Грани (гет)

На доске объявлений возле деканата каждого входящего встречала большая фотография, пересеченная черной лентой. Егорий Никар, декан психологического факультета, профессор, заслуженный деятель науки и лауреат «чего-то там» сегодня ночью ушел из жизни. Смотрящее с фотографии интеллигентное, с какой-то доброй грустью, лицо совсем не напоминало вурдалака из Города Мертвых. И потому у Галы быстро пропала шальная мысль пририсовать к этому лицу клыки.

Назначенного первой парой семинара господина Никара, ясное дело, не было, поэтому студенты, облегченно вздохнув, разбрелись по корпусу. Кто-то даже выказал свою грусть… по поводу того, что «знали бы — проснулись позже».

Гала знала, однако пришла к первой паре, ибо так был заведен будильник. А попытаться уснуть после его трелей — пустая трата времени. И, потому, девушка пошла в универ, не проявив, разве что, привычной спешки при сборах.

В отличие от своих, курящих или болтающихся без дела, однокурсников, она решила использовать освободившееся время с толком. И, потому, не отходя далеко от деканата, Гала устроилась на одном из кресел и принялась повторять домашнее задание к следующей паре.

Здесь-то ее и нашла госпожа Янук, секретарь деканата. Она была не одна — в компании с коротко стриженной, высокой и худой женщиной средних лет в брюках и блузке, а также в строгих роговых очках. Посмотрев на нее, Гала подумала, что лет через двадцать-тридцать будет выглядеть примерно так же.

— Чагай, можно вас в деканат на минутку?

Тон у Янук был не вопросительный — приказывающий. Мол, зайдешь, и никуда не денешься. Поэтому Гала послушно побрела за ней и строгой женщиной.

— Чагай, это доктор Кирьян, — представила ее госпожа Янук, когда все трое зашли в деканат.

— Я тоже заканчивала этот факультет, — сказала почему-то доктор Кирьян, — здесь все так изменилось.

— Доктор Кирьян — ведущий специалист городской психиатрической больницы, — продолжала секретарь деканата.

Все, приплыли, подумала Гала. В наше время стрессов, неврозов и, порождаемых жизненным опытом, комплексов, что вполне могли и цивилизацию на другой грани погубить, роль психиатрии стала даже важнее, чем у правоохранительных органов. Во всяком случае, человек, которого вызвали на допрос в полицейский участок, и человек, кого навещает доктор психиатрии, страдает первые мгновения одной мыслью: «а меня-то за что?». А, в качестве оптимистической вариации — «это какая-то ошибка».

Ну ничего, мы побарахтаемся. Победу ведь одержит тот, кто сражается.

— Очень приятно, — с показным энтузиазмом ответила Гала, — когда я закончу, тоже собираюсь стать психиатром. А пока я на третьем курсе, мне некогда. Учиться надо. Так что извините.

— Чагай, доктор Кирьян здесь не по поводу вашего трудоустройства, — раздраженно перебила ее госпожа Янук, — скажу даже больше, ваше профессиональное, и даже студенческое будущее в свете последних событий становится весьма туманным.

— В наше учреждение, — начала доктор Кирьян тоном судьи, зачитывающего приговор, причем обвинительный, и, причем к высшей мере, — поступили сведения о многочисленных случаях неадекватного поведения с вашей стороны. Начать хотелось бы с вашего взаимоотношения с другими студентами…

— Ну, тут все просто, — перебила ее Гала, — трудно поддерживать хорошие отношения с теми, кто тебя не уважает. Я же не виновата, что для большинства моих сверстников готовиться к занятиям, отвечать на «отлично» — значит быть «зубрилкой» и «ботанкой». Что за мое равнодушие к спиртному и сигаретам меня зовут «маменькиной дочкой» или тупо «правильной». Как будто последнее — плохо. Причем эти слова я слышу от людей, большинство которых рассматривают учебу в универе как средство откоса от армии, а то и вовсе, как повод еще пять лет, ни о чем не заботясь, жить за счет родителей. Я готова поставить сколько угодно на то, что минимум половина из них, даже на вручении дипломов, не знает, что теперь будет делать дальше.

— Я это все прекрасно понимаю, — голос у Кирьян смягчился, — я сама сталкивалась с подобными нападками в вашем возрасте. Речь ведь идет о том, как вы реагируете на них.

— Ну… это уж простите. Я, осмелюсь напомнить, живой человек, и не могу… не всегда имею возможность предварительно обдумать, а как бы мне так среагировать, чтобы никто во мне не заподозрил психически больную.

— Госпожа Чагай, вы опять ничего не понимаете. Во-первых, я не говорила вам, что подозреваю в вас психически больную. Я не следователь, чтобы подозревать, я врач, мое дело — ставить диагноз, причем, исходя из результатов специальных обследований, а никак не на пустом месте. Заподозрить я могу лишь то, что с кем-то, что-то не в порядке. Как с вами. Потому как ваши реакции представляются чрезмерными… даже для живого человека, как вы говорите.

— Поясните.

— Устроить истерику, с кем-то подраться, или замкнуться в себе — это еще ладно, эти реакции характерны. Еще можно припугнуть папой — «большой шишкой», другом-бандитом… и все в таком духе. Но вы, пожалуй, переходите все границы. Соседи по общежитию, а это зафиксировано в полицейском протоколе, утверждают, что вы побили и в грубой форме выставили из комнаты подселенную к вам первокурсницу Мару Семирог, которая умерла в ту же ночь.

— А вы думаете, если бы я ее оставила, она бы прожила дольше? Или, может, это я ее убила?

— Не надо утрировать. Я знаю, что Семирог умерла на другой грани, и вопрос вашей виновности в ее смерти даже не обсуждается. Просто тот цинизм и грубость, с которыми вы обошлись с обреченным человеком, ничего плохого вам не сделавшим…

— Еще обвините меня, что я бездомных кошек пинаю. Не фиг было мне спать мешать.

— Я не апеллирую к вашей совести, в конце концов, это ваше дело. Но как насчет угроз в адрес других студентов и даже преподавателей? Какой-то сгусток, какая-то магия, которую вы грозились пустить в ход. Разве вы не знаете…

— …что на этой грани волшебства не бывает. Знаю. Не бывает. И не было. Но кто гарантирует, что его и не будет? И не кивайте на научную картину мира. В конце концов, любая наука держится на допущениях. И в том, что касается граней, их взаимодействия, наука многое объяснить не может. Откуда, например, берутся так называемые одногранные, те, кто здесь давно мертв, а там живет и здравствует. Впрочем, откуда — и так ясно, а как? А какой ученый знает о руинах современного города на другой грани, про которую принято считать, что она застряла в средневековье и не развивается? Кстати, город-то не какой-нибудь, это мой родной город, просто, там его уничтожило… что? Ядерный взрыв! Вот вам и средневековье, вот вам и отсутствие развития.

Доктор Кирьян и секретарша Янук слушали этот монолог с укоризненно-добродушным выражением лица. Так смотрят родители на расшалившееся дитя, которое слишком мало, чтобы его наказывать.

— Видите ли, Гала, — сказала доктор, иронично улыбаясь, — можно я вас буду так называть. Видите ли, вы полагаете себя какой-то первооткрывательницей, потрясательницей, так сказать, основ. Вы на полном серьезе утверждаете, что ваши взгляды имеют научную ценность, новизну, а вам мешают. Смею вас разочаровать — такие, и аналогичные мысли приходили многим до вас. В том числе и клиентам нашего учреждения. Может, я и не совсем компетентна, но попробую ответить вам по порядку. Юные любители магии на другой грани, они и сюда пытались ее принести. Чтоб кому-то отомстить, кого-то напугать. Увы, ничего большего, чем утрата чувства реальности, это им не давало.

Теперь о пресловутой одногранности. Увы, время от времени, это становится модной темой среди определенной части молодежи. Сейчас интерес к ней подогревается некоторыми сетевыми тусовками и полулегальными изданиями. С точки зрения фундаментальной науки одногранность — случайная аномалия с такой крохотной вероятностью проявления, что ни один серьезный ученый не возьмется ее изучать. Не от пренебрежения, а просто от нехватки материала для исследований. К тому же, если вышеуказанная одногранность проявляется за пределами данной грани, и обусловлена факторами, опять же выходящими за рамки этой грани, то изучать ее просто невозможно. Технически. С точки же зрения общечеловеческой нет никакого смысла обычным людям лезть в ту область, где даже у серьезных специалистов опускаются руки.

Известен случай с доктором Матиашем, светилом судебной психиатрии. Он, авторитетный ученый и состоявшийся специалист, взялся раскапывать близкую тему. Не знаю, что он там накопал, но, потратив на эти исследования четыре года своей жизни, Матиаш впал в депрессию и вскоре покончил с собой.

Гала слышала, кто такой Лех Матиаш, портрет которого она видела на кафедре судебной психиатрии. Но об исследованиях, сломавших его жизнь, она не знала — курс истории психологических наук будет только в следующем семестре.

Если у нее будет следующий семестр.

— И те юные создания, — продолжала доктор Кирьян, — что, извините за выражение, ведутся на эту тему, наступают на те же грабли. Не обладая достаточными знаниями с одной стороны, и, слишком эмоциональные и легковерные с другой, они превращают безобидную, на первый взгляд, научную идею в некую философию, рассматривающую самоубийство, как средство уменьшения жизненных трудностей. Ну, понимаете, для таких людей лишняя грань — как лишняя задачка на дом. Или как дополнительные занятия в школе. Сперва эта философия, или, скорее, псевдофилософия, пронизывает весь образ жизни молодых людей, вплоть до стиля одежды и манеры общения. Затем — закономерный итог. Если не принять должные меры.

Ну и, наконец, перейдем к соотношению граней. Кого-то другая грань может привлечь иллюзией нравственной чистоты и каким-то романтическим флером. Да, для вас, молодых, это очень привлекательно. К тому же там нет продажных чиновников, лживых политиканов, извращенцев. Даже война там — за славу, честь или спасение жизней, а не как часть закулисных игрищ сильных мира сего. То, что все гадости этой грани — неизбежная плата за больший комфорт и безопасность, таких людей не волнует. Люди же поумнее, как вы, например, выдвигаете другие аргументы, научные, по вашему разумению. Этот город, остаток древней цивилизации… Но что в нем толку, если сегодня другая грань не развивается?

Подобные, с позволения сказать, аргументы, напоминают пост-имперский синдром. Когда в стране, некогда бывшей великой державой, начинают вспоминать с тоской о «старых добрых временах», о тогдашних великих свершениях, тем самым пытаясь поднять пошатнувшуюся самооценку и скрасить убожество своего нынешнего существования. Да, гордиться великим прошлым нужно, но не в ущерб настоящему и будущему. А то зачем решать современные проблемы, улучшать жизнь, если ты уже великий? Великий по определению, а кто не согласен — гад и сволочь. Враг. Так и ваши идеи. Ничего не дают, ни вам лично, ни науке.

— Это все? — спросила Гала.

— Увы, нет. Я еще не упомянула о вашей хулиганской выходке в офисе одной солидной страховой компании. Вам повезло, что полиция сочла этот случай по части психиатрии.

— Тоже мне — везение. Нет бы разобраться, какие делишки творятся в этой, как вы говорите, солидной страховой компании.

— Все ваши вышеперечисленные выходки я, как психиатр, объясняю следующим образом, — продолжала доктор Кирьян, — вы обделены вниманием людей. Сперва родителей… я права? Потом сверстников. Вирлена Ворл была вашей единственной подругой, и ее потеря оказалась для вас равносильной катастрофе. Вы снова оказались в одиночестве и ваша агрессивность, ваши якобы научные идеи, подозрительность — все это лишь средства привлечь к себе внимание. За неимением других способов…

— Хватит! — крикнула Гала, да так, что госпожа Янук вздрогнула, — вы, ведь, я так понимаю, не сочувствовать мне пришли?

— Не сочувствовать, — подтвердила доктор Кирьян, — я предлагаю вам пройти обследование с последующей психологической реабилитацией.

— Другими словами — хотите упрятать меня в психушку? Я, кажется, догоняю. Не получилось убить меня, как Михая, не удалось превратить в Смертоносца, не вышло убийство повесить, так вы вот чего придумали!

— Вы кого имеете в виду, Чагай? — спросила Кирьян, — впрочем, это не так важно. Этот ваш выпад… он вполне вписывается в общую картину. Искать везде происки врага, того, кто лишил вас единственной подруги.

— Заметьте, «тот, кто лишил подруги» — не я предложила, — ехидно заметила Гала.

— Чагай, — строго сказала госпожа Янук, — вам лучше согласиться. На время прохождения обследования вам предоставят академический отпуск. В случае вашего отказа мы будем вынуждены отчислить вас.

— «Мы» — это кто? — возмутилась Гала, — госпожа Янук, вы что, теперь декан? Или ректор? Какое вы имеете право отчислить меня, а главное — за что? Если обследование, предложенное доктором Кирьян — обязаловка, то почему его должна проходить только я? И, почему, если бухой дитятя двухметрового роста разбивает витрину и орет на всю улицу матом, то это «гормоны», а моя, так называемая, агрессивность — признак психического заболевания? Не знаете? Вы обе — не знаете. Так что отстаньте от меня. С вашего позволения, мне нужно на пары. Учиться.

Она вышла и захлопнула дверь прямо перед изумленными взглядами не успевших опомниться госпожи Янук и доктора Кирьян.

* * *

Вчера вечером, на очередном ежесуточном привале, Гала впервые увидела на горизонте очертания постройки, которая не могла быть не чем иным, кроме как цитаделью Мадракса. Зачесались руки, сердце запросило испробовать заклинания на дальность действия. Остановил ее мозг, а также другие части тела, уставшие от похода по Северной Пустыне и схватки с мертвяками.

Утром, двинувшись с новыми силами, путники достигли цитадели к полудню, и Гала смогла рассмотреть ее получше. Не то замок с одной башней, не то башня, по кругу обнесенная трехметровой крепостной стеной. На стене не было никаких лучников или дозорных, полагающихся в таких случаях, но в них и не было необходимости. Над стеной мерцала едва заметная дымка, образующая купол, который закрывал крепость вместе с башней.

— Магическая защита, — прокомментировал Боград, — ни стрела не пролетит, ни даже дракон. И штурмовики с лестницами не пролезут.

— А он хорошо приготовился, — сказала Гала, — защита — на все случаи. На земле — стена, с воздуха — магическая защита. Небось, и под землей какая гадость заготовлена.

— Разумеется, — подтвердил странник.

— Что ж, как говорится, клин клином вышибают, — Гала подошла к воротам крепости и постучала в них, — эй, Мадракс! Ты слышишь меня? Напрасно ты сеял страх и смуту. И подругу мою зря похитил. Игра окончена! Твои приспешники мертвы, а враги объединились. И в твоих же интересах выйти по-хорошему.

Молчание, нарушаемое лишь негромким шорохом ветра, было ей ответом. Гала почувствовала, насколько тихо и жалко звучит ее голос. Как муха перед хоботом слона, и даже припомненная с другой грани киношная фраза «игра окончена», ничего не решала. Слова, слова… Руки самопроизвольно сжались в кулаки, губы сами зашептали заклинание вызова землетрясения, а ноги, инстинктивно и вовремя вынесли на безопасное расстояние, когда стену начало трясти.

Она не была сделана «тяп-ляп», эта стена; более того, она оказалась настолько прочной, что не исключалось использование магии при ее строительстве. Но клин действительно клином вышибают, и на третьей минуте действия заклинания стена будто устала сопротивляться.

Погасла и рассеялась дымка магической защиты. Дрожащие стены стали крошиться и разваливаться на куски, словно вафля. Не полностью, конечно, однако в образовавшиеся проломы могла пройти целая толпа. А вот башня в центре почти не пострадала.

Землетрясение прекратилось. Гала обессилено опустила руки. Эх, Моркуш, мог бы предупредить, что это заклинание столько сил жрет. Сейчас бы перекусить чего, шоколада, к примеру. Да нельзя. Времени нет.

— А вот и гости пожаловали, — крикнул Михай, оглядываясь, — или, скорее, хозяева?

К крепости Мадракса, в тыл путникам, стремительно приближались целых два Смертоносца. Черные балахоны, черные клинки, кольчуги и мертвое, бледное, ничего не выражающее лицо господина Ругара. Одно на двоих.

Стрела, выпущенная Боградом, не заставила их даже замедлиться. Мечи свои Ратибор и Михай также достали без особой надежды. И Гала уже не могла швыряться боевыми заклинаниями — одно землетрясение вытянуло из нее все силы. Но не память — и девушка судорожно схватила свисток, подаренный Яларом.

После свиста почти мгновенно на горизонте появилось и двинулось прямо на Смертоносцев облако пыли. Быстро достигнув цели, оно скрыло зловещие создания и остановилось. В течение пяти минут ветер доносил только звон мечей и конское ржание. Затем пыль рассеялась, открывая торчащие из песка черные клинки, несколько людей и коней, оставшихся лежать рядом, и, конечно, желанную подмогу.

Кони шествовали как на параде и Гала не могла понять, как минуты назад они могли нестись как ветер, да еще, без ущерба для скорости, везти по два седока. Один из них был смугл и одет легко и просторно, в светлые одежды — как Ялар. Второй же, судя по кольчуге и остроконечному шлему, был воином из дружины князя Веземира.

— Ветер в спину вам, — поздоровался ехавший впереди всех всадник, похожий на Ялара, только старше его на два десятка лет, — я, Рамал, от имени Сынов Ветра приветствую вас.

— И вам пусть ветер лишь добрые вести приносит, — ответил Ратибор, которому, видимо, не впервой было общаться с представителями народа-соседа. Вражда враждой, а понимать друг друга надо.

— Пришла пора поквитаться с проклятым колдуном, — сказал князь Веземир, сидевший за спиной Рамала, в то время как Воины Северной Пустыни и Веземировы ратники спешивались и подходили к проломам в крепостной стене.

Во дворе крепости не располагалось никаких построек, кроме, собственно, башни. И не нашлось ничего живого — только песок, да валяющиеся обломки стены. И все же оружие не стоило прятать. Оно очень пригодилось, когда зоркий Боград заметил на земле, среди песчаных и каменных куч, какое-то движение. Полминуты — и бесформенные кучи сложились в некоторое подобие человеческих фигур четырехметрового роста.

Эти чудища, или, как назвал их Боград, големы, только с первого взгляда казались хрупкими и рассыпчатыми. Было даже сломано несколько мечей при попытке проткнуть их. Но все же, численное превосходство, а также заклинание изменения размеров, на которое у Галы нашлись силы, сделали свое дело. Уменьшенные до половины человеческого роста големы были разбиты на части и втоптаны в землю.

— Ну что, Мадракс, — рявкнул Рамал, подходя и ударяя кулаком в широкую, дубовую, окованную железом, дверь входа в башню, — будешь и дальше отсиживаться и жалить в спину, как змея подколодная? Или попытаешься облегчить свою участь? Выходи, народы Северной Пустыни и Полуночных Гор пришли судить тебя!

Растворились ставни окна, того, что над дверью. В проеме показались двое. Один был пожилым, но благообразным, интеллигентным на вид, мужчиной. Вовсе не уродливый, морщинистый, с бегающим взглядом и мерзко хихикающий, старикашка, каким представляла себе его Гала. А второй… Второй была Вирлена, и никто больше. Живая, здоровая, и сильно удивившаяся, когда заметила свою подругу в толпе осаждающих.

— Гал? А ты че тут делаешь? — пролепетала она.

— Тебя спасать пришла! — крикнула Гала, — отойди от колдуна, я его со сгустком огня познакомлю.

— Ты че, дура? — плаксиво осведомилась Вирлена.

— Как посмели вы, все, вторгнуться в мои владения? — грозным голосом воскликнул Мадракс.

Но, оглянувшись, сменил тон на укоризненный, и даже немного жалобный:

— Ах вы, негодники! Да вы же все поломали!

— Эй, козлина! — рявкнул Михай, — если ты к Вирке хоть пальцем прикасался, я тебе этот меч затолкаю…

— Михай? — ему Вирлена удивилась, наверное, даже больше, чем Гале, — и ты здесь? Но как?…

— Это называется «любовь», дорогая! Выходи к нам, а этого колдуна я по стенке размажу.

— Довольно болтовни! — рявкнул князь Веземир, — ты, стравивший наши народы и посягнувший на наши земли, отправишься на кол сегодня же.

— Не спеши давать такие обещания, храбрый Веземир, — произнес Мадракс вежливо, но твердо, — я бы хотел пожить еще немного. А насчет «стравил»… предлагаю вам пройти внутрь и выслушать мою версию.

— Нет веры твоим словам, колдун! — крикнул Рамал.

— А я бы поверил, — произнес Боград, — идем, узнаете много интересного.

— Я ничего не понимаю, — произнесла Гала растерянно и беспомощно, — почему ты так уверен? Или ты заодно с ним? Так что же ты не убил нас…

— Идемте, идемте, — перебил странник, — не убил, пока вы спали, а сейчас тем более не убью. Зачем вас убивать?

— А я ваще не врубаюсь! — зарычал Михай, как обычно, когда требуемая работа мысли превышает его возможности, — ты за кого, за нас или за Мадракса?

— Говорю же, узнаете много интересного, — и Боград вежливо, но настойчиво потянул Галу и Михая за собой.

— Если не вернусь через час — ломайте дверь, — приказал Веземир своим ратникам, — Ратибор остается за старшего.

Аналогичные указания давал Воинам Северной Пустыни Рамал.

А входная дверь отворилась сама собой, словно приглашая войти.