Омен IV: Возбуждение (джен)

В следующий момент Питер резко проснулся, его сердце колотилось, а дыхание было прерывистым. Он рванулся в сторону окна, не обращая внимания на то, что его тело все еще было охвачено паникой. В голове царил полный хаос, и боль от кошмара, который только что пережил, всё ещё не отпускала его. Он приподнялся на локтях, затем сел и быстро оглянулся.

Рядом с ним, на постели, сидел Дженнингс. Его руки двигались уверенно, несмотря на яркое свечение ночного света, и перезаряжал свой фотоаппарат, как всегда, сосредоточенно и молчаливо. Звуки его действий, щелчки затвора и механические движения, наоборот, создавали контраст с хаосом, что бушевал в сознании Питера.

— Эй, что случилось? — Дженнингс поднял взгляд, заметив, что Питер смотрит в пустоту. Его вопрос был задан спокойно, но в его голосе скользила тревога. — Почему ты кричишь?

Но Питер не мог ответить. Он чувствовал, как его горло стянуло, а страх сковал все его тело. Он отвел взгляд от Дженнингса и, не сказав ни слова, подошел к окну. Туман и холодный ветер проникали в комнату, а улица за окном была пуста и мертва. Питер смотрел в темный двор мотеля, где фонари тускло мерцали, освещая следы дождя на земле. Он ощущал, как будто что-то невидимое стояло за окнами, что-то зловещее, что снова могло настигнуть его.

Дженнингс, подхватив фотоаппарат и сделав несколько снимков на автомате, заметил, как Питер выглядит... потерянным. Он не знал, что случилось с мальчиком, но знал, что это не было обычным кошмаром.

— Ты был в каком-то кошмаре, Питер? — мягко спросил Дженнингс, подходя ближе и облокачиваясь на спинку стула. — Мне кажется, тебе стоит поговорить.

Питер продолжал смотреть в окно, его взгляд был пустым и отрешённым. Казалось, мир вокруг него перестал существовать, как и его тело, которое стояло в комнате, но его мысли были где-то далеко. Он не замечал, как Дженнингс встал и подошел к нему, поглядывая с настороженностью. Мальчик выглядел так, будто его затянуло что-то невидимое, что-то, что не давало ему покоя.

Дженнингс, стоя рядом с ним, изучал его лицо, пытаясь понять, что творится в голове Питера. Он знал, что тот пережил что-то серьёзное, но, возможно, это был лишь кошмар, который можно было бы забыть, если бы мальчик просто поговорил. Дженнингс решил нарушить тишину.

— Ты ведь в порядке, Питер? — спросил он, наклоняясь к нему. — Ты хочешь поговорить об этом? Что за кошмар тебе приснился?

Питер не сразу ответил. Его пальцы нервно сжимали край занавески, пока он, наконец, не проговорил:

— Это был дурной сон, Дженнингс. Про какого-то Джерома, про Делии Йорк и... и про их загадочную миссию в Риме.

Дженнингс удивлённо поднял брови, не ожидая услышать такую странную историю.

— Джерома и Делия Йорк? Звучит как какой-то детективный сюжет, — с улыбкой сказал Дженнингс, пытаясь обострить ситуацию с лёгким юмором. — Ты что, мне в эти байки о секретных агентах и загадочных миссиях веришь?

Питер молчал, не отвечая. Он продолжал смотреть в окно, как будто пытаясь вернуться туда, в свой кошмар. Для него всё, что он пережил в этом сне, было слишком реальным, слишком живым. Он мог почти почувствовать этот холод, который проникал в их сердца, и тот взгляд, который он не мог забыть — взгляд, полон боли и безнадежности.

— Это было не просто сон, Дженнингс, — наконец проговорил он, его голос был тихим, но твёрдым. — Это было как предостережение. Я видел их... я видел, как они двигались по Риму, как будто их миссия была важнее всего на свете. И каждый шаг их мог стоить жизни.

Дженнингс посмотрел на Питера с лёгким удивлением, но что-то в его взгляде изменилось. Мальчик, очевидно, был сильно обеспокоен и что-то чувствовал, несмотря на свою молодость. Его слова имели вес, даже если Дженнингс и не знал, во что именно он должен верить.

— Слушай, — сказал он, пытаясь придать разговору более серьёзный тон, — может, это просто воображение, перегрузка? Ты ведь пережил много всего за последнее время, и если подумать, это могло стать причиной такого сна. А теперь ты просто должен успокоиться.

Питер поднял глаза, и в них было что-то, что не могло быть просто выдумкой. Дженнингс почувствовал, как задевает его эта искренность.

— Нет, я видел, как это происходило, — прошептал Питер. — Они не просто шли, они скрывали что-то. И каждый шаг мог бы стать последним, если бы кто-то из них ошибся. Делия была в опасности... и Джером, он пытался её защитить.

Дженнингс задумался на мгновение, после чего отечески потрепал Питера по плечу и направился к выходу из номера. Питер последовал за ним, не переставая думать о ночном кошмаре, который всё ещё не отпускал его. Он знал, что Дженнингс старался развеять его переживания, но внутри было что-то, что заставляло его оставаться насторожённым.

Когда они спустились по лестнице, запах свежезаваренного кофе и яичницы встречал их в холле мотеля. Перед ними открылась дверь в зал с шведским столом. Несколько постояльцев уже сидели за столиками, неторопливо завтракая и переговариваясь. Питер не мог отделаться от ощущения, что весь этот уютный, ничем не примечательный уголок в мире мотеля был всего лишь фасадом. Внутри него скрывалось что-то неясное и тревожное.

Дженнингс, заметив его обеспокоенность, пожал плечами и с улыбкой произнёс:

— Ну что, Питер, теперь тебе лучше? Давай, не переживай. Вижу, ты ещё не совсем проснулся. Это тебе надо съесть пару омлетов — и всё пройдет.

Питер нехотя согласился и направился к столу с едой, но его глаза продолжали бегать по комнате, выискивая что-то, что могло бы дать объяснение всем его ночным кошмарам. Дженнингс, взяв тарелку, подмигнул ему и добавил:

— Когда я был в твоём возрасте, я тоже частенько мучился всякими странными снами. Мой дед говорил, что это — результат слишком большого количества мыслишек перед сном. У тебя ведь была насыщенная ночь, с расследованиями и кучей странных сюжетов, а теперь вот и во сне следы остались.

Питер пытался улыбнуться в ответ, но это не помогло — ощущение странной напряженности в груди не отпускало. Он с трудом поднёс ложку с кашей к губам и чуть не подавился.

— Я знаю, что это странно, — продолжил Дженнингс, не замечая изменений в настроении мальчика. — Но пойми, ты тут не один. Мы все с тобой.

— Я понимаю, — ответил Питер, хотя его голос прозвучал как-то неуверенно. Он не мог больше оставаться в этих размышлениях. Так или иначе, его интуиция подсказывала ему, что ему нужно будет самому разобраться с тем, что происходило. Может, всё это действительно было только кошмаром. Может быть, это был просто слишком яркий сон, из-за которого теперь так странно ощущается реальность.

Тем временем Дженнингс продолжал говорить. Он начал делиться своими успехами, наслаждаясь каждым словом, как истинный рассказчик. Он был в ударе, излучая уверенность и энтузиазм, которые, казалось, заражали даже Питера, несмотря на его беспокойство по поводу ночных событий.

— Ты не представляешь, Питер, — сказал Дженнингс, запивая омлет кофе, — как мне повезло! Мы с этой газетой договорились о контракте, и за несколько дней мне удалось снять все самые интересные события из жизни одной крупной личности. Нью-Йорк, как ты понимаешь, это не просто город, а целая вселенная, полная возможностей. Взять хотя бы этого нового мэра, знаешь, кто это такой?

Питер пытался сосредоточиться, но мысли всё равно возвращались к тому странному сну, который его мучил. Он хотел забыть об этом, но что-то тянуло его к воспоминаниям. В его голове продолжала круться загадочная картина, и все события казались частью какого-то сложного, запутанного пазла. Однако он не мог полностью абстрагироваться от разговора Дженнингса.

— Нет, не знаю, — сказал Питер, решив хотя бы немного поддержать разговор. — Кто этот мэр?

Дженнингс, не замечая, как он увлекает мальчика в свои истории, продолжил:

— Это такой парень, настоящий храбрец, борец за справедливость! Он — всё, о чём мечтают газеты. Понимаешь, я смог попасть на несколько его мероприятий, и это было потрясающе! Я сфотографировал его на заседаниях, даже на пресс-конференции, когда его окружали журналисты с камерами. Ох, ты бы видел, как он держался, какой стильный и уверенный! Так вот, я отправил эти снимки в редакцию, и они сразу предложили контракт на целый месяц, и, представь, ещё аванс в десять тысяч долларов наличными. Представляешь?

Питер лишь кивнул, стараясь не показывать, что его мысли заняты чем-то другим. Сумма была впечатляющей, но в его голове продолжали звучать обрывки фраз из того странного письма, которое он прочитал накануне, и он никак не мог избавиться от ощущения, что что-то в этом мире совсем не так.

— Это замечательно, Дженнингс, — произнёс Питер с усилием, пытаясь найти для себя хоть какую-то точку опоры в этом разговоре.

Дженнингс, заметив, что мальчик не совсем поглощён его рассказом, немного смягчил интонацию:

— Слушай, Питер, ты знаешь, ты, наверное, много думаешь о том, что произошло в Риме. Я понимаю. Но, поверь, такие странные сны, как твой, — это обычное дело для людей, которые пережили стресс. Ты только что вернулся с какой-то загадочной миссии, а теперь вот это всё. Может, тебе стоит подумать о чём-то более реальном. Могу помочь тебе с этим, если хочешь.

Питер задумался, но не ответил сразу. Ему не хотелось рассказывать Дженнингсу о том, что не мог забыть события, произошедшие в его сновидении. Он был уверен, что там скрыто нечто важное, но как объяснить это взрослому, который, по его мнению, не мог понять?

— Может быть, ты прав, — ответил он наконец, — просто странно, что всё так пересекается. Сон, события... это всё как-то не сходится.

Дженнингс подмигнул и, налив ещё кофе в чашку, продолжил:

— Знаешь, Питер, такие моменты случаются. Жизнь полна загадок, а ты — умный парень, ты всё разрулишь. Главное — не останавливаться и идти вперёд. Вот я, например, никогда не задумываюсь о том, что происходит в моих фотографиях или снами. Я просто снимаю, получаю свою плату, и живу дальше.

Питер усмехнулся, но в душе чувствовал, что его мысли не так легко будут утихнуть. Загадки, сны, странные связи — всё это было не просто совпадением. И в какой-то момент он осознал, что его миссия в Риме, так же как и его странные сны, имели гораздо больше значения, чем казалось на первый взгляд.

Тем временем Дженнингс, окончив завтрак, встал из-за стола, отряхнул крошки с рукавов и с улыбкой сказал:

— Я собираюсь в фотостудию. Ты хочешь присоединиться, Питер? Это будет полезным времяпрепровождением для тебя.

Питер, немного поколебавшись, все же согласился. Он был не против провести время с Дженнингсом, хоть мысли о странных снах и загадках, оставшихся после их миссии в Риме, не покидали его. Но, возможно, сменить обстановку было бы полезно.

Они покинули номер мотеля и шагнули на улицу. Солнечный свет падал на город, и всё вокруг казалось живым — шумная улица, крики уличных продавцов, запах свежего хлеба, несущийся из ближайшей пекарни. Вдоль тротуара, под большими тенями деревьев, сновали люди, спешащие по своим делам. Питер огляделся, но его внимание привлекли другие фигуры впереди.

Группа людей, увешанных фотоаппаратами, стояла на углу. Они смеялись и фотографировали друг друга, позируя и смешно кривя лица. Это были туристы — такие же, как и Дженнингс, увлечённые поиском интересных кадров.

— Смотри-ка, — сказал Дженнингс, слегка подсмеиваясь, — настоящие братья по профессии.

Он достал свой фотоаппарат, щёлкнул пару кадров и подошёл к ним.

— Хей, ребята, — крикнул он с улыбкой, — позвольте тоже сделать пару снимков. Мы все профессионалы здесь, да?

Туристы повернулись к нему, и Дженнингс ловко сделал несколько снимков, словив момент их веселья и восторга. Питер наблюдал за сценой с улыбкой, ему нравилось, как Дженнингс чувствует себя уверенно в этой обстановке, как легко и непринужденно он ведёт разговор с чужими людьми. Иногда ему казалось, что Дженнингс мог бы найти общий язык с любым человеком, независимо от его настроения или происхождения.

После нескольких минут дружеского обмена кадрами и шутками, группа туристов разошлась, а Дженнингс, удовлетворённый своими снимками, вернулся к Питеру.

— Эти ребята явно по душе любому фотографу, — сказал он, снимая камеру с плеча. — Но работа есть работа. Пойдём, нам нужно попасть в студию, времени терять не стоит.

Они продолжили свой путь по улице, а Питер, размышляя о том, как быстро Дженнингс завоевывал симпатию, снова поймал себя на том, что его мысли возвращаются к Риму и его переживаниям. Возможно, он не так уж и сильно хотел разбираться в этом, но интуиция подсказывала, что всё, что происходило, было связано, а эти странные события были не случайностью.

Подойдя к студии, Дженнингс заглянул в окно и вздохнул.

— Отлично, — произнёс он, открывая дверь. — Здесь хорошее освещение, а это всё, что нам нужно.

Студия была небольшая, но уютная. Повсюду стояли камеры, штативы, отражатели, и мягкий свет проникал через окна, создавая идеальные условия для съёмки. Питер немного напрягся, чувствуя себя чуждым в этом профессиональном месте, но Дженнингс сразу взял ситуацию в свои руки.

— Ты можешь немного поработать здесь, Питер, если хочешь. Я всё подготовлю, а ты посмотри, как это делается.

Питер кивнул, хотя в душе он не был уверен. Сначала его заинтересовала идея попробовать себя в роли фотографа, но сейчас его мысли были далеко. Он невольно начал чувствовать себя не в своей тарелке, как будто его присутствие здесь могло бы нарушить хрупкий порядок этого мира.

Дженнингс продолжал работать с оборудованием, проверяя каждый элемент на месте. Молчаливый шум камер, звуки настройки света и его сосредоточенность на мельчайших деталях создавали атмосферу профессионализма и дисциплины. Питер, чувствуя себя немного не на своём месте, начал бродить по студии, пытаясь освоиться в этом странном, искусственном пространстве, где всё, казалось, было создано с точностью до миллиметра.

Студия была не просто местом для фотографий, она выглядела как сцена для спектакля. Питер заметил, что на стенах висели фотографии, снятые для различных проектов, но одна из них сразу привлекла его внимание.

Это была фотография маленькой девочки. Она была изображена на фоне старых деревянных лестничных перил, в коричневом платье, с длинными чёрными волосами, собранными в простой хвост. На снимке не было никаких ярких красок или эффектных деталей, но взгляд девочки был настолько живым, что казалось, будто она вот-вот заговорит.

Питер остановился, не в силах оторваться от этой фотографии. Почему-то он почувствовал нечто странное, как будто эта девочка ему знакома. Он долго стоял, прищурив глаза, пытаясь разгадать её лицо, пока не услышал, как Дженнингс подошёл сзади и заговорил.

— Ты смотришь на неё? Это снимок, сделанный для одного фильма. Мы делали фотосессию для обложки. Девочка была моделью, очень милой, но не из тех, кто любит сидеть перед камерой.

Питер продолжал смотреть на фотографию, и в его голосе едва уловимо прозвучал вопрос:

— А кто она, правда? Почему она выглядит... знакомо?

Дженнингс на мгновение замедлил свои действия, будто задумавшись, а потом усмехнулся:

— Ты серьёзно? Это всего лишь обычная модель для съёмок. Мне кажется, ты слишком много себе накручиваешь.

Но Питер всё ещё стоял, не в силах оторвать взгляда от девочки на снимке. Он снова почувствовал этот странный холодок, который преследовал его с самого утра, после того как он проснулся от того ужасного сна. Он не мог понять, почему эта девочка казалась ему такой знакомой. Что-то в её взгляде, в её позе, даже в её простом платье заставляло его сердце биться быстрее.

— Ты уверен, что это просто модель? — спросил Питер, пытаясь скрыть волнение.

Дженнингс посмотрел на него с улыбкой, как будто всё это было просто игрой, и пожал плечами.

— Я знаю, что говорю, Питер. Она была просто актрисой, для этого типа съёмок, — сказал он, снова настраивая камеру и проверяя уровень освещенности. — Поверь мне, никаких тайных историй за этим нет. Это просто фотосессия.

Но Питер не мог успокоиться. Он всё ещё стоял перед фотографией, его взгляд не отрывался от девочки с длинными чёрными волосами, стоящей на лестнице. Она казалась ему настолько знакомой, что было трудно поверить, что он мог её не узнать. Но мысли сбивались, как водоворот, и Питер не мог найти объяснения этому странному ощущению.

— Дженнингс, а ты можешь рассказать больше о съёмках для этого фильма? — Питер, пытаясь отогнать свои мысли, наконец поднял глаза и обратился к фотографу. — Мне любопытно, ведь ты сказал, что это было для обложки фильма.

Дженнингс, не прекращая своих манипуляций с камерой, бросил взгляд на Питера и пожал плечами.

— Это был не полноценный фильм, Питер. Сделали для телевидения, понимаешь? — он усмехнулся, настроив объектив. — Такой типичный made-for-TV ужастик. Ничего особенного, скажем так. Они крутили его по ящику пару месяцев назад. Просто дешёвка, знаешь, с бюджетом в два миллиона долларов. Я был нанят, чтобы сделать пару промо-снимков для обложки, да и всё.

Питер нахмурился, его мысли снова вернулись к девочке на фотографии. Ужастик? Дешёвое телевидение? Почему-то это не сходилось с тем, как выглядел снимок. Девочка на фото не походила на типичную актрису для дешёвого фильма, она была другой. Тот взгляд в её глазах, этот слегка загадочный настрой... Он ощущал, что что-то здесь не так.

— И кто ещё участвовал в съёмках? — спросил Питер, пытаясь выяснить, был ли кто-то ещё, кто мог бы быть связан с этим странным ощущением. Он не мог объяснить, но внутри него росло чувство, что всё это как-то связано с теми событиями, что случились с ним в Риме, с исчезновением Делии.

Дженнингс снова взглянул на Питера, но теперь его лицо стало чуть более серьёзным.

— Знаешь, Питер, тут вряд ли есть что-то интересное для тебя. В основном, снимали пару новичков, а девочка на фотографии была просто подменой для одной более известной актрисы, которая не смогла сняться по каким-то причинам. Ничего примечательного, правда. А ужастики для ТВ — это вообще отдельная история. Куча дешёвых спецэффектов, никакого глубокого сюжета, всё как обычно. Но работа есть работа.

Питер задумчиво кивнул, но всё ещё чувствовал, что есть что-то, что он не мог понять. Он не знал, почему эта девочка с фотографии не выходила у него из головы, почему её образ был таким знакомым. Ужастик за два миллиона долларов — это, конечно, звучало вполне правдоподобно. Но его интуиция подсказывала, что что-то было не так.

Он вгляделся в фотографию снова. Его пальцы почти непроизвольно потянулись к краю снимка, как будто бы он хотел рассмотреть её с других сторон, попытаться найти какие-то детали, которые могли бы объяснить это чувство.

— Дженнингс, ты уверен, что эта девочка — актриса? — спросил Питер, не в силах скрыть своё беспокойство. — Она выглядит так... не как все. Это не просто модель для съёмок, не так ли?

Мальчик даже не заметил, как Дженнингс подошёл к нему сзади и произнёс, почти беззаботно:

— Понимаю, почему ты так огорчён. Это ведь последнее фото с этой девочкой.

Питер резко повернулся, его глаза были полны вопросов. Это слово — «последнее» — как-то вырвалось у Дженнингса с таким тоном, что Питер сразу почувствовал, что дело здесь далеко не в обычной фотографии.

— Что это значит? — спросил Питер, не скрывая своего беспокойства. Он снова посмотрел на фото, его сердце заколотилось. Мальчик не знал почему, но это фото теперь тревожило его больше, чем когда-либо.

Дженнингс, продолжая свои занятия, словно совсем не заметив беспокойства Питера, без всякого напряжения ответил:

— Эта модель умерла две недели назад от рака. — Его голос был равнодушным, как будто он говорил о чём-то совершенно обыденном, вроде погоды. — Очень печально, конечно, ведь ей только-только исполнилось девять лет, но болезням начхать, на кого нападать, не так ли?

Питер почувствовал, как его желудок сжался. Всё это не сходилось. Как такое могло быть? Он посмотрел на Дженнингса, пытаясь найти хотя бы каплю сожаления или сочувствия в его лице, но тот был всё таким же спокойным, почти безэмоциональным.

— Ты... ты серьезно? — Питер не верил своим ушам. — Как ты можешь говорить об этом так спокойно?

Дженнингс не ответил сразу, он поставил камеру на стол и повернулся к Питеру. Его глаза вдруг стали более внимательными, как будто он заметил что-то важное в мальчике, но тут же эти мысли исчезли.

— Я говорил тебе, Питер, — продолжил он тихо, как будто разговаривал с самим собой, — что эта работа — не для каждого. Бывают моменты, когда приходится сталкиваться с такими вещами. В жизни фотографа много того, что ты не всегда хочешь видеть или знать. Всё это — просто часть работы. Ты снимаешь, а потом это уходит в прошлое. Печально, но ничего не поделаешь.

Питер почувствовал, как растёт напряжение. Он понимал, что Дженнингс говорит об этом с таким холодным, безразличным тоном, потому что сам был частью этого мира. Но для Питера всё было иначе. Девочка на фотографии... она не могла просто так исчезнуть. Всё было связано. Он интуитивно чувствовал, что что-то здесь не так.

— А ты что, совсем не удивляешься? — спросил Питер, не скрывая недоумения. — Это же не просто случайность. Ты сам сказал, что её фото — последнее. Почему именно оно стало таким важным? Почему ты его оставил здесь, на виду?

Дженнингс немного замолчал, как будто всерьёз задумавшись. Он снова посмотрел на фотографию и вздохнул.

— Ты в самом деле веришь в странности, Питер? — Его голос звучал немного насмешливо, но в его взгляде теперь читалась какая-то странная тень. — Это просто обычная история. Умерла, значит, умерла. Может, ей не повезло, а может, просто не было сил бороться. Я ведь всего лишь фотограф, а не магистер загадок.

Питер почувствовал, как холодный пот покрывает его спину. Он не знал, что ему казалось более странным: то, как Дженнингс игнорировал его вопросы, или то, что с каждым словом эта ситуация становилась всё более туманной и зловещей. Он снова посмотрел на фотографию девочки, и на миг у него мелькнула мысль, что её лицо ему чем-то знакомо — но он не мог понять, с чем это связано.

Он не мог с этим смириться. Мальчик подошёл к столу, где Дженнингс возился с реактивами, и неуверенно, но настойчиво спросил:

— Как её звали? Ту девочку на фото... Ты ведь снимал её? Как её звали?

Дженнингс не сразу ответил. Он был сосредоточен на своих колбах и трубках, словно пытался создать химическую формулу, а не разговаривать с Питером. Но когда мальчик не отступил, Дженнингс чуть приподнял голову и небрежно спросил:

— Что ты сказал? — Его голос был холодным и равнодушным, как обычно, но в нём сквозила нотка раздражения.

Питер почувствовал, как его терпение на исходе. Он был слишком задет, чтобы просто отступить. Он выдохнул и, собравшись с силами, повторил вопрос громче, почти крича:

— Как её звали? Назови имя этой девочки!

Дженнингс, не поднимая головы, продолжал работать с реактивами, помешивая что-то в колбе и как будто не слыша мальчика. Только когда Питер, не выдержав, заорал в следующий раз, Дженнингс наконец оторвался от своей работы. Он бросил взгляд на Питера, но ответил равнодушно, как всегда:

— Да не знаю я её имени, — буркнул он, будто эта информация не стоила его внимания. — Странное какое-то было имя... Что-то вроде... материка, а не человека.

Питер застыл на месте, не в силах поверить своим ушам. Он подошёл ближе, пытаясь разобраться в том, что сказал Дженнингс. Материк? Что он имел в виду? Он не мог понять, почему Дженнингс так безразлично говорил о ней, словно она была просто еще одной моделью, которую снимал за деньги. Но что-то было не так, что-то не сходилось в его рассказе.

— Почему у неё имя было как у материка? — Питер повторил свой вопрос, не в силах оставить его без ответа.

Он пытался уловить хоть малейшую искру в реакции Дженнингса, надеясь, что фотограф хоть немного отвлечется от своих дел и объяснит хотя бы немного.

— Ты что, совсем с ума сошел? — раздраженно буркнул фотограф, не поднимая головы. — Я не запоминаю каждую модель, с которой работаю. Это просто работа, понимаешь? Она была моделью, я её снял для какого-то дешёвого фильма, и всё. Могу только сказать, что у неё было странное имя — что-то вроде «Азии» или «Америки», как-то так. Ты меня отвлекаешь.

Питер почувствовал, как его терпение начинает иссякать. Он не верил, что это было просто совпадение. Имя девочки, о котором говорил Дженнингс, было слишком необычным, слишком странным, чтобы быть случайным. Но Дженнингс явно не был готов рассказать что-то большее. Мальчик продолжал стоять в студии, ощущая, как его раздражение растет.

— Но ты ведь что-то помнишь о ней, верно? — Питер не мог оставить это. — Ты же провел с ней время, снимал её. Не может быть, чтобы её имя вообще не запомнилось. Это же... Это же важно!

Дженнингс, наконец, остановился и вздохнул. Он повернулся к Питеру, его взгляд стал немного более сосредоточенным, но всё равно оставался сдержанным.

— Что-то важное? — Дженнингс слегка усмехнулся. — Ты не понимаешь, Питер. Это просто работа. Я снимаю модели, делаю фотосессии, а потом забываю. У всех моделей, которые я снимал, есть свои имена. Но никто не интересуется этим. Всё, что важно — это кадры, которые получаются. Всё остальное — ерунда.

Питер не был удовлетворен. Он чувствовал, что что-то скрывается за этим равнодушием. Почему он, мальчик, не мог отстать от этой фотографии, от этого имени, которое постоянно вертится в его голове? Почему оно не давало ему покоя?

— Но она была кем-то для тебя, не так ли? — продолжил он, не желая сдаваться. Его голос звучал настойчиво. — Ты ведь сказал, что это было для фильма. Ты не можешь просто забыть её. Особенно если она погибла... две недели назад, как ты сказал.

Дженнингс наконец поднял голову. Его лицо стало серьезным, глаза скрыли какую-то глубину, словно тень, которая давно не покидала его. Он сделал паузу, перед тем как ответить, а затем произнес, небрежно и с некоторым раздражением:

— Честно скажи, ты что, влюбился в эту девочку? — его тон стал резким, как будто он не ожидал таких вопросов. — Что ты меня дёргаешь по пустякам?

Питер почувствовал, как его сердце забилось быстрее, и с нервным жестом сделал шаг назад. Он не знал, как реагировать на слова Дженнингса. Его обвинение повисло в воздухе, словно ледяной ветер, но Питер все же не мог отделаться от ощущения, что что-то в этом разговоре не так. Он посмотрел на фотографа, но вместо того, чтобы увидеть хоть какую-то скрытую эмоцию, он встретил лишь беспечную усмешку.

Дженнингс щелкнул пальцами, с легким вздохом продолжая возиться с оборудованием. Питер, стоящий в нескольких шагах, все еще пытался понять, что за странные ощущения терзали его. Он не знал, что думать. Всё, что говорил Дженнингс, звучало как отговорка, как желание сбежать от неудобных вопросов.

— Это просто фотосессия, Питер, — произнес Дженнингс, продолжая вертеть в руках камеру. Он выглядел по-настоящему поглощенным процессом, его лицо не выказывало ни малейшего интереса к разговору. — Съемки, одно за другим. Модель для небольшого киношного проекта. Вот и всё. Умерла — да. Имя странное, да. Но не стоит цепляться. Это не фильм Андрея Тарковского, в конце концов, где каждый актёр чуть ли не центр Вселенной.

Питер стоял рядом, вглядываясь в фотографа, его сердце билось быстрее. Слова Дженнингса звучали словно отговорка, но Питер не мог их принять. Он чувствовал, как его внутреннее беспокойство растет. Эта девочка на фотографии — она не была просто еще одной моделью. Это было что-то большее. Или, по крайней мере, Питер был уверен, что за этой историей кроется нечто необычное.

— Ты не понимаешь, — сказал Питер, стараясь удержать голос спокойным, но в его тоне все же сквозила тревога. — Ты говоришь, что это просто работа. Но как-то... это не просто работа. Это что-то странное. Ты не можешь просто забыть её, Дженнингс.

Фотограф, не отрываясь от камеры, только усмехнулся. Его реакция была предсказуема, но она не успокоила Питера. Дженнингс не обращал внимания на его слова, как будто бы мальчик вообще не стоял рядом.

— Зачем тебе это, Питер? — Дженнингс наконец отложил камеру, скинул объектив и поджал губы, его лицо стало напряженным и раздраженным. Он взглянул на мальчика, как будто тот был пустой тратой времени. — Ты слишком цепляешься к мелочам. Это была модель. Мы сняли её. Она сыграла свою роль. Умерла? Ну, так бывает. Имя странное? Что поделать, так уж её назвали родители. Ты, похоже, либо втюрился в её фото, либо ещё что-то...

Питер почувствовал, как его сердце учащенно забилось. Он не знал, что ему ответить. Дженнингс явно был не настроен на серьезные разговоры, и его легкомысленное отношение к смерти этой девочки, как и всему, что с ней было связано, приводило Питера в состояние растерянности. Мальчик заметил, что фотограф был всё более холодным и отстранённым. Возможно, он просто не понимал, как это — потерять кого-то, даже если этот кто-то был просто человеком на фотографии. Но для Питера всё было иначе. Он не мог выбросить из головы её лицо, этот взгляд, который оставался с ним, несмотря на то, что фотография была уже так далеко.

— Ты правда не понимаешь? — наконец, проговорил Питер, стараясь скрыть свой гнев, но в его голосе всё равно слышалась тревога. Он подошел ближе к фотографу, не отрывая глаз от его лица. — Ты хочешь сказать, что тебе не важно, кто она была? Не важно, как её звали? Всё это тебе — просто работа?

Дженнингс только пожал плечами, не замечая, что слова Питера задевают его. Он взглянул на камеру, словно извиняясь перед ней за то, что отвлекается.

— Ты слишком много думаешь, Питер, — ответил он, повернувшись к мальчику. Его взгляд стал пустым, как если бы в нем не было никаких эмоций. — Работа есть работа. Я — фотограф, она — модель. Мы сделали что-то, что кому-то понравится. И всё. Тебе нужно быть осторожнее с тем, что ты себе надумываешь. Ты слишком много привязываешься к этим историям. Она просто человек, а не какая-то загадка.

Питер пытался не слушать его, но чувство беспокойства не отпускало его. Он снова взглянул на фото, на ту девочку, которая когда-то была жива. Почему его так тянуло вернуться к этой теме? Почему её смерть оставляла в нём пустоту, которую ничем не заполнишь? И что скрывал Дженнингс, скрывая такие простые, казалось бы, ответы?

— Ты даже не пытался узнать о ней больше? — Питер продолжил, не сдаваясь. Он чувствовал, что если сейчас остановится, никогда не получит ответов. — Ты говорил, что её имя было странным. Почему её родители дали ей имя вроде этого, а ты даже не поинтересовался?

Дженнингс не смог скрыть очередной вздох, его лицо исказилось от раздражения.

— Я тебе что, психолог? — произнес он с едким тоном. — Почему тебя так это волнует? Это её жизнь, её родители, её имя. Что, если оно было странным? Как это влияет на тебя? Ты бы мог просто переключиться и думать о чём-то другом. В конце концов, Питер, я не собираюсь рассказывать тебе подробности о каждом человеке, с которым работаю. Это просто модель. Мы все делаем свою работу, и на этом всё. Ты это понимаешь?

Питер почувствовал, как его гнев растет, но в то же время его охватывал холод. Он не мог понять, почему Дженнингс был таким равнодушным, почему фотограф не мог почувствовать даже капли сострадания. Но, в конце концов, мальчик знал — Дженнингс не был виноват. Он был просто таким, какой он есть — человек, который умел превращать людей в свою работу, в свою профессию. Для него модель была просто человеком на фотографии, частью потока, который проходил через его объектив. И, видимо, ничего больше.

Питер же был маленьким мальчиком, чьи эмоции до сих пор были искренними и чистыми. Его потрясла эта фотография — на ней была девочка, с длинными черными волосами и взглядом, который мог бы пройти прямо через душу. Она была красивой. Но не только её внешность оставалась с ним. Питер чувствовал, как что-то невидимое, почти мистическое, тянет его к этой фотографии. И не только потому, что она была хорошей моделью, и не только потому, что её смерть была так внезапна. Что-то большее было скрыто в этом изображении, что заставляло его не отпускать, как будто за этим снимком скрывался какой-то след, важная связь, которую он должен был найти.