Кирие Элейсон. Книга 6. Его высочество Буриданов осел. (гет)

Эпизод 12. 1691-й год с даты основания Рима, 17-й год правления базилевса Романа Лакапина

( май 937 года от Рождества Христова).

Препозит объявил о приходе высокого гостя, двери распахнулись и в просторную залу дворца маркизов Ивреи лиловым бильярдным шаром вкатился его высокопреподобие епископ Манассия. Зал приемов был полон слуг, пчелами кружащихся вокруг сеньоров, сидевших за единым столом, слегка возвышавшимся над всеми.

Визит епископа в Турин стал логическим эпизодом, завершающим период странных лениво-трусливых маневров, предпринятых противоборствующими сторонами в течение всей зимы 937 года. Рождественские праздники каждый из противников встретил в своем уютном гнездышке, в котором оставался пребывать еще очень долгое время. Но едва улучшилась погода и подсохли дороги, как граф Бозон предпринял рискованную поездку в Арль, где за словами утешения своей овдовевшей дочери, провел первую рекогносцировку. Долгой она не получилась. Граф Сарлион, все это время находившийся подле короля Рудольфа в качестве апокрисиария Гуго, немедленно, насколько позволяли тогдашние коммуникации, с помощью пары добрых негоциантов известил своего патрона о приезде его брата. Королю ничего не оставалось как выступить с изрядно поредевшей за зиму дружиной в Тортону. Расчет Гуго оказался верным — Бозон не смог усидеть в Арле, слишком велик был его страх перед вероятностью сепаратных, как сказали бы сейчас, переговоров Гуго и Беренгария у него за спиной. Бозон вернулся к своему зятю и, таким образом, итоги его деятельности в Провансе не возымели должного действия ни на умирающего Рудольфа, ни на его жену Берту Швабскую, ни на местных феодалов.

Бозон успел как раз вовремя. Гуго к этому моменту уже успел осесть в Тортоне и сегодняшний визит Манассии ко двору Беренгария был первым в этом году.

— Рад видеть в своем городе великого поборника христианской Веры, каковым, без сомнения, является ваше высокопреподобие, — медово и певуче приветствовал Манассию Беренгарий.

Епископ громко пыхтя изобразил подобие поклона.

— Весьма польщен, что король уже второй раз за короткое время посещает мои скромные владения. С чем связан его нынешний визит?

— Его высочество просит вас пропустить его самого и его войско в Бургундию, маркиз.

— О! — все современники находили, что у Беренгария была не самая приятная улыбка, — короля мучает тоска по родным местам?

— Мне кажется, что прием короля и его дружины, сопровождение его особы в пределах вверенных ему территорий является обязанностью каждого вассала лангобардской короны.

— Увы, но прошлой осенью его высочество проявил явно враждебные действия против меня самого и моего графства, в связи с чем я имею право сейчас спросить о целях короля.

— Его высочество пришел сюда со своим войском постольку-поскольку преследовал мятежников.

— Сказал тогда и говорю сейчас: мне неведомо, каких мятежников ищет в Иврее король Гуго. Ни я сам, ни графство Иврейское не отлагались от его короны.

Беренгарий оказался мастером словоблудия. Манассия немного занервничал.

— Итак, каковы же цели короля?

— Вернуть под свой контроль земли Арля и Авиньона, когда-то принадлежавшие ему, — решился пойти в открытую епископ.

— Эти земли были подарены королем мне, а мной переданы моей дочери, — в разговор вмешался Бозон.

— Эти земли являются бенефициями, но не феодом. Король отдал вам их за заслуги и верную службу, граф, которые впоследствии вы перечеркнули своими поступками, — Манассия хотел добавить «и предательством», но не решился.

— Эти земли Гуго так или иначе уже не принадлежат. Сюзереном тех земель является король Рудольф, — возразил Бозон.

— Сей славный король серьезно болен, а посему эти земли остались без сеньора, — хитрить Манассии было уже явно ни к чему.

— Король Гуго оказался от земель Бургундии и Прованса пять лет тому назад. На сей счет есть договор, скрепленный печатями обоих государей и засвидетельствованный святым отцом Одоном Клюнийским.

Последний аргумент Бозона остался без ответа. Манассия резко повернулся к Беренгарию и льстиво поклонился.

— Ваша милость, могу ли я просить вас продолжить разговор без посторонних глаз и ушей?

Беренгарий охотно распорядился. Его люди поспешно удалились, но подле маркиза все равно остались его жена Вилла, его тесть Бозон и его сводный брат Анскарий.

— У меня нет тайн от своей семьи, — издевательски улыбаясь заявил Беренгарий.

— Но я, ваша милость, просил бы остаться с вами наедине.

— Здесь все моя семья. И если один из семьи имеет свои тайны и мнения, расходящиеся с мнением других, разве здорова такая семья? Даже если я останусь с вами наедине, я тут же оглашу все подробности нашего разговора всем тем, кого вы подле меня видите.

Все присутствующие поклонились епископу. Манассия заметил довольную ухмылку на лице Бозона.

— Воздаю хвалу вашей семье, мессер, — Манассия в этот момент перехлестнулся взглядами с Бозоном и тот не выдержал, потупил взор, — я спрошу теперь иначе, существуют ли условия, при которых король Гуго мог бы получить гарантии своего беспрепятственного прохождения через ваши земли и на возвращение обратно?

Важное дополнение! В те времена частенько прибегали к подобного рода уловкам, скрывая в тексте своих клятв «билет в один конец». Не на том ли когда-то погорел граф Майнфред Миланский, доверившись проходимцу-монаху?! Вот и сейчас Гуго жизненно важны были гарантии на свой обратный путь, намного важнее, чем пропуск «туда».

— Таких условий нет, — категорично возразил Бозон, но маркиз мягко коснулся его плеча рукой.

— Обо всем на свете можно договориться, если стороны того пожелают, — уклончиво ответил тот.

— Король может снять с вас всяческие обвинения в прошлогоднем мятеже и не преследовать вас за это.

Бозон и его дочь Вилла на это только зло рассмеялись.

— Поскольку я по-прежнему считают себя верным королю и мне непонятны его последние обвинения, ваше предложение для меня имеет цену, равную цене пустоты. Цели же вашего короля вредят моему тестю и я не вижу, чтобы король стремился восполнить его возможные потери.

— В таком случае, могущественный граф, я передам ваши слова его высочеству и, возможно, он предложит вам нечто более весомое.

— Буду ждать с нетерпением, — ответил Беренгарий. Сидевший рядом с ним Бозон недовольно поморщился, — а пока прошу вас сегодня вечером быть за моим столом. Сегодняшний пир будет в вашу честь.

Манассия уже хотел было отказаться, но передумал, посчитав, что на пиру, в развязной обстановке, у него будет достаточно интересных объектов для наблюдения и, быть может, все-таки удастся перекинуться с Беренгарием парой приватных слов.

Пир мало чем отличался от застолий, частенько устраиваемых Гуго, разве что был менее шумный и более приличный под занавес. Поначалу Беренгарий хотел усадить Манассию по правую руку от себя, а место слева отдать Бозону. Однако последний экстренно вмешался и между епископом и маркизом вклинилась Вилла. Еще одно место за королевским столом досталось Анскарию.

Вечером следующего дня епископ Манассия возвратился в Тортону, где его уже с нетерпением ожидали Гуго со своим сыном Лотарем. Доложив по, так сказать, официальной повестке, епископ студнем растекся в кресле, постанывая от усталости. Лицо же короля выражало полнейшее разочарование.

— Ну же, мой кир, не стоит отчаиваться, — подбодрил его епископ, — в конце концов, чего вы от них ожидали? Что они расступятся перед вами с поклоном и дадут впридачу свежих лошадей?

— Неужели, мой дорогой племянник, вы не нашли никаких возможностей подступиться к этим предателям?

— Отчего же, мой кир, поездка моя была вовсе не пустой. Во-первых, я отметил, что Беренгарий в целом не прочь с вами торговаться. В отличие от Бозона и его жены, а, следовательно, чтобы Беренгарий не говорил, в целях и желаниях своих они не столь едины. Интересным персонажем здесь мне представляется также молодой Анскарий.

— Сын Ирменгарды? Мой племянник?

— Да, Гуго, если вы все-таки считаете Ирменгарду своей родней. Этот юноша уже вошел в тот возраст, когда честолюбие требует признаний. Я, кстати, немало удивлен, что у Беренгария с ним вроде бы как неплохие отношения. И это после того, как последний фактически убил его мать!

— Прекрасно, ваше высокопреподобие, прекрасно. Ни один ум в мире не сравнится с вашим по хитрости и наблюдательности.

— Это еще не все, мой кир, но я спешу прежде склониться в поклоне в ответ на вашу похвалу, пусть и явно преувеличенную в адрес вашего ничтожного слуги.

— Не трудитесь, мой племянник. И не вставайте со своего кресла. Будем считать, что вы уже поклонились. Лучше продолжайте.

— Благодарю, мой кир. Так вот, рядом со мной сидела жена Беренгария Вилла.

— Говорят весьма недурна собой, но сущая стерва, как и ее матушка, — прокомментировал Гуго.

— Ну матушка ее, после позорного случая, приключившегося с ней в Риме, теперь ведет себя тише воды и Бозон редко выводит ее в люди. А дочь действительно имеет большое влияние на Беренгария. Так вот, в течение всего застолья за ней ухаживал ее слуга по имени Доменик. И я бьюсь об заклад, что это тот самый флорентиец, который предупредил вашего Лотаря.

— Ух ты! — радостно воскликнул Лотарь.

— С чего вы взяли, Манассия?

— У того флорентийца, ваш сын подтвердит мои слова, была весьма своеобразная внешность. Многие говорили о нем, что не видели более безобразного существа. Ровно это же я могу сказать о слуге Виллы, а уж я, мой кир, довольно повидал на своем веку. Честно говоря, мне было не по себе, когда эта образина просто приближалась к столу, хотя она не трогала моей снеди. Но этой Вилле было будто все равно, она допускала даже, чтобы это существо что-то шептало ей на ухо. Этот Доменик высок, но сутул, чуть ли не горбат, руки, как у обезьяны, почти до пола. Безмерно волосат, хотя на голове волосы растут какими-то отдельными пегими клочками. Массивный череп, массивные челюсти, желтые, хорошо прореженные зубы.

— Писаный красавец, — усмехнулся Гуго, а Лотарь в ответ на словесный портрет Доминика утвердительно закивал головой.

— Да! Да, это он!

— Если это так, — задумался Гуго, — то, что получается в итоге? Моего сына об опасности предупредили люди Беренгария? Тогда это лишний раз говорит о том, что Беренгарий здесь выступает сам по себе.

— Вот именно, мой кир, — согласился Манассия.

— Уже что-то, мой дорогой, мой самый дорогой племянник. Осталось только продумать, как к этому Беренгарию подступиться и что ему такое предложить, чтобы его цели с целями моего брата навсегда разошлись.

На эти размышления Гуго убил целую ночь. Утром, обдав всех придворных волной своего плохого настроения, он быстро позавтракал и погнал свою лошадь по новарской дороге, надеясь, что быстрый галоп и свежий ветер надуют ему в голову спасительное решение. Однако, голова трещала, глаза слезились, а повода кричать «Эврика!», подобно ученому греку, все никак не находилось. Гуго вернулся в замок, рыкнул на челядь и осушил сразу три кубка подряд.

Непостижимым образом он вскоре вдруг очутился посередине бескрайнего поля. Куда ни кинь глаз, всюду расстилалась гладкая, как стол, степь, поросшая низкой и удивительно однородной, как будто стриженой, травой. Внезапно пошел обильными хлопьями снег, что еще более изумило Гуго. Снег повалил стеной, но ему не было холодно. Он поймал на ладонь огромную мохнатую снежинку и с удивлением отметил, что она не тает, будто это не снежинка вовсе, а лебяжий пух. Внезапно в пелене падающего снега проступило маленькое пятнышко, красное, как кровь. Пятно увеличивалось, действительно словно кровавая рана, и вдруг превратилось в идущую к нему навстречу женщину. Ему не надо было долго гадать, кто это.

— Ты! Откуда ты? Ты все-таки жива!

— Неужели ты мог подумать, что мой сын был способен убить меня?

— Что ты здесь делаешь? И где мы?

— Ты задаешь совершенно никчемные вопросы. Ты же хотел, чтобы я помогла тебе. Так не теряй же времени!

— Да! Да! Милая…

— Я тотчас же уйду, если услышу от тебя еще раз подобное…

— Ты знаешь, что мне сейчас надо делать?

— Ты все верно делаешь, Гуго. Но зря.

— Отчего же?

— Ты делаешь это не для меня.

— Я дважды пытался освободить тебя.

— Ты врешь, ты дважды пытался добыть корону себе.

— И тебе!

— Второй раз соврал. Когда ты это сделаешь третий раз, я уйду.

— Нет! Не уходи, прошу тебя! Скажи … чем можно купить Беренгария?

— Тем, что более не принадлежит ни тебе, ни мне, ни моему сыну.

— Что это?

— Я сказала достаточно. Ты ведь никогда не был дураком, Гуго. Подумай. Другой вопрос — зачем ты рвешься туда?

— Чтобы прирастить и укрепить свое королевство. Наше с тобой королевство.

— Прощай. Ты соврал в третий раз.

Призрак в красном исчез. Вслед за ним тут же перестал идти пушистый снег. Стало темно, как будто кто-то мгновенно задул все невидимые факелы. Гуго вздрогнул, открыл глаза и увидел вокруг себя участливые лица слуг, собравшихся подле его скамьи в триклинии, на которой он имел неосторожность заснуть.