Глава 15
Главное сумасшествие конца одного года и начала другого — Новогодний Бал — приближается с неотвратимостью стихийного бедствия.
Помня прошлогоднюю историю, Софи во всеуслышание объявила, что, если подобное повторится, она вызовет настоящих следователей из ближайшего окружения Кэрдин. А уж они-то что угодно найдут.
Когда найдут — нет, Софи не настолько злюка, дела заводить не будут. Но она лично крысиным капканом переломает этому существу все пальцы по одному — чтобы крыса рук в чужие вещи больше не совала. Действие крысиного капкана на гигантских островных крыс было продемонстрировано — он перебил весьма толстую палку.
Ещё принцесса добавила, что хирурги учатся пришивать оторванные конечности, но практиковаться они будут на ком-то другом. За этим она тоже лично проследит.
Взведённое устройство повешено в общей зале. И никто не усомнился — в случае чего, Софи не раздумывая, выполнит обещание.
— А ещё говорят, это я кровожадная! — заявляет Марина сестре — Так и представила тебя, развлекающуюся с этой штукой. Эриду обязательно позову, если до дела дойдёт. Пусть полюбуется, что мечта её сердца вытворять способна. Кстати, что будешь делать, если это окажется кто-то из твоего ближайшего окружения? У изнеженных дев болевой порог слабый, помереть ещё от такого издевательства может.
— Помрёт — плакать не стану. Разницу между сказать и сделать ты, очевидно, не улавливаешь?
— Понимаешь, — скалится Марина, — я много чего могу сделать. Вероятно, даже более жестокого. Но одно маленькое «но». Я буду делать, а не займусь подробным описанием. Кстати, любовь к подобным описаниям — один из признаков будущего маньяка-убийцы.
Софи только кулак сестре показывает.
— Страх — тоже оружие само по себе. Я, в основном, на эффект от возможности наказания рассчитываю, нежели кому-то собираюсь пальцы ломать.
— А мне так показалось — ты собралась не пугать, а кого-то с особой жестокостью убивать. Эта штука не то, что тонкий девичий палец оторвёт. Она свиную ногу до половины разрубает. Проверяла, — Марина кровожадно облизывается, — Обильное кровотечение и особенно сильная боль легко могут привести к смерти даже при отсутствии действительно опасных ранений.
— И кто из нас после этого убийца?
— Естественно, та, которая до суда доживёт.
— Ну и логика!
— Ага! Моя знаменитая. Может, мне дверь начать запирать?
— Мариш-ш-шка... — начинает было Софи, но та уже успела сбежать.
Канун бала в этом году значительно спокойнее предыдущих. Возымела действие угроза Софи, или просто отношения к себе и другим стали серьёзнее — так и осталось неизвестным. Никто никому ничего «случайно» не испортил. Слёз, впрочем, было не меньше обычного — но вызванных исключительно внутренними переживаниями о реальных или мнимых недостатках собственной внешности.
Марина нашла где-то таблицу с описанием оптимального соотношения роста и веса девушки с десяти до восемнадцати лет с шагом в квартал с разбивкой по регионам, основным типам телосложения и разным расам. Повесила на дверь. Не поленилась украсить один из углов личной печатью. Ещё добавила штамп «Заверено». Спрашивающих «не толстая ли она?» отправляла таблицу изучать. Кто заверял, почему-то не спрашивали.
Большинство оказывались удовлетворены результатами, но сплошь и рядом всё равно заходили на следующий день. Да и само количество визитов по сравнению с прошлыми годами выросло чуть ли не в геометрической прогрессии. С причиной разбираться не надо: самая банальная — возраст, постепенный переход во взрослое состояние. Девочки подросли. Не все, но многие поумнели. Статусность Марины и относительная доступность для общения заиграли новыми красками. Да и про честность младшей принцессы помнили всегда.
Многие стали понимать, что не стоит обращать внимание на периодическое фырканье Софи на младшую сестру, и вслед за ней так же себя вести по отношению к Марине. Мир он того... Большой очень. Стенами школы вовсе не ограничен. Да и от жизни прожит пока совсем небольшой кусочек.
И за этими стенами Софи и Марина совершенно равноценны. Точнее, высокоценны. Детские обиды не забываются долго. К счастью, Марина не из тех, кого легко обидеть. Но она злопамятна.
Это Софи может позволить себе фыркать на сестру все триста шестьдесят четыре дня года вместе с днём нового и четырёхлетним днём. У других такой возможности нет. И лучше перевести отношения хотя бы в нейтральную сферу.
Человеческая жизнь — довольно длинная штука. У Марины ведь на всё память хорошая.
Со всё усиливающемся вниманием самой младшей принцессе приходится мириться, как со снегом на улице.
Пантера, как обычно, на высоте. Маскарад элементарно не стихия Марины, так что заказана, считай, униформа для подобных случаев. Естественно, всё что просили покрой платья подчёркивает.
Чего там навыдумывали Эрида, Динка и Коатликуэ, Херктерент совершенно не интересует. До праздника ни на что не взглянет, как бы ни просили. Эти трое неожиданно сблизились, причём Марина ни капли не сомневается — исключительно на почве придумывания фасона платьев попричудливее, а не по какому-то иному вопросу.
Слишком хорошо Марина знает, когда у разноглазой включается форсажный режим. Сейчас именно он в чистом виде. В таком состоянии она способна сосредоточится только на одной задаче. Но уж она-то будет выполнена по разряду «мы за ценой не постоим». В данном случае это платья.
Соньке ещё крупно повезло, что этот режим на неё не включился. В противном случае, от Эриды сестрице даже на «Владыке Морей» спрятаться не удалось бы.
К счастью, особо старательных в деле навязывания своего общества Марине в поле зрения не наблюдается. Окружающие несколько поумнели — Марина тоже стала язык придерживать.
Старая популярность у мужской части школы никуда не делась, даже возросла. Только вот обожать сильно превосходящую во всём девушку лучше на расстоянии. Более близкие отношения лучше завязывать с кем-либо попроще. Война — это одно, а всякие кроличьи дела — совершенно другое.
Так что от огромного количества любовных писем и приглашений на надвигающееся стихийное бедствие Марина избавлена. В принципе, в эту игру можно и вдвоём играть, принято девушек приглашать. Но если девушка сама кого-то пригласить захочет — никто её осуждать не будет.
Хотя всякие вещи из разряда «так принято» частенько исполняются куда строже любых писаных законов. Впрочем, Марина как раз из тех, кто может позволить себе явиться куда угодно в гордом одиночестве — и косых взглядов не удостоится.
Слишком всем очевидно будет, что до состояния быть достойным рядом с ней находится банально ни у кого нос ещё не дорос.
Всё-то оно так. Но Праздник надвигается. А в такие дни всем чего-то необыкновенного хочется. Пусть, временами и жутко банального.
У Марины же пока только желчь и зависть накапливается. Один раз прогулялась на стрельбище. С тупой злобой расстреляла пару пулемётных лент. Стало легче, но ненадолго. Как же всё неправильно!
В коридоре налетает на угрюмо бредущую по своим делам Хорт. Встрепенулись. Сверкнули глазами. Потом синхронный тяжкий вздох, и каждая идёт своей дорогой.
Поневоле вспоминается чокнутая, но мудрая разноглазая, ещё пару лет назад подметившая, насколько схожи Марина и Рэда. Сама Марина тогда этого сходства ну совершенно не замечала.
Время прошло. Послать ей что ли какой-нибудь подарочек попричудливее? Хотя заказы все сделаны и так, да и времени почти нет.
Впрочем, можно тупо связаться с МИДвовцами, пусть пришлют какую-нибудь вещицу, достойную принцессы. Запас наградных подарков — как для официальных случаев, так и для частных — у них есть, Марина точно знает. Равно как и прекрасно помнит все свои полномочия, которых с каждым днём всё больше и больше становится. Ладно хоть, большинство ни к чему не обязывает.
Только что это Марине даст? Сама она к вещам не привязана, с лёгкостью с ними расстаётся. Вот разноглазая подарки очень ценит и любит. Да и сама столько всего раздаривает…
И что с того, что в очередной раз права оказалась? Хорт отколотить? Самой не противно?
Та ещё от последствий драки в траншее не отошла окончательно. Да она и так слабее Марины. Просто к ней пойти и попытаться поговорить? Благо, Рэда явно к себе шла. А надо? Человек то ещё животное, но животное из тех, кому общение с себе подобными жизненно необходимо.
Интересно, только у них двоих в школе совершенно не предпраздничное настроение?
Нет, к Хорт она не пойдёт. Устраивать очередное соревнование, кто кого перешипит, тоже совершенно не хочется.
Но МИДв Марина вовремя вспомнила. Накатывает приступ злобного веселья — пусть весело и будет только ей.
Девчоночьей привычке по главным праздникам дарить всем соседкам по корпусу разные безделушки Марина не подвержена, но полученные тоже никогда не выкидывает. Если лично вручили или подписано — всегда чем-то отдаривается. Впрочем, делать это приходилось редко. Правда, валяется и несколько неподписанных вещичек — но на нет и суда нет.
Сейчас позвонит в МИДв — пусть привезут несколько вещичек из разряда ювелирных, принцессы достойных. Выберет, что помассивнее.
Они упакуют покрасивее в коробочку побольше. Марина на крышке через трафарет напишет «Рэдрии Хорт», шрамолицая знает её почерк… Хе. Рэда теперь шрамолица куда сильнее, чем от детской ветрянки…
Ну и подкинет ей. Хорт достаточно прямой и честный человек, да и между ушей есть кое-что. Соображает, что такие подарки не делают просто так. Более жирный намёк придумать сложно. Вот только от кого? Попытается выяснить, кто прислал такое. Благо, поклонников её форм предостаточно, среди них есть и несколько небедных. Пусть помучается. Пожалуй, надо будет ещё на коробке дописать «Надень на Новогодний», а то лёгкой степенью тугодумства она тоже страдает.
Мирренскими гаданиями будет выяснять, кто подобное сотворил? Ещё и разноглазая с любовью к девичьим телам и дорогим подарочкам, когда с намёками, когда просто так, есть в школе.
Нет, зайти к Марине и спросить, не она ли, мозгов у Рэд хватит. Но квадратные глаза Марина великолепно делать умеет. Сонька чужих заслуг себе никогда не приписывает.
Саму Эр не заподозрит точно — разноглазой телосложение и формы Хорт не нравятся. В таких вещах Эр кристально честна.
Охренеет в этом году Хорт капитально.
А уж Марина, глядя на мучения Рэды посмеётся. Рожа на Балу будет чем-то незабываемым.
Уж доброжелательницы точно проследят, чтобы она туда точно пошла, притом обязательно с подарочком. Вот тут как раз Эр первая будет, даже не подозревающая, что её любовь к праздникам не всеми разделяется.
Херктерент уже и сейчас веселее стало.
Пожалуй, надо прекращать ухмыляться, пока ничего не заподозрили, и бежать к телефону.
Свободный день, все встают во сколько хотят. Спускаются ненадолго в зал, поболтать, будто давно не виделись. Сидят по несколько человек.
Рэдрии подсаживаться не к кому, хотела на улицу пойти. Но не сидит никто. Все тесным кругом стоят возле стола у входа. Почему-то тишина. Путь к вешалкам перекрыт наглухо.
Все поворачиваются в сторону Рэды, расступаясь перед ней. На столике у входа стоит коробка со сторонами по метру. Завёрнута в обёрточную бумагу. На каждой стороне через трафарет крупно выведено.
«Рэдрии Хорт. Надень на Новогодний».
— Записки не было, — кто-то замечает.
— Снизу смотрели? — Рэда ляпнула первое, что в голову пришло.
— Да. Записка, наверное, внутри.
— Она довольно тяжёлая.
— Давай, открывай.
— Ой, там с платьями коробки, наверное!
— Даже если это они, — рычит Рэда, разрывая бумагу, — то на бал я всё равно в нашем пойду. Хочу выглядеть, как нравится мне, а не кому-то.
Обнаруживается коробка серебряной бумаги перевязанная синией лентой.
— Записки тоже нет, — замечает кто-то.
— Открывай, открывай скорее, — гомон со всех сторон.
Развязав ленту Рэдрия поднимает крышку. С заметно обескураженным видом достаёт коробку поменьше. На этот раз, бумага золотая, а лента красная. Притом, более хитрым узлом завязанная.
Раздаётся хихиканье. Но большинство пока помалкивает. Шуточка со множество коробок вещь весьма известная. Заканчивается двумя результатами. Первый — мерзкий розыгрыш, в самой маленькой обнаруживается какая-нибудь мерзость, вроде гигантского паука или банки с навозными червями, в лучшем случаем, какой-нибудь предмет для безобидного розыгрыша. И второй — в самой маленькой что-то по настоящему ценное. Но такие обычно подписывают.
С лентой приходится повозится, но внутри обнаруживается ещё одна коробка, на этот раз коричневая, с желтой лентой.
Рэдрия напрягается. Зубы сцеплены, такой взгляд бывшие в боевых частях помнят у Хорт, готовящей к бою автомат. Из маленьких ножен на запястье извлечён метательный нож.
Рэдрия режет ленту с таким видом словно под ней скрывается её личный враг. Никто не смеётся, видят же, Рэд напугана. Открывать не спешит.
— У меня рапира, — говорит одна из выпускниц, — давай, принесу и проткнём.
— Чего уж мелочиться, — хмыкает Марина, — пусть кто-нибудь за пожарным топором сбегает. Сразу и порублю.
— Не надо, Марина, — Софи берёт сестру за руку. Мысль в голове самые чёрные. Если кто-то задумал злобно Хорт накануне праздника разыграть, то он мразь конченная. Рэде ни о чём просить принцессу не придётся, Софи сама прикажет его найти и кто-то пожалеет, что вообще на свет родился. Только испорченного праздника это всё равно не вернёт.
Марина руки не вырывает. Только зло ухмыляется.
— Коробка уже не такая большая. В камин уже влезет. Давай, Рэда, туда суй!
Предложением не воспользовались, только отправили по указанному адресу бумагу. Досмотрев, пока всё сгорит (горело самым обычным образом) Рэд выцеживает сквозь зубы.
— Нет уж. Я до конца всё досмотрю. Сама!
— Как знаешь! — хмыкает Марина, — Но мы никуда не уйдём. Вдруг там ядовитое что? Кстати, а противогазы у нас на месте?
Софи ощутимо пинает её в бок.
Рэда очень медленно открывает коробку.
Заглядывает внутрь. Кривовато ухмыляясь достаёт ещё одну — цвета зелени раздавленной лягушки с лентой розовенького поросячьего цвета. За нож берётся уже спокойнее.
Коробок оказывается ещё шесть. Собравшиеся уже скучать начинает.
Открыв последнюю, Рэда резко вскидывает руку в знаке «внимание!»
— Что там, граната? — зевает Марина.
— Нет... — выдыхает Рэда.
Насколько в этом мире всё относительно. В коробке золотого цвета, размером чуть меньше обычной обувной, оказывается футляр для ювелирных украшений. Не маленький какой-нибудь, как для колечек, а совершенно гигантских для вещей такого рода размеров. Занимает всю коробку целиком.
— Здоровенный какой...
— Прям как танк!
— Или линкор.
— Открывай, открывай скорее! — доносится со всех сторон.
— Взрывчатки и в такое можно напихать, — не унимается Марина, — может, проверим сначала?
— Тогда я умру молодой, — с истеричными нотками смеётся Рэда, — а вы отойдите подальше.
Марина и Софи с места не сдвигаются. Они и так далеко стоят.
Рэдрия распахивает крышку. Кажется, становится светлее, настолько ярко блестит множество золота и камней. Ожерелье немыслимой для большинства ценности.
— Ох-ре-неть! -первой приходит в себя Динка, — Ну и поклонник у тебя, Рэда. У нас с сестрой и то такого нет!
— Прям Императорское сокровище! — завороженно шепчет кто-то. Марина и Софи с полминуты разглядывают переливающееся камнями ожерелье.
— Не, это не оттуда! — уверенно заявляет Марина, и Софи кивает.
Хотя на самом деле, как раз «оттуда», но совершенно законно. Императорские драгоценности делятся на «вечные», состав которых может пополнятся, но пользоваться ими могут только члены семьи живого Императора, их нельзя продавать, дарить или награждать ими. В случае смерти все переходят приемнику. Состав их известен многим, интересующимся ювелирным искусством, некоторые известны абсолютно всем.
Другая часть — «переменные». Их состав точно известен только отвечающим за их хранение сотрудникам. С ними можно делать что угодно. В основном служат для наград и подарков. Марина специально просила привезти ей ценности из хранилища, где никогда не бывала Софи. При всей своей наблюдательности опознать вещь сестрёнка физически не могла.
— Но оно может быть отравлено!
— Маришка, уймись, — чуть повышает голос Софи. — Кто же это в тебя до такой степени втрескался, Рэда? Вроде я неплохо знаю всех местных богачей. Щедрые среди них встречаются, но такое... Слов просто нет.
Судя по виду Рэды, та перебирает в мозгах всех знакомых и не очень, пытаясь представить, кто мог сотворить такое.
Вид у всех настолько дурацкий, что Марине с трудом удаётся не признаться во всём, дико расхохотавшись. Одна из сдерживающих причин — отсутствие поблизости сони-Эриды. Точнее, не столько её, сколько одного из фотоаппаратов. Кадр, имевший все шансы в мировую историю фотодела так никогда и не будет отснят.
Собственно говоря, почти все головы в помещении заняты размышлениями на данную тему. Рэде много кто симпатизировал, но больно уж у неё характерец тяжеленный.
Чем она настолько могла мозги отшибить, в общем-то, всем понятно — но чтобы настолько… Это же целое состояние. Понятно, почему такие вещи есть у Софи, Эриды и Марины, та вообще в последнее время в национальном сокровище нередко разгуливает. Совершенно непонятно, почему подобного нет у Динки. Могут позволить себе ещё некоторые.
Но чтобы подобный подарок свалился на девушку, примечательную только своими формами... Притом, последние несколько месяцев точно ни с кем не встречавшуюся. Про неё даже слухов никаких не ходило после всем памятного скандала, едва не кончившегося мясорубкой.
Кто же этот тайный влюблённый?
Вскоре он должен проявить себя. Теперь можно не сомневаться, с Рэды на Балу глаз никто не спустит.
— Сейчас наденешь? — интересуется Софи.
— Да... Но у меня никогда не было ничего такого... В руках не держала подобного. Не умею с таким обращаться... — явно не знает, что делать с футляром и содержимым.
— Привыкай. Невелика наука, — взяв ожерелье, ловко застёгивает замочек на шее Рэды, — Надеюсь, мне на свадьбу сделают подарок не хуже. В противном случае, другую невесту себе будут искать!
Потолок чуть от хохота не обвалился.
На верхушке лестницы появляется заспанная Эрида. Без фотоаппарата.
— Так шумите... Случилось что?
Почему на этот раз не рухнул потолок, остаётся загадкой архитектуры.
Марина встаёт, как обычно, рано. Выглянув в коридор, слышит непривычный в это время гул, и видит множество открытых дверей. Всё как всегда в этот день года. День Бала! Самые жуткие сони превратились в ранних птичек.
Некоторые, едва проснувшись, уже к вечеру готовится начинает. Сама Марина уже проверяла — ей для сбора часа хватит. А так как один раз уже полный сбор проводила, то второй раз соберётся ещё быстрее.
У шрамолицей открыто.
Рэда стоит перед зеркалом только в тоненьких чёрных кружевных трусиках с кокетливым бантиком сзади и том самом ожерелье. Держит в руке лифчик.
— Собираться начинаешь? Не рановато?
— Я вообще сегодня почти не спала.
Марина выразительно окидывает взглядом её фигурку.
— Примеряешься, как именно сегодня красиво раздеваться будешь, если придётся?
— Не знаю... Наверное... — Рэда кисло ухмыляется своему отражению, — Оно такое дорогое. Так хочется оставить его себе... Но, как ты сама любишь говорить, за всё в этом мире приходится платить. Я взрослая девочка, и прекрасно понимаю, чем именно придётся расплачиваться.
— И ты готова?
— А что делать? С имеющегося стоит получить побольше, раз есть такая возможность.
— Думала, станешь цену набивать.
— Буду упрямиться, — делает многозначительную паузу, — меня в краже обвинить смогут. Пергамен с чеком где-то там, а ожерелье — тут. Заявят — а сумма немаленькая. И тебе ни ожерелья, ни нормальной судьбы Рэдрии Хорт. Судимых нигде не любят. Лучше уж пока по-хорошему. И чек попрошу обязательно мне отдать.
«Это я не подумала. Надо было фальшивые документы на вещь в коробочку пихнуть, раз она столько себе навоображать успела. Где надо, вполне пергамен лежит, где всё оформлено, как официальный подарок от моего имени. Но ей пока знать не обязательно. Решила собой с кем-то неведомым расплатиться. Впрочем, вполне логичная фантазия. Количество связей различной степени успешности, начавшихся именно в этот день, весьма велико. Возраст есть возраст, у всех мозги на определённом пункте переклинены. А сегодня лучший день, точнее, лучшая ночь, чтобы именно этим заняться».
— Дура ты, Рэд. Там же клеймо ювелира есть, вещь явно заказная. Найти будет несложно, сделки на такую сумму только именные. Анонимные запрещены. Через документы ювелира, имя покупателя можно установить. Ну, а там уж и я сказать могу, чтобы не требовал с тебя слишком много.
— Наверное, так и надо было. Но ты сама про соломку говорила. Времени уже нет. Хотя, клеймо я хорошо рассмотрела. Сама поняла, что работали на заказ, — призадумывается, — знаешь, когда была меньше и глупее, как-то не так я подготовку ко всему этому представляла...
— Твой отец дружков мирренских, вроде бы, убивал, а не проповедников слушал...
— Что-то я не понимаю.
— Так миррены целостности плевы до замужества придают чуть ли не божественное значение! Настолько большое, что врачи уже умеют обратно зашивать!
Рэда хихикает.
— Первый раз всё равно будет. Это просто часть тела. У меня пока на месте.
«Не гордится. Просто констатирует медицинский факт. Хотя желание первым быть весьма распространено».
— Вот именно, что пока! — многозначительно замечает Марина.
Рэда улыбается совершенно не весело.
«Даже будь ты пошустрее и сразу помочь с клеймом попроси, ювелира бы мы быстро нашли. Даже имя бы установили — только оно бы тебе ничего не сказало, за исключением того, что куплена вещь больше десяти лет назад. Сотрудником МИДв, однофамильцев которого в школе нет. Так что всё равно бы, Рэда, ты в догадках терялась».
— Слушай, Рэд, а что делать будешь, если подойдёт к тебе такой, будем надеяться, не сильно уродливый, и скажет «Рэда, у тебя есть кое-что моё, если хочешь, чтобы это стало твоим, пойдём-ка кое-куда кое зачем. Пергамена с собой нет, завтра покажу, а может и вовсе отдам, если мне всё понравится»
— Попрошу сначала доказать, что он именно тот, за кого себя выдаёт.
— И как ты это делать собираешься?
— Пусть клеймо ювелира назовёт.
— Есть немало таких, кто руку мастера по внешнему виду определяет. Я так могу. Это змея и иероглиф «смерть».
Рэд совершенно не обескуражена.
— Это вещь уникальная, такие всегда помечают особо, и записывают эти отметки в документы. Попрошу сказать, что это за отметки.
— И какие?
— Извини, Марина, не скажу. Ты не болтлива, но очень злая иногда. И можешь сказать это кому-то ещё.
— Ладно, принимается отговорка. Ну вот, прошёл он проверку. Произошло то, что должно. А он говорит: этого мало, ты ему ещё должна сколько-то раз. Или вообще, не только ему, или с несколькими за раз, скажет — на вещицу они скинулись, или с ним одним, но, допустим, до конца школы.... Или ещё что — главное, чтобы тебе показалось, что многого хочет. То что тогда.
Рэдрия усмехается с каким-то усталым весельем.
— Если мне покажется приемлемым, то смогу, наверное, и с несколькими. Я молодая, сильная да выносливая. Хотя, признаться была уверена, теперь на мою рожу никто не позарится.
— Нет, ну а всё-таки, если уж совсем что-то ненормальное предложат?
Смеётся Хорт почти весело, только глаза холодные.
— А вот тогда я к тебе, или Софи пойду. И попрошу, чтобы помогли им объяснить, что много сладкого мальчикам вредно. Поможешь?
— Помогу, — хмыкает Марина, — а если это девушка окажется?
— Всё тоже самое. Несколько раз будет приемлемо.
— Хм! А если сначала на сколько-то раз договоритесь, а потом тебе самой понравится, то что будет?
— Это не обсуждается!
— Ладно, собирайся. Не буду мешать. Резинки не забудь!
Рэда криво косится на кровать. Среди разложенных вещей есть и упаковка названных предметов.
«Хм. Развит у неё инстинкт самосохранения. Догадалась, что данные можно кому-то передать. Я ведь всех её тайных и не очень обожателей знаю. Её счастье — или несчастье, что я ни с кем не дружу настолько, чтобы ночку бурную парню устраивать. Могла бы и нескольких подговорить, да ещё сама посмотреть, как и куда она расплачиваться будет. Но «могу» и «сделаю» — разные вещи. Иногда даже жалею, что я не настолько скотина. Ну или не профессиональная сводня.
Но всё-таки, задатки скотины у меня отменные. Она же вся сегодня изведёт себя ожиданиями да переживаниями, не настолько она циничная, как хочет казаться. Конечно, если насчёт физиологических особенностей не наврала. Но не лезть же проверять! Хотя... Чтобы она предприняла, попробуй я туда залезть? Я же думала, её давно уже распечатали. Этот что, даже такой простой вещи не смог? Неспособный, или о чём-то высоком мечтает? Точно, надо было Рэду всё-таки проверить. Не из-за этого ли разбежались? Неспособный...
Если это так и есть, то подобную тайну скрывать будут самым тщательным образом, особенно, если на него буквально вешаются. Хе, в каком-то ином свете начинают тогда его слова восприниматься. Хотя визуально вроде всё нормально было. Состояние и форма изменялись весьма значительно. Подробнее я не изучала... Надо было Рэду прямо спросить. А то и, действительно, проверить...
Уф... Правильно сделала, что ушла, а то от этого бантика на заду совсем какие-то не те мысли в голову лезут... Впрочем, сегодня ночью, может быть, проверю на самом деле. Правда, есть некоторые сомнения, у кого именно... Что же мне так мозги клинит? Духи что ли у неё такие, половое влечение усиливающие? Так они же, вроде, на другой пол должны влиять. Чего же мне так хочется Рэде между ног залезть? Да и бантик на заднице ещё этот... Точно, стоял там какой-то флакон из тех, что Сонька прячет. Открытый! Значит, всё-таки химия».
В такой день даже разноглазая уже не спит. На крутящемся кресле в длиннющем халате сидит, кофе пьёт. Разумеется, она ничего не варила. Эрида, пытающаяся приготовить хоть что-то — чудо похлеще нашествия инопланетян.
Как она ухитряется растягивать пространство своей комнаты — вещь, неизвестная науке, но теперь, среди всего прочего, тут присутствует ещё и кофейный автомат. Единственное отличие от серийного образца — отключена подсветка. В своих стенах Эр всё что угодно в кромешной тьме найдёт. Хотя, в отличии от Херктерент, в темноте видит не лучше прочих. Впрочем, все остальные аппараты на территории школы по-прежнему бесплатные.
Марина наливает стаканчик и себе. Судя по тому, что у разноглазой он первый, сидеть она ещё долго собирается. Одного ей всегда мало. Пить из одноразовых Эриде почему-то очень нравится.
Чехлы с одеждой лежат и висят на всех возможных и невозможных местах. Кровать и вовсе завалена в несколько рядов. Можно не сомневаться, в чехлах — платья, причём, наверняка не только её.
— Слушай, ты сегодня вообще спала? — хотя видок спросонок у Эр не причудливее обычного.
— Ага! На кресле! — делает полный оборот разноглазое чудо, — Это ты то ожерелье Рэде подарила?
Марина осознаёт, что это такое — пробита броня, начинают рваться боеприпасы, скоро рванёт так, что и вовсе улетит башня. Мудрости и интуиции разноглазая где-то набралась столько, что хватит на десятерых. Другое дело — применять способности толком не умеет. Сколько раз уже было: кажется, Эрида несёт лютый бред, а потом, оказывается, всё было именно так, как разноглазому чуду померещилось.
— С чего ты взяла? — хрипло выдыхает Марина. Оттенки её речи разноглазая знает как свои собственные, остаётся надеется, сейчас всё удастся списать на горячий кофе.
— Видно же, что это не дар любви, а раз не дар, то кроме тебя, больше некому! — хорошо, хоть и Марина тоже все оттенки голоса знает великолепно. Эрида сейчас пребывает в полумечтательном состоянии, разговаривает наполовину сама с собой. Портрету Марины вместо неё самой, было бы сказано то же самое. Любому другому портрету тоже бы напомнила нечто, к изображённому относящееся. А потом бы и не вспомнила, что сегодня уже разговаривали.
Пока это Марине на руку. Но лучше поскорее отсюда убираться, пока она в нормальное состояние не переключилась.
Хотя, стоп! Она же сейчас на форсаже. Сейчас просто разогревается. И режим этот — как минимум до завтрашнего утра, а там уже всё равно будет. К счастью, как форсажный режим включается Марина прекрасно знает.
— Слушай, можешь показать, в чём ты идти собираешься?
Эрида тут же вскакивает, чуть стаканчик не уронив, поворачивается к кровати. И тут же совершенно сникает, даже руки в прямом смысле слова опускаются.
— Я хотела, и хочу, честно-честно. Но оно там... В самом низу лежит. Доставать неудобно.
— Всё равно придётся.
— Это да, но мы Коатликуэ хотели сначала собрать. Тут её вещей больше всего. Потом Дину. А моё самое нижнее. Вон тот большой чехол. С этой стороны край торчит. И вон там он тоже выглядывает.
Марина хмыкает. Чехол по своим габаритам вполне для танка подойдёт. У разноглазой куда менее обширные формы. Лежащие сверху чехлы наводят на мысли о спрятанных в них разрезанных частях человеческого тела. Хотя, если это вещи змеедевочки, то ничего удивительного... Хотя змеиного хвоста у неё точно нет, а что-то подозрительно похожее среди чехлов присутствует.
— Но ты же наверняка эскизы костюмов делала. Показать можешь?
Эриду будто ужалили.
— Это да. Могу. Сейчас достану, — бежит к окну.
Марина закатывает глаза. Если бы Эрида попросила её что-то достать с подоконника, то Марина не знала бы что делать. Настолько всё завалено вещами, чьё предназначение только хозяйке и известно. Да и «анатомическая машина» с несколькими шляпками на голове, стоящая у стены на полдороге к окну, словно бросится собирается. Что при общей реалистичности её исполнения впечатляет…
Эрида словно порхает, она босиком, перемещается по видимым только ей участкам пола, размерами значительно уступающими её ступням. Вспоминается тут её детское увлечение балетом и умение танцовщиц на кончиках пальцев ног стоять. А всякого острого вокруг лежит немало…
— Вот! — с лёгкостью выдёргивает из огромной стопки самую нижнюю папку, каким-то невероятным образом ничего не уронив.
Ещё более невероятным образом возвращается назад.
Раскрывает папку.
— Вот! Смотри! Это самый-самый первый набросок.
Неподдельный интерес Херктерент изображать вполне умеет.
Выходит от Эриды. Голова от всех этих лёгких и воздушных материй по-настоящему чугунная. Как любой увлекающийся человек, кого о любимом деле спросили, Эрида часами способна по ушам ездить, даже не особо замечая, слушают ли её вообще. Марина слушала через два на третье, иногда даже о чём-то спрашивала.
Нет, поставленная задача выполнена целиком и полностью, о Рэде с ожерельем Эрида напрочь забыла. На какое-то время. Зато всякими нарядами, причём, явно тройного авторства ибо стиль Коаэ определяется легко, по творчеству разноглазой Марина статьи может писать, но есть и абсолютно безумные идеи, что предложить могла только Кошмар, мозги оказываются загруженными сверх всякой меры.
Причём до воплощённого в ткани так и не дошли, хотя Марина и вовсе начала опасаться, что голова у неё лопнет, как от разрывной пули.
Спасло прибытие Динки. Совершенно заспанная, хотя уже достаточно поздно, впрочем, её распорядок дня такой же беспорядочный, как она сама. Лохматая, в одной офицерской рубашке, притом ещё и криво застёгнутой, для Марины девушка оказалась настоящим спасением. Херктерент готова была Динку по-настоящему расцеловать, хотя и не любит этих слюнявых нежностей.
Эрида сразу же на Кошмар переключается, а так как в текущий момент они на одном и том же подвинуты, у Марины появляется возможность сбежать.
Даже приходится немного постоять, прислонившись к стене, чтобы отдышаться. Голова совершенно каменная. Куда-то эти тяжести надо выгрузить. Точнее — на кого-то. А кто у нас самая подходящая мишень?
Правильно!
С-с-с-сестрёнка!
Сонька у себя. Сборы ещё не начаты. Впрочем, она и в том, что на ней сейчас на Бал может идти. Облегающее короткое красное платье до середины бёдер с приморского кружева чёрным воротником и рукавами, чёрные чулки да алые лаковые туфельки на длиннющей шпильке. Как только ноги не болят! Кажется, не разобрав кто входит, успевает принять одну из боевых стоек, оперившись задом на стол, и выставив вперёд великолепные ножки на всю длину. Очень у многих подобный вид отбивает мозги напрочь. Впрочем, ножки сестры давно уже должны проходить по категории «бесчеловечное психическое оружие»: мужская половина школы поголовно на них засматривается, женская — поголовно завидует. Марина единственная, на кого это оружие не действует.
Стиль «просто и со вкусом».
Софи есть Софи, одним словом.
— Не поверю, что ты по мне соскучилась! — «дружелюбию» белозубой улыбки во все тридцать два позавидует голодная акула. Марина успевает заметить оттенок гримаски раздражения, ещё не успевший до конца пропасть с лица.
— Я тоже рада тебя видеть.
— Ну у тебя и рожа! С утра пить начала?
— Нет, только похмелялась.
— Вижу, что и не начинала. С кем-то подралась, а я ещё об этом узнать не успела? Труп закапывать я всё равно не буду.
— С этим бы я и без тебя справилась… Хотя труп закапывать, наверное, было бы легче, чем общаться с разноглазой на тему сегодняшних тряпок.
Софи, цокая языком, поводит головой из стороны в сторону.
— Бедненькая. Как я тебя понимаю!
— От твоего сочувствия хочется сделать два пальца в рот.
— Ты знаешь, где у меня соответствующая дверь.
Марина показывает непристойный жест. Софи отвечает тем же.
— На кого охотится собираешься?
— Я несколько выше этого. Меня другое сейчас больше интересует — кто это положил глаз на Рэду?
«И тут она! То есть, я сама, но Сонька же всю жизнь интуицией разноглазой уступала».
— А я тут причём?
— Ну, я не знаю. Может слышала что-нибудь. Вся школа только этот подарок и обсуждает. Я успела переговорить со всеми, у кого на такое хватит денег. Среди них есть щедрые, но далеко не до такой степени.
— Ты только мужчин имеешь в виду?
— Я сказала: всех, у кого есть деньги. После Эр я в какие угодно странности готова верить. С Кэрдин даже связалась, но она сказала, что в последнее время пропаж ценностей подобного уровня не зафиксировано. Взглянуть бы на особые отметки изделия — что-то можно было бы узнать.
— Она тебе их не покажет.
— Это ещё почему? Мне казалось, теперь она мне несколько больше доверяет, чем тебе.
Марина упирает руки в бока:
— Потому что она шрамолицая, а не шрамомомозгая, попросту, не дура. Сама понимаешь, кроме неё и ювелира эти отметки знает ровно один человек.
— С кем бы я не отказалась поболтать.
— Угу. Или, при знании отметок, можно подослать другого вместо него. Это ведь пароль, по которому она пославшего ожерелье должна узнать.
— Спрашивала её?
— Разумеется.
— Ну и как?
— Я же уже сказала — она далеко не дура.
— Что он в этой гордости молочной промышленности нашёл? Да за примерную стоимость этого весь весёлый район столицы пару месяцев только его бы и обслуживал.
— Откуда такие познания? Ты же, вроде, не по девочкам...
— Там, знаешь ли, и мальчиков можно найти, — кокетливо мурлыкает Софи.
— Когда побывать успела? — с наигранным удивлением вытаращивает глаза Марина.
— Делать мне больше нечего, как на мускулистые тела да симпатичные задницы любоваться.
— Тогда откуда знание расценок? — щурится Марина.
— Это тоже, знаешь ли, один из секторов экономики по категории «услуги». Всё есть в соответствующих справочниках. Ты их, вроде, любила раньше читать.
— Раздел «Услуги» там далеко не самый интересный. Меня другие куда больше занимали...
— Другие тоже небезынтересные... Кстати, раз ты её спрашивала, то что она думает по этому поводу?
— Представляешь, Рэда на всё согласна.
— Неудивительно, если учесть, во сколько раз стоимость этого превосходит её возможные доходы за ближайшие несколько лет.
— Ты её не осуждаешь?
— А за что? — пожимает плечами Софи. — Если за некий предмет назначена более чем справедливая цена, то почему бы и нет? Допустим, за «Глаз Демона» я бы с кем угодно из безгривых, да хоть со всеми разом согласилась покувыркаться.
— Зачем тебе этот проклятый камень? Пусть и сокровище короны, но слава сама знаешь, какая — ни один из носивших не умер своей смертью. Всех убили. Кого в бою, кого из-за паскудства человеческой природы. Но никого — непосредственно из-за камня.
— Зато он самый большой. И безумно красивый.
— Угу. Ещё и красный из-за впитавшейся крови...
— А вот это бредовая часть легенды. Кровь на него никогда не попадала.
— Зато люди вокруг с завидным постоянством помирали.
— Ну, если все безгривые поумирают, ты плакать по ним точно не будешь.
— Как знать, как знать...
Софи вытаращивает глаза, видимо пытаясь представить себе плачущую сестру, да ещё по такому поводу, как гибель вражеской династии. Марина заканчивает совершенно мрачно:
— Сордар ведь к ним тоже относится.
— Даже если это проклятие есть, оно действует на человека, а не семью целиком.
— Сама же и сказала — действует на человека. Стань он твоим — недолго тебе веселиться останется. Хотя есть и положительный момент — беззубой старухой с обвислыми грудями ты стать не успеешь.
— Я всё равно красивой умру, — смеётся Софи.
— Ты уж не торопись пока. Надеюсь, у вещицы Рэды такой славы нет.
Софи усмехается.
— Учитывая разницу между моими возможностями и возможностями Рэды, ей «Глаз Демона» не только предложили, но и вручили. Можно и ножки раздвинуть.
— Сказать, как такие девушки называются?
— Очень умные, современные и практичные. Разве не так?
— Да так всё! — Марина задумчиво трёт подбородок. — Знаешь, что я подумала? Раз тебя не удивляет возможность подобного поступка, а заклиненость парней на том, что у нас между ног — вещь, не требующая доказательств, то ведь наверняка есть такие, кто себя ценят не столь высоко, как Рэда или ты? Жизнь есть жизнь, как говорится.
— Обратится хочешь? — снова оскал во все тридцать два.
— Просто интересуюсь. Закон экономики — у одних есть деньги, у других — товар. А что в нашем мире всё продаётся и покупается, ещё Дина I говаривала. Да и участок под «весёлый район» в столице сама Дина II выделила.
— Не надо меня истории учить. Я всё равно предпочту услуги более квалифицированных специалистов.
— Ты не ответила.
— Разумеется, такие девушки есть. Имена дать? Если не надо, то выметайся.
— Куда только смотрит администрация!
— Знаешь ли, Марина, школьная жизнь куда более многогранна, чем деятельность Генштаба. Пока я согласна смотреть сквозь пальцы на определённые вещи, это же будут делать и другие.
— Так они знают? Что тут, под их окнами, чуть ли не «весёлый дом» имени Его Императорского Величества?
— Вообще-то, когда наш братец здесь пребывал, это было почти официальным названием.
— Врёшь!
— Видимо, несмотря на вашу дружбу он рассказывал тебе далеко не всё. Сама про товар и деньги говорила.
— Ты к этому так спокойно относишься!
— Марин, не пытайся морализировать, это у тебя выходит крайне криво.
— И тебе не противно находится в одних стенах с этими... собой торгующими?
Софи прекрасно видит, кто там чем торгует, младшей совершенно фиолетово. Просто ей опять старшую поддеть хочется. Не в этот раз, Марина. Не в этот раз.
— Мне — не противно. Ну а тебе?
— Вообще наплевать. Неужели ты подобную деятельность поощряешь?
— Нет. Я её, скорее, в некоторой степени, регулирую.
— В хозяйки «весёлого дома» записалась? В общем-то, ничего страшного, возврат к истокам, так сказать. Дина II как раз налогом эти заведения в свою пользу обложила.
— Я миллион в какой-то степени раз говорила про твоё занудство. Не в этом совсем дело!
— Да? А в чём тогда?
— Видишь ли… Мне, впрочем, как и тебе, и ещё очень многим, здесь куда уютнее, чем во всех прочих местах, где им приходилось бывать. Всё это в обозримом будущем кончится. Останутся только прекрасные воспоминания о лучших годах жизни.
Да, именно так! И не корчи такую рожу. Мы обе людьми окружены. Со всеми их достоинствами и недостатками. Пока они не мешают мне чувствовать себя крайне уютно, я согласна сквозь пальцы смотреть на их слабости.
Другие на эти слабости смотрят сквозь пальцы только до тех пор, пока это делаю я. С теми, кто отличаются повышенной доступностью, я поговорила, и попросила их держаться в определённых рамках, если не хотят, чтобы я им жизнь переломала.
— Определённых — это каких?
— Поддерживать отношения только с теми, кто учиться здесь. Не заводить никаких связей за стенами школы, особенно с лицами, сильно старше себя. И не искать каких-либо контактов с кем-либо из персонала. Представляешь, все держатся!
— А если те сами начнут подыскивать близких контактов?
— Марин, ты слышала, чтобы отсюда за последнее время кого-либо выгоняли, увольняли или арестовывали? Здешний отдел персонала неплохо справляется со своими обязанностями. Да и договорённости со мной выгоднее соблюдать, нежели нарушать.
Мне, знаешь ли, просто приятно жить в мирке, где меня абсолютно всё устраивает. Большинство людей, кстати, тоже хотят именно этого.
— Как ЕИВ выражается, «живи и дай жить другим», — по-русски заканчивает Марина.
— Пока мне не мешают жить, я тоже никому мешать не собираюсь. Тем более, номера, правда не такие громкие, как с Рэдой, бывали и раньше. Парочка даже свадьбами закончились. Попутно, кое-кому на окончание сегодняшнего мероприятия были обещаны вполне определённые подарочки.
Марина ухмыляется с высочайшей степенью гнусности:
— А сама ты никому ничего не обещала? Раз ты теперь вроде как свободна…
— Вот это уж совершенно не твоё дело, что и кому я обещала.
— Жаль, сюда нельзя гостей со стороны звать. Пригласили бы близняшек. Плеснули бы бензинчику в наш внутренний костерок…
— Он и без них до небес полыхать будет!
— Ты же говорила, как уют ценишь. А теперь хочешь, чтобы всё полыхало.
— В переносном смысле. А если в прямом, тот это полыхание тоже входит в моё понятие уюта и личного удобства.
— Сказала бы я!
— А вот и скажи, только честно, где тебе лучше? Здесь или в «Загородном», не говоря уж про другие места?
— Как ни странно, это место под определение «мой дом» подходит больше всего.
— Тогда о чём мы спорим вообще?
— Вроде бы начинали с Рэды.
— Точно за ней прослежу. Если уж на подобный подарочек выдумки хватило, интересно узнать, насколько он во всём остальном озорник.
— Мешать не будешь?
— И не подумаю, наоборот прослежу, чтобы в этом направлении ещё кто-нибудь гулять не пошёл.
Марина только скалится в ответ:
— А как же насчёт нежелательности добрачных отношений?
— Знаешь, даже у мирренов, сходивших раньше с ума от целостности некоторых частей тела до свадьбы, и то шуточная песенка есть про солдата, что с войны пришёл, женился, и обнаружил, что невеста его не того.
— Знаю, она на два голоса поётся. Мужской и женский, девушка в частности поёт: «каждый, кто не первый, тот у нас второй».
— Потом он её всё-таки, побил.
— Побил, да не прибил. У мирренов это вообще, считай, нормально...
— Так что бил, можно сказать, с большой и светлой любовью, — весело подхватывает Софи
— Больные люди.
— А то! Но песенка всё равно, весёлая. Решили всё-таки вместе жить. Курицу ещё зарезали, да её кровью простыни испачкали, чтобы родня с соседями вопросов не задавали.
— Птичку жалко! — тяжко вздыхает Марина, притворно всхлипнув и утерев слезу.
— Во дворце Тима эту песенку и слушали в самом хорошем варианте исполнения. Наш начальник охраны потом говорил — эти певцы деревенского стиля не хотели сначала выступать, мол, в зале дети — то есть мы с тобой.
Марина цокает языком.
— Как любят творцы всевозможные собственное значение преувеличивать!
— И не говори, — усмехается Софи, — У творцов самомнение чудовищное. Выступал он публично против каких-то наших действий. А теперь Саргона с детьми увеселять должен. Будто от его отказа что-то изменилось бы. Будь совсем упёртым — у министра двора наверняка было пять запасных.
— То они не знали, что настоящие деревенские девочки эту, да и куда похлеще, песенки на зубок знают. Да и насчёт содержания вопросов не задают. Это не мирренские принцессы.
Усмехаются обе. Продолжает Софи крайне задумчиво:
— Песенка тоже была своеобразным оскорблением. У них ведь не принято, чтобы даже взрослые девушки слушали такое.
— Их тоже можно понять, если вспомнить, что наши родители вместе с Кэрдин накануне в храме учинили.
— У тебя та фляжка с собой?
— Да. Не рановато?
— Плесни по глотку. За отмирание устаревших предрассудков выпьем!
— Во завернула! Я думала, ты скажешь «за любовь!»
— И за неё тоже. Сегодняшней ночью её много будет.