Осколки (гет)

Первым, о чем подумал Диаваль после пробуждения, что боли больше нет. Ощущение было двоякое — он уже привык воспринимать ее как доказательство, что он еще жив. Когда рука нещадно болит, сомневаться в ее наличии сложно. Теперь же пришлось прислушаться к себе куда внимательнее, чтобы удостовериться, все ли на месте. Это повлекло за собой второе открытие — обе его руки целы! Но старая фея говорила, что лечить магией его может только Дорика, а она, даже если бы нашла недостающий осколок, вряд ли стала бы растрачивать свои способности на пленника. Да и на мягких постелях пленных не кладут.

Хотя нет, не так — старуха говорила, что магия подействует на него только если ее обладатель касался кристалла и использовал его силу. Но ведь и Малефисента касалась его! Эта запоздалая мысль резанула ножом, а за ней пришли и другие. Лучше уж навсегда остаться без крыла, чем смотреть, как хранительница болот превратится в подобие Дорики. Впрочем, Малефисента ведь бросила кристалл? Последнее, что он помнил — она стояла совсем близко, а злосчастный камень держала в руке правительница Ракара, но пользовалась она не им, а своей врожденной магией. Только вот Аврора об этом не знала.

— Аврора! — оклик сам собой сорвался с губ, когда ворон вспомнил, как в беззащитную спину девушки целятся мечи рыцарей.

К его удивлению, совсем рядом, за пологом, послышалось шевеление, и над ним появилось лицо молодой королевы, которую он едва не записал в покойницы..

— Ну наконец-то! Мы уже начали беспокоиться. — Аврора лучезарно улыбнулась ему, и на душе тут же потеплело. Хотя не до конца.

— Слава богам, ты цела, — облегченно выдохнул ворон, и тут же оглядел девушку внимательнее — не поторопился ли он, не всякая рана заметна сразу.

— Цела-цела, — рассмеялась Аврора, разгадавшая его беспокойство. — Как и ты, хотя крестной пришлось с этим повозиться. Кстати, она просила позвать ее, как только ты очнешься. Я ее пару часов назад отослала, сама она бы, наверно, и вовсе не ушла. Подожди, я мигом!

Аврора вылетела из комнатки раньше, чем Диаваль, вновь посерьезневший и встревоженный, успел спросить, все ли в порядке с самой феей.

Малефисента появилась быстро, но время — слишком относительная субстанция. Для Диаваля прошла вечность, в которую он во всех подробностях представил, как лишенная души фея входит в комнату и пронзает его ледяным взглядом. Когда она и впрямь вошла, он не сразу решился поднять на госпожу глаза.

Взгляд ее не был ледяным, напротив, он сиял жизнью, чего Диавалю приходилось видеть нечасто. Он вглядывался в ее черты в поисках отпечатка, оставленного кристаллом, но, вопреки желанию, вновь и вновь возвращался к голове. Мысль о том, что там чего-то не хватает никак не давала сосредоточиться на прочем.

Малефисента поймала ее взгляд и невесело усмехнулась.

— Смущает мой новый образ?

— Нисколько, госпожа, если только вы не решите, что новые рога вам теперь нужнее запасных крыльев, и не замените меня горным козлом.

Смех у феи был живым и заразительным, и ворон даже устыдился своих недавних домыслов. В конце концов, старуха говорила, что кристалл тянул из Дорики душу десятилетиями, а Малефисента держала его в руках считаные минуты.

Они говорили долго — слишком много накопилось за время разлуки. Говорили обо всем и ни о чем. Первое время компанию им составляла Аврора. Она то и дело прерывала Малефисенту, когда та рассказывала о случившемся в тронном зале после того, как ворон лишился чувств, и, в конце концов, фея передала слово ей. Аврора умела рассказывать. Только в самом конце она запнулась, явно не до конца определившись, как относиться к поступку рыцаря — предал их Фернан или спас?

— Они еще могут вернуться... — задумчиво закончила она свой рассказ, но Диаваль только покачал головой.

— Они не вернутся.

Ворон знал, что заставило Фернана помочь им — их судьбы будто зеркально отражали друг друга, с той лишь разницей, что рыцарю уже никогда не добиться взаимности от бездушного идола, в который превратилась Дорика, однако брошенные Авророй в темнице слова заставили его усомниться, так ли безответны чувства ворона. Пожалуй, знай Фернан Малефисенту чуть лучше, он ни за что не предал бы госпожу. Впрочем, он и так ее не предавал. Останься Дорика здесь, и ее бы ждала неминуемая гибель — правители двенадцати королевств и так уже вовсю обсуждали возможность войны с Ракаром. Только если разведка не врала, на родине Дорика тоже не появлялась. Где бы ни были сейчас рыцарь и королева и чего бы не пожелал Фернан у злосчастного кристалла, он по-прежнему будет служить ей телом и душой. Пусть не так, как она желает.

Карлу повезло куда меньше. Если бы королю Тинрида хватило ума отречься от несостоявшейся жены сразу, его, пожалуй, не тронули бы, но властолюбие, напротив, заставило его помогать ей. Такого гордые монархи не прощают.

Карла поймали, когда тот уже пытался бежать из дворца, что тоже не добавило к нему уважения. Правящий совет Тинрида оказался куда умнее своего короля, и быстренько назначили временным правителем двоюродного дядю правителя законного, а тот отрекся от всех убеждений и действий своего предшественника. Теперь участи Карла можно было только посочувствовать — лишить его законного права на трон не могли, но слишком уж много было людей, не желавших, чтобы он увидел не то, что трон — белый свет.

Диавалю даже знать не хотелось, в какой именно из двенадцати королевских тюрем гниет его недавний мучитель.

О старой фее и вовсе никто не слышал — Аврора только подивилась вопросу, а Малефисента нахмурилась. Она-то понимала, о ком говорит ворон, и даже пыталась разузнать о своей нечаянной собеседнице, но та как сквозь землю провалилась. Даже среди оставшихся в замке уроженцев Ракара о ней знали мало — одни говорили, что это кормилица королевы, другие считали ее просто швеей при ком-то из рыцарей, третьи и вовсе так привыкли к тени старухи в капюшоне, что даже не задумывались кто же она такая.

— А еще ты обязан заглянуть на волшебную поляну, — смеялась Аврора, — там сейчас такая выставка — Дорика с ее галереей из каменных статуй обзавидовалась бы!

Фея тоже улыбнулась. Многие растения не пожелали принимать прежнюю форму, да так и вросли в землю гротескными воплощениями волшебного народа. Король Джон даже спросил у Малефисенты, нельзя ли забрать парочку из его копий в качестве статуй во дворце (его двойника разрубали несколько раз, но удивительная способность чудо-растения к восстановлению всякий раз создавала из половинки целое, так что на поляне теперь красовалось с десяток Джонов). Малефисенте пришлось немало потрудиться, чтобы объяснить отцу Филиппа, что пусть волшебная трава цветет раз в сто лет, когда это все же произойдет, во всем Ульстеде вряд ли будет расти хоть что-то, кроме маленьких Джонов.

Впрочем, Джон был не единственным, кто ушел в тот день разочарованным. Молодой страж Надин, помогавший Авроре и Диавалю, встретил свою суженую Майю во дворце, но когда первая эйфория от воссоединения прошла, задал себе тот же вопрос, что пришел когда-то в голову Авроре — а так ли уж искренни чувства девушки, раз от чар Дорики они не спасли? Нет, Майя была нежна с ним, только вот воспылавшие с новой силой чувства забавно совпали с новостью, что королева Аврора берет Надина в личную стражу. Возросшая подозрительность жениха девушке не понравилась, так что скоро ее внимание занимал уже другой кавалер, чей мундир и стать давали пусть не столь радужные, но тоже неплохие перспективы. Даже слишком скоро.

Надин ходил хмурый и неразговорчивый, и даже на шутки соратников — у стражников вновь проснулось их грубоватое чувство юмора — только огрызался. Изредка на дежурства к нему приходила Алойя — та самая ракарская девушка, что совсем недавно сидела в тюремной башне этажом выше. У обоих была любовь, которую они, пусть и по-разному, но потеряли, и вместе пережить это было легче. Аврора рассказывала о злоключениях новых друзей с болью в голосе, но на лице Малефисенты Диаваль заметил улыбку, которую прекрасно понял. Они еще молоды, но оба умеют искренне любить, и когда-нибудь, когда горечь утраты поугаснет, сердца молодых людей могут вновь открыться чувствам. А уж фея постарается, чтобы на сей раз их ничто не омрачало.

Забавно слышать подобное от той, кто так долго отрицал само существование любви.

Чем дольше Диаваль слушал, тем больше поражался. В волшебном лесу время текло почти незаметно, а сейчас его как будто кто-то подгонял. Сколько же всего успело произойти за те дни, что он провел без чувств?!

Аврора вынуждена была оставить их — она вновь стала законной королевой, со всеми вытекающими из этого титула обязанностями, — но чувство было такое, что рассказов ей хватит еще ни на один день! Однако, оставшись со слугой наедине, Малефисента сменила тему:

— Думаю, ты прав, они не вернутся.

— Дорика и Фернан? — догадался Диаваль.

Фея кивнула.

— Я не понимаю его. Что за смысл хранить верность любви, в которой разочарован?

«Потому что иначе нельзя», — хотел было ответить Диаваль, но осекся. Малефисента увидела чувства рыцаря, но как тогда могла она так долго не замечать его собственных? Или с теми, кого знаешь слишком долго, чутье притупляется? Но как же давно должно было оно притупиться?

Диаваль не нашел ничего лучше, чем промолчать, и чуть погодя произнес:

— Прости, я подвел тебя, подверг опасности.

— Подвел? — непонимающе прищурилась фея. — Чем же это? Тем что спас мне жизнь? Или что заставил избавиться от опасного артефакта, который мог стоить мне души?

— Если бы не моя неосмотрительность, тебе бы не пришлось ни рисковать жизнью, ни брать в руки артефакт, — возразил он.

— И как же, позволь спросить, я должна была бороться с захватчиками, сидя на болотах и боясь высунуться? — осведомилась она с раздражением. — Нет, Диаваль, все далеко не так просто. Да, мотивы, быть может, были бы иными, но рано или поздно мы вышли бы на битву и столкнулись бы с Дорикой и ее кристаллом, только в таком случае не узнали бы ни что это, ни насколько оно опасно. Все, что ты делал, ты делал сам, ради меня. Всегда.

Диаваль вздрогнул. Что-то в словах Малефисенты напомнило ему недавний рассказ Авроры. Разве не то же самое сказал Дорике Фернан?

— Как считаешь, — продолжала фея, нависая над ним и неумолимо глядя в глаза, — виновата ли Аврора в ловушке, которую поставил ее отец, когда мы явились в замок, пытаясь спасти Чудище от моего проклятья?

Ворон удивленно поднял бровь. Никто в здравом уме не допустил бы подобной мысли.

— Так с чего ты взял, что можешь винить себя в моей жажде мести? Это было мое решение, Диаваль. Все, что я делала, я делала сама. Ради тех кого люблю.

У Диаваля вдруг появилось навязчивое желание съязвить, сказать что-то колкое или даже глупое, лишь бы обратить все в шутку. Привычная уже защитная реакция всякий раз, когда разговор с госпожой затрагивал болезненные темы. Но ворон заставил себя смолчать, потому что сейчас в голосе феи не было и тени насмешки. А в глазах... В глазах стояла боль, не успевший еще угаснуть страх потери, и... нежность?

Безумие! Малефисента так прекрасна, что способна покорить любого, будь то человек или фейри. Зачем ей слуга, который сам уже до конца не понимает, к какому виду относится, да еще и изуродованный до жути. Диаваль не знал, остались ли у него шрамы после «воскрешения» Дорикой, но и тех, что были унаследованы от птичьего обличья, хватало за глаза! Желание съязвить подступило с новой силой.

— Только не делитесь подобными рассуждениями с судьями, госпожа. Если их достаточно развить, можно оправдать кого угодно.

Малефисента улыбнулась, в глазах заиграли озорные искорки. Только вот все прочие чувства из них вовсе не исчезли, и от этой странной смеси Диаваль окончательно потерял голову. Повинуясь минутному порыву, он приподнялся на локтях и поцеловал госпожу в полуоткрытые в улыбке губы. Дважды безумие!

Еще не закончив столь опрометчивого движения, он уже понимал, что через несколько секунд Малефисента сама разорвет его на части. Или заставит провести остаток жизни в обличии презренного пса. Или и то, и другое по очереди — смогла же она восстановить его руку, так и разорванные кусочки срастит...

Однако убивать или обращать его никто не стал. Напротив, на его поцелуй ответили, ответили настойчиво и жарко, так что скоро ворон буквально упал на подушку, попросту не зная, что думать. Звуки никак не желали складываться в слова, а рассудок поверить в происходящее. Ему-то казалось, что это бесполезно, что камень, которым огородила свое сердце фея после предательства Стефана, уже не разбить никому, кроме Авроры.

Малефисента услышала его мысли через бессловесный язык взглядов, и ответила, уже словами:

— Я была глупа, и, кажется, так и не излечилась. Я всегда знала об участи, которую сама же и уготовила Авроре, и потому чувствовала горечь предстоящей потери — она позволила мне понять, насколько я полюбила это чудище. Но этот урок так и не научил меня, как легко терять, и как важно ценить тех, кто рядом. И жизнь решила преподать мне еще один. На этот раз я его запомню. Я больше не хочу тебя терять.

— Я... — Диаваль не знал, что ответить, так что смог сказать лишь: — Я живу, чтобы служить вам.

Малефисента улыбнулась виновато, почти болезненно.

— Ты больше не должен мне служить. Но я хотела бы, чтобы ты остался в лесу. Как друг, как брат, как... муж. Как часть моей жизни. Если ты согласен.

Диаваль чуть не рассмеялся. Если он согласен? Да он бы отдал еще семнадцать лет жизни за подобные слова! Однако Малефисента ждала ответа. Да что же сегодня творится с его непослушным языком?!

— Я люблю тебя. Уже очень давно, — он был в ужасе от собственных слов, но остановится не мог.

— Я знаю, — Малефисента нежно коснулась его щеки, и это прикосновение говорило не хуже слов. И почти положила голову ему на грудь. Диаваль робко обнял ее в ответ, все еще не решаясь поверить в происходящее. Так и лежали они под куполом из прекрасных крыльев феи, пока та задумчиво не сказала: — Вот только обязанности слуги ты исполнять больше не будешь — даже не думай, что я отпущу тебя еще хоть в одну опасную авантюру! Нахального филина я отпустила на все четыре стороны, так что идея с горным козлом начинает казаться довольно заманчивой...

Ворон рассмеялся и уже куда смелее прижал к себе хрупкое тело феи. Похоже, не только он отшучивался в неловких ситуациях.

* * *

А филин Каритофилакситуминдинос летел в сторону восточных гор, что обрамляли огромную долину. Он нисколько не жалел, что странная фея, добровольно отвергнувшая неслыханное могущество, отказалась от его службы. Все в жизни он привык рассматривать с точки зрения личной выгоды, так что о времени, потраченном на услужение ей, он тоже не жалел. Куда важнее было другое — как применить знания, полученные в Топких Болотах. А знания эти пригодятся, он нисколько не сомневался.

Если не ему, так кому-то из его потомков.