Танец без касаний (джен)

423 г. Р.Э., Святая Иерархия Тан

Саммест бесшумно приблизился к узкому окну большой гостиной. Оно не слишком подходило для того, чтобы наблюдать за происходящим на улице, но зато лишало возможности любых любопытствующих следить за происходящем в доме, впрочем, если правильно выбрать угол обзора… На углу улицы замерла фигура в темно-красном плаще. Фаах Аю кивнул в такт своим мыслям и медленно отошел от окна. Он вполне мог себя поздравить — с такой тщательностью, наверное, не охранялся и Дворец Иерархов. Ни зайти, ни выйти, ни даже отправить письмо. Домашний арест оказался полноценным заключением, только что условия действительно были самые комфортабельные. Но все же Аю чрезвычайно угнетала невозможность действовать.

Он наклонился, доставая из-под дивана оброненный веер, и развернул его, бездумно рассматривая вышитых шелком птиц. Уговорить Чие уехать оказалось не такой уж простой задачей: супруга внезапно проявила характер и заявила, что ее долг быть рядом с мужем. Саммест едва заметно поморщился — скандал вышел на редкость безобразным, словно они вернулись в самое начало совместной жизни. Тогда Чие почему-то была уверена, что слезы и эмоции — это то, что способно заставить его изменить принятое решение. Глупо и нерационально.

Вместе с Чие на север отправилось пространное письмо Дае. Не то чтобы в нем имелась необходимость, но Саммест предпочел подстраховаться: вмешательство семьи сейчас могло оказаться не только лишним, но еще и опасным. Просчитать, к чему приведет открытое противостояние Фаах и Энрах, было практически невозможно, но в том, что результат ударит по всей Иерархии — можно не сомневаться. Исход, которого следовало избежать любыми средствами.

Веер в руках Фаах Аю свернулся с резким щелчком, он вновь поднялся на ноги, прислушиваясь к гулкой тишине дома. Больше всего в любом ожидании Самместа раздражала невозможность влиять на события. Необходимость доверить исходы кому-то другому. Он видел — самым краешком глаза — призрачные ускользающие вероятности возможных действий и их последствия, но все они казались слишком уж ненадежными. Не слишком ли поздно для него думать об осторожности?

Предписание, содержащее настоятельную просьбу «не покидать столицу до выяснения всех обстоятельств дела», Ию принес ему лично. Этому, как и наличию внезапных свидетелей его пребывания в доме Энрах Саю Далливана, Аю ничуть не удивился. Ожидаемый ход. Вот только на то, что на его стороне доски фигур окажется на одну меньше, он совсем не рассчитывал.

— У Озерного острова видели корабли Империи, — Иллиав чуть сгорбился в кресле, будто пытался сохранить ускользающее тепло. Аю со смутным беспокойством отметил слишком резкие и глубокие тени и заострившиеся черты осунувшегося лица. Даже света в зеленых глазах, казалось, стало чуточку меньше.

— Полагаю, это означает, что произошло нечто… значительное, — Саммест в задумчивости провел пальцами по губам — жест, от которого он практически отучился в Империи, но который вернулся, стоило хоть немного перестать контролировать каждое свое движение. — Есть ли на кораблях императорское знамя?

— Если я верно понял доклады, только символы южного флота. Это важно?

— Чрезвычайно. Дейм придают символам намного больше значения, чем может показаться на первый взгляд. Никто не будет использовать знаки, воли которых он не несет. Вероятно, этого достаточно, чтобы предположить, что мы имеем дело с личной инициативой. Но также это означает, что в Империи произошло нечто, что позволило Югу чувствовать за собой право на эту инициативу.

Фаах Аю невольно посмотрел туда, где за сотнями стен и долгими переходами расстилалась скрытая ветрами и пылью земля. Далекая и головокружительно непонятная, которую едва удавалось поймать самым краешком глаза.

— Тогда почему об этом ничего нет в докладах посольства? — Иллиав, словно почувствовав его мысли, чуть повысил голос, вопросом возвращая к реальности и напоминая, что он, Саммест, уже здесь, а не за линией Черных Башен.

— Месяц Ветров. Ни один вестник сейчас не покинет столицу. Идеальный момент для… излишних инициатив. Но ведь тебя беспокоит совсем не это? — Аю цепко посмотрел на друга, ловя его взгляд и не оставляя возможности уклониться от ответа. Впрочем, последнее было совершенно не в стиле Ию.

— Мне необходимо быть там. Но я не могу. Просто не могу сейчас уехать, — где-то в глубине его голоса Самместу почудились отчаянные нотки беспомощности. Озерный остров был слишком ценен, чтобы глава Военной Канцелярии мог позволить себе не вмешаться, но здесь и сейчас Иллиав явственно чувствовал притяжение совсем другого долга и предназначения. Привычное чувство правильности дороги и выбора сейчас подводило его, давало внезапную осечку, порождая опасную и болезненную двойственность.

— Я справлюсь здесь. Разбирательство — дело долгое, а твое пребывание на юге вряд ли затянется. Деймские корабли никогда не покидают свои воды на длительное время, — Саммест постарался придать своему голосу намного больше уверенности, чем он испытывал на самом деле. Но Ию и так слишком увяз в его проблемах, подставлять его еще сильнее Аю просто не мог себе позволить.

Иллиав молчал и убежденным совершенно не выглядел.

— Ты сомневаешься во мне? — не слишком честный приём, но Саммест никогда не придерживался строгих правил в достижении целей.

— Нет. Но я прошу тебя — будь осторожнее, хорошо? Постарайся не ввязаться в еще большие неприятности, пока я не вернусь.

— Уговорил. Все дополнительные неприятности — только вместе с тобой, — Саммест позволил себе едва заметную улыбку.

— Я надеюсь на это.

Саммест медленно вернулся к окну, разглядывая пустынную улицу. Что ж, он действительно старался следовать обещанию, другое дело, что обстоятельства слишком часто складывались так, что выбирать приходилось между неприятностями и полной катастрофой. Но сейчас заботило его совсем не это: Фаах Аю уже привычным жестом поправил вновь пропитавшуюся кровью повязку на запястье и перебрал в уме то, что надлежало сделать в первую очередь. Одному Тану известно, сколько у него осталось времени, и чрезвычайно обидно было тратить его на пустое ожидание.

* * *

— Все спокойно, командир, — звук, с которым латная рукавица коснулась наплечника, в тишине города прозвучал особенно отчетливо и чуждо. Он резал слух, как фальшивая нота в мелодии.

— Вольно, рыцарь, — Тарсанах Сею Феллест вернул приветствие, едва коснувшись своего плеча, и прищурился, рассматривая тонущий в лучах закатного солнца двухэтажный особняк. Света в окнах не было видно, но Феллесту показалось, что у одного из узких окон мелькнул силуэт. Он отвернулся и теперь изучал взглядом переплетение городских улиц. Таких непривычно спокойных и ухоженных.

Феллесту не часто доводилось бывать в столице — а в последние годы граница и вовсе не отпускала его от себя. И он никогда не оставался в Святом городе дольше нескольких недель, теперь же недели растянулись на целый год, и Тарсанах Сею как никогда четко ощущал, что находится совершенно не на своем месте. И дело тут отнюдь не в том, что в Святом городе совсем не ощущалось скверны, а тени оставались только тенями. Но у него был приказ.

Коридоры Военной Канцелярии напоминали разворошенный улей: кто-то куда-то бежал, спешил, что-то ронял и сталкивался с такими же растяпами. Тарсанах Сею Феллест презрительно кривился, с легкостью обходя очаги беспорядка и уклоняясь от столкновений — на границе весь этот курятник разлетелся бы, едва ощутив дыхание скверны. Впрочем, он не мог сказать, что даже удалившись от границы, можно рассчитывать на спокойную жизнь: Феллест успел полюбоваться и диким колдовством ведьмы, неизвестно как появившейся почти в центре Льятты, и наслушаться причудливых сплетен о проклятых клинках в столице. Но сейчас речь шла о чем-то более… ощутимом и понятном. Флот несотворенных у границ Иерархии. Не то чтобы Феллест что-то смыслил в морских сражениях, но хороший Покров годится везде, где приходится иметь дело со скверной. Сею больше для проформы постучался и тут же толкнул тяжелую дверь, заходя в кабинет Пятого Иерарха.

Феллест любопытно огляделся по сторонам, но кабинет Высшего Иерарха Иллиава во Дворце Иерархов выглядел почти так же, как кабинет Гранд-рыцаря Иллиава в Сиаальской крепости: минимум мебели, полное отсутствие любых украшений и лишних вещей и множество бумаг, громоздившихся на столе идеально ровными по виду, но совершенно беспорядочными по смыслу стопками.

— Феллест, если ты где-нибудь видишь карту побережья, то дай ее мне, — Иллиав никогда не уделял внимание этикету, если этого можно было избежать, потому Сею ничуть не удивился такому приветствию, а лишь изучающе посмотрел на стол, пытаясь понять, где тут может быть означенная карта.

— А она большая?

— Ладонь на две.

Феллест кивнул и безошибочно выдернул из чуть покосившейся стопки лист плотной бумаги:

— Нашел, грандэ. Мы отправляемся на юг?

— Я отправляюсь на юг, — Иллиав принял из его рук карту и отточенным движением отправил в кожаный тубус, — а для вас найдется дело здесь.

— Вы не возьмете с собой никого из сотни? — пусть от знаменитой Иллиавской сотни¹ осталось всего пятнадцать человек, но все они были здесь. И все они по-прежнему были готовы следовать за своим командиром.

— Да, вы останетесь в Святом городе. Из-за последних событий… ты ведь слышал о проклятых клинках? — Иллиав отложил тубус в сторону и теперь смотрел только на Феллеста.

— Значит, это не просто слухи? — От тяжелого, пронизывающего взгляда хотелось бежать, но Сею только выпрямился, безбоязненно принимая будто льющуюся вокруг силу и пытаясь понять, что же на этот раз скрывается за ней.

— Не слухи. Восьмой Канцелярией ведется разбирательство. Вчера было издано предписание, — Иллиав подтолкнул через стол свиток с печатью Канцелярии, Феллест мгновение помедлил, а потом развернул его, быстро пробегая глазами строки официального документа. — И вы проследите за тем, чтобы оно было исполнено в точности.

— Разве это не дело привратной охраны? — за свою долгую службу Феллест получил и исполнил множество приказов, подчас весьма странных (и большая их часть исходила именно от Иллиава), но этот настолько не желал укладываться у него в голове, что Сею решился переспросить.

— Никого не впускать и не выпускать наружу. Никакой переписки или иных контактов. Не думаю, что привратной охране это по силам.

Феллест хмуро изучал текст предписания, а в его голове бродило слишком много сумбурных мыслей, чтобы он мог вычленить хотя бы одну.

— Это важно, Феллест. Важнее всего остального, — Сею видел, как резче обозначились тревожные морщинки у глаз Иллиава, — я не могу остаться сам, и потому оставляю тебя. Не дай кому-либо помешать свершению воли Тана.

— Я все сделаю, грандэ, не сомневайтесь, — Феллест резко поклонился, прижимая ладонь к груди.

— Я больше не твой гранд-рыцарь, Сею, — Иллиав отрицательно качнул головой.

Тарсанах Сею Феллест лишь упрямо наклонил голову, не желая спорить об очевидных с его точки зрения вещах.

— Рыцарь-паладин Феллест, — Сею повернулся за мгновение до того, как услышал шаги и голос. Молодой рыцарь вздрогнул от неожиданности: видимо, раньше не очень-то верил слухам о том, что к Феллесту нельзя подобраться незаметно. Но ларнийцы вообще не доверяли силе благословенных, даже если она принадлежала им самим.

— Что у тебя?

— Я… мне кажется, за домом следят. Там, — он мотнул головой в сторону, — кто-то часто бывал, но не после того, как мы пришли сюда, — с каждым словом голос парня делался все тише, — вы приказали сказать, если… но…

— Показывай! — Феллест возвёл глаза к небу и медленно выдохнул: ларнийцев среди паладинов было мало и еще меньше среди них встречалось благословенных, но совершенно с каждым обнаруживались какие-то проблемы. Этого мальчишку, Цеарх Лею, в сотню приволок Шеллан Наю и утверждал, что второго такого поисковика не найти во всем Ордене. Наю Феллест верил — Тан одарил того своими Глазами, позволяющими видеть других благословенных, и осечек за ним не водилось. Иногда Феллесту казалось, что тот видит даже слишком многое, но Наю всегда хватало мозгов, чтобы не распространяться о своих знаниях. Вот только Лею сам в себя не слишком-то верил, и, если на границе с этим как-то удавалось справляться (все же скверну слишком тяжело игнорировать, а тем более не верить в нее), то, оказавшись в городе, молодой рыцарь словно разом растерял всю приобретенную уверенность.

— Вот здесь, — Лею отошел в сторону, не мешая Феллесту осматриваться. От дома здесь было довольно далеко, но и заметить притаившегося человека непросто, а официальные выходы просматривались безупречно. Кем бы ни являлся неизвестный наблюдатель — его определенно не снабжали картой секретных проходов, как самого Феллеста. Им он уделил особое внимание. Если хотя бы половина того, что говорили о старшем иерархе Самместе — правда, то это совершенно не тот человек, который будет пользоваться общеизвестными путями.

— Хорошо. Можешь сказать, сколько было наблюдателей? Куда они ушли?

Лею мгновение помялся, неуверенно оглянулся по сторонам, но потом подошел ближе и опустился на колени, начав ощупывать землю. Он брал ее в ладони, пересыпал, растирал между пальцами мельчайшую пыль. Глаза рыцаря оставались закрытыми, а сам он будто спал. Феллест терпеливо ждал: он уже давно подметил, что все ларнийцы так или иначе тяготели к земле: будь то поиск следов, Покровы или предупреждения об опасности, все они так или иначе касались земли.

— Два наблюдателя. Они сменялись и ждали. Я чувствую… досаду? — Лею даже глаза открыл, беспомощно разглядывая камушек в своих руках, — они собираются вернуться. Как только что-то узнают.

— Больше ничего не чувствуешь? — Феллест протянул руку, помогая Лею подняться. Тот чуть пошатнулся, снова закрывая глаза, но тут же встряхнулся, приходя в себя.

— Нет, ничего. Но… вы же не думаете, что это все…

— Еще как думаю. И тебе следовало бы. Тан щедро благословил тебя, а ты все никак не можешь толком отблагодарить его за оказанную честь и перестать сомневаться, — Феллест осуждающе покачал головой. Солнце садилось, и по венам разливалось практически привычное тревожное предчувствие.

В отличие от многих сослуживцев, Сею любил ночные дежурства. Ему нравилась тишина: тревожные огоньки чужих мыслей успокаивались, горели сонно и лениво, по их движению можно читать движения других часовых, наблюдать за ночной жизнью крепости. Днем для этого находилось слишком много суеты. И именно поэтому Феллест не любил города — они оглушали, пригибали к земле, накидывались со всех сторон и безжалостно рвали на части. Он помнил, как после кампании четыреста шестого Орден с почестями приветствовали в Святом городе, а Сею только и мечтал оказаться где-нибудь подальше, с ужасом ожидая выезда на переполненную людьми площадь. В первое мгновение он совершенно потерял ориентацию в пространстве, а потом весь лишний шум как отрезало — Феллест не чувствовал ровным счетом ничего, только на самой границе сознания колыхалось легкое золотистое марево, а рядом с ним ехал тогда еще паладин Фалве Ию. Он даже не смотрел в сторону Сею, но тот не сомневался, кого ему следовало благодарить за покой и порядок собственных мыслей.

Феллест вскинул голову, чутко прислушиваясь к собственным ощущениям: он ясно различал огоньки мыслей каждого из членов своего отряда, но сейчас к ним добавилось что-то еще. Чужаки. Тарсанах Сею поднялся и неторопливо пошел вперед: как бы тихо они ни крались, скрыть свои мысли дано не каждому.

— Не лучшее место для прогулок, — заступая дорогу незваным гостям, Сею уже чувствовал, что к ним приближается Шеллан Наю и Цеарх Лею.

— Что вы себе позволяете! — в темноте Феллест не видел лица человека перед собой, но вполне улавливал его движения, а главное — чувствовал смятение мыслей. Пусть он не мог прочитать их, но даже куцых осколков благословения хватало, чтобы разобрать это.

— Всего лишь выполняю предписание Канцелярии Святой Иерархии. А вы?

— А у меня приказ Канцелярии! — в темноте мелькнула белым какая-то бумага. — Извольте тогда оказать содействие в препровождении Фаах Аю Самместа, подозреваемого в совершении тяжкого преступления, во Дворец Иерархов для дальнейшего расследования.

— Какое-то неудачное время вы выбрали для исполнения. Да и приказ ваш… не очень видно, — Феллест мысленно отсчитывал огоньки: посты вокруг особняка Фаах занимало семь человек, если не считать его самого и отзывать кого-то еще, кроме Наю и Лею, было неосмотрительно. Огоньков возможного противника перед ним в темноте ощущалось пять. И еще один в отдалении.

— Канцелярия желает избежать лишней огласки. Подозреваемый — не значит обвиненный. Вы собираетесь препятствовать исполнению воли Иерархов?

— У меня другой приказ. И я собираюсь ему следовать.

— Если вы будете упорствовать — отправитесь под трибунал. Это воля Высших Иерархов!

Феллест улыбнулся.

Возвращаться в четыреста пятом к рубежу Фа после разгрома было страшно. Феллесту казалось, что сама земля еще помнит пропитавшую ее кровь, а безнадежное ощущение страха и отчаяния пеленой висит в воздухе. Наверное, в глубине души никто из них не верил в свою способность сражаться с несотворенными.

Поэтому когда небольшой отряд окружили у блокпоста, а ощущение беспомощности и отчаяния стало практически осязаемым, Феллест не удивился. Он только смотрел — переводил взгляд с одного молодого лица на другое, и понимал, что в этот раз не сможет помочь никому из них. Тогда, в триста девяносто третьем, смерть пронеслась совсем рядом с ними, дохнула холодной решимостью, мазнула по серой пелене Покрова и прошла мимо. Он чувствовал себя трусом от того, что его жалких сил хватило только на то, чтобы отвести беду от себя и тех, кому посчастливилось оказаться рядом, но позже, вместе с обретенным именем, Феллест осознал, что помочь сохранить жизнь дело не менее важное, чем отнять ее. И это тоже часть победы. Но сейчас никто из них не мог этого.

— Если так и останемся здесь — мы обречены, — Феллест удивленно обернулся на голос: страха он не ощутил, только констатацию факта.

— Верно.

— Значит, надо прорываться, — спокойная улыбка в тот момент казалась абсолютно безумной.

— Выйти туда — к ним?! — а вот в другом голосе страха хоть отбавляй.

— А разве не за этим мы все здесь оказались? Чтобы выйти и сразиться со скверной? Или все же для того, чтобы обреченно отсиживаться по норам и ждать смерти как милосердия? Солнце все еще высоко, а, значит, Тан с нами. Мы прорвемся.

Слова, совсем простые и даже глупые слова. Феллест отчетливо осознавал это, но вместе с тем откуда-то из глубины души поднималась совершенно безумная надежда. Да, риск, да, безумный порыв. Но что-то все громче и отчаянней шептало, звало за собой, а каждое слово наполняло звенящей солнечной силой. В какой-то момент он действительно поверил — они смогут все.

Этого безумия хватило до первого шага за пределы стен, дававших хоть какое-то подобие укрытия. Чужая сила тут же навалилась со всех сторон, задрожала причудливо искажаемым пространством, ударила тонкими теневыми стрелами.

— Поднять Покров! — Феллест с трудом узнал свой голос, отдающий команду, и одновременно с этим сам пытался последовать ей. Покров взлетал, соединялся с чьим-то еще, но этого было мало. Ничто не могло удержать лавину.

— Вперед! Сомкнуть ряды! С нами Тан! — голос разливался золотом и мёдом, наполнял силой почти рухнувший Покров, вел и звал за собой. К нему хотелось быть ближе. Феллест направил коня вперед, практически вплотную приближаясь к чужой лошади и чувствуя, что остальные пытаются сделать то же самое. Сомкнуть ряды. Ударить единым кулаком. И молиться, чтобы Покров выдержал обрушившуюся на него лавину.

Феллест так и не понял тогда, каким чудом они разорвали строй несотворенных — впереди мелькнула белая вспышка, настолько яркая, что под рефлекторно зажмуренными веками заплясали пятна, его обдало теплом, а потом ощущение присутствия — чужого, жгучего, хищного присутствия — осталось позади, и он впервые за весь этот день почувствовал прикосновения солнца к коже. Теплое и тягуче-болезненное. В тот день Феллест всей душой поверил — Тан действительно был с ними.

Они все еще летели вперед, строй разошелся веером, но Феллест смотрел только на одного человека. Наверное, только потому и заметил, как он неумолимо медленно выскальзывает из седла, заваливаясь на бок. Феллест пришпорил лошадь, догоняя, и перехватил поводья, замедляя слишком быстрый бег и поддерживая плечом.

— Получилось? — в тихом голосе не было и грана той невозможной, увлекающей за собой силы, но Феллест ясно видел ее в солнечных бликах, все еще танцевавших в зеленых глазах.

— Конечно, с нами же был сам Тан.

Он обрел свое знамя восемнадцать лет назад и с тех пор ни разу в нем не усомнился.

— А с нами Тан!

Клинок с тихим шелестом покинул ножны.

Примечания:

[1] Подробнее об Иллиавской сотне можно прочитать здесь https://vk.com/wall-157774470_569