Последнее испытание, или Тайны рода Малфоев (гет)

Всё ещё не веря, что это происходит наяву, я обняла дочь и уткнулась лицом в её волосы. Только сейчас я заметила то, чего не замечала в воспоминаниях в омуте памяти: что ростом Оливия пошла в отца и уже догнала меня.

— Ливи, доченька, — это было всё, что я смогла из себя выдавить — я задыхалась от рыданий.

Обнимая одной рукой дочь, я оторвалась от неё и, посмотрев на сына, протянула другую руку к нему, приглашая присоединиться к нам. В три длинных шага Николас преодолел разделявшее нас расстояние и молча прижался к моему другому плечу.

— Николас, — касаясь губами его лба, пробормотала я.

Я не знала, кого мне целовать и обнимать вперёд. Мне хотелось стать больше, чтобы обнять их сразу обоих, как это было тогда, когда они были ещё маленькими, прижать крепко к себе и никогда больше не отпускать. Но это было невозможно, и я целовала попеременно в висок то Николаса, то Оливию, и шептала сквозь слёзы:

— Милые мои, как же я соскучилась. Я думала, я вас больше никогда не увижу. Я думала, вы меня никогда не простите...

Я говорила что-то ещё, плача и то прижимая к себе детей, то отодвигаясь и разглядывая их. Сколько времени это продолжалось, не знаю, но внезапно со стороны коридора, ведущего в башню, раздался грохот.

— Что это? — в один голос воскликнули дети.

— Зелье! — с ужасом вскрикнула я и, отпустив двойняшек, бросилась обратно в лабораторию. Открыв дверь, я с тоской оглядела комнату: взорвавшееся бодроперцовое зелье разрушительной силой не обладало, но, чтобы навести порядок, предстояло изрядно потрудиться. Двойняшки, остановившись на пороге, с интересом разглядывали лабораторию, а Драко, всё так же держа на руках Лайнуса, покатывался со смеху.

— Не могу поверить, Грейнджер! — воскликнул он, когда я нахмурилась, взглянув на него. — Но я всё-таки дождался этого часа: невыносимая всезнайка взорвала зелье! Да ещё какое! Простейшее бодроперцовое!

И он снова расхохотался.

— Хватит ржать, Малфой! — рассердилась я. — По-твоему, я могла думать о каком-то зелье, когда Латару сообщила мне, что сын пропал из дому?! И вообще, насколько я понимаю, это из-за вас он вышел на улицу, — добавила я уже язвительно. — Вот и свари лекарство для брата. Потому что если бы не ты, я не отвлеклась бы от зелья.

— Держи, — не переставая смеяться, Драко передал мне сына. — Ступайте.

Взяв Лайнуса на руки, я головой сделала знак детям следовать за мной. Оливия тут же шагнула ко мне, но Николас задержался, и я услышала, как он спросил:

— Тебе помочь?

— Иди, — всё ещё посмеиваясь, ответил ему Драко. — Мантию только мою захвати.

Обернувшись, я сказала по-английски, поскольку Латару находилась возле нас:

— Драко, когда закончишь, можешь позвать Латару, она тебя проводит к нам. Только обращайся с ней уважительно. Я потом всё объясню, но говори обязательно уважительно. И говорить с ней нужно по-французски, а ещё лучше — на старофранцузском языке.

Затем обратилась к эльфийке:

— Латару, у нас сегодня праздник, самый лучший за четыре года. Приготовьте праздничный стол. Через час. Успеете?

— Конечно, госпожа! — улыбаясь, ответила она.

— И, Латару, когда появится Мири, скажите, что я его звала.

— Непременно, госпожа, — снова поклонилась Латару и исчезла.

* * *

— Ну, а теперь я жду объяснения, почему ты вышел из дома? — строго спросила я Лайнуса, когда мы оказались в комнате сына. Уложив его в постель, я села рядом в изголовье. Оливия, сбросив мантию и сапожки, забралась с ногами на кровать с другой стороны. Из-за недолгого пребывания на улице жар у Лайнуса усилился. Бодроперцовое зелье готовилось примерно полчаса, поэтому пока я решила просто положить на лоб сыну смоченную холодной водой ткань. Как только Оливия это увидела, забрала у меня компресс, сама положила его на лоб брату и время от времени смачивала ткань водой. Николас расположился у Лайнуса в ногах, прислонившись к спинке кровати.

— Я увидел в окно Драко, Оливию и Николаса, — ответил Лайнус. — Они рассматривали дом. Мама, ты сама говорила, что тот, кого мы не позвали, в дом не попадёт.

— Да, но я говорила о посторонних людях, а не о членах нашей семьи, — усмехнулась я.

— А я испугался, что они в дом не смогут попасть, — посмотрел на меня Лайнус, и по его взгляду понятно было, что виноватым он себя не чувствует. — Я так хотел встретиться с ними. Я вышел их позвать.

— Мама, не переживай, — сказала Оливия. — Как только Драко его увидел, он сразу же взял его на руки и спрятал под своей мантией. И мы сразу же зашли в дом.

— Защитница, — строго сказала я, но сердиться на сына мне уже расхотелось. — Рассказывайте, как вы здесь оказались.

— Это всё Драко, — ответил молчавший до того времени Николас. — Когда я получил твоё письмо, я... разволновался. Ты же просила никому не говорить про него. А Ливи поняла, что что-то случилось. И эта шантажистка пообещала, что если я не расскажу ей, от кого письмо и что в нём, то она расскажет о письме Драко. Ты же знаешь, у нас с Ливи друг от друга секретов никогда не было. Я ей показал твоё письмо, и она... расплакалась. Забрала его у меня, и, мне кажется, убегала в какой-то потайной уголок и ревела там по вечерам. А потом...

— А потом появился я, — сказал Драко, заходя в комнату. — Грейнджер, большую грязь в лаборатории я убрал, а остальное отскребай сама. — При этом явном напоминании об единственной моей неудаче в зельеварении я бросила на него раздражённый взгляд, но всерьёз сердиться не было ни сил, ни желания. — Ну-с, молодой человек, — продолжил Драко, обращаясь к Лайнусу, — ваше лекарство готово, извольте принять.

Лайнус послушно выпил зелье, и минут пять все смеялись, глядя на дым, идущий из его ушей, и на реакцию малыша.

— Значит, ты мой брат Лайнус? — насмешливо спросил его Драко. — Грейнджер, в каких древних фолиантах ты откопала такое имя?

— Моё имя означает «лев», — вскинув подбородок, надменно посмотрел на него Лайнус. — А назвала меня мама так потому, что это имя очень нравится Оливии.

— Правда? — Оливия подняла голову и посмотрела на меня сияющими глазами.

— Правда, — улыбнувшись, кивнула я ей. — Раз сестру назвал Николас, то справедливо, что брата назвала ты. Так что дальше? — спросила я Драко. — Потом появился ты...

— Да, — продолжил рассказ Драко, — я видел, как Ник получил твоё письмо. Я понял, что это что-то очень важное. Сам виноват, — сказал он Николасу, когда тот фыркнул. — Нужно было вести себя более осмотрительно. Нет, он, конечно, виду не подал, что изумлён, не стал распечатывать письмо в Большом зале — всё, как обычно. Только слишком поспешно покинул ужин. Я не стал его расспрашивать, пусть бы сам решал, нужно мне рассказывать или нет. Но через пару дней уже с Ливи начало происходить что-то странное. Она стала рассеянной, на уроках предпочитала молчать, не вызывалась отвечать, — в общем, вела себя совершенно иначе, чем всегда. Преподаватели беспокоиться начали. Но со мной поговорить она отказалась. Тогда я стал наблюдать за ними обоими. И в одну из суббот застал всю их компашку в укромном местечке недалеко от хижины Хагрида.

— Компашку? — не понимая, переспросила я.

— Ну да, — усмехнулся Драко. — Эти двое да Джеймс Поттер со своим другом с Гриффиндора. Взрывоопасная смесь, в общем. К счастью, остальные дети твоих дружков предпочитают компании своих сверстников.

— И что ты сделал, когда застал их компашку? — едва сдерживая улыбку, спросила я. Зная характер Джеймса, можно было понять, что эпитет «взрывоопасная смесь» довольно мягок.

— Услышал, как они все утешают Ливи, подошёл к ним незаметно, так что иного выхода, кроме как отдать мне письмо, у них не осталось. Я забрал письмо, а потом...

— А потом он вызвал нас к себе... — прервал его Николас, но закончить не успел.

— И мы снова убедились, что у нас самый лучший старший брат на свете, — воскликнула Оливия, внезапно в одно мгновение переместившись к другому концу кровати, где сидел Драко. Обняв его за шею, она чмокнула его в щёку. Удивительно, но Драко не только не отстранился, но даже обнял её и прижал к себе — всё же как он начал с детства баловать сестру, так баловал её и сейчас.

— Как это? — закусив губу, чтобы скрыть улыбку, которую вызвало у меня это трогательное проявление братской любви, спросила я.

— Сначала он устроил нам выволочку, — ответил Николас. — Только не поверишь за что, мама, — за то, что мы не смогли справиться с волнением, когда получили твоё письмо. Он спросил: неужели ты совсем нам не дорога, что мы не хотим исполнить твою просьбу, чтобы о твоём письме не узнал папа? А если это не так, то почему мы не стараемся вести себя как ни в чём не бывало — ведь папа сразу поймёт, что что-то случилось.

— А потом он сказал, что что-нибудь придумает, чтобы мы с тобой встретились, — продолжила Оливия.

— И что ты придумал?

Драко пожал плечами:

— А что тут думать? Не нужно большого ума, чтобы понять, что Поттер и Уизли поддерживают с тобой отношения. Взял твоё письмо, показал его Поттеру и сказал, что хочу устроить тебе рандеву с детьми.

— И Гарри согласился? — насмешливо спросила я.

— Как видишь, — флегматично ответил Драко. Мне оставалось только догадываться, каким образом Драко пришлось убедить Гарри: приставив к его горлу палочку, как это сделал Люциус, или расписав, как страдают дети, не видя матери. Я всё-таки склонилась ко второму варианту, ведь Гарри и сам переживал за двойняшек.

— Рождество мы отпраздновали все вместе, но я заранее предупредил отца, что после праздника хочу съездить во Францию на одно собрание узкого круга зельеваров и что хочу двойняшек взять с собой. Он согласился. Мы устроились в гостинице в Париже. Потом активировали портал, который дал нам Поттер, и оказались во дворе какого-то замка. Представь наше удивление, когда из-за башни появляется малыш, зовёт нас всех по именам и приглашает в дом. Первым делом, конечно, я его схватил, спрятал под мантию — он вышел на улицу в одной пижаме, а на улице творится чёрт знает что! А потом я спросил: откуда он нас знает? И он отвечает: ты — мой брат Драко, ты — мой брат Николас, а ты — моя сестра Оливия. Что это за дом, кстати? — сменил он тему. — Ты что, все свои сбережения вложила в древний замок?

Ответить я не успела, потому что в этот момент раздался щелчок трансгрессии, и в комнате появился Мири.

— Латару сказала, что вы хотели меня видеть, госпожа, — сказал он.

— Да, Мири, я хотела познакомить вас с членами моей семьи. Это старший сын моего мужа и мой друг Драко Малфой, — представила я Драко. — Это — мои старшие дети, Николас и Оливия. А это, — указала я на Мири, — главный хранитель этого дома.

— Господин, — поклонился Мири Драко, — господин, — сделал он поклон в сторону Николаса и ещё один в сторону Оливии: — Юная госпожа. Добро пожаловать домой. — Затем обратился ко мне: — Рад видеть, как сияют ваши глаза, госпожа. Чары мы восстановили, можете не беспокоиться. Латару сказала, что ужин почти готов, вы можете спускаться.

— Спасибо, Мири, — поблагодарила я. — Вы можете отдыхать.

Эльф ещё раз поклонился и трансгрессировал.

— Странный эльф, — поджав губы, заметил Драко.

— Как и всё здесь, — отозвалась я. — Вы спрашивали, что это за дом. Не поверите, но это дом ваших предков-французов. Именно отсюда Арманд Малфой вместе с Вильгельмом Нормандским отправился покорять Англию.

— Что?! — потрясённо посмотрели на меня двойняшки и Драко.

— Я была так же удивлена, — рассмеялась я при виде их изумления. — Пойдёмте, и я вам всё расскажу об этом доме, а вы — о том, как жили всё это время.

* * *

Единственное, что меня страшило в тот вечер — это разговор с детьми о причине моего отъезда. Но радость от встречи с ними была настолько велика, что я решила не портить её преждевременным предположением дальнейшего развития событий и действовать по обстоятельствам, когда об этом зайдёт речь. Однако — удивительное дело! — во время ужина эта тема ни разу не оказалась затронута. Как только звучала реплика, после которой вполне естественно было бы задать мне вопрос, почему я уехала, возникала едва заметная пауза, а затем Николас, Оливия или Драко уводили разговор от неприятного момента. Такое их поведение меня удивляло, но, конечно же, я не противилась этому. Мои дети были рядом — случилось то, на что я уже не надеялась! Всё прочее не имело значение.

Двойняшки рассказывали о Хогвартсе, об учёбе, о друзьях, Драко — о жене и сыне. Об Астории из рассказов Джинни я знала хоть что-то, о Скорпиусе — почти ничего. И Драко, и двойняшки рассказывали о Патрисии, и впервые с момента моего отъезда при мыслях о младшей дочери тоска не сжимала моё сердце. Наверное, встреча с детьми дала мне надежду на то, что когда-нибудь я увижу и её тоже.

Ещё одной болезненной темой был, конечно же, Люциус. Но каким-то неведомым образом нам удалось избежать и её. Дети и Драко говорили о нём, но каждое упоминание было всего лишь неотъемлемой частью их рассказа. Они не говорили ни о том, как воспринял Люциус мой отъезд, ни о том, что он запретил даже упоминать моё имя.

Я же рассказала им историю Малфуа — ту, которая была мне известна, и провела по всему дому.

— Невероятно, — с восхищением произнёс Николас, когда мы вернулись в гостиную.

— Да, кто бы мог подумать, — покачал головой Драко. Даже он не смог сдержать своего изумления.

— Латару, — позвала я, и когда эльфийка появилась, попросила: — Приготовьте, пожалуйста, три комнаты. Вы же задержитесь? — умоляюще посмотрела я на Драко.

— Только на сегодняшнюю ночь, — кивнул он, а затем добавил, словно извинялся: — Завтра утром нам нужно быть в Париже.

Вечер, ночь и утро — это было так мало! Но всё же лучше, чем ничего. В моём положении даже такой короткий срок был подарком судьбы. Я не стала тратить драгоценное время на сожаления и, сев с детьми на диван и обняв их, продолжила расспрашивать их об учёбе, друзьях, здоровье, интересах — в общем, обо всех столь важных для меня мелочах. Драко, понимая, насколько нужно мне получить как можно больше от этой недолгой встречи с детьми, занял моего младшего сына. Лайнус, недовольный тем, что Драко посмеялся над его именем, поначалу встретил такое внимание брата в штыки, но постепенно оттаял и втянулся в игру.

Приближалось время отхода ко сну, как вдруг, неожиданно для нас всех, Живоглот, незаметно оказавшийся рядом, подошёл к дивану и запрыгнул на колени к Николасу.

— Живоглот! — воскликнул не ожидавший этого сын. Обняв тут же замурлыкавшего кота, он произнёс: — Я думал, ты потерялся, а тебя, оказывается, мама с собой забрала!

— Не забрала, — поправила я его. — Он сам спрятался в моей сумочке, и обнаружила я его только на половине пути.

На пару секунд снова возникла ставшая уже привычной в этот вечер пауза, когда нужно было бы спросить о причине моего отъезда, — и вновь сын продолжил как ни в чём не бывало:

— А я подумал, что он потерялся или даже умер.

— А почему Живоглот к тебе сам пришёл, а меня царапает, когда я хочу его погладить? — ревниво спросил Лайнус, оторвавшись от своей любимой книги, которую он показывал Драко.

— Лайнус, я тебе уже не раз говорила, что Живоглот старенький и ты делаешь ему больно, когда пытаешься его гладить, — строго сказала я и, заметив, как Оливия украдкой зевнула, добавила: — Кому-то пора спать.

Дочь смущённо посмотрела на меня:

— Ты побудешь со мной, пока я не засну?

— Конечно, — улыбнулась я. — Только Лайнуса уложу в постель.

— Мы ещё посидим с ним немного, — остановил меня Драко, и я кивнула, соглашаясь.

— А мне можно ещё раз посмотреть дом? — спросил Николас.

— Конечно, — снова кивнула я и повернулась к дочери: — Пойдём?

Оливия улеглась в кровать, а я прилегла рядом с ней поверх одеяла и обняла её. Положив голову мне на плечо, дочь обняла меня в ответ. Больше мы не стали с ней ни о чём говорить — только лежали, обнявшись. Время от времени я касалась губами её лба, а она чуть сильнее сжимала меня в объятиях.

— Почему вы не спрашиваете меня, почему я уехала? — через какое-то время рискнула спросить я.

— Мы так договорились с Драко, — уже засыпая, ответила мне Оливия. — Ты расскажешь ему, а он расскажет нам то, что посчитает нужным.

Последние слова я едва разобрала, так как дочь провалилась в сон. Подождав ещё некоторое время, я поцеловала её и вернулась в гостиную.

Лайнус заснул на руках у Драко. Я хотела его забрать, но Малфой вызвался сам уложить брата.

— Где его комната, ты знаешь, — шёпотом ответила я. — Пойду, ещё немного поговорю с Николасом, а потом спущусь сюда.

К моему удивлению, Николас, немного поговорив со мной, сам предложил мне вернуться к Драко.

— Ты же наверняка хочешь узнать о папе, — сказал он.

Слёзы подступили к моему горлу, когда я услышала эти слова. Я ничего больше не сказала, только крепко обняла его и поцеловала: из всех моих детей Николас понимал меня лучше всех — так было со дня его рождения, так и осталось до сих пор.

* * *

Когда я вернулась в гостиную, Драко был ещё там — сидел на диване, а на руках у него спал Лайнус.

— Не получилось? — негромко спросила я. — Давай я сама уложу его в постель.

— Нет, — мотнул головой Драко, по-прежнему глядя на брата. — Я не стал его пока укладывать. — Он усмехнулся. — Ты знаешь, он мне напоминает меня в этом возрасте. Я был таким же упрямым.

Я улыбнулась:

— Мне почему-то тоже так казалось — что Лайнус характером похож на тебя.

Драко снова усмехнулся. Некоторое время мы молчали, а потом он сказал:

— Я так любил, когда Скорпиус засыпал у меня на руках, когда был совсем маленьким. И сейчас у меня такое чувство, словно я вновь вернулся в те дни. — Немного помолчав, он добавил: — Жаль, что нельзя их вернуть на самом деле.

— Почему вы с Асторией остановились на одном ребёнке? — внезапно спросила я. — Я никогда не спрашивала об этом, но мне всегда казалось, что вы захотите минимум двоих.

Драко не ответил и склонился к малышу, а я заметила, как сжались его челюсти. Молчание затягивалось, и я начала жалеть, что задала этот вопрос. Я уже открыла рот, чтобы извиниться, но тут Малфой поднял голову:

— Мы никому не рассказывали об этом. Но у Астории возникли проблемы после рождения сына. Помнишь, когда Скорпиусу было три года, мы на несколько недель уезжали летом вдвоём с Асторией? Где мы только не побывали тогда! Всё бесполезно...

— Почему ты не рассказал Люциусу? — спросила я. — Он бы небо и землю перевернул, но нашёл того, кто смог бы помочь.

— Своими руками дать отцу оружие против Астории? — усмехнулся Драко. — Нет уж, уволь. Мне хватило того, что она несколько месяцев уходила по ночам в ванную и плакала, думая, что я не слышу. Ты можешь представить, чтобы Астория плакала? — Я покачала головой, и он продолжил: — Вот и я не представлял до того времени... — Он ненадолго замолчал. — К тому же я сам перевернул небо и землю, но не нашёл такого человека.

Снова наступило молчание. Возразить мне было нечего: я прекрасно знала, что несмотря на всю любовь к семье, Люциус, не задумываясь, использовал бы самое больное место Астории, если бы вдруг ему понадобилось ударить её посильнее.

— Пожалуй, пойду уложу его в постель, — наконец сказал Драко.

Я кивнула. Драко с Лайнусом на руках поднялся в комнату малыша, а я тем временем сходила в башню и взяла бутылку вина.

— Что это? — спросил Малфой, входя в гостиную. Я как раз поставила бокалы рядом с вином на столик.

— Мы во Франции, Драко, — усмехнулась я. — Это вино. Гарри и Рону очень нравится этот сорт, поэтому я всегда держу для них про запас пару бутылок.

— Маггловское, — презрительно сказал он, беря бутылку и разглядывая этикетку. — Чего ещё следовало ожидать от тех, кто носит фамилии Поттер и Уизли?

— Малфой, — я посмотрела на него сердито. — Не старайся выглядеть заносчивым — я всё равно тебя уже не воспринимаю таким.

Он фыркнул, но откупорил бутылку и налил вино в бокалы.

— Расскажи о Мелиссе, — попросила я. — Вы о ней рассказывали сегодня, но очень мало...

— Нет уж, Грейнджер, — прервал меня Драко, усаживаясь на диван. — Теперь твоя очередь рассказывать о себе.

Я глубоко вздохнула: время для разговора, которого я желала и страшилась сильнее всего в этот вечер, настало.

* * *

Только начав свой рассказ, я поняла, что ни разу за всё то время, которое я прожила отдельно от своей семьи, я по-настоящему не вспоминала, что чувствовала в те дни: с момента, когда я узнала о проклятье, до того дня, когда оказалась в Малфуа. Несколько раз к моему горлу подступал комок, и я замолкала, чтобы сдержать слёзы. Столь острому восприятию пережитого мною я сама удивлялась: мне казалось, я уже давно если не смирилась, то по крайней мере достаточно спокойно воспринимала вероятность того, что остаток своей жизни мне предстоит провести вдали от семьи.

— Да-а, — протянул Драко, когда я закончила рассказ. — Тогда многое становится понятным.

— Ты не очень-то и удивлён, — заметила я.

— То, что твоё исчезновение и внезапное выздоровление отца как-то связаны, я понял ещё тогда, — после небольшой паузы ответил он. — Как-то покорно ты восприняла известие о том, что отец умирает. Словно знала об этом заранее. И почему-то даже не пыталась бороться. Это было совсем на тебя не похоже. Но такого проклятья я даже предположить не мог.

— Не пожалел, что решился привезти сюда детей? — спросила я. — Если Люциус узнает...

— Откуда? — усмехнулся он. — Если ты о легилименции, то он не будет применять её по отношению к двойняшкам.

— Ты уверен? — его слова меня поразили.

Малфой кивнул:

— По крайней мере, до тех пор, пока их поведение не заставит его считать, что они что-то скрывают или о чём-то беспокоятся.

— Драко, — после небольшой паузы осторожно и всё так же недоверчиво сказала я. — Я знаю, что никто на свете не понимает логику Люциуса лучше, чем ты, но всё же я не уверена...

— Поверь, — он снова усмехнулся, — у него тоже есть кодекс поведения по отношению к членам своей семьи, особенно к детям.

Почему-то эти слова меня убедили сразу — наверное, потому, что с первого дня нашего брака прилюдно Люциус вёл себя со мной подчёркнуто уважительно: такое поведение никак не вписывалось в его манеру обращения с магглорождённой волшебницей, но зато идеально вписывалось в манеру обращения со своей женой.

— Ну, а те полтора месяца, которые прошли с того дня, когда Николас получил твоё письмо, и до дня, когда двойняшки приехали на каникулы, они как раз и тренировались вести себя так, чтобы не вызвать у отца подозрений. Николасу было попроще, но Ливи слишком эмоциональна. Грейнджер, ты что?!

Я закрыла лицо руками и наклонилась вперёд, уже не в силах сдерживать рыдания. Я почувствовала, как Драко пересел на диван рядом со мной, потом — как он накинул на меня мантию. Такое открытое проявление сочувствия он позволял себе нечасто, а потому я не сопротивлялась и позволила укутать ему меня так, чтобы он невзначай не прикоснулся к моей коже, и прижать к своей груди.

— Я думала... — всхлипывала я, — я думала, они меня возненавидели... Когда Николас не ответил мне, я решила, что он меня не простил... что я никогда не увижу больше детей... что они не захотят меня видеть...

— Да, что-то я не подумал, что ты так можешь воспринять их молчание, — пробормотал Драко.

Некоторое время слёзы ещё текли из моих глаз, но постепенно я успокоилась.

— Вы поэтому договорились, что дети узнают о причинах моего отъезда от тебя? — спросила я, отстраняясь от Драко.

— Ну да, — снимая с меня мантию и пересаживаясь обратно на своё место, ответил он. — Знаешь, какой самый лучший способ не выдать чужой тайны?

— Не знать её, — кивнула я.

— Вот именно, — подтвердил он.

— Расскажи мне о Люциусе, — тихо попросила я.

— Что тебя интересует?

— Всё, — ответила я.

— Всё я не знаю, — шутливо сказал Драко, но, увидев, как я нахмурилась, стал серьёзным: — Ладно-ладно, Грейнджер. Слушай.

Рассказ Драко длился очень долго. Не скажу, что из него я узнала много нового — по всей видимости, Астория, как и Драко, тоже понимала, что друзья поддерживают со мной отношения, поэтому и рассказывала Джинни о том, что происходило в моей семье, с тем, чтобы Джинни сообщала об этом мне. Однако рассказ Драко был рассказом очевидца и участника событий, поэтому его я слушала, затаив дыхание и стараясь не перебивать. Правда, понять, какие чувства стояли за поступками Люциуса, даже из рассказа Драко мне оказалось практически невозможно. Нет, поначалу, как я и предполагала, Люциус был рассержен и встревожен — такими словами Драко описал состояние отца в первые месяцы после моего отъезда. Он избегал разговаривать с детьми обо мне, но один-единственный раз всё же пообещал им, что найдёт меня.

— Ты же знаешь, что отец никого не посвящает в свои дела, — говорил Драко. — Он ничего не рассказывал о том, как продвигаются твои поиски. Но мы понимали, что он задействовал все свои возможности: я не помню, было ли когда-нибудь в имении столько почтовых сов и покидал ли отец Малфой-мэнор так часто. Всё это продолжалось несколько месяцев. А потом... — Драко ненадолго замолчал. — Мы не ожидали, что такое может произойти. Мы ужинали, как обычно. Ливи... Ты знаешь, после твоего отъезда она окружила Патрисию такой заботой — словно старалсь заменить ей тебя. Конечно, всё это было только когда она приезжала на каникулы. Но тогда она проводила с ней всё время, за исключением, когда Патрисию забирал отец. Представляешь, Ливи даже Лонки почти не подпускала к сестре, сама её кормила, одевала, купала, спать укладывала. А во время учёбы несколько раз в месяц передавала ей со мной коробочку с сюрпризом.

— Коробочку с сюрпризом? — переспросила я.

— Ну да, — кивнул Драко. — Коробочка, которую Оливия зачаровывает специально для Патрисии. Когда Патрисия её открывает, оттуда появляется какое-нибудь животное: то бабочка, то единорог, то змейка. Маленькое такое, но каждый раз новое. Наверное, именно это занятие и заставило Оливию уделять особое внимание чарам и трансфигурации. Профессор Флитвик так просто в восторге от её успехов. Мне кажется, Ливи избаловала своими сюрпризами сестру, потому что если коробочки долго нет, Патрисия начинает донимать меня вопросами, когда Оливия закончит новый сюрприз. Но я отвлёкся, — оборвал сам себя Драко. — Так вот, за ужином Оливия, как обычно, посадила к себе на колени Патрисию. Патрисия начала капризничать, и тогда Оливия сказала, что когда ты вернёшься, то будешь очень недовольна таким её поведением. И тут... отец резко сказал, что ты не вернёшься. И что он больше не хочет слышать в своём доме имя Гермионы Грейнджер. — Я замерла, а Драко между тем продолжал: — Объяснять нам, отец, конечно, ничего не стал. На следующий день Оливия попыталсь узнать у него, чем вызваны его слова. Бесполезно, конечно же, но случилось то, чего никто никогда не ожидал: отец наказал Оливию. Ничего страшного, — поспешил успокоить меня Драко, когда я изумлённо подалась вперёд. — До конца каникул оставалось три дня, и всё это время Оливии не разрешалось выходить из комнаты. Но для нас всех оказалось полной неожиданностью, что отец наказал её — ведь по отношению к ней он никогда этого не делал. И когда он сказал, что если Оливия или Николас ещё хоть раз нарушат его приказ, то он обоих заберёт из Хогвартса, сомнений ни у кого не осталось: всё очень серьёзно.

— Он узнал о проклятье, — убеждённо сказала я.

— Ты уверена? — с сомнением переспросил Драко.

Я кивнула и пересказала сцену из воспоминаний Гарри о разговоре Люциуса и Мелиссы.

— Он знает о проклятье, — закончила я. — Он знает о проклятье и ненавидит меня. За то, что проклятье сработало.

Малфой усмехнулся:

— Я вот всё понять не могу: ты сказала, что проклятье активировалось тогда, когда ты узнала о чувстве отца к тебе. Каким образом? Он сказал тебе?

— Драко, — рассмеялась я. — Ты можешь представить, чтобы Люциус сказал кому-то, что любит его? — Он отрицательно качнул головой, и я продолжила: — Я тоже не могу. Нет, он... сделал кое-что... Но после этого у меня сомнений не осталось.

Драко вопросительно посмотрел на меня. Но я пояснять свои слова не собиралась, поэтому он заговорил о другом:

— Возможно, ты и права, что отец знает о проклятье. Во всяком случае то, что он не хочет больше ничего знать о тебе — такая реакция вполне в его духе и меня не удивляет. Только вот насчёт ненависти к тебе я не уверен.

Я подалась вперёд:

— Почему ты так думаешь?

— Трудно объяснить. Твоё имя действительно не упоминается дома. Просто однажды... я стал свидетелем одной сцены. Отец показывал Патрисии гобелен с родословной, и она внезапно показала на твой портрет и сказала: «Мама». — При этих словах я снова едва не заплакала, ведь я никогда не слышала, как Патрисия называла меня мамой. Драко между тем продолжал: — А отец... Он повторил: «Мама». И сказал он это так... Не знаю, как объяснить, с какой интонацией это было сказано. Я никогда не слышал, чтобы он говорил таким тоном. Только я до сих пор благодарю судьбу, что он не увидел меня тогда. Грейнджер! Я думал, что наш приезд порадует тебя, а ты всё время ревёшь. Грейнджер!

— Прости, прости, — поспешно вытирая вновь побежавшие по щекам слёзы, сказала я. — Не могу сдержаться. Вы в самом деле обрадовали меня своим приездом. Я ведь уже и не надеялась. Но о двойняшках Гарри, Рон и Джинни мне рассказывали хоть что-то, а о Люциусе и Патрисии — практически ничего. И можешь не верить, но я не плакала столько с того дня, как впервые оказалась в этом доме.

Малфой ухмыльнулся и продолжил свой рассказ. И только часа в три ночи я спохватилась, что и мне, и Драко нужно всё-таки отдохнуть хоть немного.