Страшная сила (гет)

Волшебники и их юные подопечные уже успели проснуться, когда услышали приближающиеся шаги.

— За нами идут... — Лиза тяжело вздохнула.

— А пусть идут! Если этот негодяй потушит свечи — к нам ведь вернётся магия. И тогда мы сделаем всё, чтобы остановить Ляпуса и не дать вас, мои милые, в обиду! — решительно заявила Фантолетта. — Не так ли? Лично я готова противостоять злодею несмотря ни на что. А вы, Морковкин?

— И я готов. А куда деваться, раз уж кое на кого из присутствующих рассчитывать не приходится? — бросил он укоризненный взгляд на Печенюшкина. — Побеждать будем сами! Кто сказал, что мы уже совсем никуда не годимся?!

— Нас же Тилли наказывать будет, — напомнила Алёна. — Это вы что, её тоже побьёте?

— Ни в коем случае, — уверенно заявил Печенюшкин. — Заколдованную фею мы бить не будем, потому что она не солдат, — распорядился он, глядя на всех. — Сопротивление оказывать в мягкой форме. Это Ляпус жаждет расправы над нами, а все, кто попали под его чары, ни в чём не виноваты. Так что если хватит сил нанести удар — то по самому Ляпусу, а не по кому-то ещё.

"Вас так много, а Ляпус один, такой маленький... — с горечью подумала Хисстэрийя, слыша эти слова, но промолчала. — Хоть бы у вас не получилось нанести удар!"

— Ах, какое чудесное нынче утро! — воскликнул Ляпус, появившись перед камерами в сопровождении Тилли и окинув взглядом узников. — Не правда ли?

— Ну да, чудесное, прямо лучше не бывает! — сердито буркнула Лиза.

— Как вам спалось, голубчики? Надеюсь, вы оценили, как здесь удобно, свежо и чисто! — продолжал домовой. Тяжёлые взгляды были ему ответом. — Молчите, значит. Стесняетесь... Может быть, хотите сдаться на мою милость? — с обманчиво-предупредительной улыбкой поинтересовался Великий Злодей. — Соглашайтесь — не пожалеете! Я готов забыть старые обиды и простить вас всех!

— Да что ты! Надо же, какой добренький! — разозлился Морковкин. — Сдаться на твою милость? И не подумаем!

— Знаем мы твою милость — лишь плен, да угрозы, да обман, да подлость, да чёрная неблагодарность, — покачал головой Федя. — Нет уж, душегуб окаянный, не дождёшься! Дураков тут нету. А за девочек милых так и вовсе не простим!

— Как, вы всё ещё не передумали? Всё ещё сердитесь на меня? Что ж, это был ваш последний шанс, дорогие друзья! — вздохнул Ляпус. — Моё терпение не бесконечно, я и так слишком долго ждал, когда смогу делать всё, что захочу! И больше вы мне не помешаете. Никогда-никогда! Потому что сегодня начинающая, но талантливая чародейка, очаровательная Тилли, — он кивнул в её сторону, гордо улыбаясь, — наведёт порядок в моём дворце и устранит все помехи в лице вас. Она применит к вам самые сильные чары, на которые только способна! Вы получите по заслугам, а затем превратитесь во что-нибудь, гораздо более милое и безобидное, чем сейчас — и останетесь украшать мой дворец!

Все напряжённо молчали и хмурились. Фантолетта и девочки крепились, стараясь не плакать, а собраться с мыслями и придумать, как противостоять злодею. Хисстэрийя в соседней камере была напряжена не меньше, чем герои.

— Ну что, киса? — Ляпус злорадно ухмыльнулся, заметив её волнение. — Тебе страшно?

— Да, Ваше Капюшонство, мне очень страшно, — неожиданно серьёзно ответила Хисстэрийя. — Простите меня за всё.

— Я тебя прощу. Но пока посидишь в клетке и посмотришь, к чему приводят попытки пойти против меня.

— Конечно, — пожала она плечами. — Я должна на это посмотреть.

"К чему приводят попытки пойти против тебя — и наоборот. Мне очень, очень, очень страшно! Если вдруг что-то пойдёт не так, как я думаю..."

Ляпус поднялся на лавку у стены и затушил волшебные свечи. Повернулся к фее, протянув ей канат.

— Тилли, свяжи их всех. Покрепче, так, чтобы никто не вывернулся.

Тилли повела рукой, и конец каната медленно зашевелился внутрь камеры сквозь решётку, подобно змее. Клара-Генриетта зашипела ему навстречу, но канат резко обхватил её, завязавшись узлом. Фея снова повела рукой, поднимая второй конец. Тот двигался уже намного быстрее и стремительно замотал остальных. Печенюшкин попытался понять, где находится конец каната и второй узел. Не смог повернуться достаточно, чтобы что-то рассмотреть. Озадаченно нахмурился и закусил губу, понимая, что никто не сможет разорвать ни одно волоконце, ни вместе, ни поодиночке.

"Вот что значит — попасться в свои же сети или бить врага его же оружием, — подумал он. — Кто бы мог представить, что и меня не минует подобная участь. У любой силы есть обратная сторона... Надеюсь, потом нас развяжут? Или хоть кто-то сможет развязаться, выскользнуть, высвободить руки — этого уже может хватить для какой-нибудь импровизации", — мальчик попробовал сам пошевелить руками, но как назло, обе они были зафиксированы слишком туго, канат врезался в пальцы и запястья. Пришлось оставить попытки.

— В тронный зал! — Ляпус щёлкнул пальцами, надеясь, что его магии хватит, чтобы переместить всю компанию пленников наверх. В потолке открылся проём, наличие которого до этого никто не смог бы заподозрить, и своеобразная охапка из живых существ, подгоняемая пальцами Ляпуса, начала подниматься вверх, вскоре исчезнув в этом проёме. Раздался грохот. Потолок встал на место.

— Это было нелегко, — домовой перевёл дух. — Надеюсь, с хвостатой полегче будет. Только её привязывать нечем. Тилли, а попробуй ты поднять кису наверх, только прямо вместе с клеткой. Сможешь? Сил хватит?

— Слушаюсь. Наверх! — фея повторила движения Ляпуса, целясь пальцами в основание камеры. Пол затрещал, когда из него выдрался кусок каменной плиты с закрепленными в нём прутьями и приподнялся в воздухе. В потолке открылся проём, гораздо больше первого. Обнажилась массивная металлическая труба вдоль стены, и пока отделившаяся клетка с Хисстэрийей внутри скользила по воздуху на следующий этаж, задевая ту трубу и заставляя её протяжно гудеть, отдаваясь эхом, Тилли кое-что поняла.

"Она проводит звуки! Киса ведь подслушивала нас вчера, ей сверху всё слышно было! И про тапочки слышала... Так она что, специально в тюрьму хотела попасть, чтобы подслушивать? Говорит, ей страшно... Неужели что-то ещё узнала? Ведь киса не наказания боится, она же меня сама попросила... Я должна сделать это! Хотя мне самой страшно... Я никого не убью. Я только... как сказал господин Ляпус? Я дам всем по заслугам, а потом превращу во что-нибудь милое. Я исполню его волю, вот что! Киса сказала, что я должна делать то, что прикажет господин Ляпус, и... ничего от себя. Ничего от себя! Не нужна я тебе, Ляпус! Никто тебе не нужен, никого ты не любишь, хочешь, чтобы все стали злыми колдунами и ведьмами! Как прикажете, Ваше Капюшонство!" — Тилли опустила руку и крепко сжала кулаки, вся дрожа. Ляпус заметил это и приобнял фею за плечи.

— Холодно тебе здесь моя красавица? Пойдём же наверх, там согреешься! И сама согреешься, и этим недовольным товарищам задашь жару!

— Задам им жару... — задумчиво повторила Тилли, нахмурившись. Некая идея почти пришла ей в голову.

"Господин Ляпус сам тебе скажет, когда прекратить", — вспомнились ей очередные слова Хисстэрийи. Ещё одна не до конца оформившаяся мысль забилась у феи в голове, взбудоражив её. Тилли внезапно поняла, откуда она будет черпать свою злость и решимость, когда начнёт применять тёмные чары к побеждённым.

Голова у феи кружилась, и потому она не сразу заметила, как вместе с Ляпусом уже достигла тронного зала. А заметив, сделала глубокий вдох и размяла руки.

— Я готова, Ваше Капюшонство! Все будут наказаны!

"Ух, какая сердитая! — заметила Хисстэрийя. — Прямо не узнать тебя!"

— Я не верю, что ты такая злая! — выпалила Алёнка. Тилли отвела взгляд. Ляпус как-то занервничал. Перевёл взгляд на девочку — и вдруг заметил, что её руки нащупали узел и пытаются развязать его.

— Опять выбраться пытаешься? — негромко, с улыбкой поинтересовался он, пристально посмотрев на Алёну. — Зря. Будешь вести себя спокойно — сделаем не больно! Да, Тилли? Ты просто сотрёшь ей все воспоминания после того, как разберёшься с остальными. И будет наша Алёна больше не Алёна, а Чёрная Принцесса Фантазильи!

— Ещё чего! — возмутилась Алёна. Тилли же кивнула, пряча улыбку облегчения.

"Принцесса Фантазильи! Не камень!"

Фантолетта и Морковкин переглянулись, видя, что делает Алёна. Они приготовились пойти в атаку, как только смогут высвободиться. А у Фантолетты, к тому же, при себе оставался зонтик.

Ляпус устроился в кресле с тёмно-красной обивкой и золотой отделкой. Трон Дракошкиуса был слишком огромен для маленького домового, а потому он распорядился насчёт чего-то более подходящего по размеру. Алый, пурпур и золото. Выглядело, как он считал, довольно торжественно и ярко. Вот только не слишком мягко. Но для Ляпуса это было не главным. Он уселся и окинул взглядом всех. Не желавшие сдаваться пленники пытались высвободить руки, Алёна всё ещё ковырялась с узлом, киса сидела в выдернутой клетке слева от них, Тилли с мрачным видом стояла рядом, ожидая распоряжений от своего повелителя.

— Сейчас ты развяжешь всех и свяжешь этим же канатом одного Печенюшкина, — сказал Ляпус. — Его оставь мне — хочу лично с ним разделаться. Но пока ты связываешь Печенюшкина, другие могут напасть на меня, разделиться, побежать за каким-нибудь оружием. К примеру, эти двое явно что-то такое задумали! — указал он на Моровкина и Фантолетту. — Да и другие не так просты. Можешь сделать так, чтобы они не смогли? Ограничить их свободу перемещения чем-то новым?

— Да, Ваше Капюшонство. Дайте только вспомнить, что предлагает по этому поводу книга "Чёрное колдовство"... — Тилли крепко задумалась. — Я могу вырастить столбы прямо из пола — на каждого по одному — и привязать всех новыми волшебными верёвками.

— Превосходно! — Ляпус одобрительно захлопал в ладоши. — Только делать верёвки тебе придётся очень быстро! Успеешь?

— Успею, Ваше Каппюшонство.

Тилли сосредоточилась и пересчитала присутствующих. Печенюшкин, Морковкин, Фантолетта, Федя, кобра, крыса, Лиза, Алёна... Всего восемь. Развела руки в стороны и принялась делать пальцами плавные движения вверх-вниз, шепча непонятные слова. Вскоре полы ближе к стенам затрещали, в воздух полетели обломки, посыпалась крошка — каменные столбики начали проталкиваться наружу, поднимаясь вверх, словно ростки своеобразного каменного леса посреди тронного зала. Они доросли до двух метров в высоту и остановились. Тилли перевела дух. Теперь предстояло распределить всех. Печенюшкина — первым. Остальных — привязывать сразу по двое. Имея две руки, справиться можно.

"Как же не хочется! — обречённо подумала феечка. — Как же тяжело!.."

А тем временем Алёна медленно, но верно продвигалась на пути к освобождению. Пальчики у неё болели, но она, пыхтя и сопя, старательно развязывала тугой узел — и вот у неё всё получилось. Тяжёлый конец каната упал на пол. Тилли среагировала мгновенно — парой движений одной рукой туго обмотала им Печенюшкина, вместе с ещё не отвязавшейся коброй, привязав к тому столбу, что находился строго по центру. Все ахнули. Воспользовавшись секундным замешательством Лизы, кинувшейся к своим друзьям, Тилли сплела двумя руками верёвку, белую и прочную, хоть и потоньше, чем канат Печенюшкина — и так же быстро привязала девочку на другой столб.

— Когда ты успела?! — вырвалось у Лизы.

— Хватайте Ляпуса! — закричал Морковкин, кинувшись вперёд. Федя и Фантолетта зашли слева и справа. Руки у них были наготове, чтобы схватить домового и обездвижить его самого. Ляпус вскочил и вытащил откуда-то из рукава кинжал из воронёной стали, средней длины, тонкий и острый. Он напал первым на могучего и грозного Морковкина, оттесняя его в сторону и нанося пока ещё не серьёзные, но болезненные уколы. Фантолетта выхватила зонтик, целясь кончиком в Ляпуса, но Федя оказался быстрее — он сделал тому подножку.

— Ах ты!.. — вырвалось у падающего Ляпуса. Рука его разжалась, и кинжал со звоном покатился по полу. Сердитая Тилли запустила в Федю новой верёвкой, привязав и его к одному из столбов. Морковкин подобрал оружие и попытался мягко отодвинуть фею, чтобы атаковать Ляпуса, но Тилли вдруг подняла руку — и старого чародея откинуло прочь воздушной волной. А затем очередная верёвка связала его. Две следующих, полегче и потоньше, были направлены в Алёнку и крысу Мануэлу. Тилли едва успевала переводить дух между связываниями.

"Даже если тебе будет очень страшно и тяжело", — вспомнила она напутствие Хисстэрийи. Затем подняла голову — и на мгновение растерялась. Фантолетта, помолодевшая и похорошевшая, преисполненная бодрости и боевого духа, надвигалась с зонтиком на уже безоружного Ляпуса.

— Сейчас я сама тебя заколдую, наглый мальчишка! — грозно заявила она. — Как не стыдно! Научил такую милую девочку злому колдовству! А сам прячешься за её спину, трус?!

— Я не трус, — Ляпус постарался придать своему голосу твёрдости. Вид направленного на него зонтика всё же ощутимо нервировал домового, и это было заметно. — За оскорбления правителя вы заслуживаете дополнительного наказания! Я сделаю из вас моль, и вы будете летать и питаться старыми занавесками, пока кто-нибудь вас не прихлопнет! Или пока сами не рассыплетесь от старости, — ухмыльнулся он своей удачной шутке.

— Не дождёшься — я ещё молода и полна сил! — гордо парировала Фантолетта. — Сам быстрее рассыплешься, когда я сделаю из тебя трухлявый осиновый пень! — фея направила кончик зонтика Ляпусу в грудь и начала шептать волшебные слова. Тот поспешно оттолкнул её обеими руками, весь дрожа. Тилли, тоже испугавшись за своего повелителя, бросилась встать между ним и Фантолеттой и пристально, с холодным гневом посмотрела на ту. Ей вдруг по-настоящему захотелось что-то сделать, остановить Фантолетту, наказать её, как подобает...

— Молоды? Полны сил? — переспросила Тилли. Её нежный голосок звучал как никогда пугающе, её хорошенькое личико сделалось непривычно злым, даже воздух вокруг юной феи дрожал, как на сильном морозе. — Я прямо сейчас могу это исправить!

— Это как? — с сомнением покачала головой Фантолетта, снисходительно глядя на девушку. — Знаешь, что-то мне в такое не верится!

— Вы думаете, я ничего не умею? Что я не способна сделать то, что хочет господин Ляпус? — тем же жутким тоном поинтересовалась Тилли. — Превратить вас в моль, такова его воля... А чтобы вы легко превратились — я сначала вас подготовлю! — юная фея потёрла руки, и с её пальцев посыпались искры.

— Девочка, милая, да не трать ты на меня свои силы, — устало вздохнула Фантолетта. — Побереги их, что ли, они тебе ещё в мирной жизни пригодятся!

— Мирная жизнь начнётся, когда вас всех не станет!! — Тилли подняла руки, и с её пальцев вдруг заструились новые верёвки, но совершенно не такие, как прежде. Они были блестящими, ярко-синими, извивались, как живые, разветвлялись на несколько частей, подобно лианам, а ещё эти верёвки как будто лохматились, напоминая своим видом ёлочную мишуру. Фантолетта недоуменно вскинула брови:

— Тоже свяжешь? Только для разнообразия чем-то поинтереснее? И всё?!

Тилли не ответила. Лицо её было злым и сосредоточенным. Разветвляющаяся мишура цепко обвила старшую фею, обхватив её руки, шею, талию — и та с ужасом поняла, что на этот раз верёвка была свита из жёсткой проволоки, а торчали из неё вовсе не нитки и не бахрома, а очень острые иглы, и они всё ещё продолжали расти, вскакивать на новых местах и удлиняться...

— Что... это?.. — простонала Фантолетта, дёрнувшись, скривившись от боли и выронив свой зонтик на пол.

— Чёрное-пречёрное колдовство! — объявила Тилли. — Эти колючки высосут из вас всю силу, красоту и эту ненастоящую молодость! Навсегда! А потом... — она вдруг замолчала, вздрогнув от осознания, что именно делает. На мгновение Тилли показалось, что часть колючей верёвки зацепила и её саму, впившись в грудь — так сильно прихватило сердце, когда молодая красавица перед ней начала медленно превращаться в старуху, стиснув зубы от боли, пытаясь высвободиться. Крик и стон всё же вырвался у Фантолетты. В ужасе были все вокруг. Самой Тилли тоже было так страшно, что захотелось самой кинуться и разорвать эту колючую проволоку голыми руками, освободить пожилую фею, пока она ещё жива. Но...

"Наказать врагов Ляпуса! — хлестнула её жёсткая мысль, словно кнут. — Любой ценой! Не останавливаться, пока он сам не прикажет!"

Фантолетта с ужасом смотрела на то, как её руки покрываются сетью мелких морщин, как выцветает платье, раздираемое сверкающей колючей проволокой... Колючки глубоко впились ей в руки, в плечи, в шею, брызнула кровь...

— Остановись... — прохрипела она. — Девочка, ты же... ты не такая! Ты добрая!

— Вы заслуживаете наказания! — выкрикнула Тилли срывающимся голосом. — Я... я сильная. Я не остановлюсь! Я сделаю всё, что... — слёзы уже душили её. Взяв себя в руки, Тилли нанесла новый удар. Извивающаяся проволока в сверкающих колючках, похожая на новогоднюю мишуру, с новой силой обвила тело постаревшей женщины, сдавила грудь, стараясь впиться прямо в сердце... и вдруг порвалась! Руки девушки безвольно разжались, ноги подкосились, и она упала на пол.

Ляпус, уже успевший, было, забраться обратно на свой трон, чуть не вскочил с него в беспокойстве:

— Тилли, что с тобой?! Ты продолжишь? Или не можешь?

— Д-да, я... продолжу и всех заколдую, — глубоко вздохнув, Тилли поднялась с пола. — Сейчас-сейчас, Ваше Капюшонство... — подняв взгляд, феечка увидела, как измученная старушка сползает на пол, с посиневшими губами, в состоянии, близком к сердечному приступу — и в ужасе закрыла лицо руками.

— Ты что делаешь, негодяй! — взвился Морковкин, с содроганием взирая на происходящее. — Нас-то тебе не жалко, другого и не ожидали. Но посмотри на бедную девчонку! Ей же больно!

Ляпус нахмурился, занервничав. Посмотрел на Тилли — и тут же отвёл взгляд.

"Больно? Как так, почему? Разве от колдовства может быть больно, если это делаешь ты, а не с тобой? Может быть, Тилли просто устала с непривычки или боится не справиться? Нужно её подбодрить, пусть поверит в свои силы".

Верить старому чародею не хотелось. Да и зачем вообще слушать одного из противников — вдруг тот намеренно сбивает его с толку? Не выйдет!

— Вам всем скоро больнее будет! — дерзко заявил Ляпус. — Думаете, Тилли слабая и не справится? Не стоит, право, не стоит недооценивать мою талантливую чаровницу! Тилли, ты сможешь, — добавил он уже мягче. — Я верю в твои силы, милая, не бойся. Покажи же всем, на что ты способна!

Одним взмахом руки Тилли материализовала простую верёвку и запустила её в Фантолетту, привязав старушку к свободному столбу — на этот раз довольно низко, так, что та смогла сесть на пол.

— Можете теперь делать с ней что угодно, Ваше Капюшонство, — безразличным тоном объявила фея, поклонившись Ляпусу. — Кто следующий?

Злодей на мгновение задумался.

— А преврати-ка старика во что-нибудь молчаливое — слишком уж ругается много, надоел совсем!

— Будет сделано, господин Ляпус. — Тилли шагнула к Морковкину и направила на него палец, пропев заклинание. От её голоса, нежного и в то же время зловещего, всем стало не по себе, даже самому Ляпусу. А старый благородный дон вдруг увидел, как из его груди вырастает... ветка с молодыми зелёными листочками. Он открыл рот, чтобы что-то сказать — но не смог. Возмущённая гримаса так и застыла в дереве. Да-да, теперь на месте старика стояло вековое дерево с толстыми ветвями и пышной кроной, покрытое морщинистой корой, со складками, сучками и дуплом в стволе, вместе составлявшими недовольную рожицу. Дерево-ворчун. Оно сердито зашелестело тёмными листьями, будто на ветру, вот только ветра никакого не было.

— Вот это да! Какое забавное деревце вышло! — воскликнул Ляпус. — Превосходно! Тилли, я горжусь тобой как никогда! Порадуй меня ещё чем-нибудь!

Тилли же оперлась о дерево обеими руками и опустила голову, будто пытаясь отдышаться. На самом деле её терзало невыносимое чувство вины. Было жаль старика и хотелось вернуть его обратно. Только бы вспомнить, как это делается... Обратное заклинание так и не шло на ум, слёзы вновь душили девушку. Нет, никто не должен заметить!

"Через не хочу! Делать всё, чем Его Капюшонство будет доволен! Делать! Всё!"

— Ей ведь и правда больно, — прошептала Лиза, приглядевшись. — Неужели Ляпус не замечает?

— Да, похоже, — негромко отозвался Печенюшкин. — Тилли идёт против себя, и ей всё тяжелее. Злые чары — это ведь явно не её стихия. Как у неё вообще это до сих пор получается?

— О чём шепчетесь, голубчики? — со своего расстояния Ляпус не расслышал их слова, но счёл нужным показать, что держится начеку. — Вам бы лучше попрощаться друг с другом, пока время ещё есть! Совсем его немного у вас осталось...

— А у тебя, стало быть, времени ещё полным-полно? — не сдержался Федя. — Никак, вечно собрался жить и всем повелевать, лиходей окаянный? Жить-поживать да единолично решать, кого казнить, а кого миловать... Этак, что ли, получается?

— Получается, к твоему превеликому неудовольствию, ещё как получается! — парировал Ляпус. — Или у кого-то до сих пор есть какие-то сомнения?

— Да взбунтуются же против тебя при первом удобном случае! Мы не победили, так другие заместо нас победят! — рыжий домовой так и не потерял присутствия духа, а потому не собирался молчать. — Чуть у кого сил хватит без отравы твоей хоть сколько-то продержаться да с головою ясною — так и рухнет твоё царствие в одночасье! Потому что не будет тебя народ любить никогда, коль слабину нащупают — мигом избавятся от такого правителя! Ты ведь не бережёшь даже своих! Кто пошёл бы за тобой добровольно? Кто стоял бы за тебя, имея силы на обратное?

— Не смей так говорить! — снова собравшись и рассердившись — благо, что домовой своими словами дал ей к этому повод — Тилли отвязала его от столба и щёлкнула пальцами. С ног Феди вдруг сорвались сапоги, резко взмыли в воздух — и один с размаху ударил его по лицу, а другой пнул в спину. Домовой упал, вытирая кровь из разбитого носа. Впечатлительной фее очень хотелось развернуться и бежать подальше, никогда, ни за что больше в этом не участвовать, даже не видеть ничего подобного, но она из последних сил заставляла себя смотреть пристально и держать руки наготове для нового удара или заклятья.

— Ты тоже... понесёшь наказание! — выдавила девушка из себя. — Я вас всех... я никого не пощажу! — ужас и сострадание к своим жертвам всё явственнее прорывались наружу, не давая Тилли сохранять грозный вид и верить в то, что она говорит. — Грядёт победа зла! Все несогласные... будут... будут... — юная фея остановилась, затряслась и безутешно заплакала. — Будут наказаны! Всё живое... покорится или умрёт!! — выкрикнула она с таким отчаянием, что Алёнка тоже заплакала, не выдержав:

— Ты, ты сейчас умрёшь, бедная Тилли! Тебе самой больно и страшно!

Если до этого момента Ляпусу было ещё легко никого не слушать и видеть то, во что ему самому охотнее верилось — то сейчас он был вынужден признать, что и Морковкин, и Алёна правы: Тилли действительно больно, да так, что не заметить уже невозможно. Нет, не показалось, нет, его не сбивают с толку, как бы ни хотелось в это верить. Прямо сейчас у него на глазах бедная фея плачет и дрожит, то и дело срывается и не может довести дело до конца.

— Тилли, это ведь правда! — Ляпус в ужасе сорвался с места и кинулся к ней. — Зачем ты вызвалась? Зачем?! — он схватил трясущуюся девушку и резко развернул к себе. — Тебе же тяжело колдовать, я сам это вижу!

Тилли подняла на домового заплаканное лицо, но взгляд её оказался неожиданно острым, холодным, каким-то вызывающим, даже безумным.

— Ваше Капюшонство, да вы не обращайте внимания... — ответила она вдруг так ласково и кротко, с такой вежливой, холодной, почти ядовитой улыбкой, что это по-настоящему испугало Ляпуса. — Не стоит беспокоиться, не слушайте никого! — фея вырвалась и гордо распрямила плечи. — Я всё могу и, конечно же, сделаю, как надо. Я ведь должна делать всё, что вам хочется! Вам хочется, чтобы они понесли наказание, — обвела она рукой всех привязанных. — А я могу расправиться с каждым, кто вам мешает! Как угодно, слышите?! Например... превратить их всех... в дерево! — парой движений Тилли развязала крысу Мануэлу и обратила её в деревянную фигурку. — Вот, видите — это легко! Могу и остальных так же — и тогда вы растопите ими камин. Здесь же так холодно, темно и страшно!!