Толкование сновидений (джен)

Вечером по приказу господина Линя слуги приставили к ложу больного жаровню, полную кедровой коры и целебных трав. Но ее жара не хватало — тот, кого друзья за горячую кровь и вспыльчивый, как порох, нрав называли Огоньком, трясся под меховым одеялом, отчаянно пытаясь хотя бы протянуть руку к источнику тепла.

Уходя, слуга не до конца задвинул за собой дверь, и теперь тепло утекало в серое небо, срывалось в пропасть, которой был окружен Архив, растворялось в шуме дождя, бисерными нитями шелестевшего снаружи.

Призраки прошлого не хотели уходить. В мерцании свечей Линь Шу грезился профиль Нихуан — тонкие черты лица, большие блестящие глаза, серебряные подвески, спускающиеся с висков. В голосах хранителей Архива, доносящихся из-за бумажных стен, ему слышались споры между Цзинъюем и Цзинъянем. Сквозь листья бамбука на старом, пожелтевшем от времени рисунке на стене, на него смотрела матушка. «Она мертва», — Линь Шу снова повторил эти слова, но сердце, глупое сердце, до сих пор отказывалось верить.

Воспоминание полоснуло раскаленным ножом: матушка любила затяжные осенние дожди. Они означали, что ее возлюбленные мужчины — муж и сын, — утомившись тысячей ежедневных дел Армии Чиянь, обязательно придут ее навестить. Будут сидеть в жарко натопленном павильоне, слушать напевные мелодии, исполняемые искусными музыкантами или даже самой хозяйкой дома, прихлебывать горячий чай или вино из крошечных фарфоровых чашечек и просто быть рядом с ней.

Больше никогда. Не будет посиделок, на которых матушка обсуждала с сестрами и подругами домашние дела, узоры вышивок или советы астрологов относительно даты будущей свадьбы Шу и Нихуан. Не будет визитов во дворец к бабушке, Великой Вдовствующей Императрице, и тетушке Юэ-Яо, супруге Чэнь. Не будет и робких поцелуев с Нихуан.

Всё исчезло. Умерло, растворившись серым дымом. Теперь призраки старшей принцессы Цзиньян и супруги Чэнь скитаются по Дворцу, моля о мести. Духи предков, вырвавшиеся из разоренной гробницы семьи Линь, и родичей, казненных за измену, взывают к единственно уцелевшему потомку. «Выживи! Выживи ради Армии Чиянь!» — приказывает отец.

Хочется выть диким зверем. Хочется встать, схватить меч и идти убивать всех: злодеев, предателей, слепцов, поверивших навету, — вот только… Стоит повернуться, как тело пронзает невыразимая боль. Зуд подживающих ран становится невыносимым, заставляя извиваться в тугих повязках. Что провоцирует еще один, еще больший шквал боли — и беспамятство.

Проваливаясь в блаженное забытье, можно хотя бы поговорить с единственным, кто тебя понимает.

* * *

— Итак, ты хочешь отомстить? — спрашивает Май Лзы.

— Я хочу убить их всех, — произносит Линь Шу сквозь зубы. Но слух у гостя из мира духов остёр, а сочувствие на редкость деятельно.

— Что ж, вот тебе соображение номер раз. Месть — вещь долгая и обстоятельная. Как говорится, «блюдо, которое подают холодным», — смакует горбатый хромец Май Лзы какие-то свои воспоминания. Его серые глаза туманятся, губы искажает жесткая усмешка. — Мне всегда казалось, что казнь тела, даже такая медленная, как смерть от голода в железной клетке, на потеху всей столице, — достаточно мягкое наказание человеку, который спровоцировал смерть тысяч невинных. Или который заставил молодую женщину обменять будущих здоровых и красивых детей на жизнь уродца, способного умереть в любой момент.

О чем он говорит? Странные дела творятся в мире, спрятанном за сторожевой крепостью Тай-Не-Ри.

— Жить, зная, что твои планы разрушены, а добытое великой ценой будущее так и не наступило — вот настоящее наказание. Хотя вера моей матушки требует подставить другую щеку и обещает смиренным царствие небесное. Интересная концепция, не находишь?

Огонек свечи вздрагивает. Ночные тени прячут на лице Май Лзы все морщины, превращая мудрого наставника снова в увлеченного, азартного и охочего до жизни молодого человека.

— Месть поглощает человека целиком — вот тебе истина номер два. «Решился мстить — копай две могилы», раз уж мы пошли по пословицам. — Он бросает острый взгляд на Линь Шу. — Может быть, мне просто везло на романтиков, но все люди, в итоге выставившие себя убийцами и террористами, отличались редкостным пренебрежением к личности и того, кого они предавали, и того, в чьих интересах якобы действовали. Идея становится важна, люди — уже нет… Любовь и смерть редко понимают друг друга. Только если ты любишь кого-то настолько, что готов за него умереть. Но убить… Здесь твоя любовь умирает первой.

Май Лзы протягивает руку к свече, и на стене возникает рогатая голова чудовища. «Умирает, а как же», — кивает оно уродливой башкой. Рогатое чудовище быстро превращается в волка, согласно клацающего теневыми челюстями. На смену им приходит Лунный заяц, хлопает крыльями ворон…

— И, наконец, третье: месть — дорогое удовольствие. Хочешь послать наемного убийцу? Поверь как эксперту: наёмник, сражающийся лишь за деньги, продаётся за ещё большие деньги. К тому же, не сочти за упрек, разве состояние вашей семьи не отошло казне? С какими ресурсами ты собираешься начать свою кампанию отмщения?

Будь Линь Шу здоров и силен, как прежде, он бы отправился в столицу, к родичам, поговорил с сановниками, обязанными своим возвышением родством и знакомством с семьей Линь. Золото, в конце концов, не единственный кнут, которым можно погонять повозку правосудия. Но теперь…

— Итого, вот что такое месть: долго, дорого, сожрет всю твою жизнь до секунды, да еще перекроит тебя целиком. Кстати, лекари пообещали тебе не так много времени, — добавляет гость безжалостно. — Но, начав дело, ты уже не сможешь позволить себе умереть, пока не доведешь его до конца. Устраивает тебя такой расклад?

Хорошо размышлять о мести и справедливости и взвешивать все варианты на весах рассудка, если ты бесплотный дух, разгуливающий между мирами и играющий в шашки сам с собой.

Вцепившийся в край мира живых Линь Шу, омываемый болью и изъязвленный жалостливыми, убивающими остатки его достоинства взглядами, соглашается не раздумывая.

— Устраивает, Май Лзы. Научи меня.