Наизнанку (гет)

В самом удалённом уголке Хогвартса, в крошечной запертой башенке, таятся два удивительных магических артефакта: старая толстая книга в чёрном переплёте из драконьей кожи и длинное потрёпанное перо в серебряной чернильнице. Имя этим артефактам — Книга доступа и Перо приёма. С первого взгляда Перо и Книга не отличаются ничем примечательным. Бóльшую часть времени они мирно покоятся на своих местах, покрытые пылью, и кажется, в них нет ничего необычного. Но если набраться терпения и понаблюдать, то можно увидеть нечто весьма занимательное. Время от времени Перо оживает, взлетает в воздух и, зависнув над Книгой, пытается вписать на пожелтевших страницах имя. Это имя принадлежит ребёнку — будущему волшебнику, который в этот самый момент, где-то далеко-далеко, проявил свои первые магические способности. Книга не так лояльна, как Перо. Едва Перо склоняется на ней, Книга начинает свирепо шелестеть страницами и захлопываться, не давая Перу очернить свои ветхие страницы. Книга тоже знает о ребёнке, но не считает его способности достаточно экстраординарными. «Разве это волшебник?» — сердито шелестит книга, — «сквиб да и только! Пусть покажет мне настоящую магию! Я хочу убедиться, что его имя достойно увековечиться на моих страницах». Перо отчаянно пытается прорваться сквозь обложку упрямой Книги, но в конце концов сдаётся и возвращается в чернильницу покорно ждать от ребёнка большего чуда. Когда же ребёнок проявляет больше волшебных способностей, Перо снова бросается к Книге и яростно клюёт обложку острым, как игла, концом. Наконец Книга сдаётся и разрешает Перу записать имя.

Несколько раз в год в башенку поднимается заместитель директора. Книга раскрывается и извергает исписанные именами страницы, а на их месте появляются новые, такие же старые и потёртые, как их хозяйка. Заместитель забирает страницы, спускается в кабинет и приступает к длительной и муторной работе — пишет письма родителям детей с радостным известием: их чада достойны поступить в школу чародейства и волшебства Хогвартс.

Профессор Дамблдор никогда не скрывал, что любит наблюдать за Книгой и Пером. Директор мог проводить в башенке часами, наблюдая за артефактами и терпеливо поджидая, когда произойдет их удивительный спор. Иногда ему это удавалось, и тогда Директор непременно делился занимательными наблюдениями со своими подчинёнными.

— Сегодня мне довелось стать свидетелем поистине чудесного события, — говорил Дамблдор профессору МакГонагалл. — Перо записало имя Симуса Финнигана. Скоро этот мальчик приедет к нам учиться.

И действительно, проходила пара лет, и МакГонагалл возвращалась из башенки со списком имён, среди которых оказывалось и имя Симуса.

— Вам не надоедает столько времени проводить впустую в этой башне? — спросил как-то Снейп Директора.

— О Северус, вы ещё слишком молоды, чтобы понять истинное величие этого чуда, — философски улыбнулся Дамблдор. — Для любого учителя огромное счастье наблюдать за тем, как его ученики проходят удивительный путь становления, от первого путешествия через Большое озеро до последнего экзамена. Но по-настоящему великое счастье — запечатлеть, как зарождается магия в этих юных созданиях. В ведь такими когда-то были и мы с вами.

Снейп делал понимающий вид, а в душе бесился, что Директор опять разговаривает с ним, как с глупым юнцом.

Но вот однажды, когда профессора собрались в кабинете Директора в ожидании очередного собрания, Дамблдор вошёл с мрачным лицом. Поприветствовав присутствующих, он занял своё место во главе стола и задумчиво произнёс, окидывая коллег печальным взором поверх очков:

— Сегодня произошло чрезвычайно странное событие.

Профессора тревожно переглянулись.

— Как вы знаете, все наши ученики попадают в Хогвартс только после разрешения Книги доступа.

«Значит, Директор опять провёл всю ночь в башне», — подумал Снейп. — «Что же так огорчило Дамблдора? Может, что-то случилось с Избранным?»

Дамблдор достал из кармана потрёпанный листок, разгладил его и продемонстрировал коллегам.

— Сегодня ночью Книга извергла этот листок. Взгляните: Перо вычеркнуло имя мальчика!

Профессор Стебль испуганно ахнула. Вдоль стола пронёсся тревожный шёпот.

— Как такое может быть? — воскликнула МакГонагалл. — Ведь Перо только вписывает имена. Оно не умеет их вычёркивать!

Директор горько покачал головой.

— Боюсь, Минерва, вы не знаете всех свойств Пера. Конечно, оно с радостью готово записать всех детей, которые проявляют хоть самую крохотную магию. Но тогда в нашу школу попадали бы и сквибы.

— Да, но именно поэтому Книга и не разрешает Перу записывать все имена, — возразила МакГонагалл.

— Всё так, всё так, — Дамблдор задумчиво покачал головой. — Как только имя ребёнка попадает в Книгу, мы точно знаем, что перед нами будущий волшебник. Но, боюсь, с этим юным волшебником, — он многозначительно потряс страницей, — случилось какое-то несчастье…

При этих словах профессор Стебль снова ахнула и закрыла рот рукой. Профессора переглянулись в траурном молчании.

Снейп сразу понял, на что намекал Директор. Ребёнок, которого Перо вычеркнуло из Книги, очевидно умер.

— Как звали мальчика? — тихо поинтересовался Квирелл.

Северус резко раскрыл глаза. Дыхание сбилось, и он удушливо закашлялся, пытаясь прийти в себя. То, что он увидел, было не совсем сном: Северус действительно присутствовал на том собрании, и произошло оно уже после того, как маленький Поттер поступил в Хогвартс. Какой же это был год? Неужто девяносто второй?

В висках пульсировала тупая боль, как при приступе «змеиной» болезни. Приподнявшись на локтях, Снейп пошарил в темноте в поисках пузырька с обезболивающим. Пальцы нащупали пузырёк на тумбочке. Один живительный глоток, и боль несколько ослабла. Северус зажёг свет, выбрался из кровати и, как безумный, бросился искать книгу. Где-то у него завалялся экземпляр «Истории Хогвартса». Он давно собирался его выкинуть, но рука не поднималась. Снейп разыскал учебник, лихорадочно пролистал страницы и раскрыл нужную. Вот она, про Перо и Книгу. Удары сердца гулко отдавали в висок.

«Перо стремится записать в Книгу каждого, кто кажется ему волшебником, и принимает за проявление настоящей магии даже остаточную магическую ауру сквибов. Книга надёжно защищает себя от ошибок Пера, разрешая записать имена только полноценных волшебников. Имена остаются в Книге до тех пор, пока директор школы или его поручитель не откроет двери башни и с помощью заклятья не попросит Книгу отдать страницы с именами. В исключительных случаях Перо способно аннулировать свой выбор и зачеркнуть имя. Причины, по которым оно ведёт себя столь несвойственным ему образом крайне печальны: смерть ребёнка или несовместимые с магией травмы».

«Несовместимые с магией травмы»… У Снейпа перехватило дыхание. Невидящими глазами он перечитал параграф ещё раз. Несовместимые с магией… Как же звали того мальчика? Великий Мерлин, неужели на собрании речь шла о его сыне?

Очнувшись, Северус бросил книгу и кинулся искать другую. Трясущимися руками он вытаскивал справочники один за другим и бросал себе под ноги. Где же она, про магические травмы? Совсем недавно ведь читал! Наконец искомый справочник оказался в руках. Снейп быстро пролистал его, отыскивая закладку. Перечитал про утрату магических способностей у азкабанских узников и про волшебницу в депрессии… В замутнённом сознании постепенно выстроилась картина произошедшего.

Джеймс Сайрус родился волшебником. Вероятно, мальчик не отличался выдающимися способностями, поэтому и не замечал за собой ничего необычного. Тем не менее иногда, как и у всех юных волшебников, у него случались всплески, один из которых (возможно тот невероятно длинный прыжок на скейте) и убедил Книгу доступа разрешить Перу вписать его имя. Фамилию Перо, наверняка, указало материнскую: Скарлетт ведь не знала, кто отец. Да и Дамблдор бы непременно поинтересовался у Снейпа, не имеет ли тот какого-либо отношения к загадочному однофамильцу из того же города. Затем Джеймс попал в аварию, в которой травмировался настолько, что утратил магическое наследие отца. Но при этом мальчик подозрительно быстро восстановился после трагедии. Северус предположил, что то волшебство, которое осталось в теле Джеймса после трагедии, истратилось на его выздоровление, после чего мальчик окончательно превратился в сквиба. Перо приёма вычеркнуло его имя, посчитав безнадёжным, и письмо из Хогвартса снейповский отпрыск так и не получил.

Необъяснимой оставалась лишь способность Джеймса к легилименции. Северус предположил, что этот дар (а это несомненно был дар, ведь научиться проникать в чужое сознание Джеймс ни коим образом не мог) вернулся к мальчику как остаточная магия после травмы. Как заметил сам Джеймс, мозг и впрямь удивительнейший орган, и феномены, связанные с ним, способны взбудоражить ум даже такого закоренелого скептика, как Снейп.

* * *

Осень подкрадывалась незаметно. Первыми о её скором приближении заговорили берёзы: их зелёное одеяние постепенно сменялось желтизной. Повислые ветви роняли на землю похожие на золотые монеты листья. Ветер подхватывал их и бросал под ноги угрюмым прохожим. Серые тучи летели так низко, что, казалось, вот-вот коснутся своими косматыми лапами крыш. Всё чаще накрапывал сопливый дождь, барабаня в запертые окна и слезливо умоляя впустить его. В такую погоду счастливые люди как никогда желали проводить больше времени вместе, а одинокие — острее переживали своё одиночество.

В один из таких печальных серых дней Скарлетт Сайрус заканчивала работу на полчаса позже обычного. Склонившись над письменным столом, в приглушённом оранжевом свете лампы, она строчила отчёт о проведённом расследовании. Очередное убийство на почве денег — на что только не идут люди, желая стать хоть чуточку богаче.

Семнадцатилетнюю мисс Грин опоили транквилизатором, подстроив самоубийство. Отец девушки умер год назад, и она осталась одна с мачехой. Юная мисс Грин так глубоко переживала утрату, что заработала депрессивное расстройство. Выяснилось, что девушка была единственной наследницей покойного отца и по завещанию должна была вступить в наследство на совершеннолетие. Безутешная вдова мистера Грина так и не смогла смириться со своей долей…

Скарлетт дописала отчёт и бегло перечитала. Сойдёт. Поставив число и подпись, инспектор Сайрус положила документ в ящик на самый верх, чтобы завтра с утра предоставить его начальству.

— Тук-тук, можно? — дверь приоткрылась, и в щель просунулась кудрявая голова коллеги, инспектора Уиллиса. — Я смотрю, ты тут ещё. Домой не собираешься?

Скарлетт распрямилась в кресле и устало потёрла правый глаз.

— Собираюсь. Ещё пять минут.

Уиллис протиснулся в дверь и нелепо потоптался на месте.

— Может, проводить тебя?

— Я на машине.

— Плохая ты, — шутливо обиделся Уиллис, — нет бы пешком ходить. Тогда тебя и проводить можно было бы.

Мисс Сайрус кокетливо цокнула языком, но промолчала. Инспектор Уиллис оказывал ей знаки внимания с того самого дня, как устроился в участок. Уиллис был хорошим мужчиной: добрым, с широкой душой и при этом довольно симпатичным. Но Скарлетт он не нравился.

— Иди домой, — мягко бросила она Уиллису. — Тебе завтра рано на дежурство. А я ещё в магазин заеду, продукты куплю.

По лицу Уиллиса скользнула тень разочарования. Он раскрыл рот, желая что-то сказать, но потом вяло махнул рукой, дескать, ладно, как хочешь. Пожелав мисс Сайрус спокойной ночи, Уиллис вышел за дверь. Скарлетт откинулась на спинку кресла и пощёлкала ручкой о стол, задумчиво глядя перед собой.

Скарлетт было тридцать четыре года. Она выглядела моложе своих лет и по-прежнему была невероятно красивой, а в юности свела с ума столько мужчин, что давно сбилась со счёту. От того было особенно обидно, что в личной жизни так и не сложилось. То ли злой рок висел над девушкой, то ли дело было в её свободолюбивом характере, то ли в её вкусах — Скарлетт всегда выбирала себе в партнёры не тех людей. В юности она была оторвой. Окружённая ватагой пацанов, рыжая, как пламя огня, девчонка вела свиту сорванцов за собой навстречу приключениям, веселью и безумствам. Они пили алкоголь, закатывали вечеринки и гуляли до рассвета.

Её первая любовь стала наркоманом в пятнадцать лет. Скарлетт быстро нашла ему замену. Замена в скором времени сменилась новой. Потом ещё одной.

В юности у Скарлетт было два пристрастия: секс и свобода. Первое пристрастие стоило ей немало слёз и разочарований: её предавали, воспринимали как развлечение на одну ночь, тешили свое эго, демонстрируя окружающим, какую подцепили красотку. Второе пристрастие помогло вырваться из стереотипных заблуждений и самореализоваться в не самой женской профессии. Но такова поганая мужская природа — мало кто готов смириться, что твоя женщина живёт своей жизнью. Скарлетт не терпела тех, кто жаждал доминировать над ней. Делала всё по своему, сама решала, как жить.

Став детективным инспектором и поступив на службу, Скарлетт обнаружила у себя ещё одну, ранее незаметную страсть — следствие. Едва она оказывалась на работе, то тут же превращалась в хладнокровную деловую леди, готовую сорваться ночью на происшествие, лезть в подвал за трупом, мчаться на другой конец графства за преступником. Когда служба заканчивалась, она снова становилась собой — коварной обольстительницей и королевой жизни. Однако со временем желание веселиться и кутить всё больше отходило на второй план. Появилось понятие о репутации, осторожность, серьёзность, чувство долга. Скарлетт делала успехи в жизни, продвигалась по службе, но истиной любви так и не случалось.

В её жизни был только один мужчина, который любил её какую угодно — её сын. Когда произошла злосчастная авария, Скарлетт днями и ночами сидела у постели Джеймса, умоляя небо вылечить его. Она всю жизнь была атеисткой, но именно тогда поверила, что если очень сильно попросить, чудо может случиться.

После аварии Скарлетт окончательно остепенилась. Перестала растрачивать себя на сомнительные вечеринки, исключила из своей жизни сомнительных знакомых, перестала самолично лазить по подвалам и заброшенным зданиям в поисках улик, стала больше времени уделять сыну. В тот трагический период Джеймс впервые начал спрашивать её об отце. В детстве мальчик не интересовался историей своего появления, а на вопрос, где папа, довольствовался красивой сказкой, что отец уехал в Австралию работать в посольстве.

Скарлетт понятия не имела, кто зачал ей ребенка. Ей было девятнадцать, когда с ней случилась большая любовь — Арни. Высокий, красивый, в модных джинсах и элегантном пиджаке, он был старше на три года. Учился на экономиста, ездил на собственной машине, был таким галантным, внимательным. Он регулярно дарил ей цветы, возил по выставкам, кино, элитным вечеринкам. Даже запланировал поехать с ней на море. Предложи он тогда Скарлетт руку и сердце, она согласилась бы не раздумывая. А какие ночи он ей дарил! С какой завистью подружки глядели Скарлетт вслед, когда она под цокот каблучков гордо шагала под ручку со своим кавалером и вся светилась от счастья.

Конец этой сказки был настолько омерзителен, что чуть не стоил девушке жизни. Скарлетт просто не могла поверить своим глазам, когда, придя к Арни в гости сюрпризом, обнаружила его в постели в объятьях своей лучшей подруги. Разъярённая девушка разгромила пол-спальни, швыряясь в предателей всем, что попадалось под руку, вырывая волосы суке-разлучнице и готовясь задушить изменника. Лишь звонкая пощечина и выплеснутый в лицо бокал шампанского привели её в чувство и заставили в истерике броситься на улицу. Лишь чудом Скарлетт удержалась от желания немедля свести счёты с жизнью под колёсами такси. Водитель — толстенький, уютненький мужичок — долго утешал её, сюсюкал и без конца повторял, что не стоит плакать из-за такого кобеля, что найдет она себе другого, хорошего. Он не хотел отвезти её в паб. Она настояла. Попросила отвезти туда, где ей точно нальют. Её озлобленные глаза светились такой ненавистью и яростью, что испепеляли все вокруг.

В пабе Скарлетт напилась до упаду, а на утро проснулась в постели с кошмарным парнем с копной грязных спутанных волос в до того убитом доме, что поначалу девушка решила, что попала в притон. Дрожа от страха оказаться замеченной обитателями гадюшника, она сбежала из страшного дома и укатила к друзьям.

Её душили злость, обида, ненависть. Они кипели в её теле, затуманивали рассудок, ослепляли. Девушка не соображала, что творит. В стремлении поскорее вычеркнуть предателя из жизни, Скарлетт утонула в череде безумных вечеринок и, убеждённая, что таким образом мстит бывшему любовнику, изменяла ему ещё, ещё и ещё…

Она не смогла сделать аборт. Сидя под дверью гинеколога в ожидании своей очереди, Скарлетт со страхом и сомнением размышляла о своём будущем. С одной стороны, ей не хотелось рожать. Ей было всего девятнадцать. Впереди её ждала целая жизнь, учёба в университете, карьера, новые мальчики. Кто захочет встречаться с девушкой «с прицепом»? Но другая половинка её души уже привязалась к малышу. Скарлетт даже придумала ему имя, воображала, какую одежду будет покупать девочке, чему станет учить мальчика. Когда врач выглянула из кабинета и назвала её фамилию, девушка разрыдалась и выбежала из поликлиники.

Джеймс совсем не был похож на мать. От Скарлетт ему достались только изумрудные глаза, хищный прищур и изящная осанка. Но при этом он был красив. Если в детстве это было незаметно, то с возрастом он становился всё интереснее. В мальчишке развивалось что-то неуловимо демоническое, притягательное, от чего все друзья Скарлетт в один голос твердили, что из её сына вырастет змей-искуситель.

Скарлетт не смогла вспомнить ни одного знакомого, у кого был такой же клювообразный нос и чёрные как смоль волосы. Когда Джеймс подрос и стал интересоваться, кто его отец, Скарлетт честно ответила, что не знает, и испытала невероятное облегчение, когда сын спокойно воспринял эту новость.

Когда у Джеймса начались «шумы», Скарлетт стала бояться, что имела контакт с душевно больным. Снова и снова она делилась своими подозрениями с врачами, и вновь и вновь ей твердили, что «глюки» — лишь последствие аварии. Всё чаще в её сознании стал появляться образ случайного незнакомца, которого она встретила в баре после измены Арни. Образ был настолько смутным, что всё, что Скарлетт удавалось вспомнить — бездонные чёрные глаза и странное имя.

В мае 1998-го года в участок поступил вызов: в туалете одного из пабов на окраине города найдет труп. На месте происшествия Скарлетт не сразу обратила внимание на одного из свидетелей — носатого черноволосого мужчину в чёрном, который сидел в углу и всё время молчал. У него было весьма необычное имя, Скарлетт никогда такое не слышала. Мужчина рассказывал ей своё видение происшествия, а она глядела на него и не могла отделаться от ощущения, что уже однажды пересекалась с ним. Когда мистер Снейп пришёл на опознание и показал свой паспорт, Скарлетт чуть не потеряла сознание, увидев на пожелтевшей чёрно-белой фотографии Джеймса.

Ей стоило большого труда убедить себя рассказать Северусу о своём сыне. Скарлетт боялась разочаровать Джеймса, боялась реакции нового знакомого, боялась, что ошиблась. Какого же было её удивление, когда мужчина признал сына и сразу изъявил желание познакомиться с ним поближе.

Северус был совсем не красив, неразговорчив, много нервничал и казался больным. Но в его чёрных глазах и глубоком голосе таилось что-то настолько необъяснимо манящее, что Скарлетт дрогнула. Снейп был очень умён, рассудителен, а главное обращался с ней на равных. Ей нравилось, что он ни о чем не просил её, ни на что не претендовал, не желал её. Ему просто хотелось быть с ней рядом. А ещё в её присутствии он становился неловким и будто бы стеснялся. Мужчина тщательно скрывал свои чувства, но всепронзающий взор опытной леди в конце концов расшифровал его неопытность. Открытие было таким неожиданным, что дома Скарлетт долго хохотала, а когда успокоилась, решила непременно помочь Северусу обрести долгожданное счастье.

И вместе с тем, Скарлетт не могла не обращать внимание на некоторые странности нового кавалера, которые следовательское чутьё попросту не могло игнорировать. Северус нервно вздрагивал и инстинктивно совал руку в карман всякий раз, когда слышал на улице хлопки. Он утверждал, что работал в школе, но так и не сообщил её название. Иногда у него случались головокружение или слабость, он ссылался на какую-то болезнь, но так и не называл её причины. Скарлетт всё больше подозревала, что её новый друг — бывший военный, но по внезапно накатившей дурости откладывала решение навести справки. Её душа тешилась обманчивой девичей надеждой, что ей просто кажется, что ничего сомнительного в подозрительном поведении Снейпа нет. Впервые за долгие годы она по-настоящему влюбилась, и эта любовь ослепляла её.

Но вот истина раскрылась. Скарлетт до последнего отказывалась поверить и принять то, что поведал ей Северус. Да и как можно было в такое поверить?!

Она злилась на себя за то, что связалась с этим человеком, обвиняла его в обмане, убеждала себя в том, что он сумасшедший, до смерти боялась за сына и мучилась от того, что не знала, как рассказать Джеймсу настоящую правду об отце. Когда злость, страх и обида немного улеглись, Скарлетт собралась с силами и наконец навела справки на Снейпа. То, что она узнала, озадачило её не меньше вскрывшейся истины. Биография Снейпа обрывалась в одиннадцатилетнем возрасте, когда он якобы пошёл в частную школу в Дерви; затем возникла вновь на восемнадцатилетие, когда Северус поменял паспорт; и в двадцать три года — тогда он получил в наследство дом, в котором теперь жил. Биографию его матери покрывал не меньший мрак, а вот об отце архивы знали даже больше чем нужно: он отметился во многих полицейских участках.

Скарлетт терзалась сомнениями. Стоит ли поверить во всю ту чушь, которую Северус ей наплёл о волшебниках, альтернативных мирах и магической войне? Скарлетт не могла закрыть глаза на все те странные события, которые произошли в стране за последние два года. Пропавшие без вести мирные жители, таинственные тёмные фигуры, замеченные в высоте облаков, загадочные смерти пышущих здоровьем людей от остановки сердца… Все эти факты всё больше подтверждали, что Снейп не врал, когда объявил себя волшебником. Данное открытие казалось настолько непостижимым, настолько бредовым, что Скарлетт отказывалась его принимать, перепроверяла информацию снова и снова и лишь больше убеждалась в существовании скрытого от людских глаз альтернативного мира. И от этого становилось ещё страшнее. Чего можно ожидать от существа, способного одним взмахом деревяшки заставить летать предметы, лишить человека памяти и остановить бьющееся сердце?

Но Снейп вылечил ногу её сыну, он с мольбой в глазах убеждал её, что по закону не мог признаться раньше. Он сам страдал от того, что обманул её! Можно ли простить и принять такого человека?

Скарлетт накинула плащ и заперла на ключ кабинет. Перекинувшись парой слов с дежурным, вышла из участка, остановилась у стены и достала из сумочки сигарету.

— Мисс Сайрус?

Она выронила зажжённую сигарету. Снейп стоял в десятке метров от неё, скрываясь в тени раскидистого дерева. При виде него у Скарлетт засосало под ложечкой.

— Давно не виделись, — холодно проговорила она, зажигая другую сигарету.

Снейп с видимой неуверенностью шагнул ближе. Скарлетт заметила, как он волнуется, и её отпустило. Он всё также робеет перед ней, а значит, не может представлять опасность. Она не подавала виду, но глубоко в душе была рада его снова увидеть.

— Я боялся, что ты уже ушла, — тихо сказал ей Снейп. — Я хотел поговорить с тобой.

Скарлетт гордо вздёрнула голову.

— О чём же?

— О нас.

«Какая наглость! Он ещё на что-то рассчитывает!» Скарлетт растянула губы в язвительной ухмылке.

— Что ж, давай поговорим.

Снейп опасливо огляделся и предложил отойти подальше от участка.

«Ага, чтобы ты мне по башке дал! Ну уж нет, голубчик, теперь играем по моим правилам». Скарлетт зашагала к машине, вынуждая Снейпа пойти следом. Они остановились около синенького ауди. Мисс Сайрус с вызовом уставилась Северусу прямо в глаза. Лучше бы она этого не делала: эти чёрные глаза сводили её с ума, заставляя сердце трепыхаться, как бабочка в паутине.

— Надеюсь, ты не сильно против, что Джей навещает меня? — неловко начал Снейп.

Скарлетт скорчила недовольную гримасу.

— А что я могу сделать? Сама же вас познакомила.

— Жалеешь об этом?

Его печальный голос заставил её сердце ухнуть вниз. Скарлетт тряхнула головой, прогоняя морок.

— Ещё не разобралась.

Рука сама собой забрала за ухо прядку.

— Я принёс текст закона.

Снейп сунул руку за пазуху и достал потрёпанную книгу в серой обложке. Из середины торчала картонная закладка. Снейп раскрыл книгу на обозначенном месте и дал ей в руки. Скарлетт бегло пробежалась по тексту.

— «Статут о секретности», — прочитала она вслух. — Ну, и зачем ты мне это притащил?

Снейп отвлечённо потёр пальцем губу.

— Я всего лишь хочу объяснить, почему скрывал от вас, кто я.

«Ты хотел сказать "напал"», — мысленно произнесла Скарлетт, вчитываясь в закон. Юридический текст звучал довольно правдоподобно, да и сама книга показалась ей вполне подлинной, не похожей на подделку. Скарлетт снова заглянула Снейпу в глаза. Он поспешно отвёл взгляд. Она заметила, как он сдавленно проглотил ком в горле.

«Чего волнуется? Это я должна переживать!»

По щеке Скарлетт блеснула капля. За ней ещё одна. Бескрайняя серая туча заплакала, роняя всё новые и новые капли. Порывистый ветер налетел из ниоткуда и яростно хлестнул Скарлетт по лицу. Она торопливо отыскала ключи в сумочке и отперла дверь автомобиля.

— Садись.

Снейп заколебался.

— Садись! — Скарлетт распахнула дверь шире, схватила Снейпа за руку и силой толкнула в салон. Он сел и сложил руки перед собой, словно опасаясь случайно нажать что-нибудь. Скарлетт села за руль. Снейп старался не смотреть на неё и пространно глядел на свои руки. Скарлетт отметила, что несмотря на подавленность он выглядел намного здоровее, чем в прошлый раз: исчезли болезненная бледность и круги под глазами.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Скарлетт.

Снейп вздрогнул, не ожидая вопроса, и покивал головой:

— Спасибо. Лучше.

— Чем ты болеешь?

Он стиснул зубы. Его дыхание стало неровным, всё тело напряглось. Северус поднял руку и осторожно оттянул воротник. Скарлетт ахнула, увидев несколько уродливых шрамов, тянущихся вдоль горла.

— На меня напала змея, — шевельнул Снейп губами.

Скарлетт прикрыла рукой рот и зажмурилась. А ведь она не поверила, когда он сказал, что его похоронили заживо, посчитав мёртвым.

— Как же ты выжил? — страшно прошептала Скарлетт.

Снейп развёл руками.

— Уже четвёртый месяц об этом гадаю.

— Почему же ты не обратишься к вашему магическому доктору?

Снейп горько усмехнулся:

— Будто он мне поможет. Я, наверное, единственный, кто пережил укус этой твари.

Скарлетт боязливо глянула в его сторону. Снейп спрятал горло за воротником.

— Ты говорил, тебя похоронили… Почему ты не хочешь рассказать своим, что ты жив?

Его дыхание стало тяжёлым, по мышцам разлилось немое напряжение.

— Не думаю, что они будут рады меня видеть, — выдавил Снейп. — Я вёл себя, как последний мерзавец.

Скарлетт вспомнила его рассказ о магической войне. Северус говорил, что участвовал на стороне врагов, но делал это по заказу хороших. Она уже запуталась, кто с кем и почему воевал.

Неожиданно Снейпа лицо вспыхнуло. Жадно глотая воздух и одновременно силясь скрыть волнение, он резко обернулся к ней и сбивчиво заговорил:

— Мне было восемнадцать, когда я примкнул к этим сволочам. Я… я не знаю, зачем я это сделал. Хотел признания. Это было ошибкой! Самой большой ошибкой в моей жизни! Дамблдор — единственный человек, который помог мне не скатиться в конченное дерьмо. Это он вёл войну против Тёмного лорда. Он придумал, как победить его. Но для этого ему нужен был кто-то на той стороне. Я… я не мог отказать ему. Если бы ты знала, как я ненавижу этих мразей!

Снейп выставил трясущуюся от эмоций руку и рывком засучил рукав. Скарлетт увидела бледную татуировку с изображением черепа. Изо рта черепа высовывалась змея и обвивала его вокруг. Такой же череп Скарлетт видела на фотографии.

— Вот, видишь? — безумно тараторя, продолжал Снейп, — это знак Тёмного лорда. Он ставит эту дрянь всем своим сторонникам. Если у тебя есть такая метка, ты уже не можешь покинуть Лорда, ты обязан служить ему до конца, иначе тебя убьют. — Он спрятал предплечье под рукавом и мрачно добавил, — хотя тебя и так убьют, если откажешься действовать в его целях. Когда я понял, во что ввязался, у меня уже не было обратной дороги. Единственное, что я мог — это изображать преданного сторонника и дальше, но при этом я стал сливать информацию о целях Тёмного Лорда Дамблдору. А Лорду наоборот — подбрасывал ту информацию, которая была выгодна Директору. Кроме Дамблдора больше никто не знает, что я помогал им в борьбе с пожирателями. Точнее… сейчас им сказал об этом… этот… Поттер… Но я слишком убедительно играл свою роль. Если ты спросишь кого-нибудь из них, что я за человек, тебе сразу скажут, что я последняя скотина.

Северус умолк и закрыл лицо рукой. Его трясло. Скарлетт растерянно хлопала глазами, пытаясь понять, к чему он разразился таким потоком. Он ведь уже поведал ей об ошибках молодости.

Скарлетт накрыла ладонью его кисть. Снейп отнял другую руку от лица и испуганно покосился на неё.

— Успокойся, — прошептала Скарлетт, сжимая его кисть. — Я тебе верю.

Снейп, задыхаясь, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Его продолжало трясти. Скарлетт чувствовала частый пульс на его запястье.

— Я не могу доказать тебе, что невиновен, — надрывно прошептал Снейп.

— Ничего страшного. — Скарлетт погладила его по руке. — Я верю тебе.

— Прости, что всё так получилось… Я не желал тебе зла.

— Ничего, я тебя понимаю. Постарайся больше ничего от меня не скрывать.

Снейп вырвал руку и отвернулся к окну. Скарлетт тронула его за плечо. Он вздёрнулся и вдруг хрипло прошептал:

— Я люблю тебя.

Скарлетт вздрогнула. Она никак не ожидала, что эта долгая самообвинительная тирада закончится вот этими трёмя словами. Снейп нервозно заломил пальцы, его пространный взгляд рассеялся в пустоте.

— Это глупо, наверное, — всё так же хрипло прошептал он.

— Почему же?

— Мне скоро сорок.

— А мне тридцать четыре.

Моросящий дождь сменился проливным. Тяжёлые крупные капли яростно забарабанили по лобовому стеклу. Улица за окном размылась и превратилась в скопление расплывчатых серо-жёлтых пятен, в которых с трудом угадывались очертания других машин, деревьев и случайных прохожих.

Признание опустошило Северуса. Он сидел, плотно сложив руки, сжав плечи, и не решался продолжить. Скарлетт ждала, молча наблюдая. Снейп отрешённо глядел в окно, его грудная клетка прерывисто двигалась, неспособная скрыть бурю эмоцию, бушующую внутри. Несколько раз сглотнув, он еле слышно пробормотал, не глядя на нее:

— Может, нам попробовать снова?

Скарлетт в задумчивости покусала губу.

— Думаешь, у нас получится?

Северус всё так же неотрывно глядел в окно, боясь встретиться с ней глазами. Скарлетт пыталась разобраться, что чувствует к нему. Северус ей нравился, безусловно, хотя она и не могла понять, что именно так привлекало её. Она вспомнила их первые прогулки вдоль набережной, когда они только начали общаться. Он так волновался, когда приглашал её на встречу, хотя и старался изо всех сил казаться уверенным. Когда он впервые поцеловал её, она и не знала, что перед ней волшебник. Волшебник… Ну почему? Почему он оказался волшебником? Каждый раз, когда Скарлетт встречала мужчину, который по-настоящему ей нравился, он оказывался либо женатым, либо козлом, либо… волшебником. Ещё и эта война. Зачем они воевали? Из-за чего воевали? Почему Северус так боится вернуться в свой мир? Скарлетт безумно хотелось верить, что он не сделал ничего плохого, она хотела продолжить с ним общение. И в то же время её разрывало сомнение. Чем он занимался в том мире? За какие грехи его должны считать сволочью?

Где-то вдали ухнул гром. Скарлетт и Снейп одновременно вздрогнули.

— Сказали, всю неделю лить будет, — монотонно произнёс Снейп.

Скарлетт завела машину.

— Я тебя отвезу.

— Нет-нет, — Северус подорвался и стал лихорадочно искать, как открыть дверь.

— Не говори ерунды! Куда ты пойдёшь в такой ливень?

Он послушно сел на место и рассеянно возразил:

— Я могу трансгрессировать.

Скарлетт не стала спрашивать, что значит это загадочное слово.

Через десять минут синее ауди подъехало к дому волшебника. Скарлетт припарковалась как можно ближе, чтобы Снейпу не пришлось сильно мокнуть под дождем, преодолевая расстояние между машиной и домом.

— По хорошему, это я должен был тебя проводить, — угрюмо заметил Северус. Мгновенно осознав, что только что сморозил, он поспешно отвернулся и с деловым видом стал искать рычаг, открывающий дверь автомобиля.

— В другой раз проводишь.

Снейп замер и бросил в её сторону полный удивления и неприкрытой надежды взгляд, в котором так и читалось: «Ты даёшь мне шанс?». На его лице опять появилась болезненная бледность. Скарлетт встретилась с ним глазами, и её сердце ухнуло вниз.

И всё-таки Скарлетт верила ему. Это было подсознательно, на уровне интуиции, но Скарлетт точно знала, что этот мужчина был искренен с ней, когда исповедовался в своих грехах и рассказывал о своих непризнанных заслугах.

Снейп отыскал нужный рычаг и распахнул дверь.

— Северус?

Он придержал дверь и обернулся. Скарлетт схватила его за руку и сбивчиво изрекла:

— Думаю, ты прав. Нам нужно попробовать ещё раз.

Перемена в его лице была поразительна: он словно помолодел на несколько лет. Его чёрные глаза пристально, с оттенком неверия, изучили её, стараясь уловить подвох. Пересохшие губы беззвучно прошептали: «Ты уверена?». Скарлетт, запинаясь, проговорила:

— Я просто хотела сказать… Когда ты рассказал мне про волшебников, я, честно, испугалась…

— Понимаю.

— …я никогда не думала, что такое бывает. Ты же знаешь, я полицейский, я должна быть уверена, что… — она запнулась и перевела дух.

Снейп уже не скрывал, как тяжело ему стало дышать. Его выжидающий взгляд, казалось, проникал Скарлетт в самое нутро. Эти бесконечно чёрные глаза напоминали ей два колодца, такие же глубокие, уходящие в бездну. Не мог ли он приворожить её?

— Пообещай, что больше не будешь ничего скрывать от меня. Обещаешь?

Снейп медленно кивнул, всё ещё не веря такому исходу. Скарлетт пододвинулась к нему вплотную и поцеловала в щеку.