Тени прошлого. Книга 1. Том 2 (джен)

Россыпь разноцветных магических огоньков степенно плавала под крышей нашей беседки. Они вспыхнули, как только моя нога ступила на последнюю ступеньку небольшой лестницы, ведущей в беседку. Сейчас, когда вечерние сумерки начали сгущаться, подкрадываясь со всех сторон, к огонькам присоединились мотыльки, закружившись в незатейливом танце.

Но сегодня мотылькам не суждено было преждевременно погибнуть, сгорев от магического огня. Казалось бы, что тут такого: мотыльки — такая мелочь. Но Альрус не забыл, позаботиться и о них, заключив огни в удивительно эластичную, прозрачную защитную оболочку. Поэтому, сейчас несколько мотыльков в отчаянной попытке безуспешно штурмуют огни, стремясь во чтобы то ни стало приблизиться к ним вплотную, грудью бросаясь на их защиту. Но, в результате отчаянной атаки, оболочка лишь слегка прогибается от их напора, чтобы через секунду вновь вернуть себе прежний контур, при этом мягко отталкивая мотыльков от себя. И так по кругу, раз за разом. От непрерывного мельтешения мотыльков под потолком возле магических огней приятный ровный свет в беседке сменился на загадочно-обманчивое мерцание.

Совершенно невозможно было понять, какими такими причинами руководствовался Альрус, создавая оболочку для огней, невольно придавая еще больше романтичности и без того бесконечно романтичной обстановке? Версий было много: пожалел мотыльков? Пожалел наш с ним ужин? Или решил не портить аппетит добавкой в виде сгоревших трупиков насекомых? А может, решил еще больше усилить мое впечатление от тщательно созданного антуража? Но, какая из этих версий верна? Как понять? А может, все они верны одновременно? Но тут в моей голове возник еще один вопрос, вернее предположение: а может сегодня он вдруг в романтику ударился?

На столь дикий пассаж я мысленно хмыкнула: Альрус и романтика — это крайне несовместимые понятия, и мне доходчиво это объяснили. Ну, об этом моем неприятном разговоре с Альрусом я поведаю чуть позже. А сейчас все, что я могу сказать: любая другая женщина на моем месте, попав в столь романтичную обстановку наедине с мужчиной, которую он сам создал для совместного их времяпрепровождения, обязательно решила бы, что за ней ухаживают или соблазняют. Если бы на месте Альруса был любой другой мужчина, то я тоже бы так подумала, а так…

Пока мы неспешно двигались в сторону беседки, я постаралась припомнить всю доступную мне о ней информацию. Раньше я не понимала, зачем Фоукс, каждый раз, после смены локации в межмирье, облетал ее всю, скрупулезно исследуя, а на утро сбрасывал мне сжатый пакет информации, в котором содержалось все интересное. Ну, по его субъективному мнению.

Казалось бы, зачем, спрашивается, мне знать о старой перекошенной с протекающей крышей беседке, насквозь пронизанной множеством ветвей, к которой невозможно подойти ни с одной стороны? Или, например, сведения о том, что в нескольких метрах от этой разрушающейся от времени беседки проходит граница локации? И вот, что получилось: сейчас эти сведения мне, как нельзя кстати, пригодились!

Ну, да, я сейчас очень рада тому, что заранее знаю, что из себя представляла беседка и местность вокруг нее до того, как Альрус внес изменения. Ну да, из-за этого я уже заранее вся переполнена ожиданием чего-то необычного, что заставляет меня замереть в предвкушении чуда. И я могла бы смело сказать, что очень жду романтичной обстановки. Но Альрус с таким утверждением в корне не будет согласен и ответит так:

— Ариана, романтика совсем тут ни причем. В любых ситуация я всегда руководствуюсь объективной реальностью. Поэтому все мои действия и поступки всегда рациональны, то есть, как правило, заранее взвешены и хорошо продуманы.

Но, как я ни пытаюсь понять то, что он имеет в виду, у меня это плохо получается, хотя я очень стараюсь. Поэтому, сейчас я заставляю себя успокоиться и помнить, что Альрус и романтика — это несовместимые понятия, и готовлюсь не захлебнуться восторгом от того, что увижу.

Тропа петляла под нашими ногами, словно заяц, все ближе приближая к границе локации. Так мы и продвигались по ней вперед, пока на пути нашего следования не обнаружился малый красный круг, который слегка выступал над поверхностью тропы. Как только мы приблизились к кругу, мне была предложена сильная мужская рука, на которую мне следовало опереться, чтобы я могла без проблем подняться на круг, что я незамедлительно и сделала.

Альрус тут же последовал за мной. Встав в середину круга, он вытащил из кармана пульт управления и, вытянув вперед руку, последовательно нажал на несколько кнопок. После этого действия окружающее нас пространство подернулось рябью, а после, поплыло, смешивая воедино не только краски, но и реальность. Я замерла, завороженно наблюдая за тем, как Альрус, с помощью малого переносного пульта управления, впервые на моих глазах, меняет реальность на небольшом участке местности.

Сделаю небольшое отступление, чтобы объяснить, что, собственно, происходит. Не так давно Альрус от отца узнал о том, что для того, чтобы внести любые изменения, даже малые, в окружающую нас действительность, требуется полная перезагрузка всей локации. Надеюсь, вы понимаете, что для этого требуется очень много энергии. Вот тогда-то Альрус и загорелся идеей решить данную проблему. Он уже говорил нам с Гарри, что у него получилось сделать переносной малый пульт управления. По его словам, осталось только провести кое-какие испытания. И вот, похоже, Альрус их уже провел, раз решил внести изменения в окружающий нас пейзаж.

С любопытством и искренним интересом я наблюдала за тем, как бесформенное «нечто» за границей круга в свете заходящего дня, клубясь, переливалось, потом, на какой-то миг замерло, а после, начало медленно, словно с неохотой, равномерно расходиться во все стороны, освобождая захваченное им пространство, оставляя за собой идеально ровную изумрудную траву.

Когда это «нечто» удалилось от нас на приличное расстояние, Альрус подхватил меня под локоть, и помог покинуть безопасную зону. Как только мы отошли от круга, он тут же начал опускаться вниз, уходя под землю, а на этом месте стала возникать в точности такая же, как появившаяся до этого, трава.

Понаблюдав за тем, как быстро и аккуратно затягивается место разрыва травой, я подняла глаза, чтобы успеть увидеть, как сквозь бесформенное «нечто» начали проступать контуры беседки. Еще несколько минут, и все завершилось. И вот, перед моими глазами, на фоне темной зелени листвы, белея, словно красуясь, стоит тонкая изящная беседка, горделиво возвышаясь на каменном постаменте. А за ней, на небольшом расстоянии, словно бдительные охранники, возвышаются исполинские деревья, и их густые ветви, от корней до верха, надежно перекрывают не только обзор, но и возможность незаметно подойти к беседке.

Раздавшийся за моей спиной шум реки заставил меня, сперва, испуганно вздрогнуть от неожиданности, отрываясь от разглядывания беседки, а затем, резко развернуться, прижимая руки к груди, чтобы застыть в немом восхищении от увиденного. Начну с того, что буквально в нескольких шагах от меня, преодолевая многочисленные пороги, с рокотом, несла свои воды бурная горная речка, только что появившаяся в реальности по задумке Альруса. Но не это поразило мое воображение, а открывающийся за рекой вид горной долины.

Древние, величественные скалы, надежно обступившие долину, буквально со всех сторон, устремляли свои многочисленные пики в небо, грозно темнея на голубом, чистом от облаков, небе. Но не это вызвало у меня восхищение, а то, как отовсюду со скал множественными водопадами вниз срывалась вода, в полете сверкая разноцветными бликами под ярким полуденным солнечным светом. Таких различных по своей ширине водопадов было несметное количество: от тонких ручейков до широких потоков, и все они, в едином порыве, устремились вниз, чтобы в конце своего пути с грохотом…

«С грохотом, с грохотом…», — на этом слове меня, словно, заклинило. Я так и эдак вертела его в своей голове. Никак не могла понять, что — не так, при этом, неотрывно и внимательно рассматривая долину. Пока меня не осенило, что грохот от такого количества падающей с высоты воды, даже на таком расстоянии, должен оглушать, но этого не было! Все, что я сейчас слышала, это шум воды в реке, которая с завидной целеустремленностью, бурля, преодолевала многочисленные пороги на своем пути.

Как только у меня получилось найти первое несоответствие наблюдаемой мною картины с реальностью, так тут же я смогла найти и второе: скалы, что вокруг долины, все до единой заканчивались острыми пиками, стремящимися ввысь. Спрашивается: как и откуда на них могла взяться вода, да еще в таком количестве? Но, даже понимая то, что все, что я вижу, невозможно в природе, долина водопадов, да, ее смело можно так называть, не стала от этого для меня менее прекрасной. Ну, а затем я нашла третье несоответствие: там, в долине, солнце находилось в зените, а тут — на другом берегу реки, где я сейчас стояла, на землю начали опускаться вечерние сумерки.

Ах, да, что еще я приметила необычного, о чем стоит рассказать, это то, что свет от полуденного солнца не уходил дальше противоположного от меня берега реки, словно там проходила невидимая граница…

«Граница, граница…», — я снова и снова повторяла теперь уже другое слово, пытаясь ухватить ускользающую от меня мысль… И, о, чудо! Я поняла, что горной долины нет, Альрус ее не материализовал, как я подумала вначале. Он просто взял и превратил границу локации в экран, как у маглов в кинотеатре. И получилось, что вид горной долины — это обыкновенная трансляция живого изображения.

Сразу этого я понять не смогла, потому что, вода, падающая со скал, у их подножия собиралась в озеро, которое выплескивало из себя избыточную воду с помощью трех, небольших, но быстрых и яростных в своем напоре, рек, с боем прокладывающих себе путь на свободу через лежащие на их пути обломки скал, перекрывавшие выход из долины. И вот сейчас, одна из этих, берущих свое начало из озера, рек, протекала рядом со мной. И она была материальна, я это точно знаю: я только что опускала в ее воды руки.

Глядя на все это восхитительное великолепие, я уловила промелькнувший вопрос: и почему Альрус продолжает утверждать, что он не романтик? Мысленно скривившись, я погрузилась в воспоминания, чтобы напомнить себе почему…

Поскольку Альрус, по договоренности со мной, должен был стать магическим крестным моей дочери, я захотела узнать его получше. Для этого я начала ненавязчиво, исподволь наблюдать и изучать его, периодически как-либо провоцируя, задавая порой неудобные вопросы или отвешивать сомнительные комплименты, а затем наблюдать за его реакцией на мои слова или поступки. Так было и в тот раз:

— Альрус, ты настоящий романтик!!! — в искреннем восхищении воскликнула я после очередной разыгранной им сказки для моей дочери. Для этого он оживил куклы, которые не просто делали несколько закольцованных движений, а разговаривали и двигались, как требовалось по сценарию.

— Да-а-а — протянул он, почесав в затылке — так меня еще никто не о… — не закончив предложение, он резко оборвал себя.

«Не обзывал или не опускал», продолжила я мысленно за него. Но то, что я точно успела узнать о Альрусе за это время, так это то, что он предпочитает тут же, не откладывая в долгий ящик, выяснять все недопонимания, и с радостью ждет этого от других. Поэтому, с наигранным испугом, я воскликнула:

— Альрус, я что-то не то сказала, или невольно тебя обидела?

— Нет, Ариана, ты меня не обидела, но… — и тут мне прочитали небольшую лекцию, которая, поначалу, ввергла меня в ступор.

— Сначала давай выясним общепринятые у немагов характерные черты, свойственные романтизму, и заодно выясним, что из себя представляют романтики. В первую очередь, романтизм связан с неприятием действительности, стремлением к идеальному миру. Также, романтизму присуща безосновательная идеализация прошлого, будущего или придуманного мира. Да много чего эти романтики идеализируют, перечислять можно до бесконечности, потому что, каждый разумный, по своему усмотрению, самостоятельно, независимо от других, выбирает объекты для своей романтической дури.

Итак, подведем итог: кто такой, по своей сути, романтик? Это мечтатель и идеалист. А теперь вопрос к тебе, Ариана: все вышеперечисленное имеет ко мне отношение?

— Нет! — протестующие воскликнула я, даже не задумываясь.

— Ну, вот видишь, мы выяснили, что я не романтик, потому что ни одно из приведенных мной определений романтизма ко мне не относится от слова «совсем».

На это я мысленно с ним согласилась. Что-что, но сказать, что Альрус — идеалист и мечтатель, бегущий от реальности, я точно не могу. И тут я припомнила, что именно меня царапнуло в его словах:

— Ты привел общепринятые характерные черты, свойственные романтизму, у маглов. А что у магов?

— Ну-у-у — протянул он, и тут я увидела, как в глазах Альруса проскочило сожаление. Я предположила, что это из-за того, что он позволил себе среагировать на мой комплимент. Но, я также поняла, что не отступлю, пока не узнаю, что он скрывает или хочет от меня скрыть. Похоже, он это тоже просек, и потому, с сожалением махнув рукой, буркнул:

— У магов с романтизмом все обстоит так же, только в отличие от немагов они не превратили романтизм в культ, и не поклоняются ему все поголовно.

— Хорошо! — произнесла я, не желая так сразу отступать. На минуту задумавшись, я все же решилась и задала ему личный вопрос:

— А что ты? Конкретно ты, Альрус? Что ты думаешь о романтизме? Каково твое мнение по данному вопросу?

— А ты уверена, Ариана, что хочешь знать ответ на свой вопрос? — вместо ответа спросил он, пристально глядя мне в глаза, в которых четко читалось его полное нежелание отвечать на заданный вопрос.

— Да. — твердо ответила я, не отводя взгляда.

— Ну, хорошо! Слушай! А потом не обижайся на меня. — и так зловеще это прозвучало, что по моей спине пробежал табун мурашек. Но отступать я не собиралась, лишь зябко передернула плечами, когда он заговорил:

— Сознание и чувства — это инструменты, данные разумным при рождении для того, чтобы они могли без проблем пользоваться ими для познания и изучения окружающего их мира. Да и потом они нужны для лучшего усвоения полученной информации от, опять-таки, этих самых чувств и сознания. Они нужны и для того, чтобы иметь возможность развиваться и меняться, проходя через ситуации и проживая различные события. Поэтому, без таких инструментов, как чувства и сознание, разумному невозможно не только полноценно развиваться и меняться, но и усваивать информацию, развиваться как личность… да и не только это. Сказав все это, он замолчал.

— Альрус, пожалуйста, продолжай! — воскликнула я, когда поняла, что он решил заделаться партизаном. А потом я выдала такое, чему сама безмерно удивилась. Обычно мне не была свойственна такая наглость и упертость. — Так и знай: я от тебя не отстану!

На такое наглое заявление Альрус лишь хмуро посмотрел на меня, потом поиграл желваками, а затем все же заговорил:

— Мое личное мнение, — сказал он, подчеркнув интонацией произнесенные им слова, таково: романтики — это разумные, которые, не желают принимать действительность такой, какой она является, и, вместо того, чтобы попытаться измениться самим так, чтобы окружающая их действительность изменилась, они начинают прятаться от реальности с помощью чувств…

— Поясни, как это — перебила я его, а затем процитировала — «…прятаться от реальности с помощью чувств…»? — но вместо ответа получила встречный вопрос:

— Как или, вернее, с помощью чего разумные осознают, что они счастливы?

— С помощью чувств! — даже не задумываясь, ответила я.

— Вот! — сказал он и поднял вверх указательный палец. — И какой из этого следует вывод?

— Какой? — тут же отозвалась я встречным вопросом, потому что мгновенно поняла, что никакой вывод сделать из сказанного я самостоятельно не то, что не смогу, но даже приблизительно не соображу куда клонит Альрус.

— А такой, что такого понятия как «счастье», в том виде, как его себе представляют разумные, не существует.

— Как это? — ошарашенно произнесла я.

— А вот как-то так! — произнес Альрус, пожав плечами.

— Объясни! — попросила, нет — потребовала я. Почему-то я решила, что он мастерски соскочил с неприятной для него темы.

— Счастье — это состояние души разумного, которое соответствует наибольшей внутренней его удовлетворенности условиями своего быта, полноте и осмысленности его жизни, а также, это — возможность осуществления им своего призвания, полной самореализации. Ну как, с таким определением счастья, ты согласна, Ариана?

Несколько раз мысленно прокрутив в своей голове все сказанное Альрусом, в ответ я лишь согласно кивнула.

— Отлично! — произнес Альрус, радостно потирая руки, и это мне не понравилось. Честно скажу, я сразу почувствовала подвох и, притом, огромный. Мне тут же захотелось прекратить этот разговор, я уже не желала знать, что он еще мне скажет. Но я не позволила себе эту слабость и поэтому, не выказав каких-либо чувств, я спокойно продолжила смотреть на него, всем своим видом демонстрируя, что жду продолжения.

— А что ты, Ариана, ответишь мне на такое заявление: что маньяки, различные виды извращенцев, бандиты счастливы от той жизни, которую они ведут? Более того, определение счастья, которое я тебе только что озвучил, полностью и идеально подходит и к ним тоже?

— Но это неправильно!!!

— Что именно, неправильно?

— Иметь такое счастье!!!

— А вот это уже не важно. Важно только то, от каких чувств разумный испытывает состояние счастья. Как и не важно то, что от чего они получают свое «счастье», и что это все вызывает у тебя отвращение. Повторюсь, важно лишь только то, что маньяки, бандиты, насильники счастливы от той жизни, которую они ведут. Как и то, что они через свои действия и поступки полностью самореализуются и находят в этом свое призвание, что по понятиям всех разумных есть большое и огромное счастье, от которого, как и все, они не готовы отказываться.

Мне стало плохо не от слов Альруса, а от осознания правдивости им сказанного. Я никогда не допускала даже мысли о том, что маньяки и насильники могут от своей деятельности испытывать счастье, потому, что считала, что от такого, априори, неправильно и аморально быть счастливым. Но маньяку, насильнику и бандиту от этого ни холодно, ни жарко — они счастливы, а мы, разумные… Но додумать мне не дал Альрус, заговорив:

— По-моему мнению — он вновь интонацией выделил эти слова — состояние «счастья» у разумного полностью связано с чувствами, которые возникают у него от того или другого состояния, объекта, времени и т. д. И поэтому, романтики, чтобы вызвать у себя чувства, которые позволят им ощутить себя счастливыми, выдумывают миры, купаются в мечтах, идут на что угодно, даже на преступление, чтобы хотя бы на миг возбудить в себе те чувства, которые делают их счастливыми.

В итоге, разумные совершенно не осознают, что таким образом, они превращают чувства, из обыкновенного инструмента, призванного помогать им в их развитии, в объект поклонения, вознося их на пьедестал. А любое поклонение требует от поклоняющегося жертвы, и поэтому, романтики живут в постоянных поисках топлива для подпитывания своих «счастливых» чувств. И вскоре, некоторым из них становится не важно то, что, для того чтобы оживить свои чувства, и почувствовать себя счастливым, им требуется отринуть моральные и этические законы общества.

Но даже, если романтик и не пускается во все тяжкие, все равно разумный, вознесший чувства на божественный уровень, превращается в их раба. И это приводит к тому, что все разумные, склонные к романтизму, живут полностью под властью и управлением чувств, то есть инструмента, которому они сами себя отдали на растерзание.

— Спасибо, Альрус! — наконец-то я поняла причину его нервозности. Я поспешила объясниться: — И ты напрасно боишься, что я обижусь на тебя за то, что ты мне сейчас поведал! Я полностью согласна с твоим отношением к чувствам. Я всего лишь хотела узнать твое мнение по этому поводу, потому, что это для меня важно. Ты же скоро станешь магическим крестным моей дочери, и я хотела понять, что ты за человек, поэтому была настолько излишне настойчива.

— Я рад, что мое отношение к чувствам и романтике не станет камнем преткновения в наших с тобой отношениях.

Согласно кивнув, я поспешила прикрыть глаза. Мне нужно было срочно принять в свою душу и усвоить полученную только что от Альруса информацию. Но, если на момент разговора я уже знала о том, какая опасность грозит магу, в случае, если он решит поклоняться чувствам, то вот о том, что романтизм — это высшая степень поклонения чувствам — о таком я была не в курсе, так как до этого считала, что романтизм — это искреннее, открытое стремление разумного к добру и к чистой, светлой любви.

Когда-то Альбусу в руки попала старинная книга. Продираясь сквозь ее языковой архаизм, он не сразу понял о чем в книге идет речь, и поэтому, я, вместе с ним, успела ознакомиться с теоретическими выкладками этого мага:

«…поклонение чувствам наносит непоправимый вред магу, делая его слабым волшебником. Потому, что сила мага заключается не только в количестве магии, вырабатываемой его магическим ядром, но и в качестве создаваемых им заклинаний. Потому, что для этого магу требуется выработать у себя умение сосредотачиваться в любой неблагоприятной обстановке, и уметь поддерживать высокую степень концентрации в любых экстремальных ситуациях. Чего невозможно достичь в случае, если магом будут править чувства, которые стали для него важнее всего на свете.

И поэтому, последствия поклонения чувствам всегда одни: если маг — раб своих чувств, то управлять своими чувствами он не сможет. И тогда, совершенно невозможно будет предсказать, в какой момент и какие из его чувств возьмут над ним верх, и что они заставят его выкинуть в следующую минуту. Все вышеперечисленное приводит мага к тому, что он теряет возможность плести заклинания, даже в нормальных условиях, чтобы не пойти у своих чувств на поводу, а что уж говорить о стрессовых…».

Когда у Альбуса получилось осмыслить написанное, то, в раздражении, он закрыл книгу, зло выплюнув:

— Столько времени впустую потратил! Все, что в ней пишется — это полная глупость и ерунда! Мужчинам это не грозит. Поклонение чувствам — этим могут страдать только женщины.

Как вы понимаете, Ри, полностью изучить эту книгу я не смогла, потому что тогда еще не имела человеческого тела. Но теоретические выкладки этого мага я крепко запомнила. Может, потому, что сильно обиделась на Альбуса за то, что он считал, что жить чувствами — это прерогатива женщин, как и поклонение им.

Возможно, эти знания так и остались бы для меня ненужным багажом, если бы в свое время, когда я получила человеческое тело, я не смогла ознакомиться с историей одного мира. Вот тогда-то я, на ужасном примере, выяснила, что поклонение чувствам — это не просто теория одного мага, а это — реальность. Опасная реальность для любого разумного.

Но начну я свой рассказ об этом, пожалуй, с того, что, путешествуя по мирам и изучая их, я обратила внимание на одну очень важную закономерность. Вне зависимости от того, в каком мире мы находимся (чисто магическом, техно-магическом или чисто техническом), из всех событий, происходящих в них, одно событие является для всех миров обязательным. Суть этого события заключается в том, что, сколько бы, в любом из миров, ни имелось различных рас, и сколько бы «Священных писаний» для каждой расы ни возникло, неизменно всегда одно: появление среди них одного писания, в котором главным лейтмотивом является история о создании женщины из какой-либо части тела мужчины.

Но, чтобы было понятней то, о чем я хочу вам поведать, Ри, сначала я буду вынуждена коротко озвучить свое видение того, что, по-моему мнению, произошло с момента создания Богом Адама для мира Земли до момента его грехопадения.

Итак, создав Адама, Господь сказал ему, чтобы он жил и учился познавать мир, который Он создал. Ну, и Адам приступил к изучению мира вокруг себя, а когда он, в азарте изучения и только изучения, ничего такого не подумайте, начал пристраиваться под хвост кентавру женского пола, появился Бог и погрозил Адаму пальчиком, дескать, такому изучению и обучению следует предаваться только с себе подобными. Ну, и для того, чтобы познание мира Адамом шло в верном направлении, Бог создал женщину, пару-партнера по имени Лилит.

Тут следует сделать небольшое отступление, и рассказать вам, Ри, о том незамутненном стремлении священнослужителей, во всех ветках миров Земли, скрыть, спрятать от своих прихожан информацию о факте создания Богом Лилит, чтобы не смущать умы этих самых прихожан ненужной им, по мнению священнослужителей, информацией.

Но, по моему мнению, священнослужители, когда принимали решение не вносить в Библию упоминание о Лилит, всего лишь стремились скрыть свою несостоятельность в соответствующих способностях и возможностях учиться познавать замыслы Бога. Но это — полбеды. Они не допустили информацию о Лилит в Библию еще и по другой причине: чтобы вообще не заморачиваться в будущем своим развитием в познании Бога и Его замыслов. А вот мне почему-то кажется, что, как только разумный становится на путь служения Богу, так его стремление к познанию Бога и Его замыслов должно являться его обязательной работой. Но, не будем о грустном. Повторюсь, это только мое мнение, на котором я не настаиваю, потому что в вопросах веры каждый должен решать сам за себя.

Итак, вернемся к нашим баранам. Верхушка священнослужителей взяла и, сильно не заморачиваясь, объявила Лилит «неправильной» женщиной, а факт ее создания Богом — Его ошибкой, о которой не стоит упоминать, чтобы не позорить Бога в глазах прихожан, и не подорвать их веру в Бога. Цитирую: «… Бог есть Чистейший Все Совершеннейший Дух, выше и совершеннее Которого никого и ничего нет, и быть не может…».

Как, спрашивается, Бог, имея такое определение (Его Внутренней Сути), смог совершить ошибку? Вроде, получается, что не мог. А что это может значить? А это может значить только одно: либо определение Внутренней Сути Бога — не верно, во что я не верю, либо Бог, при создании Лилит, не допускал ошибки. В защиту своей теории, что Бог не совершал никакой ошибки, могу привести один пример: по версии священнослужителей, Ева является «единственно правильной женщиной», которую создал Бог. Но как, в таком случае, получилось, что такая «правильная» женщина Ева, подбила Адама на грех? Так, что же получается: соблазн Адама — не грех, в этом и заключается замысел Бога?

Ну да ладно, сейчас речь не об этом. Адам увидел Лилит, и со всех ног бросился к ней, в целях ее изучения. А вы о чем подумали? То-то же. Но, что-то у Адама с изучением Лилит не задалось: она же была ему ровной по интеллекту и развитию духа, и поэтому, вот так, с кондачка, подступиться к ней не получилось. Хоть спереди, хоть сзади. Ей, видите ли, сначала нужно узнать и изучить его, зачем-то с ним познакомиться, какие-то там отношения начать с ними выстраивать, и только потом, по ее мнению, можно приступать к более близкому знакомство и натурному изучению друг друга. Цаца какая выискалась!

И вот, Адам, не выдержав того, что его, в столь непочтительной форме, ущемляют в правах изучения женщины, побежал жаловаться, восклицая: Господь, она мне в изучении себя отказывает, не хочу и не буду с ней водиться! Я дал ей отставку! Так-то, вот!

Что, в этом случае, оставалось делать Богу? Только одно: наслать на Адама сон, и из его ребра сделать «правильную» женщину, которая не будет требовать развития души, и, по первому желанию, позволит изучать себя везде и как угодно, без возражений.

Свое видение ситуации, произошедшей с Адамом из мира Земли, я вам вкратце осветила. Теперь можно смело поведать и о… эээ, наверное, первом разумном, созданном Богом из земного праха другого мира, историю которого я хочу вам рассказать. Буду называть его Адамом II, чтобы не плодить лишних сущностей.

Итак, до того момента, когда рядом с Адамом II, подстраивавшимся, в целях изучения мира, под хвост кентавру женского пола, появился Бог, развитие всех событий у обоих Адамов происходило совершенно одинаково. Но вот, с этого конкретного события, как раз, и начались резкие расхождения в их историях.

Продолжаю… Итак, на чем я остановилась? Ах, да, вспомнила! Адам II среагировал на появление Бога, на грозящий ему пальчик, и на последующую за этим нотацию, своеобразно: вместо того, чтобы покаянно покачать головой, в знак согласия с Богом, как сделал наш Адам, этот — взбесился, и со злости, из-за того, что его прервали на самом интересном месте изучения, высказал Богу все, что он о Нем думал. Ну, и сообщил Тому, куда Тот должен пойти вместе со своими законами.

Выпустив пар, Адам II пришел в себя, и со священным ужасом осознал, что он, собственно, натворил, с Кем и как он разговаривал. После этого, он впал в истерику и расплакался навзрыд. Наплакавшись от души, он снова впал в ярость, теперь уже на себя самого за то, что расклеился и позволил себе — мужику реветь, как девчонка, а после потребовал от Бога, чтобы Тот полностью лишил его чувств, которые делают его слабаком.

Похоже, в той ситуации у Бога не было другого выхода, кроме, как напустить на Адама II сон, и разделить его сердце на две половинки: одну часть оставить Адаму II, а из другой создать Еву II. Почему — сердце, спросите вы? Потому, что для разумных, в каком бы мире они ни жили, к какой бы расе они ни принадлежали, сердце всегда было, есть и будет олицетворением чувств. А Адам II отказался от чувств, и поэтому, у него было использовано именно сердце.

Если же, Земной Адам, после создания из его ребра Евы, еще долго жил в Эдеме, пока Ева его не ввела в грех, то вот Адаму II из другого мира так не повезло: их с Евой II тут же из Эдема выкинули… Но, не нужно думать о Боге плохо, якобы Бог не оставил им и шанса на спасение. Это не так.

Но, все по порядку. Попав на грешную землю, Адам II быстро выяснил для себя, что в своем категорическом желании избавиться от чувств, которые, по его мнению, делали его, мужчину, слабым, он упустил такой маленький нюансик, как интуицию. Да-да, я не ошиблась! Именно интуицию, которой, оказалось, можно было пользоваться только с помощью определенного инструмента, то есть чувств, ведь сознанию интуиция не подчиняется. А если разумный, независимо от пола, полностью отказывается от чувств, то у него нет и не может быть интуиции, как и чувства самосохранения.

И как, в таком состоянии, идти на охоту? Интуиции нет, чувство самосохранения отсутствует, в чем Адам II быстро убедился на своем опыте. И, если бы, не абсолютная защита, данная Богом, то он бы уже погиб. Но, ведь и зверя Адам II убить не может, так как защита этого сделать не позволяет. И, в результате раздумий, у него вырисовывалась безрадостная картина: погибнуть он не может — защита не дает, но, эта же самая защита не даст ему убить зверя, а значит, что они с Евой II могут погибнуть от голода. Как быть? А еще и эта проблема с Евой II: разумения у нее с гулькин нос, ее всему нужно учить, пристально следя за каждым ее движением. И в лагере ее одну не оставишь — усвистает, от великого ума, в неизвестном направлении, ищи ее потом.

И вот, когда Адам II, не зная, что ему делать, пригорюнился, к нему явился Архангел, который посоветовал ему обратить свое внимание на Еву II, на ее непревзойденную интуицию и отличное чувство самосохранения. И порекомендовал ему учиться все свои дела делать совместно: его ум плюс ее интуиция. Так у них получится выжить. Заодно и просветил его: если они совместно будут охотиться на зверя, то и зверя получиться убить. Уходя же, добавил: пока они будут пытаться учиться совместно жить, не разделяя дела на женские и мужские, защита на них останется до тех пор, пока они в этом хорошенько не поднатореют, и только после этого она с них спадет. Также Адам II узнал, что если они не будут учиться совместно вести свой быт, тогда защиты от этого они просто лишаться.

Когда такое вот общество женщин и мужчин доросло до того времени, когда выживание вида перестало зависеть настолько сильно от общих взаимодействий мужчины и женщины, вот тогда в мир и пришла беда, откуда ее не ждали. Независимо друг от друга, в мире зародились два культа поклонения: один культ поклонения сознанию, а другой культ поклонения чувствам.

Поначалу, все было не так плохо. Да, эти два культа: один — мужской, а другой — женский, враждовали между собой. Каждый превозносил свой инструмент над другим. Но кто, образно говоря, первым нажал красную кнопку, история умалчивает. Но то, что эта раса, в итоге, самоуничтожилась, погибнув в междоусобице, это точно. Так что, делайте, Ри, выводы из этого сами!

P. S. Ну, и в завершение. Надеюсь, вы, Ри, обратили свое внимание на небольшой нюансик: как произошло грехопадение Адама II? Заметили, что, в его случае, не требовалось соблазнять его на грех? Он и сам, без помощи женщины, смог это сделать просто замечательно.