Алая Завеса (джен)

"Невиновных в этом городе нет. Но если выбирать из них самых честных, я явно оказался бы среди кандидатов. Только в городе, в котором все врут, не верили и мне."

Юлиан Мерлин, ноябрь 2010

— Сейчас ты по порядку и очень подробно расскажешь мне, что произошло, — ещё раз медленно и размеренно проговорил Якоб Сорвенгер.

Нервы инспектора были явно на пределе, и Юлиан остерегался того, что сейчас Сорвенгер возьмёт в руки какой-нибудь стул и перейдёт к другому методу допроса.

Юлиан и сам был на взводе, потому что в апатию своё удивление он перевести не смог.

— Я не причастен к гибели Грао Дюкса, — сказал Юлиан точно то же самое, что и пару минут.

— Правда? — спросил Сорвенгер и приблизился к Юлиану, чем заставил его немного испугаться. — Но всё указывает на обратное, мой юный друг. Теперь я понимаю, что в ночь его смерти ты оказался с ним не просто так.

Часы уже пробили два ночи, но это собрание расходиться не собиралось. Сорвенгер совсем не думал о сне, но стоящий в углу младший инспектор Пол Уэствуд Глесон явно клевал носом.

— Это была случайность. Герр Сорвенгер, я должен вам кое-что рассказать.

— Ни слова! — шкала спокойствия инспектора явно сдвинулась с места. — Сказки свои будешь рассказывать в тюрьме, где ты окажешься очень и очень скоро.

— Грао Дюкс раскрыл мне план Молтембера и я должен предупредить вас...

— Мы на допросе. Не путай допрос и литературный вечер. Итак, в ночь гибели мистера Дюкса ты чудесным образом оказался с ним в машине. Он загадочным образом погиб, а ты выжил. Едва покину больницу, ты украл ключи у Гёкхана Эриксена и проник в дом к Грао Дюксу. С какой целью?

— С целью узнать...

— Узнать что? — недовольно спросил Сорвенгер. — Знаешь ли, мне ситуация видится совершенно с иной стороны. Ты что-то хотел у него украсть. Что-то такое, что при жизни он ни за что бы не отдал. Моя версия правдива?

— Нет.

Юлиану очень хотелось выпалить всё, что он узнал, но это было определённым риском. Воспоминания Грао Дюкса предупредило его, что договор с Эрхарой в любом случае карается смертью, а этого допустить было нельзя.

— Ты был под подозрением ещё неделю назад, когда случилась авария, — поведал Сорвенгер. — Но я сам настаивал на том, что это не мог быть ты. Но теперь... Когда ты снова оказываешься втянут в дело Грао Дюкса...

— Его убил не я, а Агнус Иллиций...

В это время дверь кабинета открылась и вошла Ривальда Скуэйн. Её появление показалось Юлиану лучиком надежды, ведь только с ней он мог откровенно поговорить о том, что узнал час назад. Но, увидев её промелькнувший взгляд, Юлиан понял, что всё потеряно.

— А я говорила, Якоб, — сходу сказала она, усевшись прямо за рабочее место Глесона.

— Ты всегда права, — согласился с ней Сорвенгер. — Прости, что я не верил. Как ты узнала, что сегодня он отправится в дом к мистеру Дюксу?

— Он не так неуловим. После гибели Грао он дал промашку. Эта ошибка стоила ему проигрыша.

— Вы серьёзно? — воскликнул Юлиан. — Миссис Скуэйн, вы считаете, что я кого-то убил?

— Да, Юлиан, — сухо произнесла она, рассматривая какие-то важные бумаги Глесона. — И я постараюсь доказать твою причастность к убийствам Ровены Спаркс и Люция Карнигана.

— Ещё и их? Вы с ума сошли? — не вытерпел Юлиан.

Он был готов начать крушить весь кабинет, но руки его были закреплены наручниками к столу. Ещё бы — на данный момент он самый опасный преступник Зелёного Альбиона.

— Я тоже так думала. Но мои глаза не врут мне. На задней стороны затылка Грао Дюкса были найдены следы удара тяжёлым предметом. Мы не говорили тебе об этом, чтобы ты считал, что ты контролируешь ситуацию.

— Но это логично! — воскликнул Юлиан. — Мы же врезались в дерево!

— Рана была нанесена до смерти, а не после, как хочешь сказать мне ты.

— Но я же не такой идиот! Я бы не стал убивать человека в машине, которая ехала на полной скорости! Это чудо, что и я выжил!

— Она не ехала на полной скорости, — сказала Ривальда. — Скорее всего, она не ехала вообще, когда ты убивал Грао Дюкса. Ты ударил Грао Дюкса по голове, что могло привести либо к потере сознания, либо к мгновенной смерти. Ты не мог знать наверняка. Чтобы скрыть следы преступления, ты инсценировал аварию. Так? Отпираться глупо.

— Глупо — это то, что вы сейчас сказали.

— Нет. Глупым был ты, когда проворачивал своё дело. На автомобиля Грао Дюкса не была включена передача. По-моему, на нулевой передаче машины об деревья не разбиваются.

Юлиан оказался загнан в угол. Теперь и впрямь отпираться глупо, потому что правда не значит абсолютно ничего.

— Но вы же врёте, миссис Скуэйн! — в отчаянии крикнул он.

— Будь поосторожнее со словами, — сказал Юлиану Сорвенгер. — Ты разговариваешь с работникам Департамента.

— Вы все лжёте! — сказал Юлиан. — Не надо сознаваться в этом, миссис Скуэйн. Но знайте — в доме у Грао Дюкса я узнал всю правду. В том числе и о вас.

— Он мне твердил об этом целый час, — проговорил Сорвенгер. — Но в доме Грао Дюкса нет никаких записей. Он был обыскан неоднократно.

— Это Комната Воспоминаний, — поведал Юлиан. — Миссис Скуэйн, мне надо срочно поговорить с вами наедине. Тогда я не выдам вашей тайны.

— Как ты смеешь обвинять меня в чём-то? На данный момент самый лучший выход для тебя — это молиться, что мы не найдём доказательств убийств Ровены Спаркс и Люция Карнигана.

Юлиан опустил голову вниз. Он усердно сочинял в голове умную речь, но слова не приходили в голову. Мелькали образы, картинки, какие-то формулы, но в слова они не преобразовывались. Теперь Юлиан всё прекрасно понимал, но сам стал жертвой своих же знаний.

— А вы ведь всё знаете, миссис Скуэйн, — тихо сказал Юлиан, но потом увеличил тембр. — Вам не может быть неизвестно, о чём же таком я узнал в доме у мистера Дюкса. Вы знаете, что произойдёт через три дня. Знаете, что вам никто не поможет. Знаете, что я не при чём.

— Замолчи, Юлиан. Тебя никто не собирается слушать, — равнодушно проговорила Ривальда.

— Да мне плевать, что не собираетесь! В какую игру вы играете? Скажите прямо! Вы же всё равно всех купили здесь! Сорвенгер открыто говорит вашими словами! Что это? Внушение? Деньги? Или вы умеете убеждать другим способом?

Он с силой ударил ногой в стол, но угодил мизинцем прямо в ножку и острая боль пронзила всё тело Юлиана. Но её глушила накапливающаяся злость Юлиана. Демон внутри рвал цепи и грозился вырваться наружу.

Это даже заставило Глесона очнуться и снова прийти к жизни.

— Я умею усмирять людей, — сказала Скуэйн. — Ты хочешь, чтобы я тебя усмирила?

— А мне уже всё равно. Я проиграл. Но правда за мной, а не за вами. Вы знаете, что случится, если через три дня вы умрёте? Вам будет всё равно, поэтому я не понимаю, какой толк в том, что вы оградили меня от общества, посадив сюда. То, что я не выдам вас людям, спасёт вашу репутацию, но не жизнь. Или у вас в запасе другой план, а я ему мешаю?

Ривальда смотрела на него таким взглядом, будто понимала каждое его слово и действительно знала, что юноша прав. Но в то же время это лицо отражала и равнодушие в отношении к Юлиану, не позволяя выйти наружу хоть капле человечности.

— Надо наложить на него какое-нибудь заклятье, — предложил Сорвенгер. — Пусть успокоится, а утром мы вернёмся к этой теме.

— Но вы же не собираетесь меня слушать! Поговорите между собой, придумайте новые улики. Герр Сорвенгер, вы честный человек, вы должны понять, что она обманывает вас! Инспектор Глесон, вы ведь тоже понимаете...

Глесон был слишком молчалив. Юлиан догадался, что на инспектора было наложено какое-то заклятье, которое не позволяло ему выговориться. Или и говорить вовсе.

— Пора в камеру, Юлиан, — сообщила Ривальда. — Пора привыкать к ней.

— Через три дня вы умрёте. Тогда люди поймут, что я невиновен и оправдают меня. Заклятье разрушается со смертью наложившего, значит герр Сорвенгер и инспектор Глесон одумаются.

— Ты угрожаешь мне смертью? — удивилась Ривальда.

— Не я, — сказал Юлиан. — Вы сами знаете, кто.

— Вставай! — перебил его Сорвенгер.

Юлиан встал, но максимально пытался сохранить горделивое выражение лица. Пусть он и проиграл, но честь он сохранит, как может. Ведь на данный момент у него ничего нет.

— А я всё же скажу! Пусть слышат все! Договор с Эрхарой! Я вижу по вашему лицу, оно изменилось. Молтембер оттуда бежит и, мне кажется, что вы как раз этого и хотите.

В это время Ривальда вытянула руку вперёд и волна заклинания едва не вырубила Юлиана. Уже падающего юношу подхватили Глесон и Сорвенгер и повели из кабинета.

Напоследок Ривальда приподняла голову Юлиана и сказала ему прямо в лицо:

— Никогда не смей меня обвинять в связи с чёрными силами. За обвинение, связанное с Эрхарой, я уничтожу тебя собственноручно.

Юлиан попытался бросить ей что-то в ответ, но обнаружил, что его губы не двигаются. Зато голос в голове кричал "Теперь я точно знаю, что вы замешаны", но его не слышал никто.

Более того, никто не собирался слушать.

Юлиана волокли в подвал, куда поглубже, туда, где было холоднее всего. И заключённых тут гораздо меньше, и место мрачнее. Пожалуй, самое идеальное место для того, чтобы провести здесь ночь. Возможно, что и не одну.

Юлиан даже не заметил сразу, один ли он в камере или нет, потому что инспектор Глесон приложил свою руку к его лбу и юноша мгновенно уснул.

А утром он проснётся в надежде, что это сон. И история продолжится.

Но утро началось совершенно не таким образом, каким он планировал. Уже часов в семь над его головой раздался громкий крик, заставивший в мгновение ока проснуться. Это был инспектор Глесон и снова вызывал на допрос.

Идеальное начало утра. Зелёный Альбион — это настоящий город-сказка.

На этот раз не было ничего особо интересного — Сорвенгер задавал все те же самые вопросы что и ночью, Юлиан примерно то же самое отвечал. На этот раз старший инспектор не был таким нервным, но явно тепла к Юлиану он излучал мало.

— Я пойду попью кофе, — сообщил он примерно через час. — Уэствуд, проследи за ним.

Сорвенгер окинул на прощание Юлиана крайней презренным взглядом и отправился восвояси.

Юлиану очень хотелось биться головой о стол до тех пор, пока мозги не вытекут наружу. По крайней мере, это оградит Юлиана от позорного пребывания в этом месте и не менее позорного грядущего будущего в тюрьме за убийство, которого он не совершал.

— Ох, юноша, ваша приключения в этом городе начались в этом месте и, всё идёт к тому, что здесь же закончатся, — печально проконстатировал факт Глесон и присел за своё место.

— Вот ведь ирония, — подыграл Юлиан, опустив голову и уставившийся на свои кеды.

Только сейчас он обнаружил, что на ночную работу он вышел в брюках, пальто и кедах.

— Я не пытаюсь шутить, — поведал Глесон. — Всё это печалит меня больше всего.

— Вы верите в то, что я виновен? — спросил у инспектора Юлиан.

Глесон немного покрутил свои рыжие усы, и, прикусив нижнюю губу, сказал:

— Я не знаю, во что верить. Но против тебя и впрямь немало улик, с которыми трудно поспорить.

— А вы своими глазами эти улики видели? — спросил Юлиан, надеясь, что приблизится тем самым к истине хотя бы на маленький шажок.

— Некоторые видел, а некоторые нет. Я тут собирался у тебя кое-что другое спросить. Вчера вдруг промелькнули слова про Эрхару. Что ты имел в виду?

Юлиан насторожился.

— Это значит, что вы не были заколдованы вчера? — спросил он.

— О чём ты?

— Я думал, что Ривальда Скуэйн заколдовала вас и вы не могли слышать и говорить. И, наверняка забыли всё.

Глесон около секунды переваривал случившееся, после чего легонько ухмыльнулся и ответил:

— Нет, Юлиан Мерлин. Я слышал твои предположения вчера, и, отлично понимаю, что сделаны они были под состоянием стресса. Это допустимо. Ну так что? Ты скажешь, что имел в виду, когда произносил слово "Эрхара"?

В другом случае Юлиану могло бы показаться, что Глесона сюда кто-то заслал для того, чтобы он выведал его тайны. Но инспектор выглядел настолько честно, что заподозрить его в таком было совершенно невозможно.

— Я не могу вам сказать, — тяжело произнёс Юлиан. — Обо всём этом я могу говорить только с миссис Скуэйн.

Само собой, Юлиан сомневался в правильности своих решений. Может, и стоило Глесону всё рассказать? Он человек добрый и должен понять всё. Только вот вряд ли Ривальда допустит в свет и его.

Рассказать всё Глесону могло быть равнозначно обречению инспектора на удел Юлиана.

— Но я инспектор полиции, — сказал Глесон. — У меня есть право задавать тебе такие вопросы.

— Я не знаю законов, — сознался Юлиан. — Но при аресте герр Сорвенгер сказал мне, что я имею право хранить молчание.

— Хорошо. Имеешь. Но я с тобой хотел поговорить не как полицейский, а как человек. Понимаешь, мы тут не пойми на заключение или казнь не отправляем. Каждое дело досконально расследуется. Я не помню, чтобы невиновного признавали виновным. Не в моём участке.

— У меня не тот случай. Скоро я и сам поверю, что виновен.

— Если ты и впрямь не виновен, — сказал Глесон. — То ни за что не сядешь в тюрьму. Сорвенгер не позволит. Он очень умный прокурор.

— Он прокурор? — спросил Юлиан.

— Да.

В этот момент вернулся Сорвенгер и более-менее чего-то стоящий разговор с Глесоном прекратился. Всё началось сначала, и начиналось ещё не раз, но к нужному результату не приводило.

Ни тот, ни другой не желали сдаваться.

Юлиан с горечью осознал, что у него опять началась новая жизнь. Слова Глесона о правосудии ничего не значили, потому что если против него придумывает улики тот, кто должен защищать, ничего не добиться.

Если судья хочет признать подсудимого виновным, двух вариантов быть не может.

Если Ривальда Скуэйн хочет чего-то добиться, она сделает это легко и в изящном стиле. Например, так, как сделала сейчас.

Всё-таки, как же хитро она победила Юлиана! Даже сейчас это заставляло только восхищаться ею.

Только вот взгляд этой коварной женщины Юлиан не забудет. Взгляд, обрекающий Юлиана на страдание. Взгляд, открыто признающий, что обманывает. Взгляд, буквально насмехающийся над Юлианом.

Когда Юлиан вернулся в своё новое жилище, обнаружил, что он не единственный поселенец в этой камере. На соседней койке уныло и обречённо лежал коротко постриженный и седой мужчина лет сорока пяти, явно скучая по тому поводу, что он оказался здесь.

— Вчера так и познакомились, — проговорил заключённый, на что Юлиан предпочёл не реагировать.

О заключённых у Юлиана были не самые лучшие представления до этого момента, поэтому не было предпосылок для того, чтобы он вдруг передумал.

— Тебе не стоит ничего бояться, — проговорил сосед. — Можешь поговорить со мной.

Юлиан вытащил свою голову и посмотрел на соседа. Всё же выглядел он не совсем так, как должен был выглядеть уголовник по мнению Юлиана.

— За что ты оказался здесь? — спросил сосед, не дожидаясь, когда Юлиан начнёт душевный разговор.

— Убил Грао Дюкса, — не поворачивая головы, ответил юноша. — А ещё Ровену Спаркс и Люция Карнигана.

— Похвально, — кивнул сосед, явно не веря ни одному слову. — Кто-то говорит, что в тюрьме за такое уважают.

Юлиан кивнул. Он очень не хотел общаться с заключённым. На самом деле, называть этого человека заключённым было не вполне корректным, так как пока что он, как и Юлиан, находился всего лишь в следственном изоляторе.

— А ещё через три дня я убью Ривальду Скуэйн, — после неловкой паузы сказал Юлиан. — Не знаю как, но это случится.

— О кончине Спаркс и Карниган я действительно слышал, — ответил сокамерник. — Честно говоря, мне очень жаль. Я нахожусь здесь всего две недели, поэтому знаю, какой пеленой тайн окутаны эти смерти.

— Меня действительно в этом подозревают, — сказал Юлиан, понимая, что из этих стен ничего никуда не выйдет.

— Но ты невиновен? — предположил сокамерник.

— Само собой, да.

— Здесь каждый говорит, что невиновный. На то он и следственный изолятор. Такова работа обвинителей — заставить подсудимых сознаться.

Юлиан очень хотел оказаться в одиночке и остаться наедине со своими мыслями, но даже такой привилегии ему не оказали.

— Мне сознаваться в не чем, — сказал он.

— А я виновен, — ответил сокамерник. — Меня зовут Эдвард Арчер, если что. Вдруг придётся подружиться.

Это навряд ли. Юлиан не какой-то там зек, чтобы вступать в дружбу с закоренелыми преступниками.

— Я надолго здесь не собираюсь задерживаться, — проговорил он и откинулся на жёсткую подушку, надеясь, что Арчер потеряет его из поля зрения и перестанет разговаривать.

Но он не перестал.

— От тебя это не зависит. Следствие порой ведётся месяцами. Иногда после этого говорят "простите, мы ошибались и вы свободны". И всё. Это справедливо?

— Не совсем, — сказал Юлиан.

— Так как тебя зовут?

— Юлиан.

Фамилии своей он говорить не стал, потому что привык её не любить из-за того, что она досталась ему от отца, которого он совсем ещё недавно ненавидел.

Что подумал бы отец, увидев своего сына подозреваемым в убийстве года номер один?

— А я Эдвард. Говорил уже. Я знаю, за кого ты считаешь меня и поэтому не хочешь со мной общаться. Но я сразу сказал, что бояться меня не следует. Да, я виновен. Но я никого не убивал.

Намёк на то, что он лучше Юлиана, который порешил сразу троих знатных людей города?

— А за что вы здесь? — спросил он, явно не выражая тем самым никакого интереса.

— Как это обычно бывает — поддался на соблазн, не подумал и кое-что украл. Сказали, что в особо крупных размерах, хотя это была всего лишь коллекционная монета. Дело не в том, сколько украл, а у кого украл.

— И у кого же?

Сокамерник совсем не давал Юлиану подумать. Даже неизвестно, что сейчас лучше — допрос у Сорвенгера или это общение. Если слово "общение" здесь вообще хоть как-то уместно.

— У Стюарта Тёрнера. Слышал о таком?

— О да, — сказал Юлиан. — Я его ещё и видел. Не самый приятный человек.

— Похоже, что ты очень много знаешь, Юлиан. Теперь Тёрнер из кожи вылезет, но посадит меня. У меня нет никакого выбора.

Знакомая ситуация. Если хотят посадить, то посадят в любом случае. Безо всяких вариантов. Только кого-то на пару лет, а кого-то на несколько пожизненных сроков.

— Я тоже влез не в своё дело и поплатился за это, — сознался Юлиан.

— Так что же ты сделал тогда?

— Ничего я не делал. Я пытался разобраться во всём, но никому это не было нужно. Теперь меня спрятали сюда, чтобы не мешал.

Эдвард скрутил губы в трубочку и привстал с койки, так и оставшись сидеть на неё с задумчивым видом.

— Они могут использовать зелье правды, — спустя какую-то паузу сказал он. — Почему не делают так? Это же всё упростило бы.

— Наверняка, причины есть.

— Конечно есть. Во-первых, это ограничивает права и свободу человека. А во-вторых, это зелье можно обмануть. Если знать, что надеть или что принять перед допросом.

Юлиан был уверен, что если бы ему дали зелье правды, он чудесным образом сознался бы в убийствах Дюкса, Спаркс и Карнигана. И ещё в парочке, о которых дальше не знал.

— Здесь никто не ценит права человека, — вздохнул Юлиан. — Правосудия в этом городе нет.

— Какая точная фраза, — согласился Эдвард. — Не думал, что услышу её именно от тебя. Я всегда любил этот город. Но чем он стал сейчас... Тут не место честным людям, к сожалению. И народ это знает. Среди людей витает слух, будто бы какой-то мстительный демон вышел на охоту и убивает неугодных ему людей.

— Этим демоном считают меня.

— Не похож ты на демона. И на убийцу тоже. Знаешь, в газетах правду утаивают. И у Спаркс, и у Карнигана вдруг случился сердечный приступ. Якобы. Как умер Грао Дюкс?

— Газеты пишут в аварии. Но я был на момент его смерти с ним в машине и он умер до неё. Его сердце остановилось за мгновение.

— И поэтому ты здесь? Ты находился с ним на момент смерти, а значит и являешься первым подозреваемым. Всё логично. Тут среди заключённым любопытный слушок ходит. Там, в самом низу подвала такой же смертью умер некий Тильман Штрассер.

— Кто это? — спросил Юлиан.

— Какой-то подозреваемый. Попал сюда в конце августа вроде бы. Так вот его тело нашли ранним утром без всяких признаков насилия или приступа.

— Странно, но я об этом не слышал, — задумался Юлиан.

— А кому несчастный зек нужен? Особенно тогда, когда умирают такие видные люди. Но то, что он умер точно такой же смертью, как и они, очень интересно... Не находишь?

— Был бы я поумнее, я бы чего-нибудь понял. Но я не такой умный.

Эдвард откинулся обратно на подушку. Похоже, что он тоже очень скучал.

— Но время подумать у тебя будет, — сказал Арчер. — У нас обоих.

До самой ночи Арчер и Юлиан отрывками переговаривались между собой. От скуки и отсутствия альтернативы он изложил ему всю свою жизнь. Он рассказал и о работе в Департаменте, и о побеге Агнуса Иллиция, и о своём известном отце, и отношениях с Пенелопой, и о драках с вервольфами. Не стал затрагивать только самое последнее — договор семерых с Эрхарой. И о подозрениях в адрес Ривальды Скуэйн тоже промолчал.

Дважды за сегодня их накормили какими-то отбросами, которые едва не спровоцировали у Юлиана тошноту. По большей части он так и остался скорее голодным, чем нет. А вот Эдвард Арчер съел всё, и даже остатки порции Юлиана, которыми юноша так усердно поделился.

Внешность явно была обманчива и Арчер оказался человеком более приятным, нежели казался с первого взгляда и с самых первых своих слов. Его жизнь тоже была достаточно интересно, и не от великого счастья он пошёл на кражу антикварной монеты.

Каждого человека по своему жаль. Но Арчер был одним из тех, на кого это правило распространялось в особенности. Ему хотелось верить и сопереживать.

Но много разговаривать всё же желания не было.

Наверняка уже время зашло за полночь, когда Юлиан заснул. Во сне он снова представлял себя сначала в Свайзлаутерне под крылом матери. Это место так и осталось для него самым счастливым и лучшим. Потом он вспомнил и дом своего деда, который после всех этих событий казался уже более лицеприятным и приветливым, чем ранее.

Но Юлиан проснулся от того, что ощутил над собой нависающую тень человека. Он широко раскрыл глаза и обнаружил стоящего с ножом Эдварда Арчера. Он завёл нож прямо над Юлианом и в его планы явно не входило то, что парень проснётся.

Это могло оказаться сном, но Юлиан сейчас разницы не ощущал, поэтому попытался вскочить с койки и оказать хоть какое-то сопротивление обманчивому соседу.

— Прости, парень, — покаялся Эдвард и с силой ударил ножом прямо в грудь Юлиана.

Время замедлилось и Юлиан понял, что отсюда выхода нет. Он чувствовал наступление мгновенной смерти и уже ожидал, как будет отдаваться в её объятия и кружить с ней последний танец.

Но в дюйме от грудной клетки нож вдруг врезался в какую-то невидимую стену, после чего нож наполнился синей волной тока и ударил им в руку покусителя.

Ощутив острую боль, Арчер отдёрнул свою руку, но это был не единственный сюрприз на сегодня. Словно из груди Юлиана вырвался какой-то клок силовой энергии и крепко отбросил Арчера прямо к противоположной стене.

— Прости, парень, — сконфузил лицо Арчер, потирая ушибленный конечности и бока.

Юлиан испуганно вскочил и прижался всем телом к стене. Он не ожидал, что таким чудесным образом избежит смерти, но второй заход Арчера никто не отменял. Кто знает, вдруг такой единичный и уникальный случай больше никогда не повторится?

— Что у вас там происходит? — послышался чей-то хриплый и громкий голос снаружи клетки.

Юлиан мгновенно подпрыгнул к клетке и закричал:

— Тут покушение на убийство!

Послышались громкие шаги, после чего дверь клетки с грохотом отворилась и в камеру вошли два охранника:

— Арчер, кто дал тебе нож? — яростно спросил один из них.

Другой подошёл к Эдварду, сильно ударил ногой по животу, после чего наступил на руку и изъял нож.

— Откуда у заключённого оружие? — спросил он, осматривая нож, который при свете фонаря всё больше напоминал элементарную заточку.

— К Сорвенгеру его! — крикнул один из охранников.

Арчера скрутили, и, ударив ещё раз, повели наверх.

Юлиана тоже не оставили без внимания — ему нацепили на руки наручники и заставили волочиться сзади без "всяких этих штучек".

Едва ли не все заключённые других камер пробудились от сна и внимательно рассматривали конвой. Кто-то даже кричал что-то вдогонку, но охранники не отвечали им, потому что главная забота была сейчас другой.

— Он пытался убить меня! — закричал Юлиан Глесону, едва только оказался в его кабинете.

Глесон уже давно клевал носом и крик Юлиана разбудил его, заставив прийти в недовольство.

— Где герр Сорвенгер? — спросил один из охранников.

— У него сегодня нет ночной смены, — ответил Глесон.

Его лицо было просто апогеем недовольства, потому что он явно собирался таким образом прокемарить до самого утра. А утро было не так далеко — часы показывали четыре ночи.

— Он пытался убить меня! — ещё раз воскликнул Юлиан, которому опять начало казаться, что его никто не слушает.

— Так ты не только вор, Арчер, но ещё и убийца, — поджав губы, сказал Глесон и встал. — Я жду объяснений!

Арчер застыл словно вкопанный и побледнел.

— Я не хотел. Я не хотел, сэр, я не хотел!

Юлиан нахмурил брови. Из беспощадного убийцы Арчер вдруг превратился в испуганного мальчишку.

— Теперь ты сядешь не на два года, а лет на десять. Ты рад? Ты думал хоть о чём-то?

В глаза Арчера проник неистовый страх.

— Простите, но я был сам не свой, — попытался он оправдаться, но один только взгляд Глесона чуть не убил его.

В этот самый момент в кабинет влетела Ривальда Скуэйн, едва ли не снеся дверь ногой.

— Что произошло? — спросила она, оглядев за секунду всех присутствующих в помещении по очереди.

На Юлиане застыл самый долгий её взгляд.

— По их словам, Арчер пытался убить Мерлина, — сообщил Глесон, заставив Ривальду задуматься.

— В карцер его. До утра, — распорядилась она.

— В карцер? — удивился Глесон. — Мы даже не устроим ему допрос?

— Ему допрос и не нужен. Очевидно, что Арчер делал это под какими-то чарами.

— Да-да, под чарами, — заговорил Арчер.

Как есть, маленький напуганный мальчишка. Что же такого с ним случилось.

— С чего вы взяли? — спросил у Ривальды Глесон.

— Позже расскажу. Допрашивать нужно Юлиана Мерлина, а не Арчера. Отправьте его уже в карцер!

Охранники послушно повиновались и, скрутив Эдварда ещё раз, снова куда-то увели. Похоже, что бедолагу-соседа Юлиан увидит ещё очень не скоро.

Надо сказать, Юлиан всё ещё был очень напуган тем, что минуту назад едва не погиб.

— Я жду твоих комментариев, — строго сказала Ривальда, начав искать место, на которое можно присесть.

Её излюбленное место Глесона было занято им самим, поэтому ей пришлось довольствоваться стоячим положением.

— Я должен поговорить с вами наедине, — настаивал на своём Юлиан.

— Это не нужно.

— Я хочу признаться, — выпалил неожиданно сам для себя Юлиан.

— В чём?

— Это я расскажу вам только наедине.

Ривальда обменялась взглядами с Глесоном, но ни к чему стоящему эта взаимная перестрелка не привела.

— Хорошо. Устрою аудиенцию.

С души Юлиана словно спал камень и он тяжело вздохнул, вспоминая тот момент, когда находился на волоске от смерти.

Не снимая наручников, она затащила его в тёмный пустующий кабинет Сорвенгера, так и не включив там свет. Юлиану показалось, что сейчас она сейчас завершит начатое Арчером, но вместо того она сказала:

— Начинай.

— Это же вы заставили Арчера убить меня? — спросил он.

— Я жду признания, которое ты обещал.

— И поэтому вы сразу отправили его в карцер, чтобы он не рассказал, что это вы, — невзирая на серьёзность намерений Ривальды, продолжил он.

Его намерения были не менее серьёзны.

— Любопытная сказка, не лишённая смысла. Но ещё одно подобное заявление, и ты отправишься в карцер вслед за Арчером.

Тем не менее, рискнуть стоило.

— Я знаю о договоре с Эрхарой. Благодаря ему Молтембер был побеждён. Я знаю, что вы были одной из тех семерых. И знаю, что остались только вы одна.

Похоже, что Скуэйн нарочно не включила свет, чтобы Юлиан не видел реакцию её лица. Оставалось только догадываться, каким оно было.

— Через два дня Иллиций доберётся и до вас, после чего Молтембер освободится из Эрхары.

— Было бы мудрым заточить его именно туда, но это противозаконно. И кто тебе сказал, что в случае смерти тех, кто заключил договор, Молтембер вернётся?

— Грао Дюкс. Он это собирался мне сказать. Он верил мне, а я подвёл его.

— Я жду твоих признаний.

— То есть, вы не хотите меня слушать? Миссис Скуэйн, вы же знаете, что я не причастен к убийствам! Зачем прятать меня здесь?

— Потому что это сделал не Иллиций, а ты. В мотивах нам только предстоит разобраться.

Юлиан снова был готов биться что есть мочи головой о стол, но что-то смогло его остановить. Наверняка то, что Ривальда была подозрительно спокойной.

— Признания, — тихо сказала она.

— Это и есть моё признание. Я вам признался, что знаю, почему гибнут люди. Вы готовы к тому, чтобы погибнуть?

— Если это угроза, то не боюсь.

— Послушайте меня! Через два дня вы можете умереть! В городе находится шпион, который помогает Иллицию вызволить из заточения Молтембера. И я считаю, что это вы.

— Смело, — равнодушно произнесла Ривальда.

— Я — свидетель. Я залез слишком далеко. Именно поэтому вы хотите убить меня.

— Но ведь я спасла тебя, — сказала Скуэйн.

— Каким образом?

— От смерти тебя спас мой амулет. Может, ты подумал, что в тебе заключена какая-то великая сила, которая не пропускает ножи к твоему сердцу?

— А кто знает. Вы же считаете, что я убиваю присяжных на расстоянии. Это сильная магия.

— Пока ты подозреваемый только в деле Грао Дюкса. А его ты убил при непосредственном контакте. Сейчас ты должен признаться, иначе мне придётся отправить тебя в карцер.

Юлиан понял, что Ривальда не слышит его. Вернее говоря, слышит, но ей это совсем не нужно.

— Я почти знаю, где может прятаться Агнус Иллиций. И я расскажу вам, если вы отпустите меня из тюрьмы. Хотя бы под залог.

— Не отпустим, — сухо произнесла Скуэйн. — Не исключено, что ты с ним в сговоре, и это какая-то ловушка. Из этих же стен магия не работает, поэтому ты сейчас безопасен.

— Не работает? — удивился Юлиан. — Но ведь кто-то заколдовал Арчера, чтобы он убил меня!

Ривальда промолчала, потому что не знала ответа на этот вопрос.

— В этом случае надо проверить Арчера на предмет колдовского воздействия. Не исключено психологическое воздействие, а не магическое. Не исключено и его желание. Твёрдо мы не можем быть уверены.

Юлиану начало казаться, что на этом месте Ривальда в чём-то ошиблась. Не мог такой выдающийся ум допустить несостыковку — в стенах полиции магия не работает, но Арчер был заколдован.

— Полагаю, что вы убьёте его, — предположил Юлиан. — Чтобы он молчал.

— У меня более нет терпения. Нет признаний — нет аудиенции. Я итак оказала тебе великую честь.

Юлиан замялся, потому что в его голову прокралась тень сомнения. Согласиться с ней и сдаться, или бороться дальше?

— Есть у меня кое-что, — решил сказать Юлиан. — Но мне кажется, что вы итак это знаете. В этой тюрьме один из заключённых погиб той же смертью, что и трое присяжных.

Выражало ли лицо Ривальды удивление? Выражало ли оно, напротив, насмешку? Она маскировала это отсутствием света, тем самым всё глубже и глубже заводя Юлиана в заблуждение.

— Я не знала об этом, — сказала Ривальда, и, опять же, Юлиан не мог понять, лжёт она или нет.

— Его звали Тильман Штрассер, — сознался Юлиан. — Он тоже заключал договор с Эрхарой?

— Я не знаю ничего об Эрхаре, но о смерти заключённого я не слышала.

— Может быть, вам будет полезно.

— В этом случае наш разговор окончен. В карцер переведён не будешь. В камере сидеть будешь один. Считай это за мою милость и мою благодарность, Юлиан.

Она вышла из кабинета, не забрав с собой Юлиана. Так он и просидел здесь в наручниках около десяти минут, прежде чем его забрали охранники и отвели в камеру.