Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

Наставницы приехали вечером тринадцатого, удивительно налегке, и это зная привычку Нэли тащить за собой в кортеже вообще всё, что тащится. Приехали злые, жаловались, потому что в дороге случились заминки; но Мауну тепло объяли, полюбезничали с ней, а затем ушли спать. Амая, конечно, тоже их встретила, но Мауна не видела, чтобы Умалла или Нэль с ней беседовали, не заметила; но не заметить — не значит, что ничего не было. Обе ушли спать, не вестать, у обоих — отдых; они не _развернулись_, как говорят Вестающие, не было обустройства всего под свой вкус и лад — значит, вскоре уедут, даже завтра.

«Будет завтрак-полдник-обед, потом — всё после него, потом — сразу прочь», — определила Мауна. Всё просто — приехали сказать Мауне, что вскоре Приятие, или даже сразу огласят, когда оно пройдёт. И по всему понятно, что вряд ли с собой заберут. Всё чётко, ясно и по делу.

В общем, у Мауны поднялось настроение.

Рассадка на завтраке случилась почти точно так, как определила Мауна, никаких сюрпризов: она подле Нэли, Умалла — по центру, напротив — одинокая Амая. Почти, потому что Мауна очутилась в окружении: Нэль — справа, Умалла — слева; это достиглось мягким-тихим «пересядем» от Нэли, и легоньким тормошением-пригладкой по плечу.

Мауна расслабилась, и ей всё даже понравилось. Наконец-то определённость: она взошла на корабль Внутренней Империи, что отчаливал в волнительное будущее.

— Эти листигийские дороги. С ума сойдёшь, пока доедешь, — флегматично пожаловалась Умалла.

— Та, — сказала Нэль, уплетая, — бывает и хуже.

— У меня есть клиент, Дорожное Управление. Говорит, в Листигии очень странная земля. Грунт глиняный, нужно какие-то сваи забивать. И почему-то каторжники тут очень мрут, болотный мор.

— Ненавижу, когда клиенты пускаются во всякое своё. Мне однажды прожужжали все уши о том, как всё сложно в Казначействе.

— А что там такого, наставница? — поинтересовалась Мауна.

— Та, я не поняла. Чем больше мусора в голове, тем хуже мнемонике.

— Согласна, — согласилась Мауна. Она со всем будет соглашаться.

— Ты ещё юна, у тебя ещё мало. Потом будет больше, только успевай убирать. Ты, Уми, как мусор убираешь?

— Вестающая может приказать себе всё что угодно, — холодно, расплывчато ответила Умалла, ударяя пальцами по столу. Поднимет их, расслабит. Тыц. И ещё раз тыц.

Она пока глядела только в сторону Мауны и Нэль, или вниз. Но это «пока» прошло:

— Как полагаешь, Амая? Ты как справляешься со всем лишним?

— Не знаю. А надо? Мне ничего не мешает, никто не мешает.

— Сиятельная Ваалу-Амая вдыхает много табака. Она поделилась, что это помогает. Это — её секрет, как справиться, — доложила Мауна, с эдаким юморком.

— Нет, нет. Это всё… временные меры, — осудила такие практики Умалла, но спокойно, походя.

— Надеюсь, ты не нахваталась вредных привычек, — помахала ей пальцем Нэль, и поглядела на Амаю, а ещё похлопала Мауну по ладони. Скрупулёзно рассматривая яйцо на вилке, добавила: — Та, Уми, всё в этой жизни временно.

Интересная она, Ваалу-Нэль. Она тоже из патрицианского рода, как и Мауна, марнский нобилитет. Что-то северное: широко посаженные, рысьи глаза. Её манеры безупречны, но лишь тогда, когда она этого хочет; обычно она быстро расслаблялась в соответствующей обстановке, и её простота многих подкупала.

— Нет, не всё. Было бы всё временным, мы бы здесь не сидели, — почесала Умалла щеку, поглядев в окно. — Мауна, твоё мнение: что не временно? — спросила, всё так же глядя туда.

Умалла говорит медленно. Как-то когда-то кто-то проговорился о врождённых пороках, и что мастерица жизни чуть не удушила её по требованию отца. Мастерица в последний момент отказалась и убедила отца, что дочь вырастет если не как надо, то хоть как-то. Она не высокородна. В молодости она была до мурашек красива, смерть всем львам; хрупкий подбородок, широкая мордаха; удивительно тёмная шерсть.

— _Гегемоникон_. Ваал. Империум. Тиамат, — очень спокойно ответила Мауна, без всяких сомнений.

— Поэтому я люблю, когда Вестающая — из патрициев, из старокрови, — почесала Умалла хрупкий, легендарный подбородок. — В этом всегда есть что-то… правильное, — поглядела на всех, ещё раз пристукнув пальцами-коготками. Тыц.

— Все сёстры — патрицианки, так или иначе. Кодекс, — беседа не мешала Нэли споро кушать. Мауна подсчитала, что та съела уж шесть яиц. Нэль очень их любит.

— Вот именно. Так или иначе, — вздохнула Умалла. — Что ж… Сёстры, — взгляд на Мауну (прямой), на Амаю (с наклоном головы), — как вы провели время? Сколько это… Две луны?

— Полторы. Шесть недель, — мгновенно ответила Нэль, взяв звонок; передумав, отставила.

Они были одни — всем не-Вход.

— Итак, Мауна. Ты первая. Ваалу-Амая тебя поправит, если будут неточности, — зауправляла Умалла.

Когда предыдущая Вестающая, перед Умаллой, ушла на Возвышение, то ни у кого даже сомнений не возникло, кто будет главной сестрой Мастр-Фейнского менгира.

— Да, я первейше хочу услышать, — заулыбалась Нэль, поглядев на Мауну; у Нэли обычай сидеть очень близко к кому-то, особенно к ученицам, Мауна чует, как её тело жмёт бедро. — Как ты себя вела, как шёл твой праксис? — снова похлопала по ладони, которую Мауна предусмотрительно не убирала со стола, зная тягу Нэли к кинестетике — она будет тебя трогать, так и сяк, жаться к тебе, очень близкая.

Мауна выдержала паузу, поглядела на Нэль, улыбнулась ей, очень аккуратно (Мауна же), затем взгляд на Умаллу; это ничего, ничего, ученице идёт немного поробеть, посерьёзничать, бояться градиента статуса.

«Не делай этого, не делай этого, не делай», — приказывала себе Мауна. Ай, тщетно. Поглядела на Амаю.

Несколько вдохов-выдохов. Хорошо, что никто не может увидеть её хвоста. Можно увидеть, что расширились зрачки, но это такое, мало ли почему и зачем они расширяются. В отличие от Мауны, по которой (уже!) пошли трещины (юность…), у Амаи превосходный фасад — индиферрентность, лёгкая усталость, нечто вроде скуки. Никакой явной неприязни, только подземная. Она наблюдает за ней, мол, давай, брякни своё, что-нибудь округло-нейтральное, проплыви между камушками, Мяунишка, на мою бедную голову тут.

Мауна не может видеть, что её зрачки ещё больше расширились.

Вдруг Амая зашипела, очень классно и убедительно злобно. А затем очень одиноко рассмеялась, ударив по столу, неслабо так. Мауна вздрогнула, это ощутила Нэль, естественно. Умалла почесала нос, поглядела на Нэль. Та перебирала коготком большого пальца остальные четыре.

Амая показала на Мауну:

— А мы не сидели сложа руки. У нас даже был кой-какой праксис. Между нами даже шутка совместная родилась. Расскажу: захожу я однажды к ней, та читает, я спрашиваю что да как, и вообще, как Ремесло-то идёт, или не идёт, она робко говорит: «Преподобная, испытываю сложности, волнуюсь перед клиентами». Или что-такое… — помахала рукой Амая, прищурив глаз. — Ну я так и говорю: «Чего тебе, бери да принимай». А та берёт и признаётся, говорит: «Иногда у меня страх, что не смогу всё идеально», как-то так, идеально, и всё тут. А я шшшш, и зашипела. Говорю: «Ну, клиенты на тебя шипеть не будут, чего бояться-то?». Мы так посмеялись.

Умалла оказалась нерушима, Нэль внимательно выслушала с очень широкой улыбкой: превосходная шутка, изумительная сестринская помощь; потом поглядела на Мауну, с той же улыбкой, вот какие интересные вещи рассказывает Ваалу-Амая, ты только послушай, и кивнула, снова прихлопнув её по ладошке.

— Я потом ещё так делала, и вот же, глядите, дела пошли, — добавила Амая и отпила виносока, поболтав кубком. Ей икнулось, она прикрыла рот: — Ой, ца.

— Ты принимала клиентов? — бережно спросила Нэль Мауну, поняв, что уж всё.

Мауна не только смогла зарядиться холодом и этой незримой высокородной надменностью, она ещё и вспомнила походя, как Амая наступила ей на хвост (шла сзади, Мауна сидела на полу), случился однажды такой ужас. Вроде ж нечаянно, но кто знает её, эту Амаю. И история с шипением, она имела место, безусловно, не сомневайтесь.

— Да, принимала клиентов, в присутствии преподобной, естественно. Ваалу-Амая очень занята, и редко их принимает, — небольшая заминка, — поэтому я решила, что это хороший предлог помочь. И благодаря этому шипящему наставлению, которое я очень хорошо помню, я смогла их принять без излишних волнений.

— И как всё прошло? — Нэль смотрела только на Мауну, как и Умалла.

— Думаю, хорошо. Я делала это три раза, — Мауна глядела в глаза близкой Нэли. — В первый раз — обязана при этом случае поведать наставнице — я вошла в переплёт с местным львом дела. От него регулярно идут Вести для сноходной Ваалу-Тарии.

— Зачем? — спросила Умалла.

— Инсайт, — ответила правду Мауна.

Это нашло понимание и у Нэль, и — кажется — Умаллы тоже.

— Как его зовут? — спросила главсестра менгира.

— Сир Сатарин, с местным прозвищем «Куцый». Его дело сомнительно, но… — засмущалась Мауна.

— Хм… Это разве не… — прищурилась, припоминала что-то Умалла.

— Очень хорошо, Мауна, — сразу прокомментировала Нэль. — Инсайт, так инсайт. Мы должны ловить инсайты. Итак, что ещё?

— Аумлан, наставница, всё как мы делали. Каюсь, я пристрастилась к езде ещё больше…

— Да, — перебила Амая, грубо. — Я нахожу необычным, как много внимания Мауна уделяет езде. Баш не очень безопасен, есть тут всякая шваль. А также она усердствует в _аумлане_, мне даже не с кем предужинать, да что ж такое, — смех Амаи. — И, в конце-концов, надо озаботиться своими сестропортретами, а не жаловаться на их отсутствие в иных обителях, — показала пальцем на Мауну. — Раз уж пошли такие успехи.

— Простится мне, преподобная. Я почувствовала, что я должна… — Мауна закрыла глаза, её исказило напряжение. — Мне здесь, в Луне Охотницы, хорошая обитель сама по себе, хорошо пошло намерение, очень хорошо. Как наставница Нэль учила, так я и входила, и как-то сразу… само получилось. Было так. Как я взяла переплёт у сира Сатарина, этот инсайт, оттуда всё и пошло. Ваал вывел. Его срочная Весть… точнее, Весть судьи, с которым он пришёл… эта Весть не входила толком в Граф преподобной Ваалу-Амаи, ему пришлось бы долго ждать, и я взяла… и застамповала её сама… — Мауна виновато поглядела на Нэль, на Умаллу, но не поглядела на Амаю.

— Да, это было нехорошо, — закивала Амая.

— Да, Мауна, так делать нельзя, — сияюще глядела на неё Нэль, только на неё.

— И в ту же ночь я смогла взять сестросвязь с превосходной Ваалу-Тарией. И после этого плотина, — Мауна совершила жест почтения, _анлиль-гастау_, прижатые уши, — разрушилась. Наш менгир, Тар-Сильйский менгир нашлись, и… Дары Ваала непостижимы, почтённые ими пусть не имеют сомнений.

— Это прекрасно, Мауна, — обняла её Нэль. — Умница.

— Что ещё? — вполне дружелюбно спросила Умалла.

А что ещё, подумала Мауна. Ах, вот что ещё.

— А ещё я открыла Дар эмпатии.

— Это как? — Нэль удивилась по-настоящему.

— Не знаю. Ваал дал очень поздно. Но… нам даруется, когда мы готовы, так ведь, наставница?

Нэль свойски и привычно взяла её за мордаху, высмотреть, по своему обычаю.

— Не волнуйся ты так. Ты вся такая взволнованная… Ну, ну. Вся закрытая, ну.

— Как же не волноваться, наставница, — как всегда, серьёзная Мауна.

— Уми, а ну глянь, ты лучше высматриваешь, да и эмпатия у тебя есть.

— Да какая там, что есть, что нет. А ну, дайте сюда…

Пришла очередь Умаллы глядеть в глаза Мауны, наклонять так, эдак.

— Свечка есть? А ну дайте.

Нашлась — её дала Нэль. Умалла заодно взяла своё зеркальце, и так, с помощью него и свечки, смотрела в глаза Мауне. Амая с капризным видом принялась за своё любимое, за пахлаву, и наблюдала всё, отставив руку с этой самой пахлавой, подложив ладонь под локоть.

— Ого. Ну Нэль, у неё ж была эмпатия и раньше, — засомневалась во всей истории Умалла.

— Да не было! — даже разозлилась Нэль. — Точно.

— Не было, говоришь?… Ну, теперь есть. Увесистая такая.

Умалла оставила Мауну в покое.

— Вот так новости! — ещё раз обрадовалась Нэль. День приятных сюрпризов. Она пригладила Мауну по шее, плечам, дотронулась к носу. — Моя ученица.

Все успокоились, Мауна потёрла ладошки.

— Что ещё мне привнести в ответ… Больше нечего сказать, если по-честному. Надеюсь, я не была обузой, сиятельная Ваалу-Амая?

Та, жуя, поглядела на Мауну. Откусила от пахлавы.

— Нет, — пожала плечом, поглядела в сторону.

Та-тыц — это пристукнула Умалла. И показала Нэли на звонок, а то он подле неё стоял.

— Позвони, мне руки помыть надо.

Всё, пришли служанки, суета, Амая огласила, что ей надо выйти, что и сделала. И сразу после этого Умалла предложила выйти на воздух, чего внутри сидеть.

— Проведи нас вокруг Луны Охотницы, — попросила-потребовала Нэль, провела Мауне по спине.

Мауна их повела. Показала: вот тут я стреляю, тут небольшой садик. За ними пробовала уплестись телоохрана, Умалла отогнала их жестом. Она молчала, Нэль расспрашивала всякие мелкие детали, что-то заговорила о кустах — она очень любит сады, растения, цветы. Обошли обитель, вернулись туда, где Мауна стреляет, прямо возле двух мишеней, которые приказала сделать. Почему-то Нэль и их рассматривала, даже обошла; а затем встала сзади, положила руки на одну из них. Умалла оперлась рукой о дерево, порастягивала себе плечо, зевнула, расчесала себе сильно загривок. И, без предисловий:

— Мауна, твоё Приятие будет через луну.

— Бесконечно благодарна за эту весть от сестринства, — чуть поклонилась Мауна, прижав уши. — Не смела мечтать, что так быстро. Моя ёмкость на весть и приём ещё не совсем достаточна…

— Всё — наживное, быстро пойдёт. Любишь ты поскромничать. Расскажи нам, как тебе здесь было, — Нэль положила подбородок на руки.

— Расскажи нам о ней, — уточнила всё нужное Умалла.

— Многое уже было услышано. Преподобная Ваалу-Амая злоупотребляет табаком…

— Амая, Амая. Так уже говори, ты скоро будешь Вестающей, — тут же поправила Нэль.

— Амая, по моему мнению, не уделяет должного внимания регуляции Семьи. Она, безусловно, пыталась дать мне несколько советов, и некоторые оказались даже хорошими, — сказала Мауна, и Нэль усмехнулась, а Умалла беззвучно хмыкнула. — Я следовала праксису сама, как меня учила наставница Ваалу-Нэль, и…

— Учила ты меня, Нэль, — снова поправили её.

— Простится… Как ты учила, наставница Нэль. Наставница я не уберу, позвольно?

— Хорошо, Мауни, — зажмурила та глаза, и поглядела на Умаллу.

Нэль всё трогала вогнанную в мишень стрелу, любопытствуя, как львёна. Она попыталась её вытащить, но наконечник хорошо так застрял.

— Однажды мы попробовали совместку, в самом начале. Это была её идея. Идея оказалась неважной. Амая заболела на три дня, а я… я выражусь экспрессивно… плевалась.

Нэль засмеялась вслух, Умалла — беззвучно.

— А так: мне не мешали, я никому не мешала, и — признаю — вмешивалась в регуляцию и захаживала в Медиум.

— Это ты любишь, в Медиуме покрутиться, — заметила Нэль.

— Кто-то к ней приезжал? — спросила Умалла.

— Клиенты? Да, но все три раза клиентов принимала только я. Это удивительно, на самом деле.

— Нет, кто-то другой.

«Так», — подумала Мауна. — «Амая говорила, что уладит это сама. Но не выбирать… Припрут».

— Приезжал. Её любовник, я узнала, что он — тайник.

— Верно, — угрожающе подтвердила Умалла.

— Приезжал, правда, только раз. Я имела с ним небольшую беседу, случайно.

— И что? — поинтересовалась Нэль, всё также покоя мордаху сверху мишени, и оставив стрелу в покое.

— Недостойный Вестающей тип, мне не понравился. Но, полагаю, это не единственная её проблема, — Мауна попробовала увлечь от этой темы.

— О нет, Маун. Не единственная, — с готовностью согласилась Нэль.

— Её непоследовательность и глупость, плохой раппорт с сёстрами, аномия в делах сестринства, да и к самим сёстрам, — раскладывала Умалла. — Смертельная халатность с её прежней Семьёй. И последовательное саморазрушение. Она ведётся чрезвычайно неподобающе во Внутренней Империи.

Они замолчали. Мауне не понравился поворот разговора. Их тайна закопана и спрятана, это ясно, улики сожжены. Но тут… тут что-то всё идёт куда-то… переходит куда-то прямо на неё, на Амаю; а как её саму закопать, куда спрятать?

— Кстати, Нэль, почему ты мне не сказала об убийстве Семьи? — ещё одна развилка от Мауны, вполне логичная. Она уже, считай, сестра? Так и ответы давайте, как сестре.

— Ты должна была приехать чистой, взглянуть на всё чистым взглядом. Не хотела ещё больше портить тебе это испытание. Я долго думала, правильный ли это ход… Думаю теперь, он был неправильным, — обезоружила Нэль Мауну, опытная.

— Она — большая проблема, Мауна. Всё бы ещё ничего, но с этим своим тайником она давно и вконец перешла все границы, — скрестила руки Умалла.

— Что же с ним? — выдохнула Мауна, тоже скрестив руки.

— Она протекает, как сито. Из неё тайник вытягивает всё, что хочет. Она разбалтывает ему многие вещи, вопреки обету, сестринству, да и даже здравому смыслу. Это уже наделало нам много неприятностей, Мауна. И одну серьёзную такую проблему.

Что ж, поставим огромную мишень, очевидное решение.

— Тогда нужно решить с ним вопрос. Избавим её от него, — резко, злобно сказала Мауна.

— Он — не болезнь. Он — её признак. Не в нём дело, — меланхолично заметила Нэль.

— Именно. Решать вопрос нужно с самой Амаей, — Умалла, много более прямая, ходила напролом.

— В таком случае… — подумала Мауна, прошлась два шага. — Уберём её из Луны Охотницы, отправим на долгий отдых. Это вопреки нашим практикам, её Ремесло пострадает, но…

— Это ничего не даст, — жест отрицания от Умаллы.

— Не бывает бывших Вестающих, Мауна. Бывшей Ашаи можно стать. Вестающей — никогда, и ты это знаешь, — сказала Нэль.

— Но ты начала верно. Её надо убрать.

Мауна глядела то на Умаллу, то на Нэль. Погладила свою инсигнию.

— Это то, что я думаю?

— Да, — сразу сказала Умалла.

«Амая!», — молния в метанойе Мауны.

— Только сестра Внутренней Империи может разделаться с другой сестрой. Только так, Мауна, — молвила Нэль, и показала на неё.

Они не стали продолжать, они наблюдали за Мауной. Это было странно: она волновалась куда больше там, за столом, но смогла переволить себя, всё сыграло хорошо; теперь же она даже не волновалась, потому что нету смысла тут волноваться, здесь вообще нету никакого смысла, здесь нужно решать. Пути два: взяться за это; отказаться. Иного не дано. Откажешься: Амаю всё равно убьют, ну точно попытаются, да хоть сами и прямо сегодня, и никакого контроля над этим у неё, Мауны, не будет. Согласишься: можно выкручиваться, купить время, что-то придумать, есть контроль.

— Подойди ко мне, — наконец, Умалла подозвала её жестом.

Она подошла, и Умалла отработанным движением всучила ей флакончик, маленький такой, из поясной сумки. Прямо в ладонь. Мауна спрятала всё за пласис, не глядя.

Сделав дело, Умалла отошла, встав ко всем хвостом, и глядела на юг и вверх.

— Я должна спросить… Я должна уяснить для себя несколько вещей.

— Твоё сомнение, твой страх — естественны. Не думай, что мы делаем это легко, — вздохнула Нэль, глядя на обитель.

— У нас есть на это… санкция… сестринства?

— Высокая Мать знает. Ваалу-Веста. Полагаю, этого тебе достаточно. Но это только между нами, — мордашка Нэли снова на мишени, голова набок, её рысьи глаза. С неё сейчас можно нарисовать хороший портрет.

— Только, — подтвердила Умалла, не оборачиваясь.

— Что она наделала?

— Много чего, благодаря своему тайнику. Нэль тебе потом расскажет, что случилось с Кетирой из-за этого, — теперь Умалла начала обходить Мауну кругом, разглядывая.

— Ты, главное, сделай всё аккуратно, выжди момент, и только сама. Только. Сама, — советовала Нэль.

— Не попадись. Хорошо спрятала? — осматривала её главсестра.

Мауна постучала по пласису, но Умалла не доверилась, и заглянула ей за шиворот.

— Нэль, смотри, — заинтересовалась, — карманы внутри пласиса. Ничего себе, удобно. Надо сказать моим портным.

— У тебя что, в пласисах карманов нет изнутри? — со смешком спросила Нэль.

— Нет.

«Надо что-то сделать. Надо сделать что-то ледяное, омерзительное», — пыталась спастись Мауна. Она не должна переживать, плакать, падать в обмороки, мякнуть, волноваться, пытаться всё дотошно выяснять и складывать в успокаивающую кучу все причины — это всё бессмысленно. Блеск превосходной идеи: взять и прямо тут выпить яд самой, без лишней болтовни и прочего. Вообще шикарный жест, безупречный. Она даже заложила руку за пласис, но стало страшно. Очень страшно. Одно дело: думать об этом, воображать себе, воображуле, можно всё; иное: тянуть руку и уже нащупать флакон. Оставила, потянулась за зеркальцем: побудем сукой, если не можем быть Ашаи высокого андарианского происхождения, Ваал-Сунгой старой крови, и посмотримся в него.

— Это не вызовет вопросов у Палаты, Империи? — спросила Мауна, глядя на следы усов в зеркальце.

— Все вопросы, если вдруг даже у кого-то возникнут, очень быстро исчезнут. Но не возникнут, — одобрительно, с облегчением глядела на неё Нэль, с гордостью.

— Это разбивает мне сердце, — подняв голову, Мауна тщательно рассматривала, что у неё там с точками дистанции под глазами.

Нэль глядела на неё туманно и бесконечно трогательно, вот как мать смотрит на дочь, что выходит замуж. Кажется, она сейчас заплачет.

— Мауна, ты умрёшь с разбитым сердцем, это я тебе обещаю. Как и все мы, — закрыла дело Умалла.