Великая древняя Зебрика. Часть вторая (джен)

Тарна прошлась по залу, покосилась на Алое и сказала:

— Не надо вам никуда плавать. Я знаю, что ты слышала и читала про Эльдилу и её гвардию. И что ты задумывалась: а куда исчезли ваши предшественники?

Она посмотрела на зеброкорна всегдашними пустыми глазами, но Алое показалось, что в них мелькнуло раздражение.

— Я планировала рассказать вам это лет через двести, но вышло иначе… С некоторых пор бессмертным стало скучно на Эквусе. И они ушли жить в космос и в другие миры. Ты пока не поймёшь — куда. Им и мне казалось тогда, что среди народов царит прочный мир. Потом им уже это было не интересно, а я не успевала за всем. Твои предки — зебры — были очень активны. Впрочем, как и грифоны и многие другие. Небольшой народ кирин оказался на грани уничтожения, ибо тогда все ещё помнили, кто диктовал им свою волю на протяжении тысяч лет. А ведь нириков среди них было совсем немного — чуть более тридцати. Средняя же кирина ничуть не сильнее средней зебры или пони. И тогда одна из бессмертных — Рейн Шайн — вернулась на Эквус. Кстати, она была самой молодой, но это просто совпадение. Между всеми нириками от Эльдилы до Шайн разница в возрасте — четырнадцать лет. Что, как ты понимаешь, для бессмертного — ерунда. Но в те годы даже взрослые копытные не заживались на свете, а это было одно поколение одного племени…

Королева насторожила уши.

— … Шайн собрала уцелевших кирин на побережье Северного континента и с тех пор правит этой маленькой страной. То есть, текущие вопросы, понятно, решает какой-то местный бай, но её слово, конечно, непререкаемо, как и твоё в Зебрике. Сама же она живёт в особом мире, куда уйдешь в должное время и ты.

Алое удивлённо всхрапнула.

— Ну а как же? — продолжала Тарна, — или ты думала, что вечно будешь сидеть на троне и разбирать жалобы вассалов?

— А что означает текст записки? — Спросила Алое о том, что на самом деле её интересовало. — Как я стану матерью богов?

— Бессмертные, как ты понимаешь, чем-то занимаются. Многие берут под опеку ту или иную планету, или даже создают свою реальность. Разумеется, в процессе им требуются помощники, которые населением новой вселенной воспринимаются как боги. Видимо, Шайн считает, что ты изберёшь именно такой путь. Отправив тебе эту записку, она показала, что хочет говорить с вами. Я же думаю, вам это пока не нужно. Хотя конечно, если она очень сильно захочет поговорить, то исполнит своё желание. Сражаться с ней бессмысленно. Впрочем, те, кто ушёл, обычно и не сражаются. В этом просто нет нужды.

— То есть, — тихо сказала Алое, пропустившая большую часть тирады мимо ушей, — мне не родить зеброкорна? Здесь?

Но Тарна уже выключила режим откровенности, уставившись куда-то выше и правее плеча королевы и замерев на месте не дыша.

— Благодарю тебя, — традиционной фразой завершила диалог Алое.

Она знала, что собеседница нематериальна, но королеву всегда интересовало, что будет, если её потрогать — пройдёт ли копыто насквозь, или всё же встретит некую преграду? Впрочем, проверять она не стала. Развернулась и вышла через арку портала.

Фессон, ожидавший снаружи, вопросительно посмотрел на жену.

— Уже никто никуда не плывёт. — Алое вкратце поведала ему о разговоре и закончила фразой, — знаешь, о муж мой, до этого разговора я была счастливее, чем сейчас. Я, разумеется, не тешилась иллюзиями, будто нирики погибли от старости в могиле на кладбище, но… Совсем другое дело знать, что одна из них здесь, на Эквусе.

— Зато наша жизнь приобрела отныне некий смысл. — Задумчиво ответил король. — И жизнь вообще, как явление природы.

— Иными словами, обитать в окружении самой же созданных кукол — это, по твоему, внесёт в повседневность свежую струю? — огрызнулась Алое. — В самом же деле, так называемое счастье в нашей жизни это то, что предусмотрено биологией. Денкейн не даст соврать. А поскольку я — кобыла, то радость мне должны приносить достижения моих детей, превосходящие те, которых добилась я сама. Чего не может быть по определению, и теперь уже никогда. Поэтому я очень злая.

Фессон кивнул:

— Мне, следовательно, нужно ежедневно кого-нибудь побеждать? Брось. Те, кто ушли — переросли биологию. Ну, я так думаю. И поэтому, мы ещё здесь. И поэтому, нам страшно представить… Мы не можем представить их мысли и желания. Поэтому Тарна, которая заботится о мире, не хотела рассказывать нам об этом. А Рейн Шайн, которая то ли думает, что отменить любой поступок в её власти, то ли которой просто наплевать на судьбу всех, кто не кирины, захотела поведать нам о нашем будущем.

— Либо она знает, что мы решим, — сказала Алое.

— Будто мы не знаем, — пожал плечами Фессон. — Тут вопрос только во времени. И когда придёт нам преемник.

Алое медленно кивнула и посмотрела на портал.

— А вот представь: заявится молодой аликорн сюда… И будет триста лет взламывать нашу защиту. Не, так не годится. Надо будет поставить защиту попроще. Может даже снабдить ключом… А ключ отдать киринам. Раз они такие шутники, то пусть в шутку отдадут его кому попало, а мы тоже посмеёмся.

Они вышли из тайной комнаты в пустой коридор. В «дни посещения» прислуга старалась быть ещё более незаметной, чем обычно. В дворцовых легендах это время связывали с чем угодно: с периодами охоты у Алое, с припадками её же мнимого безумия, когда зеброкорна нужно было изолировать от живых. Словом, связывали со всем, кроме того, чем эти периоды в действительности являлись.

— Как там твоя дочь? — спросила королева. — Что-то она притихла. Не пишет об успехах. Но и осведомители не доносят ничего особенного. Подозреваю, в силу своей дремучести не доносят.

— Дай ей время, — сказал Фессон. — Каждому из нас дали время для ошибок.

Королева независимо фыркнула и двинулась вперёд, задрав нос.

Жеребец понимающе проводил её взглядом. Он-то, живя с Алое двести лет, как никто понимал, что эта чёрная маска, которую она на себя натянула — не более чем маска, хотя и сросшаяся с естеством, казалось, намертво.

Фессон был дворянин от рождения и жеребец. Поэтому во многих случаях, когда ему достаточно было не слишком жестокого наказания, дочь горшечника вынуждена была вешать. И это чутьё — когда именно следует вешать — и отличало настоящего правителя. Алое была настоящей. Хотя Фессона иногда тянуло, лёжа с бессмертной в кровати, согласится с её когда-то высказанным неосторожным утверждением, что теперь он может всё решать, тем не менее король никогда с этим не соглашался.

Такое согласие значило бы на утро разбить ту связь, что была между ними, и заронить семена недоверия. Всё-таки он был главой семьи, и не мог поддаваться даже таким вроде бы естественным для мужчины глупостям, которые его сами просили принять.

С другой стороны, жизнь с аликорном вносила в будни некоторую струю борьбы, которой он от души наелся ранее на внешнеполитическом фронте, но в семье не чувствовал почти никогда. Только один раз Фессон завёл строптивую любовницу. В зрелом возрасте, поскольку в юности был не по годам мудр, и неся огромную нагрузку в Гильдии, не мог отвлекаться на домашние конфликты. Но уже и будучи королём, выдержал лет пять, отправив потом её с сыном в провинцию.

* * *

Гремм стоял у окна и смотрел на улицу через открытые ставни. Стёкол здесь не водилось даже в королевских дворцах. Впрочем, на взгляд избалованного цивилизацией Гремма, эти королевства едва тянули на крупную латифундию, что по площади возделываемых земель, что по населению.

Глядя на местное убожество, Гремму всё больше казалось, что жизнь в Зебрике не так и страшна. По крайней мере, о большом голоде там давно никто не слышал. Система складов, речных и морских перевозок позволяла надёжно его купировать. Здесь же редкое десятилетие проходило без массовых смертей. И что самое удивительное, никто, даже маги, не пытался ничего с этим сделать. То есть, для себя они создавали запасы еды или резервные позиции в провинции, но разобраться в причинах голода никто и не пробовал, списывая на волю богов, хотя даже Гремму было ясно, что причина в циклах размножения насекомых, и что можно если не предупредить голод, ибо кто знает, чем обернётся массовая смерть жуков, то, по крайней мере, создавать запасы в течении обильных лет.

В раскрытое окно как раз влетел комар. Чтоб потренироваться, молодой маг выдернул всю энергию из его левой половины тела, вынудив упасть на пол и сдохнуть. Впрочем, так как объективно проверить сколь точен был удар Гремм не мог, то решил для себя считать попадание прямым.

За прошедшие пять лет он сильно вырос превратившись в длинноногого нескладного юношу. Старый Деф пару раз намекал, что в таком возрасте юноши обзаводятся подругами, и в школе Гремма даже имелась пара кобылок-зебр, подходящих по возрасту…

Проблема была в том, что Гремм не очень понимал, для чего это нужно. То есть, он, конечно, знал, откуда берутся жеребята, но себя в роли отца не мыслил. Для обучения волшебству, если вдруг в будущем ему придёт такая фантазия, более чем достаточно окружающих подростков, а самому исполнять все эти брачные танцы он считал глупым. Да и нет никакой гарантии, что именно его сын окажется талантлив в науке или магии. А бездарей и без того вокруг пруд пруди.

Поэтому первое и последнее его свидание, назначенное из любопытства, окончилось ничем. И вскоре соученица нашла себе более перспективную пару. Узнав об этом, Гремм только равнодушно пожал плечами. Хотя он и мог теоретически вывернуть «соперника» мехом внутрь, не видел в этом ровно никакой надобности.

Юношу беспокоило совсем другое.

Теперь Гремму было совершенно ясно: он не зеброкорн. Ибо иначе к этому возрасту был бы уже без малого сажень в холке, и пусть оставался бы тощим, но всё равно высоким. Фактически же он был на дюйм ниже старика Дефа.

И значит, все смерти оказались зряшными, и заговор организовался без малейшей надежды на успех, и Малка никогда не будет отомщена. Скорей всего он, Гремм, даже не сумеет открыть портал на Эквус.

Он не говорил об этом с Дефом, и не понимал, насколько тот догадывается, что заговорщики поставили не на ту лошадь, но с определённого времени, ложась спать, стал включать «тревожный маячок». Ибо кто может постичь чужую душу?

Не решит ли Деф отомстить ученику за несбывшиеся надежды?

Это была, конечно, паранойя, но как когда-то сказал Одри: «лучше быть живым параноиком, чем мёртвым простаком…»

По улице торопливо прошествовал патруль стражи с хлопающими по крупам ножнами мечей. Гремм вздохнул. Позор какой-то. Может, стоит принести повинную Алое, вернуться в нормальную школу и в дальнейшем трудиться на благо Зебрики?

Затем прошел пожилой жеребец, показавшийся Гремму смутно знакомым. Он скрылся в их парадном, что, впрочем, не вызывало удивления — в этой инсуле кто только не жил. В том числе разнообразные торговцы и кобылы лёгкого поведения.

Через минуту, однако, в дверь постучали. Гремм активировал умение смотреть через материальные предметы. Ну, так и есть — нежданный визитёр стоял с той стороны хлипкой преграды. Магическое зрение показало юноше и ещё кое-что. Этот жеребец — могущественный волшебник, хотя и пытающийся скрыть свою силу.

— Деф? Деф, ты дома? — раздался голос из-за двери. — Это я, Дазо. Можно мне войти?

Сарый Деф удивлённо посмотрел на дверь.

— Это я. А как докажешь, что ты тот, за кого выдаёшь себя?

— Дискорд побери, ты что, не понимаешь, на каком я говорю языке? И убери мальчишку от двери. Не надо бить в меня лучевым копьём, у него процент разлёта большой.

— Только не говори, что тебя волнует судьба жителей в этой ночлежке, — сказал Гремм, — иначе я тебе не поверю.

— Я хрен знает, что тебе рассказывали Одри и Олси, — буркнул Дазо, — но меня волнует судьба в том числе и жителей ночлежек. Веришь ты в это или нет.

— Входи, — кивнул Гремм, — я тебе верю.