Мир тщеславия и разочарований (гет)

Тишина. Не та, что оглушает звенящей беззвучностью, не пустая и гулкая, а бархатисто-густая, пропитанная шелестом отдаленных разговоров, что просачивались сюда из общей гостиной Пуффендуя.

Уединение. Одна во всей спальне, я сидела на кровати, на пестром лоскутном одеяле, а передо мной лежал шарф. И от него невозможно было отвести глаз.

Шероховатая и мягкая ткань. Я скользила по ней ладонью почти не касаясь, почти над поверхностью. А потом опустила руку, дотронулась до неё, провела по ней ладошкой, ощущая, как от соприкосновения под кожей вздрагивают нервные импульсы.

Зеленая полоса. Серая полоса. Зеленая. Серая. Зеленая. Серая… Серо-зеленый мир. Мир слизеринцев. Неоднозначный, тщеславный мир, где люди любят власть и выгоду и ни во что не ставят честность, храбрость, доброту. Но ещё больше, кажется, эти люди любят носить маски, так что и не поймешь, не угадаешь тот момент, когда человек искренен, а когда лукавит. Лицемерный мир… И Теодор — его обитатель.

И значит, мне с тобой не по пути… У нас разные дороги. И какая разница, что моя дорога — это едва уловимая тропинка посреди необъятного поля, пустынного и безжизненного? Какая разница, что мне без тебя некуда идти?

Какая, в сущности, разница, если я привыкла разочаровываться и грустить?

Пальцы мои с силой сжали шарф, проникли в его складки. Я зажмурилась, то ли пытаясь сконцентрироваться на ощущениях, то ли просто не заплакать... Ткань казалась теплой, как это обычно бывает с зимними вещами.

Его шарф. Его вещь. Частичка Теодора. Она хранила на себе его запах, его привычки, моменты из его жизни, неизвестной и недоступной мне.

Недоступной.

И на мгновение мне так остро показалось, что этого шарфа здесь не может быть, что я резко открыла глаза, чтобы убедиться, что он все же тут. Нереальный, будто сотканный из ничего, из моих фантазий. Будто вещь из другого мира. И поэтому такой… инородный в ярко-желтой пуффендуйской спальне для шестикурсниц.

И меня обуяло нестерпимое желание укутаться в этот шарф, слиться с ним, прочувствовать его серо-зеленое тепло. Обеими руками я стала обматывать его вокруг шеи, прикрывая веки и почти задыхаясь, почти всхлипывая. А обмотавшись, закрыла глаза и глубоко втянула в себя воздух, пропитанный мятно-терпким ароматом. И приготовилась испытать долгожданное спокойствие, легкое наслаждение или радостный трепет.

Но ничего из этого не произошло.

Лишь давящая пустота и разочарование. Я почувствовала безнадежность и глупость своих действий.

Было глупо оставлять шарф себе. Хотя изначально, сразу после происшествия в Хогсмиде, я отправилась назад в школу именно с такими мыслями. Я шла по скользкой дороге до замка, боролась с ветром и липким снежным дождем и всё это время бережно прижимала к себе сумку, внутри которой лежал он — слизеринский шарфик. Я думала, что спрячу его и буду доставать по ночам, класть с собою рядом на подушку и благодарить небо за этот неожиданный подарок. Или глотать слезы...

Когда же я переступила порог гостиной Пуффендуя, то сразу наткнулась на Сьюзен. И хотя мне было совсем не до неё, я тем не менее покорно выслушала поток её извинений и длинную оправдательную тираду, повествующую о том, как она, разругавшись со Смитом, в порыве обиды от его несправедливых замечаний помчалась в школу, и как он поплелся за ней следом и уже пытался помириться, но она осталась непреклонна и горда… А что до меня? Сьюзен честно призналась: обо мне они забыли… Забыли, что бросили меня в кафе.

Обидно? Наверное. Но мне не было. Мне вообще было это все не интересно. Я слушала вполуха, мне не терпелось, до зуда по коже хотелось пойти в спальню и там в одиночестве извлечь из сумки шарфик. И смотреть на него, прикасаться и гладить…

Что я и делала сейчас. Я сидела в душной комнате, обмотав шарф вокруг своей шеи, утопая в нем почти по самый нос, и ощущала, как по моему телу течет безысходная тоска, раздражающая и колючая. Захотелось взвыть. Взять и взвыть, как покалеченный зверек.

Только видимых ран на мне не было. Покалечена была моя душа. И мое сердце. Внутри зияла пропасть, её берега осыпались, и она росла…

Я не понимаю… И я так устала. Зачем Теодор спас меня сегодня? Его поступки… они необъяснимы.

Ибо все мои объяснения сводились к…

— Глупо! Как же это наивно — верить, что Нотту не плевать на меня… — прошептали губы.

Не надо оставлять шарф себе. Он станет напоминанием. Напоминанием, что всем твоим жалким мечтам никогда не суждено сбыться. Ты будешь в тысячный раз пересчитывать серо-зеленые полосы и слушать, как в голове эхом стучит реальность: шарф — это твой максимум. Ближе к Теодору ты никогда не станешь. Ты будешь гладить ткань, но не щеку Теодора, считать полоски, но не его родинки…

Нужно вернуть шарф. Вернуть нежданный подарок владельцу. Прямо сейчас.

У меня не было особенного плана, как это сделать. Лишь твердая уверенность в необходимости этого. Я вскочила с кровати, выпуталась из колец шарфа, сунула его в сумку и замерла.

Час как раз близился к ужину. Пойти в Большой зал и подловить Теодора у дверей? Он ведь часто ходит по школе единолично, без провожатых и друзей. Отдать шарф и уйти. Это же просто? Да, именно так я и решила поступить.

Я проторчала у дубовых дверей полчаса, потом около меня возникла Сьюзен, и следующие двадцать минут я просидела за факультетским столом, бесцельно ковыряя вилкой в овощной запеканке и бросая сумрачные взгляды на слизеринский стол. Сьюзен поела и отправилась в библиотеку, я же осталась ждать Теодора. Большой зал пустел, насытившиеся студенты планомерно покидали его пределы. А Нотт так и не явился…

«Ну что ж. Теперь ты ещё и голодаешь», — усмехнулась я.

А потом вынырнула из практически пустого Большого зала и зашагала через холл, держа свой путь к пуффендуйским комнатам. Наверное, это сама судьба, как могла, оттягивала момент моей скорой разлуки с прекрасным шарфиком, думала я, как вдруг в меня врезалась кусачая тарелка и больно цапнула за левый мизинец.

— Ай! — отдернула я руку. Палец болезненно запульсировал, а дикая игрушка снова атаковала меня, вгрызаясь в рукав мантии. — Отцепись!

У меня никак не получалось стряхнуть с себя агрессивную рычащую тарелку, она намертво въелась в ткань мантии зубами. Где-то рядом раздался хохот. Я машинально огляделась по сторонам в поисках его источника и увидела двух мальчиков, примерно второкурсников. Они стояли рядом с высокими рыцарскими доспехами и покатывались со смеха.

— Эй! — я направилась к ним, вытянув вперед руку. На обвисшем вниз рукаве продолжал болтаться зубастый диск ядовито-лимонного цвета. — Это ваше, что ли?

Мальчишки нагловато заулыбались, вскидывая головы. И этот их жест подтвердил мою догадку. Конечно, это была их тарелка. И, вероятно, они, укрывшись за доспехами, стоявшими в холле, забавы ради напускали её на шедших мимо учеников. Не на всех, разумеется, а только на таких, как я — безобидных и слабых на вид. Думаю, им бы и в голову не пришло пошутить так, скажем, над Винсентом Крэббом, зато надо мной — пожалуйста! Но ребятки упустили из внимания одну деталь. Маленький, тусклый значок старосты, приколотый к моей мантии рядом с эмблемой факультета. И неожиданно для самой себя я преисполнилась несвойственной мне храбрости.

— Кусачие тарелки запрещены! Вы нарушаете школьные правила! — я приблизилась к мальчикам на расстояние вытянутой руки.

Те уже поняли, что имели неосторожность атаковать старосту, но на их шеях красовались зеленые галстуки, а поэтому ребята нисколько не стушевались под моим строгим взглядом.

— Правда? — притворно изумился один из них. — Ну, извини нас. И позволь, я помогу тебе.

Мальчик проворно ухватился за край кусачей тарелки, которая тут же уступила его пальцам и разжала игрушечные челюсти. Он полагал, что его галантный жест смягчит мой боевой дух, но…

Как же надоели мне эти слизеринские повадки! Притворство, фальшь, ухмылочки!

— Не извиню. Минус пять баллов Слизерину!

Мальчики состроили недовольные гримасы, хмыкнули и уже развернулись, чтобы уходить, как вдруг в моей голове зажглась мысль.

— Стойте! — крикнула я. Они остановились, покосились на меня. — Эм… Не знаете, где может быть Теодор Нотт? Шестикурсник…

— …из Слизерина. Мы его знаем, — перебил меня все тот же разговорчивый мальчишка, в то время как его друг по-прежнему сохранял молчание. — А тебе зачем?

— Эм… ну… — сконфуженно замялась я. — Какое тебе дело? У меня к нему разговор.

Мальчик смерил меня скептическим взглядом и сухо ответил:

— На тренировке по квиддичу. Она в восемь только закончится. Теперь можно идти?

— Можно, — кивнула я, прикидывая в уме, что до восьми часов осталось около пятнадцати минут.

Я направилась к мраморной лестнице, по пути припоминая, что действительно не видела за ужином никого из всей слизеринской команды. А потом устроилась прямо на верхних ступенях, около массивной колонны, положила сумку с шарфом на колени, облокотившись об неё и подперев голову ладонями.

Просто сидела и слушала вечернюю тишину замка. Богатая на события суббота подходила к концу, готовилась раствориться в ночи, плавно перетечь в воскресенье. Этот день был поистине безумным…

Веки сами собой опустились, и я унеслась в воспоминания. Я снова видела Теодора, растрепанного и лежащего на снегу. Его серо-голубые глаза, на дне которых — мое отражение. И отчего-то я читаю в этих прекрасных глазах испуг… Это мой страх отразился в них? Моя неловкость передалась ему? Он сорвался с места так стремительно. Ушел так быстро, словно пожалел о своем поступке… Будь у него возможность вернуться в прошлое, спас бы он меня снова?

Но люди не умеют изменять прошлое. Хотя когда-то в детстве я слышала сказку про магический маховик времени, способный обернуть часы вспять и наградить человека удивительным даром — возможностью исправить ошибки былого. Я верила, что маховик времени существует. Необыкновенный и волшебный предмет, с помощью которого можно дернуть за ниточки судьбы и повернуть свою жизнь в другое русло. Но у Теодора едва ли завалялось в кармане нечто подобное. Ибо в противном случае в моей сумке не лежал бы его шарф…

Шарф. Я встрепенулась, вспоминая, какую цель преследовала, находясь сейчас в холле замка. Теодор вернется с тренировки, и я вручу ему шарф. Всё просто. Вот только вряд ли он будет один… Скорее всего, он придет с тренировки вместе с другими игроками.

И почему я не подумала об этом раньше? Почему-то мне совсем не хотелось общаться с Ноттом при свидетелях.

Решив отложить дело на завтра, я уже почти поднялась на ноги, как вдруг входные двери замка отворились, впуская внутрь вечернюю прохладу, зычный гомон голосов и, собственно, слизеринскую команду по квиддичу.

О, они явились феерично! Шумная компания взлохмаченных и разгоряченных парней-спортсменов. Они не просто заходили внутрь, они… залетали в школу на метлах! Это выглядело немыслимо дерзко, так что у меня глаза округлились от такой… впечатляющей наглости! Я юркнула за соседствующую под боком колонну, стараясь сделаться максимально невидимой и незаметной. Слизеринцы совершили два-три стремительных круга по холлу, потом Монтегю окликнул их:

— Ладно, парни, сейчас Филч припрется. А нам не надо наказаний за неделю до матча!

Я жадно высматривала среди них Теодора. Он легко спланировал вниз, приземлившись в центре вестибюля, и со свойственной себе поджаростью спрыгнул с метлы. К нему присоединился Майлз Блетчли — и вместе они двинулись ко входу в подземелья. Они вдвоем шествовали последними, остальные уже один за другим скрылись во мраке арочного проёма, в то время как Нотт и Блетчли, неспешно переговариваясь, шли ещё только мимо парадной лестницы.

Я невольно подалась вперед, выскальзывая из-за укрывавшей меня колонны. А потом спустилась на несколько ступеней вниз и неожиданно для себя позвала:

— Нотт!

И остолбенела от своей… смелости. Но ничего не случилось. Хогвартс не обрушился. И вроде бы я по-прежнему могла дышать…

Блетчли первым оглянулся на мой голос, Теодор же на секунду словно замер и только потом медленно повернул голову и взглянул на меня. Казалось, будто я застигла его врасплох.

— Какие-то проблемы, Аббот? — спросил Теодор.

— Никаких, — я пыталась сохранять спокойствие и непринужденность. Словно это была бы ничем не примечательная болтовня с Эрни Макмилланом. — Нужно поговорить. Это займет пять минут.

Блетчли смотрел на меня с интересом и любопытством, и во взгляде его улавливалось что-то недоброе.

— Ладно, пять минут я тебе выделю, — согласился Нотт. — Ты иди, Майлз, я догоню.

У меня возникло подозрение, что Теодору так же, как и мне, жутко не хотелось продолжать разговор в присутствии Блетчли. И ещё почему-то мне показалось, что под выражением легкой скуки на его лице проступало не до конца спрятанное напряжение.

— Ты с ней долго не болтай. Пуффендуйка, к тому же блондинка. Мало ли. Вдруг тупость заразна? — и, скользнув по мне насмешливым взглядом, Блетчли медленно удалился, оставив нас с Теодором наедине.

Теодор неотрывно следил за другом до тех самых пор, пока тот не исчез в проёме, что вел вниз в подземелья. Потом Теодор выжидающе уставился на меня. Под его пристальным взглядом я спустилась к подножию мраморной лестницы.

— Забыла пароль от своей гостиной? Я ничем тебе не помогу, — изрек он, чуть кривя губы в усмешке. Темные волосы его лежали небрежно. И мне всегда нравилось, когда он был растрепан.

Я проигнорировала озвученную им колкость, извлекла из сумки шарф и протянула его Нотту:

— Вот твой шарф. Ты уронил его в Хогсмиде.

Он как будто удивился:

— Мило, что ты сберегла его. Ты так… заботишься обо мне, — лукавым голосом проговорил он, принимая из моих рук свою вещь.

— Считай, что это та малость, которую я была обязана сделать, — сдержанно отреагировала я на очередную шуточку-полунамек.

— За что? — Теодор вскинул брови.

— За Хогсмид, — растолковала я, а потом не выдержала: — И не притворяйся, что не понимаешь! И вовсе я о тебе не забочусь! Это ты… заботишься обо мне!

Я выпалила это на одном дыхании. Ошарашила сама себя. И в тот же самый момент отчетливо осознавала, что будь у меня сейчас маховик — я воспользовалась бы им только лишь для того, чтобы повторить в точности все то, что произнесла секунду назад.

— Я? О чем ты? Успокойся. Мне нет до тебя никакого дела, Аббот.

— Почему же в таком случае ты меня спас? — прищурилась я, всматриваясь в него.

Давай, скажи мне. Но так, чтобы я поверила. Раз и навсегда поверила. Разыграй передо мной безразличие. Но только правдоподобное.

— Дай подумать. Приступ безрассудного благородства? — предположил он. Я хмыкнула, он продолжил: — И не удивляйся так. Со слизеринцами тоже такое случается. Видишь, ты тут абсолютно ни при чем. Тебе повезло, что меня вдруг обуял альтруизм.

Нет, не верю, Теодор. Я не верю.

— Ну, как знаешь, — пожала я плечами, чувствуя свой триумф и его неубедительность. — И да: чтобы попасть в нашу гостиную, нужен не пароль, а кое-что другое. Это так, к сведению.

И не дожидаясь его ответа, я уже было собралась развернуться на каблуках и отправиться к себе в гостиную, как вдруг кое-что вспомнила:

— И еще, — отступая на шаг, промолвила я. — Минус десять баллов Слизерину. За полеты на метлах по школе.

Я готова была поклясться, что перед тем, как отвернуться, увидела его невольную восхищенную улыбку.