Алая Завеса (джен)

"Оклеветанный, униженный, израненный... Моя душа была буквально освежёвана, но то, что ещё осталось, полыхало ярким огнём. Ещё недавно я говорил, что в этом городе неоткуда ждать помощи и полагаться можно на себя. Но сегодня случилось приятное исключение, которое вернуло мне веру в человечество и в человечность. Во мне снова заиграл огонёк природного любопытства и безумия..."

Юлиан Мерлин, ноябрь 2010

— Как вы сказали? Роковые Часы? — ещё раз переспросил Юлиан у ангелоподобного полицейского-спасителя, сидя на переднем пассажирском сиденье машины, которая стремительно рассекала Зелёной Альбион.

Ситуация кое-что очень напоминала Юлиану. А именно последние часы жизни Грао Дюкса. Если сейчас ещё и Глесон умрёт прямо за рулём машины, это удивит парня уже не так сильно.

— Именно они, — ответил Глесон. — Мне кажется, что Скуэйн уже знала про них, поэтому ничему не удивилась. Знаешь ли, это очень сильный артефакт. И поговаривают, что проклятый. Каждый, кто им пользовался, в скором времени умирает. При загадочных обстоятельствах.

— Но как вы узнали? — спросил Юлиан.

Если Глесон не умрёт за рулём машины, то завезёт Юлиана в ловушку. Где-нибудь на окраине города его будут поджидать двенадцать мужчин в широких шляпах и ружьях, которые расстреляют Юлиана, даже не дав шанс что-то сказать.

Как он мог доверять даже этому честному с виду полицейскому? Где гарантии, что его не заколдовали и это не очередное ухищрение с целью погубить невинную душу Юлиана? И кто вообще сказал, что Глесон и сам не работает на Молтембера и Иллиция?

— Мне очень повезло, — сказал Глесон, поворачивая куда-то направо. — Я нашёл знакомых Золецкого и они хранили его старые письма. В одном письме я и нашёл обращение к Штрассеру. Но всё легко только тогда, когда знаешь, как работать. Только Скуэйн этого не знает и решила меня во всём обвинить.

Юлиан тоже подозревал Глесона. Он вообще всех подозревал.

— Это какая-то уловка, — предположил Юлиан.

— Уже завтра она расскажет это некоторым людям, ей поверят, и меня открыто обвинят. Посадят, как и тебя, в какой-нибудь изолятор, и я уже ничего не смогу сделать. Поэтому теперь мы с тобой в одной лодке. На обоим нужен Агнус Иллиций, без него способа спастись нет.

Юлиан кивнул.

— Справедливости ради, пару раз Агнус Иллиций был замечен, — сказал Глесон, повернув к Юлиану голову. — Не нами замечен, но он же был объявлен розыск. И лицо его и в каждой газете, и на каждом фонарном столбе. Люди видели его где-то на окраине, но нам даже пи помощи их слов ничего найти не удалось. Да и кто ж знает их, людей-то. Обознаться могли же? Да? Тоже так думаешь?

— Иллиций очень умён для того, чтобы так легко попадаться, — ответил Юлиан. — Он неуловим, как молния. И даже то, что его заметили, не даёт никакого преимущества. Вдруг он сам так захотел?

— Ты в тюремной камере долго об этом думал?

— А что там ещё делать? Собеседника у меня отняли. Того, который чуть не вогнал заточку мне в грудь. Вот я и думал обо всём, что случилось. Переживаю, что пока сидел там, всё изменилось и теперь нам больше не найти Агнуса Иллиция. Никто за это время больше не умер?

Юлиан неожиданно сам для себя стал слишком разговорчив. Ещё бы — с кем только не разговоришься после затворного одиночества!

Но в то же время это Юлиана без перерыва буквально раздирало изнутри то, что он не знал, рассказать ли Глесону о том, что он узнал в Комнате Воспоминаний Грао Дюкса. Глесон не вызывал слишком много подозрений, говорил он очень убедительно, но всё же Юлиан эту историю приберёг для других времён. Тем более, что под зельями правды Иллиций сам всё выложит.

— Люди умирают каждый день, — ответил Глесон. — Но ничего подобного тому, что было. Тебя это расстроило?

— Нет, вам показалось.

— Ну, как знаешь.

— Нам нужно попасть в больницу Святых Петра и Павла, — сказал Юлиан, когда Глесон где-то остановился и поставил машину на ручной тормоз.

— Это ещё зачем?

— Там должен находиться один вервольф, через которого мы всё узнаем.

— То есть сейчас ты ничего не знаешь? — недовольно спросил Глесон, открывая им обоим двери. — Вылезай, мы приехали. Я думал, ты знаешь точное места наверняка и мы сейчас туда отправимся.

— Простите, сэр, но я не успел. Меня арестовали. Я знаю, что это находится в лесу, но лес большой, и мы там можем до утра блуждать. А вот вервольф приведёт нас к своей стае и облегчит задачу.

Только произнеся эту фразу, Юлиан вылез из машины и спросил:

— Куда мы приехали?

— Это мой дом, — ответил ему Глесон, закрывая обе двери ключом.

Машина было очень старой и буквально разваливалась.

— Но зачем нам сюда? — удивился Юлиан.

— Там оружие. А ещё нам нужно подкрепиться и составить план.

"Подкрепиться" — это самая лучшая идея за сегодня. Даже чуть лучше, чем побег из подземелья.

Излишеств Глесон ему не предоставил, но сравнительно скромная трапеза от блюстителя закона оказалось в несколько тысяч раз лучше той, которой Юлиан питался последние несколько дней.

И сам дом, хоть и был хуже, чем у Ривальды Скуэйн, но в сравнении с тем, что было, не нуждался.

— Только жену не разбуди, — предупредил Глесон, откусывая сосиску. — А то объяснений не оберёшься. Я и не знаю, что она подумает, увидев тебя.

— Я бы сказал вам, кто этот вервольф и где находится, но это может быть опасно, — сказал Юлиан, с сожалением осознавая тот факт, что так и не доверился к Глесону.

— Понимаю. Ты опасаешься, что узнав, кто он и где, я убью его и единственная ниточка в охоте на Иллиция будет потеряна. Это очень справедливо и убедительно. Ты мог бы стать очень перспективным полицейским.

— Ни за что, — ухмыльнулся Юлиан. — Только не это.

— Времена меняются и всё непредсказуемо. Значит, ты отправишься к вервольфу один?

— Да. Вы будете ждать меня снаружи и по возможности контролировать ситуацию.

— Опасно всё это, Юлиан, — покачал головой Глесон.

— А нам другого выбора не дали.

— Только ночь к концу. Я не думаю, что соваться утром в больницу и в лес — это хорошая идея. Боюсь, что на наш страх и риск придётся переждать до вечера, а потом уже приступать. Я думаю, ты не против?

Юлиан отодвинул в сторону пустую кружку из-под чая. Определённо, огромнейшее "спасибо" Уэствуд Глесон заслужил.

— Уже утром меня объявят в розыск. Я смогу быть здесь в безопасности? У вас в доме? — с надеждой спросил Юлиан.

— Думаю, что сможешь, — покивал головой Глесон. — Тебе придётся спрятаться в подвал и не высовываться оттуда.

— Но мне кажется, что Ривальда Скуэйн первым делом отправится искать меня именно к вам в дом?

— И как же я не подумал? — почесал затылок Глесон и привстал.

Всё это выглядело немного подозрительно.

— А надёжных друзей, у которых можно спрятаться, у тебя нет? — спросил Глесон, после чего на секунду остановился и снова стал расхаживать вокруг стола.

— Вы же сами знаете, — развёл руками Юлиан. — Я в этом городе меньше двух месяцев и всегда жил у Ривальды Скуэйн. Только теперь, понимаете сами, я остался чем-то вроде бездомного. Я знаком, конечно, с некоторыми людьми, но они меня и в гости-то ни разу не звали, не то что переночевать.

Глесон остановился, присел и задумался. У него легонько задергалась левая скула, будто бы даже не подчиняясь инспектору и живя своей жизнью. Юлиан понял, что Глесон и сам в растерянности и давно не знает, что делать.

— В таком случае, — начал уныло лепетать Юлиан. — Мы должны рискнуть и не ждать до утра. Отправимся в больницу Петра и Павла, пока она ещё не закрылась и вытащим оттуда вервольфа.

— Прямо сейчас? — удивлённо спросил Глесон.

Похоже, что этот человек не очень привык к неожиданностям и прочим авантюрам. Его всегда устраивала целиком и полностью его скучная и обывательская жизнь и другой он никогда не хотел. Не помышлял о чём-то большем, таком, что в один краткий миг может необратимо изменить жизнь.

Тут недвусмысленно напрашивается аналогия с жизнью Юлиана Мерлина, в особенности же с её последними двумя месяцами, которые включили себя главным образом побег из-под крыла дедушки, попадание в рабство к Ривальде Скуэйн и всё такое прочее. Каждое из этих событий, случившихся под действием мимолётных и необдуманных, казалось бы, пустяковых решений, поменяло жизнь в корне, сделав Юлиана Мерлина уже не тем человеком, каким он был раньше.

— Да. Я думаю, что так будет лучше, — покивал Юлиан, который, надо сказать, в своих словах тоже не был уверен целиком и полностью.

— Что для этого нужно? — спросил Глесон, делая такой вид, что готов на всё, что угодно, что скажет юноша.

Почему этот инспектор совершенно не опасается того, что Юлиан и впрямь может быть задействован в тех кошмарах, которые происходили во всём городе? Почему доверяет именно ему, а не людям, которых знает уже очень и очень много лет? Всё это даже немного льстило Юлиану и он начал осознавать себя человеком необычайно важным.

— В идеале — пара листов красного призрака, а ещё верёвка-прилипала из магазина шалостей. Кажется, так и называется — "верёвка Ромео".

У Глесона буквально глаза полезли на лоб, после того, как он услышал это. Наверняка, это и было ответом Юлиану на слишком разыгравшееся воображение.

— Можно заменить порохом, который позволяет летать, — словно поправил сам себя Юлиан. — У меня был и красный и призрак, и порох, но всё это в моей комнате в доме миссис Скуэйн. А это неприступная крепость и туда никак не пробраться.

— Верно говоришь, — кивнул Глесон. — Порох у меня есть, но вот только тебе придётся обойтись без красного чуда-листа, который сделает тебя невидимым и незаметным даже для самого Меркольта.

— Это опасно, — ответил Юлиан.

Ибо он считал красный призрак надёжнейшим помощником любого, кто вдруг решил поиграть в шпиона и беглеца. Ещё бы — невооружённым взглядом обнаружить того, кто защищён этим листом, попросту невозможно! В библиотеке Ривальды Скуэйн Юлиан как-то читал, что есть специальные приборы, которые могут выявить того, кто скрылся. А ещё некоторые существа чувствительны к красному призраку и могут его заметить. Да, заметить наличие самого красного призрака, а не человека который он принял. Но, впрочем, это немногим отличалось бы.

Сначала Юлиан думал, что на месте Агнуса Иллиция он закупился бы целым мешком этого счастья и постоянно принимал бы его. Поначалу он даже пытался озвучить в Департаменте идею, что Агнус Иллиций постоянно принимает красный призрак. Но его быстро осадили, объяснив, что это растение крайне токсично и постоянное его употребление хотя бы однажды в день может привести к необратимым последствием. Ещё обвинили его в незнании трав и отправляли лучше учить уроки.

Впрочем, это знание не мешало Юлиану время от времени грешить красным призраком. Но в этот раз, увы, он был лишён его.

— Мы оказались втянуты в опасность не по своей воле, — сказал ему Глесон. Но это — единственный способ спасти наши жизни.

— И поэтому придётся подвергать себя опасности как можно больше, — не то спросил, не то ответил Юлиан. — На полную катушку, так сказать.

— Да нет же, — поправил его Глесон. — Ты мне и вовсе смутьяна напоминаешь. Нам, напротив, нужно быть максимально осторожными. Веришь или нет, но я уже почти двое суток не спал. И меня жутко валит с ног.

— Но вы знаете, что спать нельзя.

— Конечно. Больше кофе. Нам пора в путь, Юлиан.

Конечно, Юлиан никуда не хотел. Даже невзирая на то, что именно он выступил инициатором отказа от отдыха и немедленного выступления. Такое своего рода необходимое зло самому себе, чтобы сделать всё так, как надо, а не так, как могло бы быть, если бы Юлиан отказался думать и отдался бы в руки судьбы.

Божественная тишина окружила Зелёный Альбион, захватив его в свои объятия до самого рассвета. Благо, рассвет ещё не наступил и ни кому в голову не пришло выходить прогуляться, поэтому машина с Уэствудом Глесоном и Юлианом благополучно подобралась к больнице Святых Петра и Павла.

— Возьми это, — протянул Глесон Юлиану в руку револьвер за секунду да того, как тот собирался выйти на своё опасное дело.

— Вы серьёзно? У меня же нет никакой лицензии...

— Тебе ли говорить? Человек, который уже два раза попадал в следственный изолятор. Если что, он заряжен серебряными пулями. Знаешь же, что выстрел серебряной пулей прямо в сердце для оборотней смертелен...

— Это вервольф, — поправил Глесона Юлиан.

— Не суть какая разница, — как ни в чём не бывало продолжил инспектор. — Боятся они одного и того же. Выстрел не в сердце их, конечно, не убьёт, но поранит и рана будет долго заживать. На случай, если вдруг этот твой вервольф не захочет с тобой разговаривать, поверти перед его носом револьвером.

Юлиан неуверенно взял в руки кобуру с револьвером. Что должно быть дальше? Внутри больницы он найдёт труп условного Стюарта Тёрнера, необыкновенным образом убитый именно тем пистолетом, который держал в руках Юлиан. Из-за всех сторон вылезет полиция, окружит Юлиана и тогда уже доказательства будут неопровержимы.

Таким образом — варианта было лишь два. Либо Глесон действительно честно настроен и проявил величайший знак доверия, либо же и впрямь собирался тупо подставить Юлиана. Но не оставалось ничего другого, как рискнуть.

Юлиан спрятал во внутренний карман пальто револьвер, но всё ещё не вышел из машины. Он посмотрел на Глесона таким взглядом, будто напоминал тем самым о чём-то очень навязчивом.

— Мистер Глесон, — пробормотал Юлиан, кивая глазами куда-то в сторону груди.

— Ах, да! — опомнился Глесон и вытащил свой полицейский значок. — Отдавая тебе его, я рискую больше, чем когда отдавал тебе револьвер. Запомни это и будь осторожен, как никогда.

Юлиан повертел в руке железный, выполненный в форме герба Зелёного Альбиона, агрегат, наделяющий его прямо здесь и сейчас немалой властью. И как Юлиан добрался до того, что один из самых известных полицейских в городе даёт ему на время свой значок?

Это придало ещё больше значимости и без того напыщенному взгляду Юлиана. Напыщенному, но напуганному.

— Удачи, — произнёс Глесон, после чего Юлиан кивнул и приоткрыл дверь.

404 палата — это совершенно точно четвёртый этаж. Но с какой стороны? Не было времени на размышления, надо было найти хоть какое-то незакрытое изнутри окно. Не так просто это сделать в это не самое тёплое время года, да ещё учитывая, что на улице ночь.

Но Юлиану найти удалось. Бросив на землю горсть пороха, он взлетел и медленно устремился вверх, к самому четвёртому этажу. Он бы мог пролететь мимо нужного окна, если бы в своё время едва ли мастерски научился пользоваться парящей субстанцией.

Зацепившись руками за подоконник, Юлиан тихонько приоткрыл его и заглянул внутрь. Тьма кромешная. Больница спала, не подавая совершенно никаких признаков жизни.

Забравшись внутрь, он первым делом огляделся и нашёл дверь хоть какой-нибудь палаты. 432. Значит, не так уж он и близко к конечной цели, но, по крайней мере, он на правильном пути.

Откуда-то снизу раздался женский кашель, заставивший Юлиана содрогнуться. Насколько он мог полагать, на ночное дежурство должна оставаться хотя бы одна медсестра. Вряд ли она будет ежеминутно обшаривать все этажи в происках злоумышленников вроде Юлиана Мерлина. Да и бодрствовать она будет вряд ли. Однако ухо стоило держать востро — немало неприятностей было пережито из-за неосторожности.

Юлиан дунул в воздух и в нём мгновенно образовался небольшой горящий огненный шар, который должен был освещать путь Юлиану. Обычно в таких случаях он использовал фонарь, потому что использование магии требовало постоянного сосредоточения и внимания, иначе огонёк погасал. Тем более, это хоть немного, но отнимало внутренние силы.

Он подошёл к плану эвакуации к стене, который планировал использовать в качестве карты. Итак, прямо до развилки, потом направо до упора, там снова направо и первая же дверь слева — это нужная палата. Самое главное — не забыт, потому что частенько кое-что только что увиденное Юлиан забывал. Главным образом это касалось информации из учебника или с урока, но никто не гарантировал, что память может подвести и в этот ответственный момент.

Как бы сейчас был полезен один несчастный листок красного призрака! Он бы сорвал этот план эвакуации со стены и тоже сделал бы его невидимым! Ничего не боясь, ни о чём не волнуясь и не думаю, Юлиан вольготным и лёгким шагом пошагал бы на встречу с вервольфом Теодором и с большим числом уверенности, чем сейчас, явно добился того, чего хотел бы.

Но дорогу он не забыл, и в тёмных коридорах никто его не поймал. Трупов, которые он ожидал тут найти, тоже видно не было. Пока всё складывается всё так, как надо.

Тихо приоткрыв дверь палаты № 404, Юлиан просунул туда только одну лишь голову и посмотрел. Одиночная палата. Очень повезло. Как Теодору, так и Юлиану.

Только Теодор ли это мирно спал прямо посередине?

Юлиан подошёл к нему. Всё так же спал. Ничего не замечал. Немного пригнувшись, Юлиан прикоснулся амулетом, подаренным Ривальдой, к коже больного и отпрянул.

На руке Теодора появился махонький ожог, утверждающий то, что он был восприимчив к серебру, а значит, являлся либо оборотнем, либо вервольфом.

— Вставай, Теодор! — вслух сказал Юлиан, совершенно забыв о страхе быть обнаруженным.

Сон у вервольфов должен был быть очень чутким, поэтому Юлиан был весьма удивлён, что больной никак не отреагировал на ожог серебром. Теодор вообще мог проснуться только от того, что учуял в помещении наличие серебра.

Но сейчас он встал и его глаза испуганно загорелись красным светом.

— Ты кто такой? — спросил он. — И что с моей рукой?

— Пройдёт, — сказал Юлиан, максимально старательно пытаясь изобразить серьезный, суровый, и даже немного зловещий голос. — Требовалась небольшая проверка. Так ты Теодор?

— Да, я Теодор. А ты кто такой?

— Неважно. Но я думаю, что мы с тобой уже встречались. Ты однажды ранил моего друга.

Юлиан подобрался поближе к окну, чтобы при свете луны вервольф разглядел очертания его лица.

— Я? — удивился Теодор. — Я точно никого не ранил. Это меня ранили и чуть не убили!

Голос был едва ли не жалостным, просящим в очередной раз пощады. Да и вообще Теодор выглядел совсем ещё мальчишкой, разве что на год-два он выглядел старше самого Юлиана. И то, во многом благодаря своей развитой мускулатуре. Что само по себе свойственно вервольфам в человеческой форме и не выходило за пределы обыденности.

— Напротив, Теодор, — сказал Юлиан. — Это мы с трудом вырвали нашего друга из твоих лап прежде, чем ты его раздавал. И немного ранили.

Пока что Юлиану казалось, что он отлично играет свою роль. Уверенности ему придавало наличия револьвера с серебряными пулями в кармане.

— Нет, — уверенно сказал вервольф. — Это ложь. Вы же... Постой. Я помню!

— Помнишь, как напал на нас? Со своими друзьями?

Теодор сделал не по годам глупое лицо.

— Что ты здесь делаешь вообще? — недовольно спросил он. — Почему ты в моей палате в такое время?

— Есть важный разговор, — сказал Юлиан.

— Я не хочу с тобой разговаривать. Ты врёшь мне, я не хочу так. Уходи.

Юлиан приблизился к Теодору. Не сказать бы, что он не боялся накаченного красавца-вервольфа. Скорее наоборот, мандраж в его голову немного ворвался. Но стоило держаться и не показывать слабину.

— Я сейчас отключу этот аппарат, — он указал на штуку, из которой в Теодора что-то вливалось через шприц.

— Пожалуйста, — сказал Теодор. — Это морфий. Они думают, что мне больно. А мне на самом деле не больно. Я буду рад избавиться от этой штуки, только утром меня будут ругать.

— Ты же не хочешь, чтобы тебя ругали? — осторожно спросил Юлиан.

— Ты разговариваешь со мной, как с маленьким. Не делай этого.

Теодор привстал с койки и его глаза налились красным цветом. Это означало, что вервольф готов к атаке и может обратиться в гигантского волка, если вдруг понадобится.

— Если взрослый, то хочу серьёзно поговорить с тобой, — сказал Юлиан.

Похоже, что хватку он начал немного терять.

— У нас не принято с людьми разговаривать.

— Но эти люди тебя лечат и заботятся о тебе. Так что послушай. Правда, что ваша стая укрывает Агнуса Иллиция где-то в лесу?

Взгляд Теодора притупился, а глаза сменили цвет на светло-голубой. И едва заметный, яркости поубавилось.

— Нет. Вернее, мне запрещено об этом говорить.

Юлиан немного опустил брови.

— Так "нет" или "нельзя говорить"? — спросил он.

— Нет у нас никакого Иллиция. Не понимаю, о чём ты.

Похоже, что Теодор уже допустил ошибку. Оставалось лишь довершить начатое и вывести молодого вервольфа на чистую воду.

— Ты не должен лгать. Теодор, ты не должен лгать. Особенно сотруднику полиции.

Юлиан потянулся в карман, не будучи уверенным, что ему вытащить — револьвер или значок. Остановился всё же на первом.

— Видел такой? Это полиция, — сказал Юлиан.

— Так ты из полиции? — удивился Теодор. — Почему же ты сразу не сказал?

— Не подумал, что будет необходимость. Знаешь ли, люблю решать дела, не прибегая к своим полномочиям. Знаешь ли, это называется "злоупотреблять служебным положением".

— Что? — спросил Теодор, состроив недовольно-идиотскую мину.

Жизнь в лесу, похоже, ничему Теодора не научила. Кроме как угрожающе сверкать глазами и обращаться в волка. Вернее, обращаться человеком, будучи в первую очередь волком.

— Забудь. Я ставлю тебе условие. Я знаю, что Агнус Иллиций находится среди вашей стаи и знаю, что ты знаешь, где именно. А взамен я не арестую тебя за нападение на меня и моих друзей. Идёт?

Юлиан ещё раз сверкнул значком, чтобы Теодор не забывал, кто тут контролирует ситуацию. Сам вервольф задумался, понуро опустив голову и постоянно взлохмачивая руками волосы. Юлиан понимал его сомнения. Это и впрямь нелегко — выбирать.

— Я не знаю, — в итоге ответил он.

— Не будь глупцом, Теодор. Тебя нескоро из этой больницы выпустят. Тем более другие могут указать на тебя полиции. Я же решу все твои проблемы, Теодор. Только проводи нас в лес к своей стае и ты вернёшься к своим друзьям и будешь жить так, как раньше.

Теодор поднял на него свою голову. Глаза снова налились красным цветом, и Юлиану стало немного боязно.

— А с чего ты взял, что я хочу возвращаться туда? — неожиданно спросил Теодор.

— Как? Ты не хочешь в стаю?

— Я в стае самый младший и самый слабый. Я... Я для них что-то вроде мальчика для битья. Итак ещё долго будет продолжаться. Понимаешь — не хочу. Я человеком хочу быть.

Эти слова немного изменили нынешнюю позицию Юлиана.

— А что, если я тебе и в этом помогу? Я сделаю так, что полиция не будет трогать тебя. Ты сможешь спокойно здесь жить и делать всё, что угодно.

— Но у меня нет дома! — пожаловался Теодор. — Мой единственный дом, который я знал — это моя стая в лесу. И я не хочу туда возвращаться, поэтому делаю вид, что мне больно, чтобы как можно дольше пробыть здесь. Даже здесь лучше.

— Я не могу предоставить тебе дом, Теодор, — сказал Юлиан. — Но я обязательно что-нибудь придумаю. Потом. По крайней мере, я знаю, как защитить тебя от твоих соплеменников.

— Защитить? Ты хотя бы примерно знаешь, сколько их? Если они захотят, то уничтожат весь ваш город! Вот сколько их много.

Юлиану стало не по себе. Эти слова Теодора совсем не радовали Юлиана.

— Понимаешь, у меня в кармане револьвер с серебряными пулями, — скрепя сердце, сказал Юлиан. — И я очень не хотел его доставать. Поэтому не заставляй меня использовать его. Прости, но так надо. Ты должен помочь мне.

— А тем, кто меня обижал, станет плохо? — в надежде спросил Юлиан.

— Можешь не сомневаться.

— Но вы их не убьёте?

— Думаю, что нет. Собирайся, Теодор. Мы бежим.

Сомнения в душе Теодора были очень велики. В нём и вовсе разгорелась настоящая ожесточённая война, и он не мог победить сам себя. И Юлиан очень хорошо понимал его. Вервольф по своей природе более зависим от инстинктов, нежели человек, поэтому ему порой труднее с ними совладать. В природе любого вервольфа — забота о своей стае, защита любого из них и всё такое прочее. Но вервольф, который в своей стае изгой... Сердцем он ненавидит их, но инстинкт раз за разом настаивает на том, что нужно держаться их и защищать любым способом.

— Хорошо. Но я не хочу, чтобы стая знала, что это я предал их, — сухо сказал Теодор и встал с койки.

— Так Агнус Иллиций у вас?

— Я не знаю, как его зовут. Но кто-то там был. У меня, кстати, нет никакой одежды, меня нашли голым. Придётся в больничном идти.

— Что-нибудь найдём, — ответил Юлиан и подошёл к окну.

Окно выходило на другую сторону больницы, не ту, с которой Юлиан сюда залез. Но бежать обратно было бы логичнее здесь, так как снаружи меньше шансов споткнуться об какой-нибудь подвох.

Теодор, несмотря на свой грозный вид, выглядел как маленький ребёнок, когда Юлиан предложил ему прыгнуть в туманное облачко, образованное от волшебного пороха. И лишь после того как Юлиан прыгнул сам, Теодор наконец-то перестал дрейфить и проследовал за ним.

— Это он и есть? — спросил Глесон у Юлиана, едва тот затолкал Теодора в машину.

— Да, мистер Глесон. Он обещал помочь.

— Я впервые сижу в машине! — в восторге сказал Теодор.

Глесон и Юлиан молча переглянулись, но ничего ему не ответили. Зато Глесон кое-что сказал Юлиану:

— Ты забыл, парень?

— Что? — удивился Юлиан, сразу не поняв, в чём дело. — Точно, — опомнился он и вернул инспектору его значок и оружие.

Глесон бережно взял в руки полученный значок, перепроверил, настоящий ли он, и нацепил обратно на форму. Похоже, что ничего дороже этого в жизни Глесона не было. Ибо с револьвером он и близко так не поступил.

— А что делать дальше? — спросил Юлиан у Глесона. — Светает уже.

— Кое-где укроемся до вечера.

— Я так полагаю, у вас дома?

— Мы поедем к кому-то домой? — спросил с заднего сиденья Теодор. — Меня никогда не приглашали в настоящий дом!

Юлиан посмотрел в зеркало заднего вида и увидел невероятно довольно лицо Теодора. Лицо, которое было слишком наивно даже для пятилетнего ребёнка.

— Нет, — ответил Глесон и завёл машину. — Говорил же, что слишком опасно. Не хочу, чтобы первым делом бригада наёмников во главе со Скуэйн и Сорвенгером, которым она так умело манипулирует, сунулась ко мне.

— Но там же ваша жена! — в ужасе сказал Юлиан.

— У неё работа сегодня с утра до ночи, — ответил Глесон, но в голосе всё же выражались нотки неуверенности по этому поводу. — Риск определённый есть, но даже если её возьмут, она ничего им не скажет. Потому что ничего не знает. Когда я вернусь...

На этом месте Глесон неожиданно осёкся и застыл.

— Что будет, когда вы вернётесь? — спросил Юлиан.

Глесон словно поморщился, а потом тронулся и сказал:

— Да какая разница, что будет. Проследи за вервольфом сзади, пожалуйста. Надо ли тебя учить, что доверять им нельзя.

Не надо учить. Всё Юлиан знал, и, ясное дело, не доверял. Уже тысячу раз говорилось выше, что он вообще никому тут не доверял. И даже Глесону, который пока вызывал подозрения разве что только своими неожиданно добрыми и благими намерениями. Юлиан уже и не мог припомнить подобных случаев, поэтому почти в них не верил.

Когда уже рассвело, примерно через час, машина Глесона добралась куда-то до окраины Зелёного Альбиона и остановилась. Эти места уже не были похожи на привычные центральные части города, которые были донельзя аккуратно обустроенные, словно на подбор построенные из огненно-красного кирпича и с похожими крышами. Никто не говорил, что окраины напоминали глухую деревню, но ощущения какой-то неполноценности всё же были. Главным образом, потому что дома тут были ниже, да и располагались реже. И время от времени попадались полуразваленные здания и здания, выставленные на продажу.

— Что это за место? — спросил Юлиан, когда Глесон заставил его и Теодора выйти из машины.

— А что, не видно? — удивился Глесон. — Это заброшенный склад. Мне он достался уже как шесть лет от двоюродной тётушки в наследство, а я так и не нашёл ему достойного применения. Мог бы, конечно, попытаться открыть тут какое-то дело... Но разве ж это выгодно будет на окраинах? Сам понимаешь, что нет. Я даже его на своё имя оформлять не стал, так и принадлежит он формально моей почившей тётушке. А у неё другая фамилия, поэтому никто не знает, что склад-то на самом деле мой.

— Хотите сказать, что полиция не догадается? — спросил Юлиан.

— Конечно, догадается. Но я там работаю тридцать лет и отлично знаю, что менее, чем за сутки им не разобраться. Как бы сильно они не старались. Поэтому переждать до времени у нас будет время.

— Вы уверены? — ещё раз спросил Глесон.

— Доверься мне. Никто нас тут сегодня не найдёт.

Юлиан на словах согласился, но мыслями не мог понять, что всё может быть так легко. Все, кто знает Ривальду Скуэйн, расписывают её едва ли не как гения, поэтому трудно было представить, что на подобную загадку ей понадобится более суток. Тем более, если учесть, что в помощь ей Якоб Сорвенгер и вместе они владеют всеми возможными базами данных, связанных с Зелёным Альбионом.

— Это не настоящий дом! — недовольно воскликнул Теодор, едва Глесон отпер двери склада.

И впрямь, не хватало тут разве что скелетов. Тогда точно был самый что ни на есть склеп из зловещих сказок. Где-то в углу должен был находиться кувшин, из которого всё норовил вылететь злой демон, выразивший недовольство, что "кто-то посмел нарушить его покой". Старая огромная люстра на потолке вот-вот была готова обрушиться прямо на голову полицейскому, бежавшему и вервольфу. А пол грозил провалиться и вместе с собой унести и героев куда-нибудь в глубинные недра Эрхары.

Опять разыгралась фантазия.

— Надо кое-что показать, — с лёгким оттенком ухмылки сказал Глесон и поманил Юлиана с собой.

На Теодора он и не смотрел, но вервольф явно без дела оставаться не хотел, поэтому отправился прямиком за Глесоном и Юлианом.

Где-то в углу инспектор нашёл напольный, старый и обветшалый ковёр, который он сдвинул ногой и открыл вид на люк в подвал.

— Пожалуй, это ценнее всего остального склада, — заговорчески сказал Глесон и, открыв ключом замок люка, приподнял его.

Вниз вела небольшая лестница. Инспектор щёлкнул пальцами и загорелся огонёк в воздухе, подобный тому, который Юлиан создавал сегодня в больнице, но немного посветлее.

Это был настоящий арсенал с оружием. С тыльной стороны в ряд красовались несколько ружей, правая часть была полностью усеяна всевозможными ножами, кинжалами и прочим холодным оружием, а левая часть была хранилищем для патронов. Самого разного калибра и буквально в огромном количестве.

— Нет! Только не это! Слишком много серебра, я сейчас задохнусь, — закричал Теодор и выскочил наружу.

Юлиан не сдержал своей улыбки и даже неожиданно для самого себя немного захохотал.

— Да, серебро есть везде, — пояснил Глесон. — А вообще, это оружие универсально. Снаружи и ножи, и пули покрыты серебром, а внутри них тонкий ствол из осины. На случай, если придётся спасаться от вампира. Против призраков есть заряды из соли... Хотя они и для оборотней сойдут, если вдруг надо припугнуть, но не навредить. И, само собой, на людей здесь действует всё. Без магии не обошлось.

Юлиан осмотрел всё, что здесь находилось. Он бы не стал скрывать, что всегда хотел иметь и револьвер, и ружьё, и какой-нибудь полусогнутый одноручный клинок для красоты.

Глесон оказался не так уж прост, как казался ранее.

— Откуда у вас всё это? — спросил Юлиан.

— Я тридцать лет в полиции, Юлиан. Повидал немало. И, возможно, для тебя будет неожиданностью, но я даже прошёл через войну с Севером. Я бы не сказал, что в каждой битве шёл в авангарде, но ужасов насмотрелся немало. И больше не хочу.

— И решили перестраховаться?

— На самом деле это уже наследство двоюродного дяди и крёстного отца. Он ещё в старые времена был охотником на нежить. Знаешь, лет так пятьдесят назад эта работа была весьма востребованной и достаточно высокооплачиваемой. Это сейчас как-то установили перемирие и установили контроль. Почти каждое оружие было когда-то измазано кровью какой-то нежити. Дядя мой весьма знатным охотником был. Наверняка, и Теодор твой об этом слышал.

— И погиб ваш дядя тоже во время охоты? — предположил Юлиан.

— Нет, — решительно сказал Глесон. — Однозначно нет. Такого, как он, ни один вервольф взять не мог. Всё было гораздо прозаичней. Закончив с работой в шестьдесят лет, он вышел на пенсию и стал частым гостем в местном баре. Когда ему было восемьдесят пять, он выпил в баре один-единственный стакан, и сказав, что наконец-то побеждён самой злостной из всей нежити, упал замертво.

— Ух ты, — изобразил восторг Юлиан.

Слишком поэтично и наверное выдумано. Но Глесон старался.

— Прости, я завтраком не накормлю, — сказал Глесон. — Тут есть только оружие. Если хочешь, отведай пороха. Шучу, конечно. Я должен поспать. Не спал аж двое суток. Ты тоже можешь прикемарить, но лучше бы тебе проследить за вервольфом. Не очень-то я ему доверяю.

— Я тоже, — согласился Юлиан.

Теодор оказался одним из самых неинтересных собеседников, которые когда-то выпадали на долю Юлиана во всей его жизни. Ни одной стоящей темы он в виде разговора поддержать не мог, потому что он и уроженец Свайзлаутерна не имели абсолютно ничего общего. Они были словно из разных миров. Всё, что знал Теодор — это лес, волчья стая, волчьи законы, а ещё, как прокормиться, когда день не богат на дичь. Он рассказал Юлиану душерасщипательную, как ему казалось, историю о том, что в стае всегда питался самым последним и добротный кусок мяса выпадал ему далеко не часто. Обычно несчастный молодой вервольф довольствовался объедками.

Наверняка, Теодору было весьма интересно и приятно пообщаться с человеком, который не унижает его и не кормит объекту, но Юлиану эта беседа принесла удовольствие явно ниже среднего. Он невероятно скучал, слушая глупые рассказы Теодора, напоминающие сочинения младшеклассников о том, как они провели лето. Теодор вообще читать-то умеет?

Почему вервольфам нравится такая жизнь в изоляции? Живут в лесу, не знают цивилизации, хотя их разум официально признан почти человеческого уровня, а в конвенции о правах они и вовсе стоят на одной ступени развития с людьми. Почему же не могут внедриться в человеческое общество и жить нормальной жизнью? Юлиан спросил бы об этом у Теодора, но вряд ли тот поймёт хоть что-то. Тем более, что парень сам хочет жить, как человек и не вполне понимает логику своих собратьев.

Когда было уже за полдень, Юлиан не выдержал и сказал:

— Прости, Теодор. Мне нужно отлучиться.

— Отлучиться? — удивился вервольф. — Куда?

— У меня есть очень важные дела.

— А как же я?

— А ты веди себя хорошо и не вздумай творить глупости. А я очень скоро вернусь. Но если вдруг Глесон проснётся, скажи, что я прогуливаюсь где-то недалеко.

— Но тебя заметят и посадят обратно в тюрьму.

— Не посадят. Я знаю, что делаю. Просто доверься мне. Сиди здесь и не высовывайся. Ты же не хочешь, чтобы он тебя отправил в полицию? Он сущий демон, способен на всё.

— Не похож на такого, — оглянулся Теодор.

— Но ты же видел, что у него в подвале. Так что будь осторожнее. Он неуравновешенный.

— А что это значит?

— Всё, Теодор. Мне пора, — отмахнулся Юлиан и выбежал из склада.

Делал он это всё на свой страх и риск, но по другому просто не мог. Его душа не была на месте, сердце буквально выпрыгивало из груди, тянувшись туда, куда оно хочет. И поэтому Юлиан не вслушался в глас рассудка и отправился туда, куда вели его эмоции.

Как раз примерно к двум часам дня он добрался до центра города. Казалось, что это было великим чудом, потому что никаких неприятностей по дороге он не поймал. Совершенно никто не узнавал его, хотя Юлиан видел раскусителя едва ли в каждом прохожем. Даже маленькие девочки сейчас были ужасны никогда. Вдруг у каждой под курточкой спрятан огромный револьвер, из которого она мастерски прострелит голову Юлиану?

Никому нельзя доверять, Юлиан опять это вспомнил.

Однако самым страшным было находиться на центральной площади, потому что тут количество людей на квадратный ярд было максимальным. И никто не исключал, что сама Ривальда Скуэйн каким-то образом будет случайно тут проходить.

Наверное, полиция ещё не объявила Юлиана в розыск, поэтому простые люди ничего необычного в простом юноше в мятой одежде не находят.

А совсем скоро из цветочного магазина вышла Пенелопа. Юлиан так боялся, что проделанный путь и череда страхов были зря, но этого не случилось. Едва его заметив, девушка с букетом тюльпанов кинулась ему навстречу и буквально утонула в его объятьях. Она даже коснулась губами его губ, но только на секунду, поэтому Юлиан не мог определить, был ли это поцелуй или нет. Очень хотелось бы, чтобы был, но сейчас это не главное. Главное — что он наконец увидел её.

— Где ты пропадал? — в нетерпении спросила она.

— Надо уйти с людного места, Пенелопа. Я попал в большую неприятность. Поверь, я очень скучал по тебе.

За углом по утрам обычно располагался продуктовый рынок, но после обеда он расходился, поэтому сейчас это место было самым малолюдным из всех возможных.

— Какая ещё неприятность? — спросила Пенелопа, усиленно вглядываясь в Юлиана своими изумрудными глазами.

— Так ты не знаешь? — удивился Юлиан. — Газеты ничего про меня не писали?

— Газеты? О чём ты говоришь? Ничего подобного не было!

— Ух ты. Не ожидал. Но это на самом деле очень хорошая новость. Но я в большой опасности и ты пока не должна ничего знать.

Только сейчас она заметила не самый опрятный внешний вид Юлиана. Пальто, которое они купили совсем недавно, было помято, лишено одной пуговицы и оборвано снизу. Вместо ботинок были дешёвые белые тюремные кеды, а брюки будто бы высморкал дракон. Повезло ещё, то он не в тюремной форме, так как тогда Юлиан вряд ли смог бы затеряться в толпе. Но к счастью Глесон позволил Юлиану забрать его вещи, когда устраивал побег из изолятора.

— Что с тобой случилось? — спросила Пенелопа. — Ты будто бы с войны вернулся.

— Почти с войны.

— Расскажи мне. Расскажи мне всё, Юлиан Раньери!

А она всё так же красива. Сейчас, возможно, даже больше, чем когда-либо.

— Не могу.

— Тогда зачем ты пришёл ко мне?

Она попыталась отпрянуть от Юлиана, но тот не желал никуда отпускать её, поэтому прижал только сильнее.

— Чтобы ты знала, что я жив и не покинул тебя. Я очень скучал. Мне не терпелось тебя увидеть.

— Так много сразу всего. Удивляешь всё больше и больше. На оборванца похож. Даже не верится, что я это делаю.

— Что?

Пенелопа ответила на этот вопрос не совсем чётко, но всё было предельно понятно. Она впилась в его губы и с невероятным порывом страсти начала целовать его. Так Юлиана не целовал ещё никто и никогда, потому что на целую вечность он грянул в какое-то блаженное и необыкновенно сладкое небытие. Тепло захватило его тело полностью, и так тепло ему не было никогда. Не жарко, а именно тепло, хоть это и звучало немного странно. Словно река из парного молока...

Но через пару минут слева донёсся знакомый голос:

— Что вы тут делаете?

Юлиан обернулся и увидел прямо на площади рынка машину с сидящим там Глесоном, который через приоткрытое окно говорил свою фразу.

— А вы как тут? — спросил Юлиан у Глесона.

— Ты не должен был никуда выходить. Ты хоть чем-то думаешь?

— Простите, но я должен был её увидеть.

Он прижал Пенелопу к себе ещё ближе. Хотя и до этого было ближе некуда.

— Всё понимаю. Эх, молодость. Быстрее прыгай в машину!

— Сейчас? — удивился Юлиан. — До вечера я же был свободен!

— Всё поменялось, — недовольно проворчал Глесон. — Меня нашли и я с трудом сбежал. Быстрее в машину, не тяни время!

Знал бы кто-нибудь, как Юлиану не хотелось расставаться с Пенелопой. Особенно сейчас, когда случилось что-то невероятное. Но у Юлиана был долг перед собой и поэтому, скрепя сердце и остальные свои органы невидимой цепью, он сказал:

— Мы ещё увидимся. Обещаю. А теперь мне пора бежать.

Пенелопа сделала недовольные глаза, но похоже, вошла в положение.

— А теперь иди и никому ничего не рассказывай, — напоследок сказал Юлиан. — Хорошо.

— Они здесь! — раздался неистовый крик Глесона. — Бежим, времени нет.

Пенелопа не поняла ничего, но вот Юлиан понял всё. Справа, со стороны выхода, уже готовы были начинать преследование два пеших полицейских, потому что проход был слишком узок для машины.

Недолго думая, Юлиан схватил Пенелопу за руку и рванул в сторону машины Глесона. Поступить иначе он не мог, потому что оставлять её здесь откровенно глупо. И вообще это значило подвергнуть её опасности. Такого Юлиан себе не простил бы!

— На заднее сиденье! — воскликнул Глесон. — Оба!

Дверь сама раскрылась и Юлиана с Пенелопой буквально втянуло туда какой-то невидимой силой. Дверь захлопнулась и Глесон тронулся. В это время сзади раздались звуки выстрелов, с помощью которых блюстители закона хотели испортить колёса. Но этого удалось избежать и уже вскоре Глесону удалось набрать приличную скорость.

Спереди сидел Теодор, который почему-то ничего не боялся, но был чем-то очень удивлён.

— Сейчас машины снарядят в погоню, — сказал Глесон, оглядываясь назад. — Юлиан, ну зачем ты сунулся в город?

— Что здесь делаю я? — в бешенстве спросила Пенелопа.

— Прости, но было опасно оставлять тебя там, — искренне извинился Юлиан. — Знаю, что это приключение — уже перебор. Но они могли убить тебя. Или забрать и пытать.

— Кто это вообще такие?

— Полицейские. Обычные полицейские.

— Почему они ловят тебя?

Юлиан секунду помялся, но невольно выпалил правду:

— Я сбежал из тюрьмы. И теперь мы едем в лес охотиться на Агнуса Иллиция.

Пенелопа откровенно непонимающим взглядом посмотрела на Юлиана. Было бы неплохо, если бы она поцеловала его ещё раз.

— Это он убил Грао Дюкса.

— Появились! — сказал Глесон, указав на три машины преследования дальше. — Итак, используем немного моих полномочий. Приготовьтесь...

Он медленно, всё ещё чуть колеблясь, потянул какой-то рычаг сверху, оттуда вылезла гармошкообразная трубка, которая начала сужаться... Мир за окном начал становиться расплывчатым, пейзажи начали перемежаться между собой, а потом вдруг всё стало чёрным.

И словно выплюнуло всю машину из трубы в какой-то незнакомой части города.

— Что это было? — удивлённо спросил Теодор.

— Это была телепортация, друг мой, — похвастался Глесон. — Машины, оборудованные телепортами, очень дорогие, но у важных лиц в полиции есть свои привилегии. У федералов тоже, но не суть.

— Ощущения не из лучших, пожаловался Юлиан, которого во время телепортации словно зажало куда-то и он не мог дышать во всю грудь.

— Я ухожу, — горделиво сказала Пенелопа. — В эти игры я не играю, Юлиан. Когда-то ты за это заплатишь.

А как неплохо всё было только пять минут назад.

— Нет, девочка, уходить тебе нельзя, — обернулся Глесон. — Я не могу отпустить меня. Преследователи запомнили тебя и наверняка нагрянут тебе домой. И если ты будешь там, они не поскупятся на зелья правды. Ты хочешь попробовать зелье правды?

— Это разрушает психику, — сказала Пенелопа.

— Именно. И нам не очень полезно. Они ведь узнают от тебя, где мы... В общем, не могу. Прости, девочка.

— Хотите сказать, что она поедет с нами? — недовольно вмешался Юлиан. — Нет, это опасно. Я не допущу. Пусть лучше мы попадёмся полиции.

В это время все трое, кто находился в машине помимо Юлиана, словно уставились на него одним большим взглядом.

— Ты сказал, что вы отправляетесь на поиски убийцы моего дяди? — вдруг спросила Пенелопа.

— Нет, даже не думай об этом, — уверенно сказал Юлиан. И будь рядом стол, он бы ещё ударил ладонью по нему. Как строгий отец.

— Всё решено! Я еду с вами. Но тобой, Юлиан, я очень недовольна. И ещё долго не буду с тобой разговаривать.

— Наверное, я заслужил это, — согласился Юлиан. — Именно поэтому я хочу сделать тебе добро и не пустить туда, куда едем мы.

— В лесу очень опасно, — сочувствующе дополнил Теодор.

— Пули тоже опасны.

— У нас есть два варианта, — сделал вывод инспектор Глесон. — Либо мы берём её с собой, либо накладываем какое-нибудь парализующее заклятье и прячем.

— Вы с ума сошли? — крикнула Пенелопа.

— Выбор за Юлианом, — оговорил её Глесон.

Снова Юлиан. Всегда Юлиан, всё он должен за всех решать. В обиду он Пенелопу не даст сделает для этого всё. Но он понимал в то же время, что Глесон старше него, а значит и сильнее, поэтому свою точку зрения навряд ли ей навяжет.

— Едем с ней, — с грузом на сердце сказал Юлиан.

Груз на нём так и остался.

— Ну и славно, — с не меньшим грузом произнёс Глесон. — Теодор, показывай дорогу. Трогаемся.