Осколки миражей (гет)

О начале их исхода из дворца у Софии остались лишь обрывочные воспоминания. Зато все, что происходило потом, отпечаталось в памяти так четко, что можно было в любой момент пережить все заново.

Лучше бы так случилось с чем-то более приятным.

Сначала был холод и страх. Потом — бег, спешка, темнота и размытые кляксы света от лампы, прохладный сквозняк в лицо, твердая рука Итилеана, не дающая упасть. После из забвения всплывали бесконечные сырые коридоры, звуки шагов, шорохи, капающая вода, совсем как в допросной, и невеселая компания реваншистов, сосредоточенно переговаривающихся вполголоса. Если постараться, можно было даже вспомнить, о чем они говорили. О погоне, поисковых вадритах, водоотводных пещерах…

Картина мира становилась четкой и ясной лишь с момента прихода в мебельную кладовую. То, что происходило там, София помнила со сверхъестественной точностью. И сначала это были даже приятные моменты. Сидеть на руках у Грейсона, чувствовать его уверенные объятия, позволять ему греть ее ладони в своих, знать, что ты в безопасности и под защитой, хотя все могло быть с точностью до наоборот.

Но потом вмешалась Элейн и все испортила.

Старшая сестра вообще умела портить настроение. Еще в детстве.

— Итилеан, вы же были ранены, — воскликнула она таким тоном, как будто это было преступлением. А потом принялась говорить о гвардейцах, которых не брали пули… София не помнила, что происходило в допросной, но остальные явно что-то поняли. И вся теплота момента сошла на нет. А Элейн все гнула свое.

— Вы начальник гарнизона, — продолжала она. — Скажите, какова смертность в гвардии?

— За последнее время во дворце не происходило ничего серьезного. Гвардия — во многом дань традиции, — ответил Итилеан. — Соответственно, смертей не было. Случались травмы, несколько раз гвардейцы пропадали без вести… Это нормально. Не сказал бы, что они бессмертны, как вы пытаетесь доказать.

— А вы сами? Давно за вами такая сверхъестественная регенерация?

— Да нет никакой регенерации! — вспылил Итилеан. — Выйдем на свет — я готов лично продемонстрировать вам все раны, если после этого вы оставите в покое свою теорию.

— Выйдем на свет… а там нас встретят ваши сородичи, которых тоже не берет дождь, — задумчиво заметила Элейн. Дарн с Таренном переглянулись в неверном свете лампы. Им, видно, тоже пришла в голову эта мысль.

— Я считаю, только с гвардейцами из допросной было что-то не так, — Итилеан проигнорировал странноватое слово «сородичи». — И с королевой. Она ждала Л’Аррадона, очень ждала, — возможно, дело в какой-то его интриге, о которой мы ничего не знаем.

— Да. Л’Аррадон. Эреол разберется… если только мы до него доберемся и нас не схватят на выходе, — сказала Элейн. — Таренн, Итилеан, вспомните пока самые малоизвестные ходы наружу. Я лучше проползу через водоотводный канал, чем еще раз встречусь с матушкой при таких обстоятельствах, как сегодня.

И после этих слов разговор переключился на обсуждение способов сбежать. София понимала, что это необходимо и что на кону жизни… но неужели сестра не могла подождать?! До утра оставалась куча времени!

— Активируйте связные вадриты. Красный сегмент, — наконец распорядилась Элейн. — Эреол увидит, что у нас неприятности, и, возможно, что-то придумает.

Эреол… И этот колдун, ставший для сестры таким авторитетом, Софии не нравился. Он не скрывал пренебрежения к реваншистам. Даже не пренебрежения, а… она не могла этого объяснить. Он просто не воспринимал их всерьез. Даже к Элейн прислушивался больше.

К выходу пробирались с предельной осторожностью, почти на цыпочках. Лампа опасно мигала, грозясь вот-вот погаснуть. Пришлось пройти через водоотводные пещеры — просторные туннели, по которым протекали целые реки ледяной воды и убегали куда-то наружу по многочисленным отросткам-каналам. За пещерами ходов внутри горы стало намного меньше, и там было ощутимо теплее. В конце концов вдали замаячил синеватый свет.

— Дождь еще не закончился, но вот-вот прекратится, — сказал Таренн. — Грейсон, вы не могли бы…

— Что? А, до вас дошли слухи, что на меня он не действует, — хмыкнул Итилеан и, к вящему неудовольствию Софии, аккуратно высвободил руку, на которую она опиралась. — София, радость моя, вы сможете идти самостоятельно? — шепнул он. — Меня просят проверить, не ждут ли нас снаружи мои… гм… сородичи.

София кивнула. Она готова была прибить Элейн за это уничижительное сравнение из животного мира.

Итилеан вернулся довольно быстро.

— Было трое, но не магов, а каких-то соглядатаев. Дежурили, видимо, — сказал он, подходя. Остальные ждали в глубине туннеля. Синева сильно разбавилась белым, и на улице в поле видимости оказались поросшие выжженной травой холмы. У подножий их клубился утренний туман.

София отметила про себя слово «было». Она передернула плечами. Лучше не уточнять, почему в прошедшем времени. И он говорит об этом так спокойно… Нет, лучше вообще не думать обо всей этой бессмысленной жестокости.

— Значит, нужно уходить, пока их не хватились, — буркнул Дарн. — Надеюсь, там дальше не ровное плато, которое просматривается из любого окна.

— Нет, здесь холмы до самого спуска к дороге на Кадмар, — ответил Итилеан. — Дождь уже прекращается.

Софии показалось, что время застыло. Это туманное, пронзительно холодное утро вдруг напомнило ей такое же, только десять лет назад. Когда она, почти точно так же с трудом понимая, что происходит, цеплялась за юбку матери, а потом был серый вихрь-Эреол, холод клинка Кервелина, резкая боль и жуткое тянущее чувство утекающей через перерезанное горло жизни… Она крепче вцепилась в руку Итилеана.

И дернулась всем телом, когда кошмар начал воплощаться наяву. У подножия скалы возник серый вихрь…

— Эреол! — обрадовалась Элейн, и призрак прошлого рассеялся.

Колдун соткался из туманного кокона прямо перед ними и сделал нетерпеливый жест рукой:

— Нашел вас по вадритам… Пойдем! Если успеем выбраться на главную дорогу, я брошу на всех морок группы крестьян.

* * *

— Что теперь? И что это, по-твоему, было? — спросила Элейн, сжато и сбивчиво пересказав Эреолу события последних суток.

В Кадмар реваншисты уже не вернулись. Тот же Эреол сказал, что оставаться под следящим куполом, когда Л’Аррадону и его магам известно, кого искать, — это самоубийство. Поэтому они совершили еще один пеший переход, не сравнимый, правда, с продвижением по туннелям под замком, потому что дорога на этот раз была ровной, и остановились в придорожной харчевне. Рядом располагалась ближайшая к Кадмару станция дилижансов. Сквозь многочисленные небольшие окошки видно было, как фыркают и выпускают когти отдохнувшие за ночь ездовые миспарды и как от посадочного павильона отъезжают темно-серые дилижансы, поблескивая все еще мокрыми от дождя боками. А потом скрываются в легком утреннем тумане вдали.

— Бессмертие и неуязвимость… Нет, это не так просто, как может показаться на первый взгляд, — медленно ответил колдун. Даже Л’Аррадон не может создать такую защиту. Она противоречила бы всем законам магии. И один из незыблемых законов — у всего есть начало и есть конец. Закономерный конец.

Он говорил будничным тоном, но Софии почему-то сделалось жутко. Как будто Эреол собирался вот-вот вынести всем присутствующим смертный приговор.

— Но мне ясно одно. То, о чем я уже давно подозревал. Все странности связаны с Л’Аррадоном. Даже то, что, как может показаться, не имеет к нему отношения. Говорите, несколько гвардейцев пропали без вести? — неожиданно обратился Эреол к Итилеану. Говорил он без обычной едва заметной снисходительности. Скорее сочувственно… или излишне деликатно, как с тяжелораненым.

— И что, в этом замешан Л’Аррадон? — изумился тот. — Похищал он их, что ли, по-вашему?

— А после запрета «Листка госпожи Вирузим» он уничтожил нескольких обличенных в его хранении, — продолжил Эреол, не ответив. — Уничтожил вместе с телами, а не просто убил… Любопытная мозаика складывается.

Он замолчал, задумчиво разглядывая мутный эль в своей кружке.

— Какая именно? — не выдержал Итилеан. — Хватит говорить загадками!

— Еще не знаю, — невозмутимо произнес Эреол. — Но буду разбираться. Ключ ко всему происходящему — Л’Аррадон.

— Замкнутый круг, — обреченно сказала Элейн. — Если бы ты мог победить Л’Аррадона, то давно сделал бы это. Да ты затеял все эти самоубийственные попытки свергнуть власть только потому, что он контролирует амоннинский рынок вадритов, к которому не подобраться без королевского позволения, а короля Л’Аррадон тоже контролирует!

Она сцепила руки в замок и сжала так, что побелели костяшки пальцев.

— Раньше я не знал, в какой мере он его контролирует, — спокойно ответил Эреол. — Понятно, что я не мог поторговаться с королем и договориться о разделе рынка или другой перестройке структуры. Узы, которые связывают Кервелина с его патроном, были явно сильнее посторонних предложений. Теперь стало более-менее понятно, насколько они крепки…

Он говорил словно сам с собой. София плохо понимала, о чем речь. И, судя по выражениям лиц остальных, те тоже не видели связи. И тем более не видели уз, о которых рассуждал колдун. Им было интересно другое — возможно ли завершить начатое и все-таки совершить запланированный государственный переворот, а если нет, то как вернуть утраченное положение при дворе. Но они слушали молча, потягивая эль. Только Элейн ловила каждое слово.

— И ты не берешь в расчет, что Л’Аррадон сейчас ослаблен. Причем ослаблен, скорее всего, благодаря нашим действиям и усилиям наших союзников, — колдун слегка наклонил голову, обозначая дань уважения. — Все эти действия били по власти Кервелина, но подкосили Л’Аррадона… не наводит на мысли?

— С чего вы взяли, что он ослаблен? — вмешался Дарн. — Бледный и плохо ест? Или что там вам просила передать лидинни Элейн?

— Приступы ярости из-за внутренних неурядиц при дворе, повлекшие последствия, разрушение части дворца… Точнее, внутренние неурядицы были мнимыми, но пока Л’Аррадон этого не знал, то бесился из-за потери контроля над ситуацией. Будь он в состоянии, он бы молча уладил все, а не впадал в бессильную ярость, которая к тому же забирает много магических сил на неконтролируемые выбросы. Уничтожение людей во время одного из таких выбросов… И вы напрасно так пренебрежительно относитесь к внешним проявлениям, — терпеливо пояснил Эреол. — Кстати, на вас дождь тоже не действует?

— Не проверял, — поежился Дарн. — Подождите. Почему вы думаете, что Л’Аррадон ослаблен из-за всего, что мы делали? Может, это из-за другого? И как «Листок госпожи Вирузим» или еще что-то могли его ослабить, если он такой всемогущий?

— Приступы ярости были именно из-за иллюзии внутренних неурядиц в «Кругу» Кервелина. Это по поводу доказательств. А что до причин… Подобные эмоционально-магические срывы бывают из-за очень сильного и длительного напряжения магических способностей. Добавим к этому непосредственное участие в делах Кервелина и получим… С виду все слишком просто. На самом деле подоплека у связи Кервелина и Л’Аррадона гораздо сложнее.

Просто! София чуть не подавилась невкусным пойлом, которое пила только потому, что его пили все. В харчевне они сидели под личиной группы крестьян. Разговор Эреол тоже скрыл от посторонних ушей. Просто! Она потеряла нить рассуждений еще в середине цепочки.

— Так что, неуязвимость королевы и гвардейцев и все остальное тоже как-то относятся к этой связи? Или что вы хотите сказать? — нетерпеливо буркнул Дарн. Эреол тяжело вздохнул.

— Ну конечно, относятся. Это же очевидно. Я думаю, и король тоже наделен… хм… той же способностью оставаться невредимым, что и Вистария с гвардейцами. Но мне пока не известен вид магии, который использовал Л’Аррадон. Предстоит еще многое выяснить… Отныне сражаться мы будем с Л’Аррадоном. Справимся с ним — Кервелин перестанет быть препятствием.

Эреол встряхнул головой так, что неопрятный хвост черных волос за спиной описал в воздухе небольшую дугу.

— Ты — и вдруг не знаешь, что за магия? Это разве возможно? — изумилась Элейн. Как будто этот колдун был наместником Богини на земле. София поморщилась.

— Я знаком только с амоннинскими ее видами, Элейн. А он… Вы не задумывались, почему в Амоннине и в Орталине такие разные подходы к магии? У нас — два сильнейших колдуна, вадриты как проводники волшебства и вечное соперничество, у них — равномерное распределение способностей между множеством людей, а колдовство осуществляется за счет зелий и заговоров… Изначально уклад был другим. На каждом континенте был один сильнейший колдун. Распорядитель магии, — начал рассказывать Эреол. — Л’Аррадон был главным магом Орталина. Не замечали разве, что у него орталинское имя?.. Но потом он решил забрать под свою гегемонию и второй континент. Тогдашний амоннинский колдун, Мелиан, был в чем-то слабее… Да, Л’Аррадон старше меня на несколько веков. И он убил Мелиана и начал покорять Амоннин… а когда собрался вернуться домой, то обнаружил, что магический фон Орталина заполнил пробел. Вытеснил Л’Аррадона из своей структуры, заменил рассеянной магией, перестал концентрировать ее в одном человеке. А с моим рождением в Амоннине возник дисбаланс. Поэтому два колдуна никогда не уживались здесь мирно… Ладно, это к делу отношения не имеет. Я хочу сказать, что ключ к магии Л’Аррадона нужно искать в Орталине. На этот раз мне известно, что искать.

Утренняя мгла окончательно рассеялась. В окно брызнули первые солнечные лучи. Людей в харчевне становилось все больше. Элейн встрепенулась:

— Значит, ты все-таки догадываешься, что это за магия… Отправишься в Орталин?

— А мы? — подал голос Таренн. — Что будет с нами? На нас теперь станут охотиться по всему Углару, если не по всему континенту. Нам забиться под землю и ждать, пока вы разберетесь с магией?

Впервые за долгое время на его спокойном лице проступило подобие злости. Дарн тоже не выглядел довольным. Элейн окинула их уничижительным взглядом, собираясь что-то сказать… и тут Софию осенило:

— Мы можем укрыться у Детей моря. Океан как раз между Амоннином и Орталином, а на Детей моря не распространяются законы ни одного континента, это самостоятельная народность. Нас там не найдут, особенно если никто, кроме Даиз, так и не поймет, что мы — это мы. Или морок сложно удерживать?

— Если понадобится — удержу, — сказал Эреол. — А много ваших знакомых из Детей моря в курсе, где вы были все это время и зачем?

— Большинство даже не знает, что я принцесса, — ответила София. Рассказывать о Детях моря было легко. Она могла делать это часами. — Знают только Даиз, Марда и… пожалуй, все. Те, кто нашли меня в горах, давно мертвы — вот они меня тогда узнали, потому что постоянно торговали с Ивстаном. Для сводных братьев я просто сирота-найденыш, а Дети моря никогда не интересовались ивстанской королевской семьей настолько, чтобы искать во мне сходство с пропавшей Софией.

— Значит, Даиз и Марда… — рассеянно повторил Эреол, хотя два этих имени ему явно ни о чем не говорили. — Уйти с континента на время — идеальное решение. Рано или поздно поисковые вадриты заберутся в любую глушь.

София триумфально улыбнулась. С ее предложением в кои-то веки согласились!.. Но это было не главным поводом для радости.

Прежде всего — она возвращалась домой.

* * *

Элейн задумчиво смотрела на морскую гладь. Стоял полный штиль, а корабли со свернутыми парусами, лодки всех форм и размеров и разнокалиберные плоты с бортиками — бартоги — все равно бодро скользили по воде, влекомые вадритами или парой весел. Нигде не было никаких признаков суши. Только Обрыв маячил на горизонте тонкой серой полоской, точно прочерченный крошащимся грифелем.

Они добрались до побережья на обычном дилижансе. Проверок и досмотров, особенно магических, вопреки ожиданиям, было не так много. Скорее всего, преследователи все еще искали Софию с сообщниками в замке. А Элейн могла только гадать, какие слухи вызовет ее повторное и на сей раз окончательное исчезновение. И когда спадет заклятие Эреола, внушившее всем, что у Тамеанов две дочери, а не одна.

Первым впечатлением оказалась встреча с Мардой. К местной знахарке пришлось зайти отдельно. Эреол решил, что ее нужно ввести в курс дела, и отправился к ней вместе с Элейн, пока София беседовала с приемной матерью и обе решали, где разместить гостей-беглецов.

Элейн с любопытством разглядывала просторный шатер, занимающий половину площади плота. Изучала внутреннее убранство — яркие желтые шторы-драпировки, расписные панели, которыми импровизированные окна прикрывали на ночь от дождя, компактный шкафчик с множеством отделений, где хранились компоненты для зелий… Мебелью служили подушки и пуфики. На циновках небрежно валялась связка разноцветных шалей, принадлежавших хозяйке жилища.

Сама хозяйка внимательно посмотрела на двоих «крестьян» и, не успели они представиться, почтительно склонила голову, обмотанную пестрым шелковым платком:

— Здравствуйте, господин Эреол. Польщена вашим визитом.

— Но как… — вырвалось у Элейн. Эреол чуть усмехнулся:

— Знахарка орталинского происхождения, они чувствуют магический уровень, невзирая на личины… Только сегодня мой визит — это вряд ли честь, — сказал он Марде. — Скорее обуза.

— Помочь такому колдуну — тоже большая честь, — парировала местная знахарка.

Она отвлеклась на миг, сдвигая к центру комнаты в шатре пухлые низкие пуфы. Эреол воспользовался этим, чтобы шепотом пояснить Элейн:

— Л’Аррадона она встретила бы точно так же.

Однако первый визит оказался визитом вежливости. Марда могла еще помочь в будущем, но пока была не нужна. Гораздо больше Эреола интересовали ближайшие рейсы на Орталин. Остаток дня он провел, разговаривая с капитанами торговых суден, а Элейн вернулась к Софии.

Сестра была в своей стихии. Она окончательно пришла в себя, даже поспала пару часов, пока Элейн сопровождала Эреола, и теперь лучилась энергией. Куда подевалась печальная принцесса в платье прислуги, мрачно смотрящая в будущее и взирающая на все, что ее окружало, с трагической покорностью!.. Сейчас София ослепительно улыбалась. Она живо подхватывала любой разговор, радостно приветствовала каких-то своих знакомых — к слову, весьма многочисленных, — и выглядела хозяйкой у себя дома, несмотря на длительное отсутствие.

Почему бы и нет, скептически подумала Элейн. У Софии здесь есть хотя бы свое жилье. Этот хлипкий бартог с небольшим шатром. Ее, Элейн, туда не пригласили. И больше всего раздражало то, что никаких гостиниц ни в каком виде здесь было не предусмотрено. Пришлые Дети моря из других широт прибывали на своих собственных плавсредствах, а посторонние — путешественники, плывущие в Орталин, — проводили все время в каютах кораблей. Больше у Детей Моря гостить было некому.

Однако ночлег все же нашелся. Элейн, Эреола и всех троих реваншистов согласился временно пустить на свой корабль капитан пассажирского судна. Корабль стоял на якоре, возвышаясь над мелкими лодчонками и плотами подобно огромному острову, а капитан собирался сделать перерыв между рейсами и погостить у друга в Угларе. Он оставил корабль на попечение Даиз и отплыл в Амоннин тем же вечером.

— Ни один поисковый вадрит сюда не достанет, — по-детски, как о докучливых товарищах по игре, сказала София. — А если и достанут, капитан нас не выдаст.

— Кто? — не поняла Элейн. Для одного дня капитанов было многовато.

— Ну, главный капитан. Вроде короля у Детей моря. Мы ведь тоже государство. Только не сухопутное.

А островов в Срединном океане не было.

Корабли всех форм и видов, лодки и плоты создавали лишь иллюзию надежной почвы под ногами. Каждый из них на самом деле был скорлупкой над бездной. Над материальной, плотной, живой бездной, готовой пожрать все и вся, если бы ей дали шанс. Дети моря думали, что приручили эту бездну, и днем, под яркими солнечными лучами, она приветливо сверкала и играла брызгами… но в глубине ее царила вечная ночь. А люди были крохотными паразитами на ее обманчиво спокойной глади.

Дети моря… Вечером, сидя в своей каюте и слушая монотонный звук дождя, хлещущего по корабельной стали, Элейн подумала, что в этой народности действительно многое было от детей. Любовь ко всему яркому и пестрому, все эти разноцветные легкие одежды, гирлянды из бус и браслетов у Марды, неумело скрученные прически, увитые водными цветами, у встреченных по дороге девушек от мала до велика… Если ставни и панели, то непременно расписанные целыми картинами, если ткани, то обязательно яркие, насыщенно-оранжевые, желтые, алые, пронзительно-голубые или сочно-фиолетовые. Даже на капитанских мостиках торговых кораблей красовались амулеты из сухих цветов и ярких полосатых перьев, а сами капитаны не гнушались расписными шейными платками и вышитыми сорочками. От всей этой пестроты рябило в глазах.

Даже здесь, в пассажирской каюте, не обошлось без яркого панно на стене и желтого с оранжевым полосатого покрывала на кровати. Кроватью служил тюфяк. Аккуратный, удобный даже, но… Впрочем, Элейн было уже безразлично. Усталость брала свое. Бессонная ночь и суматошный день…

Но как только она почувствовала, что засыпает прямо над тарелкой с ужином, дверь тихо скрипнула.

Элейн не обернулась. Чувство опасности притупилось, и бояться здесь было некого. Эреол подошел к ее столу и сел, не дожидаясь проявлений гостеприимства.

— А если бы я спала? — вяло возмутилась Элейн.

— Я знал, что ты не спишь. — Он с любопытством заглянул в тарелку, где, стыдливо прикрытая зубчатыми листьями каких-то съедобных водорослей, сиротливо ютилась горстка креветок. — Не успел предупредить тебя, что в Орталин ты едешь вместе со мной. И если я найду там разгадку… то есть полное объяснение того магического механизма, который запустил и использует Л’Аррадон… то ты будешь моим единственным помощником при встрече с ним лицом к лицу.

— Единственным? — Элейн немедленно проснулась.

Эреол использовал почти эвфемизм — «встреча». Вот только живым из нее должен был выйти только один. Это стало ясно, еще когда обнаружилась причастность Л’Аррадона ко всем странностям двора.

До сих пор будущее просто обходили молчанием. Элейн вдруг осознала это с пронзительной ясностью. Следовало задуматься раньше. Чтобы понять, что и король, и основной предмет раздора — рынок вадритов, и все придворные, и реваншисты, и София, и сама Элейн — это элементы дымной завесы, скрывающей суть вещей. А суть была простой. Пик противостояния двух колдунов. Ничего больше…

— Почему ты не берешь в расчет Дарна, Таренна и Итилеана? — спросила она.

— Если использована та магия, о которой я думаю, то они бесполезны. Они не смогут поднять руку на Л’Аррадона. Сила не может обратиться против своего обладателя. Физически не способна.

— Сила? Считаешь, он настолько их контролирует? Я догадываюсь, что как-то влияет, это ясно хотя бы по тому, что на Итилеана не действует дождь, как и на короля. А еще по тому, что у всех них жизненная энергия отдает магией Л’Аррадона, как ты говорил, да? Но ведь они уже смогли пойти против Л’Аррадона, когда стали реваншистами.

По крайней мере, здесь не было этих троих, и можно было обсуждать их за их спинами. И не видеть непонимающих взглядов, а свободно следить за ходом мысли воспитателя. Элейн и думать забыла о сне.

— Они шли не против него, а против короля. И те придворные, которых уличили в хранении «Листка госпожи Вирузим», а потом уничтожили, тоже смогли пойти против короля, и раздоры в Кругу из того же ряда… Вот Л’Аррадон и бесился. Неполадки его магического механизма… — задумчиво сказал Эреол.

— Ты можешь хотя бы примерно рассказать, о каком механизме идет речь? — не выдержала Элейн. — Он контролирует их всех?

— Если это то, о чем я думаю, то больше, чем просто контролирует… — медленно сказал колдун. — Нет смысла гадать. Орталин расставит все по местам. Спокойной ночи, Элейн. Я на тебя рассчитываю.

Он вышел. Элейн тупо разглядывала узорчатую дверь.

Рассчитывает. В этом было нечто большее, чем рядовая просьба о мелкой помощи. Эреол всегда полагался только сам на себя. И вся помощь ему до сих пор была просто разновидностями воспитательных заданий. Потому что он мог отлично справиться один. С чем угодно. Почти с чем угодно.

Эреол, перекладывающий часть ответственности на свою воспитанницу… В этом было что-то пугающее. Но одновременно и признание ее способностей.

Почти признание равной.

* * *

Не только Элейн не спала тем вечером.

София свернулась уютным клубочком у себя на тюфяке и бездумно наблюдала, как отблески от ажурных стенок лампы пляшут по многогранным сводам шатра. Она выспалась, отдохнула и была на вершине блаженства. Она была дома. Хорошо, что не нужно становиться королевой. Можно будет как-то изловчиться и почаще возвращаться сюда. Или даже купить корабль, подобающий сестре королевы, и поселиться среди Детей моря. Хотя, конечно, это будет уже не то… Или изначально сохранить инкогнито и оставаться все той же Зовией — ступенью выше Софи, помощницы кухарки Ириз, но бесконечно далекой от двора и знати. Можно будет все, что угодно, — если Эреолу и остальным удастся добиться престола для Элейн…

В заслонку-дверь постучали.

София вздрогнула от испуга и неожиданности. Но сразу же успокоилась, напомнив себе, что выходить на улицу в ночной дождь могло не так уж много людей. И догадаться, кому из них понадобилось наведаться вечером к ней, не составляло труда.

— Входите, Грейсон, — сказала она и села на своем тюфяке, радуясь, что он застелен.

Вот зачем понадобилось идти к ней сейчас, а не дожидаться утра — отдельный вопрос… Под ложечкой засосало в предвкушении. София так и не научилась угадывать, чего ожидать от Итилеана в следующий момент. Знала только, что непременно что-то интересное.

Он осторожно прикрыл за собой заслонку и снял мокрый плащ, стараясь, чтобы капли не разлетались вокруг. Комната в шатре была довольно просторной, но эти капли, каждая из которых могла лишить разума, превратить в куклу без души и в конце концов убить… Итилеан проследил за взглядом Софии:

— Сама по себе эта вода безвредна, если пробудет в помещении дольше десяти минут. Как-то стражники на въезде в замок напились, простите за неприглядные подробности, и решили проверить.

София весело хмыкнула. Подобное было легко вообразить. Ей вдруг захотелось услышать историю полностью. И неужели раньше никто даже не пытался изучать дождь?

— У вас что-то срочное? — осторожно поинтересовалась она.

— Конечно, срочное. Узнать, как вы, — Итилеан устроился на полу на почтительном расстоянии от Софии — десять минут еще не прошло. А ее почему-то не оставляло чувство, что он собирался сказать что-то важное. Более важное, чем дежурный или даже продиктованный искренней заботой вопрос «как вы?». Но это важное могло быть произнесено вслух не сразу, а через определенный срок. Словно нуждалось в выдержке, чтобы изменить свои свойства, как капли пожирающего разум дождя.

— Отлично, как же еще, — жизнерадостно сообщила София. Пускай разговор пока ни о чем. В конце концов, Итилеан даже обнять ее не может, пока не прошло десять минут. — Здесь мой дом. Надеюсь, получится возвращаться сюда, когда… если… Элейн станет королевой, а я окажусь при дворе. Хотя бы на время.

— Да… — неопределенно произнес Итилеан. Серые глаза не без интереса скользнули по сводам шатра, выстеленным изнутри прессованными блоками сухих светло-коричневых водорослей, и по ярким драпировкам на стенах. Лампа с ажурными гранями давала не так уж много света. Расчерченные узорами блики плавно скользили по потолку и драпировкам в такт легкому покачиванию бартога. В этих отблесках Итилеан показался Софии совсем мальчишкой, ее ровесником. Странно. Он ведь и так не выглядел старым… Но в полумраке что-то ушло из его лица. Что-то, придававшее сухость и жесткость и игравшее, как оказалось, не последнюю роль.

Итилеан мельком взглянул на часы и тут же оказался рядом с Софией. Той стоило немалых усилий не отшатнуться в ужасе — на его волосах еще не высохли капли дождя. Но она сдержалась. Спокойно. Он знает, что делает, потому что не желает зла… Итилеан притянул ее к себе.

Ничего не произошло. София улыбнулась.

— И как вам Дети моря? Все еще считаете их деревенщиной?

— Простите… — Он покаянно склонил голову, уткнулся Софии куда-то между плечом и шеей и начал целовать, поднимаясь выше.

Она прикрыла глаза и какое-то время просто наслаждалась ласками… пока не вспомнила, что вообще-то находится наедине с мужчиной, на дворе ночь, а ситуация приобретает опасный оборот. Даже если счесть предупреждения Даиз пустым звуком, все равно как-то не по себе… или нет?

— Не бойтесь, София, — Итилеан почувствовал ее напряжение и отстранился. — Я не выйду за рамки… хм… приличий. Я слишком вас уважаю. Собственно, причина моего появления связана именно с этим.

София вздохнула и не стала вырываться. Ему хотелось верить. Разве что где-то на краю сознания угнездилось призрачное разочарование… вот только чем? Не тем же, что Итилеан повел себя как подобает? Она прекрасно понимала, что могло произойти, если бы они оба не сдерживали себя. И если откуда-то взялась тень сожаления оттого, что этого не произошло… то что же она за распущенное существо?

— Я слишком вас уважаю, — повторил Итилеан, прочитав, казалось, сомнения на ее лице. — И вы заслуживаете исключительно почтения и почестей, положенных вам по праву рождения. Однако я все же рискну кое о чем спросить.

Он помолчал, внимательно вглядываясь в глаза Софии. Она не произнесла ни слова. Чувствовала, что любые реплики будут просто неуместны. Итилеана редко приходилось видеть таким серьезным.

— София, вы знаете, что вы мне очень дороги. — Не признание в любви, но что-то очень близкое к этому… Она заинтригованно ждала продолжения. — И, думаю, я способен позаботиться о вас должным образом, несмотря на то, что мое происхождение значительно ниже вашего. Если мы победим… и если только вам не противен такой мезальянс… вы окажете мне честь стать моей женой?

София широко раскрыла глаза от изумления. Вот к чему он вел, оказывается! Можно было догадаться… но она не догадалась, потому что никогда не сталкивалась ни с чем подобным раньше. Спасибо Даиз и ее целомудренному сверх всякой меры воспитанию, отсекавшему любые контакты с молодыми людьми… Однако сейчас не до Даиз. Нужно что-то ответить. А что она могла ответить?

— Если мы победим… А если нет? Предложение отменяется? — проговорила она.

— Если нет, то по возвращению в Углар нам обоим не жить. — Впервые в голосе Итилеана проскользнула тревога. — Нет. Оно в силе. Просто я не строил планов на такое развитие событий. Если мы проиграем, неизвестно, что вообще с нами будет, София. Так как?

Мезальянс, надо же. Неужели при дворе принято мерить отношения титулами, а не чувствами? А чувства… что подсказывают они?

— Я согласна, — мягко сказала София и осторожно погладила Итилеана по щеке.

И увидела, как вместе со сдержанной улыбкой на лице появляется торжество. Как у человека, который долгое-долгое время хотел чего-то и вот наконец получил. Это было сродни триумфу завоевателя, добывшего ценный трофей… или искателя, добравшегося до утерянного знания…

София даже удивилась сначала. Это что, из-за нее такая радость? Странно, неужели она ему настолько дорога?.. Но в следующий момент Итилеан снова привлек ее к себе, и удивление прошло. В его объятиях было до невозможности удобно. И уютно. И тепло. И… все равно странно.

Она все еще не воспринимала его отдельно от сложившегося в начале знакомства образа. Ненормальный начальник гарнизона, от которого никогда не знаешь, чего ожидать. Даже теперь, когда она твердо усвоила, что ожидать стоит только хорошего, он все равно оставался немного чужим. Или абсолютно чужим — в зависимости от обстоятельств. К примеру, в мяснике, вонзающем кинжал в грудь королевы, трудно было узнать того Грейсона, который умел так ласково держать за руки, обнимать и нашептывать всякую успокаивающую чушь. Что-то от этого чужого человека иногда мерещилось Софии, когда Итилеан бросал на нее странные голодные взгляды… Одним словом, он ей определенно нравился, ее необъяснимо тянуло к нему, но… она слишком многого о нем не знала.

Это не пугало. Скорее разжигало интерес. А предстоящий брак, на который она так поспешно дала согласие, вызывал волнующее предвкушение, от которого сердце билось чаще.

Какое-то время София с Итилеаном сидели молча. Она полулежала у него на груди, положив голову на плечо. Появилась отстраненная мысль, что эта поза, должно быть, неприлична и непозволительна… но тут же убежала прочь. София думала о том, что ее ждет. Наверное, стоило посоветоваться с Даиз… Нет. Пора бы уже вырасти и решать самой. К тому же опекунша из Детей моря не может указывать принцессе. Не влияние ли это Итилеана, о котором он говорил? Внушить ей, что она обладает властью…

— Слишком быстро, — неожиданно для самой себя сказала София. — Мы очень многого не знаем друг о друге, Грейсон. Мы познакомились чуть больше декателя назад…

— Если вам нужно время, я подожду, сколько потребуется, — откликнулся Итилеан. Его руки, до сих пор неподвижно лежавшие на ее талии, медленно заскользили вверх. София вздрогнула и прижалась к нему крепче.

— Нет! — вырвалось у нее. — Какая разница? Я не собираюсь ничего ждать. Мне слишком много приходилось ждать в жизни. Ваше тлетворное влияние работает, Грейсон, — хихикнула она.

— Решили рискнуть? — насмешливо протянул Итилеан. — Учтите, что решение нужно обдумывать заранее, радость моя. Однажды заполучив, я вас не отпущу… пока не совращу окончательно при помощи своего тлетворного влияния.

Он снова начал целовать ее шею. Рука легла на грудь. София задышала чаще и сделала над собой усилие, чтобы ответить.

— А потом выбросите прочь?

— А потом, надеюсь, вы сами никуда не уйдете. Хотя сейчас еще можете ускользнуть…

Итилеан развернул ее лицом к себе и прильнул к губам. София казалась сама себе куклой в его руках. И все же это завораживало. В его объятиях было что-то опасное и интригующее… но в то же время манящее и многообещающее. Она сама не заметила, когда успела запустить руки ему под рубашку и начала дразняще царапать разгоряченную кожу.

Итилеан резко выпрямился, и только теперь София поняла, что ее платье тоже оказалось расстегнутым.

— Я все-таки покину вас на сегодня, — сказал он, осторожно стягивая края шнуровки на груди Софии. — Иначе рискую зайти слишком далеко.

Она прикрыла глаза, пряча разочарование. Да. Было предельно ясно, как именно далеко он мог зайти. Но сейчас это не казалось ей неприемлемым. Даже наоборот. О каких приличиях можно говорить, если в случае успеха они все равно поженятся, а неудачи — погибнут? И неужели Итилеан этого не понимает? Да нет, понимает, скорее всего. Просто не хочет на нее давить.

София мятежно посмотрела на него.

— Скажите, Грейсон, если бы вы относились ко мне чуть меньше — как к хрустальной статуэтке и чуть больше — как к живой женщине, как бы вы поступили?

Они сидели друг напротив друга. Узорные блики все так же плясали по стенам. Глаза Итилеана вспыхнули — а может, это просто отблеск попал на лицо…

— В другое время и при других обстоятельствах…

Бартог чуть качнуло на волнах. Шнуровка у Софии снова разошлась. Она опустила глаза, стягивая края платья.

Ему пора бы понять, что она не принадлежит к племени ханжей и хочет не преклонения, а естественных человеческих отношений.

Итилеан понял. Он рывком приподнял Софию и притянул ближе. Юбка мешалась в ногах. Это она хорошо помнила. Но скоро и юбка, и все платье целиком уже не преграждали путь его рукам, губам… Сначала она растерялась от такого пыла. А потом откуда-то изнутри поднялась всепоглощающая пьянящая волна. И София принялась так же лихорадочно отвечать. Ей было уже все равно, правильно это или нет. Существовал только мужчина, уверенно ведущий ее за собой и заставляющий вздрагивать и раскрываться перед ним в неосознанной жажде получить больше, чем просто поцелуи и прикосновения. И ее больше не смущали ни его горячие жесткие руки там, где ее еще никто никогда не касался, ни слова, произносимые хриплым шепотом. Удовольствие, круто замешанное на любопытстве, действовало, как дурманящее зелье. Вседозволенность. Вот о чем стоило помнить.

Ведь приличия — это просто дымовая завеса, призванная приглушить излишне яркие краски жизни.

А когда рискуешь расстаться с жизнью в любой момент, нужно вовремя впустить в нее всех, кто тебе хоть немного дорог.