Чёрные люди (гет)

На то, чтобы успокоить Филча у Гермионы и профессора МакГонагалл ушла добрая пара часов. Он трясся, всхлипывал, икал, но никак не хотел приходить в себя. Гермиона уже даже начала опасаться, за его здоровье, когда первая бутыль Успокаивающей микстуры закончилась, а действие ее так и не наступило. Они провозились почти до самого обеда, пока не достигли более-менее пристойного результата. Руки мистера Филча все еще тряслись, но, по крайней мере, истерика уже закончилась. Профессор МакГонагалл сообщила, что у него выходной и отправила его отлеживаться в комнату. Гермиона покинула кабинет директора сразу после Филча. Время близилось к обеду, и можно было уже спускаться в Большой Зал. Она брела по коридору, чувствуя, как на нее волнами накатывает усталость и раздражение. Из-за недостатка сна ужасно болела голова и слезились глаза. Действия казались автоматическими, как будто тело двигалось само, не подчиняясь ничьей воле. Даже голоса в голове затихли, и уши словно набили мягкой ватой. Те редкие звуки, что эхом прокатывались по пустой школе, и грохот грома за окнами, стали глухими. Даже звук ее собственных шагов был неслышным, хотя Гермиона не пыталась красться, напротив — ноги были словно отлиты из чугуна, а поступь такой тяжелой, что должен был содрогнуться весь замок. Она чувствовала, что засыпает, и ничего не могла с этим поделать.

В какой-то момент она в полнейшем, всепоглощающем бессилии прислонилась плечом к стене. Дыхание было тяжелым, казалось, что с каждым разом в легких все меньше и меньше воздуха, и уже близок тот момент, когда его вовсе не останется, как и сил глотнуть его. И тогда за ней придут. Она понимала это, чувствовала их приближение, одновременно боясь и ожидая его. Для того, чтобы все закончилось достаточно одного прикосновения черного. Для того, чтобы усталость отступила, нужно просто закрыть глаза. Для того, чтобы боль прошла, хватит и капли воды. Гермиона провела рукой по стене, неожиданно остро ощущая кожей пальцев каждую трещинку на вековых камнях, самые мелкие выступы и впадины. Выщербленный временем камень был холоден и неприветлив. Он не мог поддержать ее, и никто в этой большой старой школе не мог. Те, в чьих силах было придать ей сил одним только словом или взглядом, покинули ее и теперь звали оттуда, снаружи, из-под дождя. Здесь все были чужими. Даже МакГонагалл, переживавшая за нее — но переживавшая, как за всех. Даже Джимми — веселый и милый, старавшийся приободрить, говоривший правильные слова, но неспособный понять и сотой доли того, что творится в душе. Даже Деннис — милый, смелый Деннис, потерявший в битве брата, а теперь старавшийся стать таким же, как Колин. У него получалось, но все же. Он не был Гарри Поттером. Или Роном. Или Джинни. И никто из них не был. Осознание того, что школа полна чужаками, выбивала почву из-под ног. Или же это Гермиона стала чужаком в этой школе? Действительно, чужой была она, ее место было не здесь, а снаружи, рядом с друзьями, с ее милыми, родными душами. Гермиона оторвалась от стены и направилась к окну. Все равно они придут за ней. Так какая разница, когда? Они не враги, а друзья, так зачем скрываться от друзей. К чему усложнять им поиски? Тонкие, обессиленные пальцы легли на подоконник, и в голове снова взвыл хор голосов, зовущих ее.

— Гермиона, Гермиона, иди к нам, мы ждем тебя.

— Да, Грейнджер, давай, — прошептал прямо в ухо знакомый вкрадчивый голос. Гермиона дернулась и врезалась плечом во что-то теплое.

Малфой стоял непозволительно близко, и она отпрянула.

— Что ты, черт возьми, делаешь? — гнев снова затопил ее душу.

— А ты что делаешь? — Малфой отошел к стене, прислонился к ней и скрестил руки на груди, устремив на Гермиону пронзительный взгляд, полный пренебрежения и злости.

— А какое тебе дело до того, что я собираюсь сделать? — ее голос звенел от злобы. — Ты только рад будешь.

— Не слышу, Грейнджер, — усмехнулся он.

Злость придавала ей сил. Она в три шага подошла к нему вплотную.

— Это не твое дело! — выкрикнула она ему в лицо.

— То, что ты сдаешься? Нет, Грейнджер, это как раз мое дело, — он желчно усмехнулся. — Ты проиграла, ты сдалась, ты слаба. Это можно расценивать как мою победу.

Гермиону словно ударили по голове. В глазах вмиг просветлело, и она смотрела на Малфоя, будто видела его впервые в жизни.

— Какой ты, — она задохнулась возмущением.

— Какой? — Малфой улыбался. В голове не укладывалось, как он может веселиться, когда вокруг твориться такое, но факт оставался фактом: на ненавистном лице играла гадкая улыбка.

— Мерзкий, эгоистичный, жестокий червяк, — выкрикивала Гермиона каждое слово ему в лицо, словно выстреливая заклятиями, и надеясь, что одно из них случайно окажется смертельным.

Он улыбнулся еще шире и оторвался от стены. Теперь их разделяла какая-то пара дюймов, и Гермиона чувствовала, как от его неожиданно горячего дыхания шевелятся тонкие волоски на макушке. Она отпрянула и пораженно уставилась на Малфоя. На языке крутилось так много всего, слишком хотелось высказать в это надменно ухмыляющееся лицо, и она запуталась в собственных мыслях, стоя перед ним и нелепо открывая и закрывая рот, подобно рыбе, выброшенной на сушу. Так и не выбрав ничего из всей невероятной массы мыслей, она молча развернулась и бросилась прочь из того проклятого коридора.

В Большой Зал Гермиона явилась раньше всех. Заняв свое место за Гриффиндорским столом, она задумчиво уставилась на окна. В огромные стекла стучал ветер и хлестал дождь, и каждый раз, когда особенно сильный порыв налетал на замок, по окнам пробегали невесомые, чуть заметные змейки заклятия. Гермиона обхватила голову руками, не в силах смотреть ни на что вокруг. Каким бы гадким ни был Малфой, он помогал. Советовал, несмотря на то, что его советы помогали выжить даже магглорожденным. Сообщил МакГонагалл, что отправка по домам будет их верной гибелью, хотя мог бы промолчать и посмеяться. Да, он не рассказывал все, что было ему известно о происходящем. Но каковы были причины этого? Гермиона допускала даже мысль, что он не хочет слишком сильно испугать их. Он даже предупредил ее саму о том, что Черные Люди будут звать ее. Вспомнив, что она чуть не натворила несколько минут назад, Гермиона пришла в ужас. Она ведь действительно могла взглянуть вниз, на Черных, тем самым выдавая свое местонахождение. Что бы тогда было? Разбилось бы окно, или же они сами, лично пришли бы за ней? И ведь в этот самый момент рядом оказался чертов Малфой. Невыносимый, грубый, хладнокровный, он фактически отговорил ее от этого шага. Разозлил, заставив забыть о голосах в голове, вынудив бороться с ним — и одновременно с самой собой и с соблазном уйти, раствориться в дожде.

«Что я натворила», — гнев отступал, оставляя место для осознания и — как странно это было признавать — благодарности. Ей действительно стоило поблагодарить Малфоя за спасение. Если отбросить мишуру слов, интонаций и улыбок, он действительно ее спас.

— Прости, можно? — раздался рядом тихий голосок Тильды. Малышка стояла рядом со столом, нерешительно глядя на место около Гермионы. Та оглянулась: стол Рейвенкло пустовал, а студенты, которые должны были его занимать, рассаживались за столами других факультетов, живо переговариваясь со своими новыми соседями.

— Да, конечно, — Гермиона дружелюбно улыбнулась. Она ведь совсем забыла о том, что у нее теперь есть Тильда. Маленькая испуганная девочка. Сейчас она сидела рядом и смотрела широко распахнутыми глазами прямиком в душу, словно задавая немой вопрос: «Ты хотела уйти? Ты хотела меня бросить? Ты бы правда меня бросила саму в этой незнакомой спальне, когда страшная гроза шумит за окнами?»

— Гермиона, все нормально? — тихо спросила Тильда.

— Да, — почти шепотом ответила Гермиона, — да, все в порядке. Кушай.

Тильда грустно посмотрела на тарелку с холодным картофельным пюре.

— Еду не греют, потому что пропал весь огонь? — спросила она. — Мне кажется, огонь и свет пропали неспроста. Как будто их залило этим странным дождем.

Гермиона кивнула и хотела уже приняться за еду, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернувшись, она увидела, что Малфой смотрит на нее точно так же, как смотрел в коридоре. Поймав ее взгляд, он неожиданно кивнул и улыбнулся. Гермиона резко отвернулась и глубоко вдохнула, стараясь не задумываться о причинах, по которым Малфой изучал ее спину. Она чувствовала это, его взгляд был легким щекотанием между лопаток, и он невероятно мешал. Наскоро пообедав, Гермиона встала со своего места и покинула Большой Зал. Тильда спешила за ней, а неприятное щекочущее чувство сопровождало ее до самых дверей.

В спальне царил мрак. Тильда с ногами забралась на кровать и закуталась в одеяло. Однако укладываться спать она не стала, сидя на кровати и судя по силуэту, пытаясь рассмотреть во тьме Гермиону.

Гермиона же изо всех сил старалась сдержать злобу, которая снова накатывалась на нее тяжелыми неприятными волнами. Тильда сидела на кровати Джинни. Заматывалась в ее одеяло. Ерзала на ее матрасе. Собиралась спать на ее подушке.

— А мои родители работают учителями, — вдруг изрекла Тильда. — А твои?

— Стоматологи, — глухо отозвалась Гермиона.

— Ты тоже полностью магглорожденная? И я. А к тебе приходила МакГонагалл? А как родители отнеслись? — Тильда сыпала вопросами, будто из рога изобилия. Жалость и стремление заботиться о ней сменились злобой и раздражением. Она и так уже заняла место Джинни в комнате, неужели теперь она набивалась в подружки? Собиралась вытеснить Джинни отовсюду?

— Гермиона, ты в порядке?

— Я вспомнила, — проговорила Гермиона сквозь зубы, — мне нужно к профессору МакГонагалл. Ложись спать. Я скоро приду.

Она вышла из спальни, слишком сильно хлопнув дверью. Злоба сменилась безразличием к тому, что маленькая испуганная Тильда теперь наверняка сидела на кровати, ничего не понимая. Полнейшее равнодушие — вот что она чувствовала. Конечно же, никакая МакГонагалл не ждала ее в своем кабинете. Гермионе хотелось побыть одной. Одиночество в последний день жизни было прекрасным. Никто не лез в душу, не задавал глупых вопросов, не пытался развеять ее тяжелые мысли. Никто.

Гермиона все шла и шла, спускаясь по лестницам, поворачивая в боковые коридоры, преодолевая этаж за этажом. Снова накатила злоба, на сей раз на Малфоя, который своими поступками отдернул ее от окна. Если для него действительно не было разницы, жива она или погибнет, станет Черной, если он действительно ждал этого — зачем отвлек, ведь она была так близка к роковому шагу.

Удар по лбу выбил из головы эти мысли. Гермиона остановилась на месте, силясь понять, где она оказалась и куда ей нужно идти. Впереди нее что-то было, и она решила обойти это, ощупывая препятствие руками. И никто не мог ее осудить за то, что она взвизгнула, когда пальцы нащупали теплую ткань чьей-то мантии.

— Кто здесь?

— Грейнджер, заткнись, — произнес до зубовного скрежета знакомый голос, — мало того, что чуть с ног не сбила, теперь еще и шумишь.

— Малфой, — возмущенно зашептала Гермиона, и это было похоже на шипение рассерженной змеи, — ты что здесь делаешь?

— Наблюдаю, — коротко ответил он из темноты.

— За чем это ты наблюдаешь?

— Ах, прости, Грейнджер, забыл отчитаться, — еще один презрительный смешок из темноты. — Ну ничего, сейчас сама посмотришь. Готова?

— К чему? — пискнула Гермиона, но вместо ответа на ее запястье сомкнулась железная хватка тонких жилистых пальцев, от чего она почувствовала себя снитчем, который поймали после долгой погони.

По глазам резанул ярчайший свет — после двух дней в кромешной тьме он вызывал физическую боль. Гермиона вскрикнула бы от боли, но Малфой еще сильнее сжал ее руку. Наконец, глаза привыкли к свету, и ей удалось рассмотреть, где она и что же так заинтересовало Малфоя.

Он застыл посреди коридора, подобно каменному изваянию. Левая рука его сжимала ту жуткую высушенную руку, что она видела в Лютном переулке. «Рука Славы, — вспомнила она, — дает свет лишь ее владельцу». Он использовал руку, когда вел по школе Пожирателей, а теперь держит ее, даруя ей этот неправедный, но такой долгожданный свет. Лицо его было напряжено, а взгляд устремлен куда-то влево. Гермиона проследила направление его взгляда и больно прикусила щеку, чтобы не закричать. У стены беспомощно топтался мистер Филч, а над ним нависала высокая черная фигура.

— Мы можем ему помочь? — шепотом спросила Гермиона, в отчаянии хватая Малфоя за локоть.

— Нет, — жестко отрезал он. — Он сам выбрал свою судьбу. Сам ее позвал.

— Миссис Норрис, — прокряхтел Филч. — Моя миссис Норрис.

Мир вокруг замедлился, когда черная фигура протянула свою руку и легко толкнула Филча. Он странно дернулся и стал падать. Но рука, толкнувшая его, прикоснулась к плечу. Простое прикосновение, казалось, руку можно отдернуть, но когда фигура пришла в движение, Филч побрел за ней, словно прилип к ее руке намертво. На глазах у Гермионы выступили слезы, когда фигура подошла к окну и просто прошла сквозь стекло, а вслед за ней дюйм за дюймом через стекло проходил и Филч.

— Малфой, пожалуйста, — прошептала она, сжимая его локоть еще сильнее.

— Это невозможно, — пальцы больно впивались в запястье, заставляя руку неметь. Хоть глаза Гермионы и застилали слезы, она видела, как чернеет то, что оказывается на улице: голова, шея, плечи, грудь и руки, торс. Через стекло протягивало уже ноги, и это было самое странное, самое пугающее, самое неприятное, что доводилось видеть Гермионе на своем веку. Тело Черного с человеческими ногами. Наконец, ноги абсолютно беззвучно просочились за стекло, и новый Черный Человек скользнул вниз к подножию замка, к своим новым собратьям.

— Малфой, что это было? — прошептала Гермиона, отпустив его руку.

— Все, Грейнджер, отбой, можно говорить, — сказал он самым обычным голосом, но после тишины коридора и, вероятно, из-за нервного напряжения его слова громыхнули не хуже грома за окном.

— Что это, черт возьми, было? — прокричала Гермиона прямо ему в лицо.

— О, Грейнджер, я на тебя дурно влияю. Ты стала слишком много ругаться, — Малфой лукаво улыбнулся.

— Только что при тебе человек ревоплотился, а ты улыбаешься и делаешь мне замечания? — Гермиона опешила. — Как ты можешь быть таким бездушным? Твоя невеста ревоплотилась два дня назад, а тебе, похоже, совершенно безразлично! Ты хоть вспоминаешь об Астории?

— Нет, — холодом его голоса можно было заморозить всю воду в мире. Жаль только, что на жуткий ливень это не действовало.

— Не может быть, — Гермиона мотнула головой. — Уверена, Астория тебя любила!

Малфой просто разжал пальцы в ответ. Мир вокруг Гермионы тут же провалился во тьму. Она метнулась вперед в попытке снова схватиться за Малфоя с его спасительной Рукой Славы, но короткий звук, прокатившийся эхом по коридору, дал понять, что он отошел от нее. Просто сделал шаг, желая не дать ей схватиться за него.

— Не говори со мной о Ней. И не произноси имени, — донесся из тьмы коридора холодный голос. — Я надеюсь, ты усвоила урок.

— Усвоила, — прошептала Гермиона, ощущая за спиной шевеление хищной тьмы. На запястье снова сомкнулись пальцы, и коридор осветился белым светом.

— Я отведу тебя в твою Башню, — коротко сообщил Малфой. — Ты просидишь там до самого утра.

— Ты действительно можешь не думать про ..? — она сделала многозначительную паузу. — Я не могу. Я постоянно возвращаюсь к ним в мыслях, снова и снова.

— Это твои проблемы.

— Мы действительно не можем отправить студентов в безопасное место? — Гермиона решила перевести тему.

— Да пойми ты, глупая гряз... — Малфой осекся, — пойми ты! Безопасных мест сейчас нет. Есть более защищенные и менее защищенные. Школа — более защищенная, потому что здесь остался я. Нравится тебе это или нет, но я знаю что делать. И кстати, я бы на твоем месте извинился.

— За что? — Гермиона опешила. Это звучало так, как будто это она измывалась над ним семь лет.

— Поверь, Грейнджер, если бы я действительно был бессердечным и жестоким, как ты утверждаешь, я бы создал нелегальный портключ еще с первым ударом чертового грома. А второй уже слушал бы в своем поместье, попивая чай с кексами.

— Прости, — тихо проговорила Гермиона, опуская глаза. — Ты не жестокий. Я была неправа.

— Более чем достаточно, — кивнул Малфой, ведя ее по лестнице. Остаток пути они проделали молча, и лишь остановившись у пустовавшего портрета Полной Дамы, Гермиона вдруг подняла глаза на Малфоя и на едином дыхании выпалила:

— Пожалуйста, давай постоим тут чуть-чуть.

— Вот еще, — фыркнул Малфой. — Не думал, что моя компания доставляет тебе такое удовольствие.

— Нет, просто у тебя есть свет, — призналась она. — А еще ты не задаешь глупых вопросов, как моя новая соседка.

Малфой усмехнулся непонятно чему.

— Спасибо за честность, Грейнджер.

Гермиона понимала, что пришло время отпустить его руку, но она так радовалась свету, что не могла позволить липкой тьме снова наползти на нее. И это заставляло ее цепляться за локоть проклятого Малфоя, как за последний якорь в этом океане мрака и черной воды.

— Все, Грейнджер, я гашу свет, — почти мягко проговорил он и, дождавшись ее кивка, стряхнул ее руку со своего локтя.

Мрак поглотил ее и весь окружающий мир в один миг. Гермиона потянулась вперед, нащупывая раму портрета, и отодвинула ее в сторону.

— Смотри не усни, — шепнул голос над ее ухом. Гермиона застыла, вслушиваясь в удаляющиеся шаги, затем выдохнула, мотнула головой, отгоняя наваждение, и шагнула в портретный проем.