться друг от друга.

Что за бред ей снился? Какие-то веревки, чьи-то руки… и крики. Что за Гейл? И Пит? Кто это вообще?

Она знала только одного Пита, точнее, Питера.

Питера Петтигрю.

Но тот, что был в ее сне, совсем не похож на того, кого она знала.

Странные сны ей снились в последнее время — какие-то леса, девочка-подросток и ее старшая сестра с луком в руках. Глупости какие-то.

Неожиданно во тьме что-то зашевелилось, и девушка вздрогнула и сжалась. Что за чертовщина? Кто это? Лестрейндж? Нет, эта дамочка разбудила бы ее совсем по-другому — ледяной водой, ударом тяжелого ботинка по ребрам или же порцией утреннего Круцио. Тогда кто это, черт возьми?

— Кто здесь? — тихо спросила Грейнджер, оставаясь спокойной, но внутри все похолодело и перевернулось чертову сотню раз.

Кого послали сейчас? Деверя Беллатрисы? Сам Волан-де-Морт решил почтить ее своим присутствием? Или же Сивый пришел поглумиться?

Больше всех она боялась именно оборотня. Он был самым непредсказуемым из всех Пожирателей, самым неуправляемым и одним из сильных, как магически, так и физически. Все-таки волк внутри — это не шутки, это огромная физическая сила, пусть и не выражена развитой мускулатурой.

Фенрир смотрел на всех голодным и пожирающим взглядом, сразу было видно, что это взгляд зверя, не человека. Если Беллатрисе не было знакомо чувство жалости, то ему и подавно, он уже давно позабыл, что такое совесть и сострадание. Волк внутри него сожрал все это, надрывно выл и царапал нутро, грозясь каждый раз прорваться наружу. И она знала об этом.

Конечно, теперь-то, стань она тоже оборотнем, каждое полнолуние она могла бы оставаться разумной, благодаря зелью, но… ей совершенно не улыбался такой вариант событий. Пусть даже и есть это зелье, плевать, она не желала становиться этим зверем.

И постоянно она жила в этом страхе, что однажды Сивый придет к ней и сделает такой же. И что еще хуже — она не знала, как именно поведет себя после этого. Кто знает, как поменяется она сама и ее мировоззрение? А что, если она станет такой же? Будет убивать всех без разбору, а маленьких, ни в чем неповинных детей обращать в себя подобных?

Больше всего на свете она боялась этих кошмарных последствий. А если она сойдет с ума на почве жажды крови и станет монстром?

Поэтому всегда, когда он приходил к ней, она до жути боялась его ухмылок и оскалов. Гермиона никогда не знала, как он поступит в следующую секунду, что конкретно взбредет в его больную голову. Стать монстром и погубить себя, а потом и своих близких, предать друзей, а, быть может, и вовсе растерзать их в своем совершенно невменяемом состоянии было самым большим страхом ее жизни.

С Лестрейндж все было намного проще — девушка всегда знала практически наперед все ее действия.

Вопить с утра — пнуть лежащую — окатить холодной водой — послать Круцио — до бесконечности Круцио, чередующееся с ножом и кнутом — снова пнуть, чтобы не расслаблялась — орать, почему жертва молчит — уйти и пообещать прийти завтра.

Вот и все ее команды. Последовательность может быть другая, но суть была совсем не в этом.

Беллатриса была неумолима и жестока, но она никогда не была изощренной в своих пытках. Видимо, Азкабан сказался на ее разуме, соображать логично и связывать воедино все кусочки она уже не могла.

Зато личный врач Волан-де-Морта это все умел — и соображать, и составлять, и придумывать. Мужчина средних лет, невысокого роста, обычной внешности обладал холодным умом и всегда им пользовался. Он-то и предложил попробовать испытать старый способ лечения на пленнице — шокотерапию.

Этот врач тоже пугал ее — он всегда был собранным, спокойным, никогда не выходил из себя, в отличие от Беллы или же Сивого. И уж если наказывал, то наказывал по всей жесткости и беспощадности.

Ее боль доставляла Лестрейндж немыслимое удовольствие, приводила в неописуемый восторг, Фенрира забавляла, а вот доктора… его это никогда не трогало и не заботило. Он смотрел равнодушно, безразлично, настоящий ученый. Ему бы Невыразимцем работать, а не служить у Темного Лорда. С ним ощущения от пыток всегда были новыми, потому что она никогда не знала, что именно он приготовит ей в этот раз.

И все-таки кто здесь с ней сейчас находится? Неужто сам Темный Лорд решил проведать подружку Гарри Поттера?

За все время ее пребывания в плену он зашел к ней буквально пару раз, просто чтобы сообщить, что она останется здесь ровно столько, сколько понадобится, пока не расскажет о планах Дамблдора и своего лучшего дружка. Но сообщать ей было совсем нечего — она ничего не знала, абсолютно.

— В таком случае ты останешься здесь надолго, грязнокровка, — спокойно ответил ей Волан-де-Морт и ушел, хлопнув дверью напоследок. Девушка очень удивилась его поведению — обычно он был не в настроении и швырялся направо и налево Непростительным, срывался на подчиненных, а тут она — жертва, главная «подозреваемая», но он ничего не сделал.

Впрочем, времени тогда додумать, что же именно это было, у нее не осталось, так как после Лорда пришла Беллатриса и тут же отвлекла шатенку.

Не успела Гермиона повторить свой вопрос, как произошло какое-то шевеление, и она смогла сквозь пелену в глазах кое-как разглядеть человека в кресле возле кровати.

— Ты проснулась?

— Кто ты такой? — хрипло спросила девушка, подслеповато прищурившись.

Фигура замерла, так и не поднявшись со своего места, и неожиданно поперхнулась.

— Ты издеваешься? — ответил гость вопросом на вопрос.

Девушка нахмурилась, но так ничего и не поняла. Что это значит? Кто это?

— Чего ты от меня хочешь? Решил добить меня? Так давай, вперед, убей, мне уже плевать, — горько и исступленно прошептала она и закрыла глаза, позволяя тьме увести ее отсюда.

* * *

Гермиона видела его. Он стоял тут, в углу комнаты. В углу ее личной тюрьмы, личного ада.

Беллатриса только что ушла, вдоволь наигравшись со своей жертвой и пообещав еще зайти.

И вместо прежней мучительницы пришел этот ублюдок и встал там, у дальней стены, наблюдая за пленницей. А у пленницы будто проснулось второе дыхание, она тут же встрепенулась и попыталась встать, чтобы отойти от него подальше, но не смогла подняться.

Да и куда ей, с замученным и истерзанным телом?

Она оперлась на дрожащие руки и отодвинулась на пару шагов, проползя по каменному полу, где вечно гуляют сквозняки, до самой стены, пока не уперлась в нее.

Гриффиндорка вжалась в холодные плиты сзади, мечтая слиться с ними воедино, лишь бы не оставаться с Ним наедине, лишь бы не видеть Его, не слышать и не ощущать это пугающее присутствие.

Тело жутко ломило, ребра надрывно гудели, требуя своей законной порции Костероста, а в голове, не переставая, носился туда-сюда жуткий звон.

Кажется, они снова сломали ей парочку ребер, и вроде как даже те же самые, что и в прошлый раз.

Она сидела, вжавшись в стену, и все ждала хоть чего-нибудь от своего палача, но он только угрюмо молчал, наслаждаясь ее терзаниями и страданиями.

Наконец он пошевелился — отодвинулся от точки своей опоры и угрожающе качнулся в ее сторону, сверкнув оскалом.

— Ну что, поиграем?

Она отчаянно замотала головой.

Нет.

Нет!

Нет!

Только не он!

Он рассмеялся, видимо, думая, что делает это вполне добродушно, но для нее эти звуки были пугающими, они ознаменовывали конец всему.

— Знаешь, пока ты будешь молчать, ты никогда не выйдешь отсюда.

Мне нечего говорить.

— Молчишь? — он наигранно вздохнул, качая головой и словно разочаровываясь в ней. — Ну хорошо, может быть это заставит тебя говорить? Ты же знаешь, кто я, верно? — с этими словами мужчина хищно улыбнулся и повел левым плечом. — Тогда смотри и наслаждайся, грязнокровка.

Нет, он не сделает это, верно?

Сегодня же не полнолуние! Он не сможет, даже если захочет.

Да? Правда же?

Правда?

Он отошел немного назад, разминаясь, и глухо произнес, с трудом подавляя дрожь:

— Ты ведь в курсе, что я не завишу от фазы луны?

Что.

Нет.

Этого не может быть.

Это же немыслимо!

Она резко вздохнула и гулко сглотнула, пальцами царапая стену позади себя, словно это помогло бы ей вырваться отсюда. Все, чего сейчас хотелось Гермионе, до безумия, это исчезнуть. И никогда не появляться здесь.

Забыть все, что видела, не слышать того, что слышала.

Она зажмурила глаза, надеясь, что все это всего лишь дурной сон, ей это все приснилось, она проснется и окажется у себя дома.

Но это был не сон.

— Смотри на меня! — она явственно услышала этот зародившийся крик из его глотки, даже несмотря на то, что челюсть трансформировалась в пасть, и там появились клыки.

Она распахнула глаза, смотря на это нечто, похожее на смесь человека и волка, а, точнее, ей помогли это сделать. За прутьями камеры стояла Беллатриса и с жуткой улыбкой вытягивала вперед руку с палочкой.

И теперь все, что оставалось девушке, это беспомощно наблюдать за трансформацией в оборотня и ничего не делать, не иметь возможности ни отскочить, ни отпрыгнуть.

И никого не было рядом, кто мог бы защитить ее или помочь ей.

Женщина благоразумно осталась за камерой, не смея заходить внутрь, где находился неуправляемый и ослепленный жаждой убийства монстр.

Гермиона слышала треск ткани, а затем хруст костей, крошащихся и замещающихся другими, более мощными костями. Глухое рычание вырвалось из пасти оборотня, а в глазах застыло безумие.

И потом все смешалось в одно — рык зверя и сумасшедший хохот Пожирательницы, а собственный крик потонул в этой вакханалии звуков.

Мир померк, рассыпался в одно мгновение, вытекая из раны в животе и заляпывая кровью каменные плиты.

* * *

Крик вырвался из груди, и девушка подскочила на кровати, вглядываясь в кромешную тьму комнаты.

Рядом что-то с грохотом упало, но она не обратила на это никакого внимания, только спрыгнула с постели и быстро заглянула под мебель.

Никого.

Она молнией пронеслась к шкафу и замерла буквально на секунду, а потом резко потянула дверцы на себя и принялась рыться внутри.

И здесь тоже… пусто?

Внезапно тьма разогналась появившимся светом, и девушка зажмурилась от непривычной яркости.

— Гермиона, успокойся, что ты делаешь?!

Повернувшись в сторону голоса, шатенка со всей дури врезалась в чью-то широкую и тяжелую грудь, по инерции чуть было не полетев обратно в шкаф, если бы не руки, придержавшие ее за плечи.

Она ошалело уставилась на парня перед собой и, тяжело дыша, попыталась объяснить:

— Мне нужно проверить! — Она дернулась, пытаясь вывернуться из все еще держащих ее рук. — Пусти меня, мне надо посмотреть!

— Да подожди ты! — раздраженно сказал брюнет, удерживая рвущуюся девушку. — Что тебе надо проверить?

Она замерла на секунду:

— Сивый и Лестрейндж. Мне надо посмотреть, здесь они или нет!

— Здесь никого нет, Гермиона, — вкрадчиво и медленно ответил парень. — В доме только мы и Мелларк.

Мелларк?

Знакомое имя.

О Боже.

Точно.

Она ведь не в своем мире.

И это не тюрьма, это не темница. На камеру это место совсем не похоже.

Гермиона огляделась вокруг — просторная жилая комната приятного персикового оттенка, вот удобная кровать, вот шкаф, рядом стул, а там дверь. И еще одна дверь.

Гриффиндорка перевела взгляд на напряженного и, видимо, обеспокоенного собеседника — он вовсе не тюремщик, это же просто Хоторн, просто шахтер и охотник, вот и все.

Маячившая дверь перед глазами все не давала девушке покоя, и она, сглотнув, аккуратно убрала с себя мужские руки и медленно направилась в сторону проема.

Ей просто надо проверить, просто посмотреть, одним глазком, чтобы…

Просто проверить, что здесь действительно больше никого нет. Никого, кто причинил бы ей боль и снова пытал.

Ей просто надо было убедиться, что хотя бы здесь, хотя бы в этой комнатке она в безопасности, пусть и на очень короткое время. Сейчас ей просто это надо.

Жизненно необходимо.

— Гермиона, я спрашиваю еще раз, что ты хочешь узнать? — перед ней неожиданно оказывается Гейл с явным намерением загнать обратно в постель. — Тебе отдыхать надо, а не бегать по дому, идиотка. Набегалась уже.

Грейнджер нахмурилась и упрямо повторила:

— Я хочу проверить. Мне надо убедиться, что здесь больше никого, кроме нас.

— Хорошо, — быстро вдруг соглашается охотник и идет в ванную, открывает дверь и включает там свет. — Видишь? Тут никого.

— А там? — она показывает на дверь, ведущую в коридор.

— Предлагаешь осмотреть весь дом? — скептически спросил Хоторн, приподняв бровь, а потом посмотрел на часы. — В четыре утра, да?

Минуту они сверлят друг друга жесткими взглядами, но в конце концов шахтер сдается:

— Ладно, твоя взяла. Идем смотреть все. Но учти, проснется хозяин, сама будешь укладывать его спать.

— Договорились.

Они аккуратно обходят второй этаж и осторожно спускаются вниз, осматривая все дверцы, шкафы, темные углы и заглядывая во всевозможные щели. Охотник сильно бесится, но молчит, понимая, что этот обход каким-то образом должен успокоить эту ненормальную девицу, у которой за последние сутки окончательно поехала крыша, а у него самого окончательно была уничтожена вся оставшаяся нервная система, вернее, ее жалкие ошметки.

Он оказывается прав — только тогда, когда они все тщательно пересмотрели и переглядели, девушка немного притихла и уже не казалась такой возбужденной и обеспокоенной. И если быть совсем уж точным, она просто смогла справиться с каким-то своим страхом. Он до сих пор перед собой видел ее безумные глаза, полные ужаса, когда она проверяла шкаф в спальне наверху.

Что могло ее так напугать?

Почему она оказалась до такой степени взвинчена и встревожена? Что послужило подобному состоянию?

Все то время, что он ее знал — еще в школе и здесь, эти несколько недель, почти что месяц, он никогда не видел ее такой взволнованной. Она никогда не позволяла себе быть такой, всегда была уравновешенна и спокойна. Ему, да и остальным ребятам в школе казалось, что ее ничто на свете не могло вывести из этого равновесия, в котором она пребывала.

Они даже пару раз с мальчишками, будучи детьми, чтобы проверить свои гипотезы, подбрасывали ей в портфель всякую живность — лягушек, червей, тараканов, а один раз даже ужа бросили, только все это было зря. Все их усилия и труды были потрачены впустую, потому что в итоге оказалось, что девчонка совсем ничего и никого не боится.

Он до сих пор помнит ту картину — она каждый раз с хладнокровным видом доставала из сумки подброшенного зверька, невозмутимо рассматривала его и даже беседовала (на что они смеялись до слез и рези в животах и считали сумасшедшей и чокнутой — ну какой нормальный человек будет так делать?!), а потом… потом она мстила.

Собирала животных пострашнее, вроде пауков, и неожиданно из-за угла бросала их прямо в удивленные и обескураженные донельзя физиономии, все с тем же абсолютно равнодушным выражением лица. Ну и крику тогда было, до сих пор в ушах звенит — кто бы мог подумать, что здоровенные пацаны могли так визжать?

Тактику девчонка Эвердин выбрала верную и единственно правильную в той ситуации — после такой выходки к ней больше никто не приближался, да и вообще старались обходить десятой дорогой, чему она, кажется, сильно радовалась и выглядела довольной и счастливой. А Китнисс еще долго смеялась над ними и дразнила, придумывая обидные прозвища.

Но то были лишь детские шалости, что же тогда случилось сейчас, что она так перепугалась?

Уж точно не лягушка приснилась или привиделась.

Кстати, о снах.

Гейл успел задремать за своим постом, как его тут же разбудила эта визжащая сирена, вскочила и принялась скакать по комнате будто умалишенная. Что ей тогда приснилось-то?

Убедить ее остаться в спальне, пока он все проверит, ему не удалось, увы, — девчонка была упряма и категорична в своем решении — пойду, и все.

Он махнул рукой и пригрозил, что сама будет, если что, зашивать раскрывшуюся рану, на что она, кажется, совсем не обратила никакого внимания. Похоже, что шатенка до сих пор пребывала в каком-то оцепенении и ужасе, что-то ее пугало, из-за чего она ни в какую не желала оставаться одна в комнате.

И он не знал, что ее пугало, а она знала.

Помимо тщательного просмотра остальных помещений, ему приходилось еще и следить за ее состоянием — кто знает, от такой прогулки швы могли запросто разойтись, да и сама Гермиона могла выкинуть что-нибудь непонятное. Вчерашний опыт показал, что она совсем сошла с ума, и теперь за ней надо было хорошо присматривать.

Впервые он порадовался, что тут рядом есть Мелларк — он хоть и бесит, но очень ответственный, уж он-то не даст ей разгуляться в полной мере. Ну а то, что было вчера… похоже, что пекарь не знал о ее душевном неравновесии.

Зато теперь знает и будет внимательнее следить за ней.

Сам охотник не горел желанием становиться личной нянькой девчонки, эта роль больше подходит блондину, но точно не ему. Но пока что эту роль он вынужден был взять на себя, потому что знал — узнай Китнисс о том, что здесь было, она голову ему открутит и не посмотрит, что они лучшие друзья.

Были. Вроде как. Или есть.

Гермиона говорила еще какие-то имена незнакомые — Сивый и кто-то еще, он не запомнил.

Вообще у него было подозрение, что тогда в пещере она солгала насчет взрыва. Нет, ну может быть он и был, но то, что девка была какое-то время в плену, это он знал почти точно, почти наверняка.

А как еще можно было все это объяснить?

В лесу он нашел ее в какой-то растрепанной и разорванной длинной рубашке — как она могла оказаться в этом своем Министерстве в такой одежде?! Причем, по ее же словам, операция была спланированной. По ней незаметно, что она на все мероприятия одевалась также, да и какой дурак попрется на задание в подобной одежде?

Мысли относительно плена подтверждали шрамы у нее на руке и на спине. Упасть где-то, чтобы на пояснице оказался выжженный рисунок, было абсолютно глупым предположением. Кто-то сделал ей это.

— Итак…

— Итак?.. — вопросительно выгнул бровь охотник, заходя в спальню вслед за все еще взволнованной девушкой.

— Что вчера было?

— Ты не помнишь?

— Все как будто в тумане… я ведь никого не покалечила? — с тревогой спросила Грейнджер.

Он отрицательно помотал головой:

— Если только себя, а вообще мы почти вовремя тебя связали.

— Связали?.. — ошарашенно произнесла шатенка и нахмурилась. — Да что вчера произошло?!

— Ты пыталась вырезать свою кожу на спине.

Она открыла рот, собираясь снова что-то спросить, но потом закрыла его, видимо, что-то вспомнив. Она нахмурилась еще сильнее и опрометью бросилась в ванную, по пути задирая майку и вставая перед зеркалом.

Осмотр уродливого рисунка проводился в полном молчании, девушка не сказала ни слова по этому поводу.

— На мне вчера была рубашка, где она?

— Нам пришлось тебя переодеть, а рубашку Мелларк отложил на стирку, она вся в крови.

— Нам? Это кому же?

Шахтер тяжело вздохнул и, потирая руками лицо, терпеливо ответил:

— Нам — это мне и Мелларку.

— Вы вместе меня переодевали, что ли? И кстати, его зовут Пит.

— Что?

— Его зовут Пит, а не Мелларк.

Он ничего не сказал, только угрюмо посмотрел на нее, и она вздохнула:

— Ладно, проехали.

— Гермиона? Почему ты не спишь?

Собеседники обернулись на третий голос, смотря на заспанного хозяина дома.

Блондин озадаченно смотрел на гостей, а потом перевел взгляд на Гейла:

— Почему не разбудил меня? Мы ведь договаривались сменять друг друга.

Гриффиндорка удивленно взглянула на шахтера, неуютно поежившегося под пытливыми и внимательными взорами присутствующих в этой комнате.

Этот парень что?

Остался с ней на всю ночь и не будил Пита?

Что вообще двигало им в тот момент?

Брюнет неловко пожал плечами и пробурчал:

— Я задремал…

Девушка расслабилась, совсем не обращая внимания на небольшое разочарование, возникнувшее внутри себя, и секундную боль в груди.

Все в порядке, он просто уснул, вот и все.

Ничего здесь нет, да и слава Мерлину, к тому же он любит Китнисс.

Знаешь, Гермиона, ты ведь вообще не создана для любви и для семьи.

Какая из тебя жена? Какая из тебя мать?

Такая жизнь не для тебя, дорогая, твоя судьба — сражаться с Пожирателями Смерти и однажды умереть за кого-нибудь.

Только это и ждет тебя впереди.

А даже если вдруг ты выживешь… просто останешься в одиночестве.

Грейнджер тряхнула головой, освобождая голову от назойливых мыслей, и посмотрела на парней:

— Я хотела бы кое о чем вас попросить. Обоих.

Юноши нахмурились и озадаченно переглянулись, не особо понимая, что от них хотят.

Шатенка прошла мимо них и присела на край кровати, сцепив руки в замок. Она вздохнула и потерла виски тонкими пальцами:

— Я хочу вас попросить о том, чтобы то, что произошло вчера здесь, осталось тут навсегда. Никто не должен узнать об этом, а особенно Китнисс. Не надо ей лишний раз волноваться по пустякам.

— Гермиона, — осторожно начал пекарь. — Ты ведь понимаешь, что вчера… это не пустяк, ты знаешь это?

Она закусила губу и пару раз кивнула:

— Да, конечно, но… все равно, правда, ей не надо знать об этом. Никому не надо. Я справлюсь с этим. Все нормально. — Она уверенно и прямо посмотрела на собеседников.

Молчание длилось несколько минут, и потом тишину разорвал мягкий голос блондина:

— Хорошо, мы обещаем, что сохраним это в тайне. Но ты тоже должна пообещать — если вдруг почувствуешь что-то неладное, сразу же говоришь нам, не пытайся справиться с… этими приступами сама, ладно?

Гермиона немного улыбнулась:

— Договорились.

* * *

Через несколько дней девушка решила сходить в лес, как раз наступили выходные, и Пит в это время пошел к своей семье, так что шатенке не пришлось отпрашиваться.

Звучало, конечно, очень глупо, но после того, что случилось, парень начал тщательно следить за ней. Делал он это вроде бы ненавязчиво, но она все понимала и видела, и это немного раздражало, хотя она знала, что он всего лишь пытается предотвратить то, что было.

Эти… приступы, во время которых она совершенно переставала соображать, случались с ней время от времени. Первый раз это произошло еще в плену, но с тех пор как она попала в этот мир, приступы ее не мучали. До некоторого момента.

Она не могла понять, чем же все-таки он был вызван. Все предыдущие несколько раз помутнение сознания вызывалось паникой, чувством тревоги и беспокойства, все это было связано с Сивым или же тем доктором. Только эти двое могли навести на нее столько страха, больше никто. Даже Беллатрису она не так боялась, как этих ублюдков.

Но почему тогда она вышла из себя здесь?

Немного поразмыслив, Гермиона пришла к выводу, что факторов было немало — она увидела свою настоящую мать, потом этот разговор с мальчишками, удар и еще одна беседа с Гейлом. Скорее всего, все это вкупе и повлияло на рождение этого приступа.

В такие моменты у нее начинало мутиться разум и мысли, она не могла нормально думать и что-либо делать, перед глазами будто стояла пелена, мешающая разглядеть все, что происходит вокруг, в полной мере. В ушах всегда стоял гул, все ее тело в подобные минуты было словно заточено в кокон, и она не могла контролировать все свои действия.

Сначала Грейнджер обрадовалась, подумала, что уж тут, в спокойствии, ее ничего не будет мучать, ну разве что кошмары, но она ошиблась.

Ей надоело сидеть дома в заточении, поэтому она и сбежала сегодня в лес, прихватив палочку и небольшой рюкзак, куда бросила бутылку с водой, нож и веревку. Пита она ни о чем не предупреждала, она только написала ему записку и оставила на столе. Вообще, она надеялась, что вернется раньше, чем пекарь, он планировал задержаться у своей семьи до самого вечера.

Ей стоило немалых усилий убедить его, чтобы он пошел туда, что с ней все в порядке, и помощь ей не нужна.

Согласился он с трудом, и девушка вытолкала его за дверь, вручив пакеты с уложенными туда булочками, которые они пекли вчера весь день.

Своим беспокойством Пит напомнил ей Гарри и Рона, правда, в основном только Гарри, потому что Рон, каким бы хорошим и милым он ни был, он всегда думал о еде и о квиддиче и совершенно не обращал внимания на детали.

А Гарри, который вырос очень чутким к чужим переживаниям и боли, подмечал буквально все. И по мере своих сил пытался оградить девушку от всего, что ей угрожало, по его мнению.

Боль глухо колыхнулась в груди, но Гермиона попыталась выбросить сейчас из головы все воспоминания о прошлом и сосредоточиться на другом.

Она, по своей глупости, пообещала Прим, что будет ее учить магии. Только вот проблема была в том, что у девушки только одна палочка, и то не ее. Она вообще удивилась, когда обнаружила, что палочка ее слушается. Так что в ее голову пришла абсолютно глупая идея — сделать еще одну.

Но здесь возникала другая проблема — основу-то кое-как Гермиона сделает, а вот с наполнителем придется изрядно попотеть. Чем ей можно наполнить палочку? Волшебных существ здесь нет.

Она прекрасно помнила, что говорил однажды Олливандер по поводу сердцевины палочек, по его мнению, самые лучшие были только три — волос единорога, сердечная жила дракона и перо феникса.

Только вот ни одного, ни другого, ни третьего она здесь не наблюдает, вот в чем была загвоздка!

В принципе, насколько она помнила из книг, сердцевиной может стать любая субстанция, даже перо любой птицы или шерсть животного.

Только вот кого?

Здесь не так уж много животных, она пока что видела только волков и бежать прямиком в их логово ей пока не хотелось. В принципе, она могла бы найти здесь мандрагору и наполнить палочку ей, но она знала, что Прим подобный союз на пользу не пойдет.

Прим очень легкая, воздушная, скромная, несколько наивная, совсем еще ребенок, корень мандрагоры только испортит ее и может даже наделить темной силой, дать жажду власти, а Гермиона не хотела такой судьбы для этого ребенка.

Хватило испорченного Тома Реддла.

Грейнджер быстро прошмыгнула под забором и направилась по протоптанной тропинке дальше. Для начала надо было найти подходящее дерево. Для Прим подошла бы ива — женское дерево, или яблоня, вишня, а еще лучше береза — символ тепла и любви.

Хотя нет… девочке подойдет яблоня — такая основа обычно встречается у колдомедиков, а Примроуз, насколько знает шатенка, хочет стать врачом, так что это дерево будет идеальным решением и в трудные минуты поможет развить талант.

В Деревне Победителей яблонь не было, да и вообще по всему Дистрикту не росло никаких деревьев. Не факт, конечно, что и в лесу будет расти что-то нужное, но посмотреть стоило.

Пройдя вглубь леса, шатенка пока что не увидела ничего подходящего, да и вспоминая прошлый раз, она могла с уверенностью сказать, что никаких плодовых деревьев здесь не росло. Разве что финики, но эта основа была не самой хорошей для изготовления палочки.

Побродив еще немного, она решила свернуть в другую сторону, куда они не дошли с Прим, и спустя несколько метров наткнулась на огромный орешник.

Она удивленно присвистнула:

— Надо же, здесь есть еще плодовое дерево!

Гермиона решила больше никуда не ходить, а срубить ветку этого орешника — неплохая основа, для миролюбивых и спокойных волшебников, не совсем идеал, но это было не так уж и важно.

Внизу сучки были сухими и потрескавшимися, поэтому она поднялась на парочку метров вверх и села на удобную ветку, привязав себя к ней веревкой, чтобы не упасть. Подходящий сук располагался как раз почти под рукой, справа. Молодая ветвь, гибкая и легко отпиливаемая ножом.

Гриффиндорка срезала ветку, отвязалась и спустилась на землю, готовая теперь искать сердцевину для палочки.

Магических существ здесь нет, значит, как она и читала в книге Артуро Сефалопоса, ей придется воспользоваться подручными материалами, то есть частью какого-то животного. Точнее, это была даже не книга, а только дневник, заметки. Она нашла его еще летом, когда гостила у Гарри и Сириуса на площади Гриммо 12.

Артуро считал, что любая палочка будет работать, и неважно, из каких материалов она будет сделана, главное здесь — вдохнуть свою магию и мысли. С каким посылом будет изготавливаться волшебная палочка, такая она и будет по окончании работы.

Он писал, что в основном направление палочки определяет дерево, сама заготовка, а потом уже магия и сердцевина.

Также он описывал те или иные свойства деревьев, и какую энергию они передают своему хозяину, к примеру, тисовые палочки принадлежали гордым и угрюмым людям, стремящимся обрести власть и тайные знания, а буковые — спокойным, величавым, вдумчивым колдунам.

Сефалопос был уверен, что дерево может изменить характер своего хозяина, причем не всегда в лучшую сторону. Но и к выбору ядра надо было подходить с умом и терпением — многие наполнители несли в себе темные начала и открывали в волшебниках иногда самые худшие качества.

Изготовитель палочек писал, что перо ворона наделяет мага хитростью, злобой, кровожадностью, у таких людей выражалась яркая склонность к насилию, а соколиное перо обычно было у страстных и увлекающихся натур, не оставляющих надежду на лучшее.

Поэтому Гермиона поразмыслила и пришла к выводу, что ей подходит несколько сердцевин — соколиное перо, чешуя саламандры и жилы из крыла летучей мыши. Из всего перечисленного девушка хотела взять именно жилу, потому что этот наполнитель предполагал наличие дара предвидения, который можно было развивать.

Грейнджер не любила Прорицания, но подумала, что Прим это качество не помешало бы, особенно в такое время. Кто знает, может, однажды этот дар спасет ей или кому-то другому жизнь.

Чешую змеи она брать не хотела — чешуя предполагает наличие мудрости у человека и тягу к знаниям, но не всегда это используется во благо. Натура получалась двойственная — постоянно меняет мнение, коварна, очень часто не может обуздать свои низменные желания и потребности и склоняется в темную сторону, а в душе идет вечная борьба добра и зла, и добро в этой битве не всегда побеждает.

Волчья шерсть также отпадала, хотя и достать ее было достаточно просто, потому что Гермиона прекрасно знала, у кого можно ее взять. Обладатель подобной палочки мог легко впасть в ярость, был хитрым и алчным и не мог обуздать свой неконтролируемый гнев.

Девушка углубилась в лес еще дальше, но как бы они ни вглядывалась в окружающую ее природу, она не могла разглядеть никакой живности. Как будто все вымерло. Даже лягушек и пауков, и тех не было.

Были только сойки, вот их здесь было навалом, практически на каждом дереве сидело по несколько штук.

Но здесь вырисовывалось еще кое-что — шатенка могла бы выдернуть перо из этой птицы, но она совершенно не знала, что обозначают эти сойки. Она знала только, что у Китнисс есть брошь с этой птичкой, как символ удачи и надежды.

Гермиона трансфигурировала палочку в лук и попыталась выстрелить в птицу, но не попала. Лук получился кривой и перекошенный, тетива натянута слабо, а пальцы совсем не слушались.

Поэтому она покрутилась еще немного и поняла, что лучница из нее как из Малфоя балерина. Гриффиндорка хихикнула, представив назойливого блондина в розовой пачке, исполняющего балетные па, и собрала свои вещи, намереваясь пойти домой.

Уже почти вечерело, и ее вот-вот хватятся, лучше прийти вовремя, чтобы ее совсем не заперли в комнате. Она придет сюда завтра и попробует отыскать летучую мышь.