На берегу (гет)

LVIII

Сигнал «Внимание всем» был именно тем, чего ни один астронавт не хотел бы услышать. Хуже могло быть только одно — передавать этот сигнал… Потому что это значит, что где-то на орбите происходит катастрофа.

И сигнал был — пронзительный пульсирующий свист аварийного приёмника ни с чем не спутать.

Фи, наклонив голову к плечу, вслушивалась в сигнал, черкая по планшету карандашом и время от времени шёпотом ругалась сквозь зубы.

— Лайнер Чена, — сообщила она, когда сигнал явно начал повторяться. — через восемь минут войдёт в плотные слои атмосферы с развороченной кормой. Мы там будем ровно за тридцать секунд до этого, так что пристегнитесь — будет весело.

— А почему мы? — Ай поспешно затянула ремни, разблокировала ложемент и положила руки на подлокотники. — Тридцать секунд — это даже для Киске немного…

— Потому что больше никто не сможет прибыть вовремя! — Фи утопила клавишу зажигания.

Стрелка расходомера ползла влево, траектория на экране изгибалась всё круче, пронзительный свист двигателя и перегрузка вызывали головную боль…

— Отсечка!

Тишина и невесомость. Алая точка на экране медленно приближается, Ай, отключив камеры телескопа, прильнула к окулярам…

— Вижу цель! Ками-сама, да что же там случилось?!

— Взорвался насос окислителя — видимо, кто-то забыл убрать смазку, — отозвалась Фи. — Похоже, мы вовремя убрались с семёрки… Киске, ты его видишь?

— Вижу, — подтвердил Урахара. — Захватить его не проблема, но мы его не вытащим.

— И не надо, — Фи развернула «Тойбокс», готовясь к стыковке. — Нам надо вывести его на нормальную траекторию спуска, а на это нам топлива хватит. Правда, впритык… Но орбиту поднять мы после этого сможем. Урахара, не зевай, у нас три минуты!

— Уйма времени, — фыркнул Урахара, развернув манипуляторы. — Только предупреди их, а то ещё решат, что корпус разваливается.

Три минуты спустя, окончательно уравняв скорость, Фи сблизилась с падающим лайнером и Урахара захватил манипуляторами верхний стыковочный узел.

— Есть захват! — доложил он. — Есть фиксация!

— Ну… — Фи подправила ориентацию сцепки. — Поехали!

И снова — пронзительный свист двигателя, перегрузка и бегущая влево стрелка… Виртуальный циферблат начал мигать красным, когда, повинуясь окрику Фи, Урахара раскрыл захваты, освобождая лайнер.

— Есть разделение!

— Коррекция! Отсечка через три минуты!

Через три минуты двигатель замолчал. Мрачно взглянув на экран, Фи сообщила команде:

— Хорошая новость — перигей у нас на двухстах километрах. Плохая — топлива нет. Вообще. Нас, конечно, подберут, но сколько мы тут проболтаемся…

— А что с лайнером? — спросила Ай, пытавшаяся разглядеть в телескоп хоть что-то.

— Вошёл в атмосферу в штатном режиме, — Юрий снял гарнитуру, растёр лицо и снова вернул её на место. — Вот с нами что будет…

— Вряд ли мы проболтаемся здесь больше суток, — беспечно отозвалась Фи. — А запасов у нас на пять только про пайкам — про регенерационные патроны я даже не говорю. Хомяк, да?..

— Эй, они же нам достались бесплатно!

— Да-да… Юрий, я прекрасно понимаю твою страсть к халяве, но скажи честно — у тебя в роду соплеменников нашего адвоката не было?

— Да чёрт его знает… — пожал плечами Юрий. — Может, и были — кто теперь разберёт? Да и на себя посмотри — я как-то не ожидал, что американец сможет понять концепцию халявы…

— Концептуальный ты наш… Что в эфире?

— Шум и гам. Все только и говорят о нас, — сообщил Юрий. — И кстати…

— Эй, «Тойбокс»! — раздался в динамиках знакомый голос. — Надеюсь, вы не забыли, что сегодня пятница?..

Выбравшись из люка, Фи уцепилась за скобу, закурила сигарету и с наслаждением затянулась. Из люка напротив появилась Коко Хекматьяр, подплыла поближе и подмигнула.

— Знаешь, Коко, я как-то не ожидала, что ты отправишься за нами лично… — хмыкнула Фи, разглядывая главу HCLI.

— Потерять такого собутыльника? Этого я себе позволить не могу, — ухмыльнулась Коко. — Да и гептил подорожал… Да ладно, не смотри на меня волком, я не до такой степени моральный урод, чтобы драть деньги за спасение... тем более с человека, которого вот-вот атакует пресса.

— Что?!

— То самое, — Коко выдала свою фирменную акулью улыбочку и упорхнула, а в отсек, путаясь в конечностях и снаряжении ввалилась целая толпа журналистов, обрушившая на не успевшую прийти в себя команду шквал вопросов.

Целых три секунды Фи висела у люка, как последняя дура, только что не раскрыв рот, а затем пришла в себя и рявкнула:

— В очередь, сукины дети, в очередь!

Любимая фразочка Юрия подействовала — журналисты заткнулись и начали задавать вопросы по очереди. Осмысленнее они, правда, от этого не стали…

Поток вопросов прекратило только появление в отсеке Валмет со своей командой — всю жёлтую прессу вынесло из отсека, словно взрывной декомпрессией. Остались только те, с кем Фи сама не прочь была пообщаться, но и они надолго не задержались.

Тем не менее, полтора часа было потеряно, и Ай задала вполне резонный вопрос:

— Валмет, а ты пожрать ничего не принесла? Как-то не хочется идти в кафе…

— Всё в конторе, — ответила одноглазая финка. — Пять минут. Надеюсь, потерпите? К тому же у Эдель нашлась бутылка коллекционного коньяка…

— Вот даже как? — хмыкнула Фи. — Тогда точно стоит поторопиться…

На сытый желудок даже самые шокирующие новости воспринимаются легче — это общеизвестно. А в том, что новости команду шокируют. Эдель была уверена.

— Итак, — начала она, поболтав коньяк в бокале, — вы засветились настолько, что столичные шишки сумели преодолеть своё презрение к таким отбросам общества… Ай, тебе полагается Медаль Почёта на красной ленте, как и Урахаре. Кстати, почему именно на красной?

— Красная лента значит, что мы рисковали жизнью для спасения людей, — пояснил Урахара.

— Фи, ты у нас, оказывается, внештатный сотрудник НАСА…

— Как и любой астронавт с американским сертификатом…

— …Поэтому тебе полагается медаль НАСА «За исключительные заслуги», — закончила Эдель. — Представляю, как перекосило козлов из Пентагона… Кстати, ты в курсе, что за ту историю с тараном тебе вообще-то Крест лётных заслуг положен?

— А ты думаешь, эта мымра Райс мне его даст? — фыркнула в ответ в ответ Фи. — И вообще, что Юрию дали — за спасение погибавших, или как она там называется?

— Бери выше — медаль Гагарина. Награждение состоится в Байконуре в полдень по местному времени послезавтра, а разница с координированным временем там плюс шесть…

— Ну, мы хотя бы успеем выспаться, — заявила Ай и душераздирающе зевнула.

Фи в очередной раз попыталась вспомнить, когда в последний раз надевала деловой костюм, снова не смогла, изобразила вежливые аплодисменты очередному чиновнику и вернулась к размышлениям. Что-то здесь было не так… месяцы проходят между представлением к награде и её вручением — а тут уложились всего-то в пару дней. К чему такая спешка? Что кроется за столь молниеносным награждением?

В том, что в этой истории не всё так просто, Фи была уверена. Миром, конечно, правит явная лажа, а не тайная ложа, но для лажи это как-то уж слишком. Что-то же заставила сразу три правительства не просто торопиться, но ещё и устроить явно не соответствующее масштабам награждения шоу? Слишком уж всё это похоже на дымовую завесу… И от осознания этого заслуженная награда уже не радует. Получили бы они свои награды, если бы не это? Совсем не факт… И уж точно им пришлось бы ждать, как и всем остальным — и, по правде говоря, такой вариант устроил бы Фи гораздо больше. Да и отсутствие награды не огорчило бы — она вообще не любила излишнего внимания, а теперь оно и вовсе было противопоказано. И всё же… Всё же, чёрт возьми, это приятно, и плевать на всё остальное!

Остановившись, Фи запрокинула голову, разглядывая уходящие в небо массивные фермы. Колоссальное сооружение из стали и бетона бросало вызов небу, и казалось — сколько бы столетий не пролетело над этой степью, эта громада так и будет стоять здесь, насмехаясь над временем. И точно так же останутся нарочито грубо вырезанные на массивных противовесах цифры — четыре шага…

Тысяча восемьсот пятьдесят седьмой, семнадцатое сентября. Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой, четвертое октября. Тысяча девятьсот шестьдесят первый, двенадцатое апреля. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый, двадцатое июля.

Четыре даты. Четыре момента, на которых — словно ракета фермах старта — покоилась вся космонавтика… Пожалуй, забавно было бы поискать в этом некую глубинную связь с их четвёркой — но Фи было откровенно неохота философствовать. В конце концов, она пришла сюда не за этим…

Наградная суета выбила её из равновесия, и теперь требовалось прийти в себя и вспомнить — ради чего, собственно, она стала астронавтом… Снова подняв взгляд к небу, Фи усмехнулась. Что скрывается за небесами? Когда-то — целую жизнь назад — она услышала этот вопрос и захотела сама узнать ответ. Что ж, теперь она его знает — знает, каков космос без красивой обёртки романтики и громких речей. Астронавты выше политики, войн и гравитации? О нет… Но то астронавты, а в космосе нет места ни добру, ни злу — он слишком велик и бесплоден для подобной мелодрамы. И всё же…

Нащупав в кармане плеер, Фи щелкнула по кнопке — и тишину нарушила чужая, но всё же пугающе близкая музыка:

Ночь... гаснущего лета

Россыпями звезд горит в сумерках рассвета

Я вновь лечу сквозь память снов

В лабиринте грёз к призрачному свету…

LIX

Доклад, лежащий на столе, был исключительно короток — всего один абзац. Правда, ценность этот абзац имел несопоставимую с объёмом…

Не каждый день получаешь сообщение, что министр обороны не слишком дружественной страны вот-вот потеряет место — причём перед самыми выборами. А особую пикантность ситуации придаёт тот факт, что министр обороны США Джоан Райс — двоюродная сестра кандидата в президенты Энн Райс. Нет, само по себе для Америки это дело обычное — но когда за несколько дней до выборов кузина одного из кандидатов внезапно оказывается замазана в коррупционном скандале… Да так, что её отправляют в отставку, не дожидаясь выборов… Нет, возможно, распоряжение так и останется под сукном — но его источники в Вашингтоне в этом сомневаются. А если так…

Отодвинув доклад, Хаким поднял трубку и утопил красную кнопку прямой связи.

— Мой халиф, я получил весьма важную информацию, — сообщил он. — Существует значительная вероятность того, что в течение ближайших суток министр обороны США будет отправлена в отставку. Официальной причиной заявлены финансовые злоупотребления, действительно существующие и приобретшие пугающие размеры, фактической, возможно, является давление на кандидата в президенты Энн Райс.

— Какие последствия это будет иметь для нас? — осведомился халиф.

— Трудно сказать. Однако до окончательной смены администрации Вашингтон в любом случае не будет предпринимать никаких действий. Однако можно ожидать прекращения ряда акций, в том числе — глушения системы навигации в Магрибе. Это, соответственно, позволит Египту и Алжиру активизировать боевые действия…

— Весьма любопытно. Жду подробный доклад в обычное время.

Большая часть доклада вполне естественно была посвящена войне в Магрибе, которая, судя по всему, зашла в тупик. Пожалуй, стоит выступить посредником — но не сейчас. Позже, месяца через три или четыре¸ когда даже самым оголтелым «ястребам» станет понятно, что денег на войну не хватает…Вот тогда и стоит вмешаться, но начинать надо уже сейчас — и самое главное, как-то отвлечь Лигу. Впрочем, если Райс действительно слетит, это гарантированно привлечёт всеобщее внимание к Штатам, А учитывая, как она ратовала за расширение полномочий Объединённого Штаба Лиги — с собой во главе, естественно — можно гарантировать, что «диких берберов» на некоторое время оставят в покое. И раз уж речь зашла о берберах — алжирские туареги правительством весьма недовольны и совсем не прочь присоединиться к Азаваду — а заодно и расширить территорию за счет Мавритании, остатков Ливии и прочих берберских земель. Пусть себе — халиф сразу объявил, что все неарабские народы имеют полное право не войти в состав Халифата, а создать собственные государства — как курды. Впрочем, пока что только курды это и сделали — остальных слишком мало… Впрочем, как раздражитель для Турции и Ирана они полезны — а Азавад сможет играть ту же роль в глобальном масштабе.

Но гораздо важнее — что последует за отставкой Райс. Такого за всю историю США не случалось, и аналитики только разводили руками — могло случиться всё, что угодно. Сомнений не было только в одном — незамеченным это не пройдёт. Сумеет её кузина от неё откреститься или нет — но её позиции пошатнутся. А значит, тридцатилетнему правлению Демократической партии придёт конец… И на фоне вялотекущего внутриполитического кризиса республиканцы почти наверняка попытаются решить все проблемы простейшим способом — маленькой победоносной войной. Которая, разумеется, вряд ли получится победоносной и уж точно не будет маленькой — как всегда. Старая занудная пьеса на новый лад — вопрос только в том, кто на сей раз будет в роли тёмного властелина. БРИКС? Даже идиот Буш понимает, что реальная война с ними закончится через полчаса. Халифат? Возможно, но потери будут куда больше вьетнамских, а такого не переживёт ни одно американское правительство. Остаются Северная Африка, Центральная Америка и второстепенные государства Юго-Восточной Азии. А ещё — Лига, где влияние США заметно пошатнулось. Что ж, похоже, мир ждёт очередное издание Холодной войны…

Перечитав доклад, Хаким сохранил текст, сбросил на рабочий планшет и отправился к халифу.

— Уаси, вам не кажется, что этот мир похож на бездарный фильм третьеразрядного режиссёра? — устало спросил халиф, выслушав доклад. — Впрочем, неважно — лучше проработайте все возможные исходы войны в Магрибе и возможности добиться наиболее благоприятного для нас варианта.

— Да, мой халиф, — Хаким поклонился и вышел, уже сосредотачиваясь на новой задаче. Интересно… Очень интересно, хотя и сложно, даже если небезызвестное управление не будет создавать проблемы, а в это верится с трудом… Но даже если и так — он их заставит работать.

— И вот ещё что, Уаси, — добавил халиф, когда Хаким уже стоял на пороге. — Сперва отдохните, а потом уже беритесь за эту работу. Мне не нужны мёртвые помощники…

— Два дня, мой халиф, — усмехнулся Хаким. — И клянусь, что, как только кризис минует, я пройду полное обследование.

— Нет, — отмахнулся халиф. — Я слишком хорошо вас знаю, поэтому осмотр вы пройдёте тогда, когда вам его назначит врач, и проходить будете каждый год. А теперь идите, жду вас через два дня. В конце концов, вы женатый человек…

LX

Фонтан пара, ледяной крошки и застывших капель металла взмыл в чёрное небо, рассеявшись за несколько секунд. Тяжёлый посадочный модуль, зависнув над воронкой, начал неторопливое снижение, подчиняясь командам оператора — «Фон Браун» приступил к самой важной части своей миссии.

— Крен ноль, смещение ноль, скорость два, высота семь тысяч, — доложил Хатимаки. — Поверхность чиста.

— Второй заряд подготовлен, — доложил Горо.

— Сброс!

Пенетратор — короткий и толстый карандаш — отделился от посадочного модуля и включил двигатели, чтобы через несколько секунд вонзиться в лёд…

Новый фонтан взлетел в небо, заставив посадочный модуль качнуться — Хатимаки лёгким движением рукояток восстановил равновесие и продолжил спуск.

— Высота четыре тысячи, крен ноль, смещение ноль, снижаю до одного метра в секунду, — доложил Хатимаки. — Салли, начинай.

Пробежавшись пальцами по пульту, Салли включила георадар, и на экране медленно начала проявляться неровная широкая зеленоватая полоса. Вот воронка, выбитая ударным ядром, вторая — немного меньше диаметром, но глубже — от пенетратора, тонкие паутинки то ли трещин, то ли сдвигов, иззубренный край…

— Толщина льда — четыре тысячи, под ним — жидкая вода!

— Есть! — не сдержался Хатимаки.

Даже покинув систему Юпитера прямо сейчас, «Фон Браун» выполнил бы свою главную миссию на три четверти — именно Европа была его главной целью. Европа — и тайны её ледяного океана.

— Высота тысяча, крен ноль, смещение ноль, скорость один. Опоры развёрнуты, — доложил Хатимаки, едва заметно шевельнув рукоятками. — Прижимные двигатели готовы.

Посадочный модуль продолжал спуск. Салли одну за другой активировала его системы и проверяла их работу, но главное испытание станет возможно только после посадки. То, ради чего всё это создавалось — мощный компактный бур с системой отбора проб, автоматическая лаборатория и контейнер для собранного материала. Керны и вода будут подняты на борт «Фон Брауна» и доставлены на Луну, но именно лаборатория посадочного модуля должна дать ответ на самый важный вопрос — есть ли жизнь на Европе…

— Касание! Прижимные двигатели включены! Отсечка через пять, четыре, три, два, один.. Отсечка! Аппарат стабилен! — облегчённо выдохнув, Хатимаки отпустил рукоятки. Видела бы его сейчас Ай… Хотя она и увидит — но как же хочется, чтобы она была рядом! Стоило ли вообще лететь? Он так мечтал о собственном корабле — а ведь он у него был. И корабль, и команда — лучший экипаж Солнечной… Вот только он всего этого в упор не видел. Он был просто идиотом!..

— Слушай, Хатимаки, — прервала нарастающий приступ самобичевания Салли, — как думаешь, почему всё-таки автоматика сдохла, а командная линия — нет?

— Потому что кто-то где-то напортачил при сборке, — буркнул в ответ Хатимаки. — Наберут дебилов по объявлению — а потом удивляются, почему ничего не работает… А мы его всё равно посадили!

LXI

— И, таким образом, действия военнослужащих во время операции в Ормузском проливе и Сомали не попадают под статут ни одной из действующих наград, однако отрицать их заслуги невозможно, — Куруруги Эмири перевела дыхание и продолжила:

— В связи с этим Лейбористская партия предлагает восстановить орден Золотого коршуна для награждения военнослужащих и гражданского персонала Национальных вооружённых сил за подвиги, совершённые в ходе миротворческих операций, боевых действий, борьбы с международным терроризмом и защиты государственной границы, то есть, непосредственно связанные с исполнением воинского долга.

Куруруги Гэнбу, сидевший в правительственной ложе, хмыкнул. Идея сама по себе здравая, но вполне способная вызвать истерику у некоторых деятелей. Полтора века назад американцы объявили орден «символом японского милитаризма» — и, если уж честно, были недалеки от истины. Но времена меняются, уроки Великой войны забываются — и не только спесивыми янки, но и некоторыми японцами… Вот этим, например.

— Куруруги-сан, — поднялся представитель Либерально-демократической партии, — о каких, позвольте поинтересоваться, боевых действиях вы говорите?

— О любых, которые нас вынудят вести, — ответила Эмири. — Или вы отрицаете право государства на самооборону?

— Самооборону! Но как можно подвести под это понятие операцию в Сомали?!

— «Фукусима-мару», — Эмири пристально смотрела в глаза оппоненту. — На досуге найдите в Интернете видео оттуда — надеюсь, поймёте…

Либерал-демократ замолчал — забыть о том, с чего вообще началась операция в Сомали, было политическим самоубийством, а положение его партии и так было весьма прискорбным…

— Представляется сомнительной необходимость введения новой награды, — поднялся депутат от партии Комэйто. — Тем более — награды исключительно военной. Поскольку в ныне действующей конституции нет девятой статьи, этот акт может вызвать весьма неоднозначную международную реакцию — более того, я полагаю, что это почти неизбежно. Всё же до сих пор эта награда вызывает весьма негативные ассоциации, и вызывает не без оснований… Более того, этот шаг вызывает определённые опасения в нашей партии, и мы с почтением просим вас развеять их, Куруруги-сан.

— Я понимаю ваши опасения, Абэ-сан, и постараюсь их развеять, — кивнула Куруруги. — И для начала позволю себе напомнить, что мы с вами живём в эпоху перемен. Это очевидно всем, но не все осознают действительный масштаб этих перемен… Мог ли кто-то представить себе всего пять лет назад, что Япония вступит в БРИКС, оказавшись на грани полного разрыва отношений со своими прежними союзниками? Могло в самом безумном сне представиться, что Силам Самообороны придётся выступить против американских баз на Окинаве? Мог ли найтись человек, который поверил бы, что Россия и Иран станут союзниками Японии? Нет. Но всё это произошло меньше, чем за три года… Мир меняется, и меняется стремительно — и горе тому, кто не успеет за этими переменами. Поэтому была принята новая конституция, поэтому Силы Самообороны стали Национальными вооружёнными силами — и поэтому мы предлагаем восстановить орден Золотого коршуна. Мы не желаем войн — но войны неизбежны, и однажды нам придётся сражаться — неважно, защищая свою страну или исполняя долг союзника. И награда — пусть и малая, но важная деталь, знак того, что его труд оценен страной по достоинству. Награда именно военная — и награда, чью историю знают и помнят. Ведь всё же, несмотря на все преступления, совершённые во время той войны, нам есть чем гордиться. Ведь отбросить память о прошлом — значит предать будущее. То самое будущее, в котором придётся жить нашим детям…

Эмири умолкла, окинула взглядом зал — и краем глаза заметила, что сидевший в правительственной ложе император едва заметно кивнул. И заметила это не она одна…

Возможно, что это ничтожное движение сделало для проекта больше, чем её речь — во всяком случае, спорить на деньги Куруруги Эмири не рискнула бы. Но, так или иначе, парламент одобрил восстановление ордена, и теперь оставалось только приготовиться к неизбежному скандалу…

Скандал оказался каким-то неубедительным. Госдеп, разумеется, показательно возмущался, Корея и Тайвань закатили истерику — но и только. Российский президент, к которому на пресс-конференции кто-то пристал с этим вопросом, вообще заявил, что система наград — внутреннее дело государства, поэтому «пусть хоть орден золотой, простите, попы введут — это вопрос, нас с вами никак не затрагивающий».

Последний пассаж Куруруги особенно понравился — кое-кто на подобную награду напрашивался так упорно, что хоть действительно вводи… Ибо большей задницы во всей Японии не сыщешь.

И этим, собственно, международная реакция и ограничилась. Нет, конечно, всякая мелочь на подхвате у Штатов что-то там вякала, но их можно было с чистой совестью проигнорировать. Да и всех остальных, в общем-то, тоже — хотя от Кореи можно ждать всяких мелких пакостей — Тайвань-то точно не решится, у них Китай рядом… Но Корея — это диагноз, и уж лучше бы их оставалось две — тогда они бы в основном друг с другом цапались. Впрочем, ни на что серьёзное у Кореи сил не хватит, но игнорировать её всё-таки не стоит…

Отложив газету, Куруруги открыл сводку и погрузился в чтение — слишком многое требовало его внимания, а в особенности — армия и космос. То есть, в первую очередь, Марс, где проект «Арес» готовился принять первую партию колонистов.

Проблема состояла именно в этом — желающих перебраться на Марс оказалось слишком много. С одной стороны, есть из кого выбирать, но с другой — усилий и затрат это потребует гораздо больше, причём затраты эти никто не планировал, и теперь JAXA придётся выделять дополнительные средства, которые придётся перебрасывать откуда-то ещё. У министра финансов даже имелось несколько идей на этот счёт, но его предложения Куруруги просмотрел по диагонали — всё равно в Минфине лучше знают, где взять деньги…

Ещё Куруруги весьма занимал результат выборов в США — но голосование ещё даже не началось и могло обернуться немалыми сюрпризами. Стремительная отставка Джоан Райс очень сильно пошатнула позиции её кузины, но всё же не разрушила окончательно — выборы могли обернуться грандиозным скандалом. К тому же никто не забыл про «русских хакеров» (которые были не иначе как спонсируемой инопланетянами тайной ложей, если верить хоть сотой части того, что говорилось каждые четыре года) и прочих врагов американского народа…

Шансы Райс победить аналитики оценивали в два-три процента, а вот вероятность минимального разрыва в голосах — уже в двадцать пять, вероятность же попытки оспорить результаты при таком раскладе была почти стопроцентной. Делать же прогнозы относительно результатов такого безобразия аналитики отказывались — адекватностью оба кандидата не отличались. Тем не менее, планы на случай победы обоих имелись, а стало быть, врасплох правительство Японии не застать.

Следующим пунктом шёл отчет разведки — по счастью, ничего по-настоящему важного, хотя Арамаки, кажется, начал догадываться, кто такая Дзэро-чан… А следующим — Куруруги тяжело вздохнул — медосмотр. Тратить на него время не было ни малейшего желания, но войти в историю ещё одним премьером, умершем на рабочем месте не хотелось ещё больше. Да и КОРА последнее время как-то слишком часто советует отдохнуть… Ну вот!

— Настоятельно рекомендую отдохнуть десять минут, — ожил только что вспоминавшийся прибор. — Напоминаю, что вам назначен медосмотр, оставшееся время — один час.

Снова вздохнув, Куруруги убрал документы, выключил компьютер и вышел из кабинета. Дела делами, а здоровье ему определённо пригодится — особенно в свете американских новостей, какими бы они ни оказались.

LVXII

— В американской политике чрезвычайно развита семейственность, — рассуждал Мендоса, наблюдавший за объявлением победы очередного Буша. — Вот, собственно говоря, очень хороший пример — Буши в американской политике на первых ролях уже более столетия, а нынешний президент — четвертый из этой семейки. Райс, в отличие от них, всего лишь второе поколение в большой политике, и то, что, возможно, сошло бы их оппонентам, для Энн Райс оказалось губительно.

— Всё это весьма познавательно, сеньор Мендоса, — отозвалась Клэр, стоявшая у окна малого конференц-зала. — Однако что всё это даёт нашей стране и моему ведомству в частности?

— Об этом чуть позже, — отозвался Мендоса, — когда соберутся все… А, сеньор Лагос! Рад вас видеть!

— Давно не виделись, полковник, — кивнул министр иностранных дел. — Сапа Инка подойдёт через несколько минут. И начнём

Хираль явился не один — в компании министра обороны, кивнул собравшимся и выключил телевизор.

— Итак, сеньоры, — начал он, — ситуация двухтысячного года повторяется, и снова с Бушем в главной роли. Конечно, пересчёт голосов не даст ничего, но это прекрасный повод объявить очередную охоту на ведьм… И судя по всему, это уже произошло. Полковник, вам слово.

-Как всем известно, главным виновников любых американских проблем в нашем столетии были российские хакеры, — начал Мендоса. — Но сейчас эта традиция поколебалась — Райс обвиняет в своём поражении некие «латиноамериканские мафиозные кланы»… Которые, вот незадача, окопались на тихоокеанском побережье. Пока что это только её слова, но Буш склонен к ним прислушаться — а вот как он и его команда это используют, я сказать не могу. Пока, по крайней мере… Но уже сейчас можно считать достоверным, что вектор внешней политики нового президента будет направлен на нас. И, что хуже всего, сейчас мы ничего не сможем этому противопоставить…

— Именно поэтому я и попросил вас собраться здесь, — взял слово Хираль. — Нам необходимо подготовить хоть что-то. что могло бы если не избавить нас от столь нежелательного внимания, то хотя бы снизить его интенсивность.

— БРИКС, — мгновенно ответила Клэр. — Я давно советовала двинуться дальше договора с Бразилией, да и планы, насколько я помню, были ещё у Перу. Мы их отложили в связи с объединением, но кто мешает вновь вернуться к этому вопросу?

— Как вы помните, парламент счёл это несвоевременным, — напомнил Лагос. — Но сейчас это вопрос первостепенной важности. Даже сами переговоры о вступлении вынудят США урезать аппетиты, а пока администрация не сменится, ни на какие серьёзные шаги они не пойдут… А потом будет уже поздно.

— Действуйте, — кивнул Хираль. — Сеньора Умала, что с образованием?

— Программы согласованы, учебники будут готовы к началу года, — пожала плечами Клэр. — У нас другая проблема, несколько неожиданная — кто является примасом Тауантинсуйу? Почтенные прелаты осаждают меня уже не первый месяц, по отдельности и все четверо разом, совершенно игнорируя мои советы отправляться к Папе Римскому или же ко всем чертям — в зависимости от того, где они надеются встретить больше сочувствия. Право слово, я готова объявить себя последовательницей Виракочи, лишь бы они от меня отстали…

Вернувшись в свой офис, Клэр обнаружила, что настырные священники снова явились и ждут в приёмной. Ну что ж…

Приказав Ольянте впустить гостей, Клэр поставила локти на стол и сцепила пальцы перед лицом.

— Итак, сеньоры, — обратилась она к вошедшим, — ваша нездоровое упорство меня утомило. Поэтому я в последний раз напоминаю вам, что Тауантинсуйу — светское государство, и правительство не вмешивается в дела церкви, пока та не нарушает законов. Поэтому, сеньоры, это — наш с вами последний разговор. Вы мне не подчинены ни в малейшей степени, поэтому обращайтесь к Ватикану. Частным порядком могу, впрочем, добавить, что видеть примасом одного из вас не имею ни малейшего желания. Сапа Инка — тоже. Вам ясно, сеньоры? Что ж, в таком случае прошу покинуть мой кабинет и более в нём не появляться.

Избавившись от настырных священников, Клэр занялась более важными делами, коих, как обычно, было немыслимое количество. Несколько лет назад в каком-то интервью она сравнила свою работу с работой хирурга, пришивающего оторванную руку — теперь, если продолжать то же сравнение, речь шла о реабилитации. Глобальные вопросы, наподобие Конституции, были решены — но оставалось множество мелких, но болезненных нестыковок, которыми и приходилось заниматься. Иногда просто досадных, как те архиепископы. А иногда — едва не катастрофических, как в тот раз, когда выяснилось, что за гидроэлектростанции не отвечает никто, и соответственно, никто не следит за плотинами. В тот раз обошлось, однако в другой ошибка могла остаться незамеченной до самой катастрофы… Или история со школьной программой и учебником истории — скандал получился великолепный, а расследование в итоге так ничего и не дало. Да и архиепископы… В стране, где подавляющее большинство населения — католики или хотя бы считают себя таковыми, толковый примас может оказаться ценным союзником — но ни один из четверых на эту роль явно не годился. Конечно, ещё вопрос, кого пришлёт Ватикан… Но вряд ли кого-то хуже.

По большому счёту Клэр всегда была безразлична религия, и она предпочла бы вообще избавится от всех священников — но увы, последний камень последнего храма рухнет на голову последнего жреца явно не при её жизни. А влияние церкви в Латинской Америке всегда было заметным, и его приходится учитывать — как будто других проблем мало! Вот, хотя бы, история с чилийскими медными шахтами — вчера она потратила весь день, но так и не распутала даже половины этой невнятной бюрократической паутины, из-за которой руда никак не могла попасть на заводы на севере страны. Даже Искай оказался не в силах понять, что это, как вообще появилось и что с ним теперь делать, а это был показатель… По большому счёту, вариантов и не было — только рубить этот гордиев узел, национализировав рудник и тем самым выведя его из-под местных законов.

Законы были ещё одной головной болью Клэр — сводить воедино законодательство четырёх стран приходилось именно её ведомству, и работа эта была далека от завершения. Нет, на национальном уровне всё было прекрасно, но бесчисленное множество постановлений, распоряжений, городских уставов и прочих актов сливались в жуткое болото, в котором было совершенно нереально разобраться… Не рискуя психическим здоровьем, во всяком случае. О чём говорить, если кое-где до сих пор действовали законы колониальных времён — и обнаружив где-нибудь ещё инкские постановления, Клэр ничуть не удивилась бы… Как ни странно, всё это работало — милостью Девы Марии, Виракочи или и вовсе Повелителя Перемен. Причём Клэр поставила бы на последнего — бог хаоса, которого даже остальные боги считали конченым неадекватом, был, пожалуй, наилучшей иллюстрацией творящегося с законодательством Тауантинсуйу безобразия. Пожалуй, русские зря считают бардак своей национальной чертой — в Латинской Америке с этим ничуть не лучше…

Тяжело вздохнув, Клэр перевела взгляд на фотографию мужа, несколько секунд бездумно рассматривала её — и снова вернулась к экрану компьютера. Работа упорно не собиралась кончаться…