Оковы (гет)

Обморок Айрис был до того глубоким, что выбраться из его плена она уже не рассчитывала. Подняв руку к глазам, она ощутила непривычную тяжесть чужой одежды, почувствовала сильное давление на голову, руки и плечи. Перед глазами всё плыло, но спокойное лицо Лео она смогла различить даже помутившимся взором.

— Вы долго спали, — мягким, вежливым голосом произнёс он, оправляя на Айрис одеяло. Её голова покоилась на его сильном плече. — Но нашего прибытия вы не пропустили. Совсем скоро мы будем на поверхности. Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, — прохрипела Айрис, выпрямившись. Она огляделась по сторонам. Сейчас она сидела с Лео в тяжёлой, позолоченной кабине лифта, незаметно и ыстро ползущего по шахтам вертикально вверх. От центра Авиша до владений Соммерос путь занимал примерно половину дня. — Ненавижу эти встречи.

— Не стоит этого говорить, — он смотрел в одну точку перед собой. — Соммерос забеременела от человека, и её, да и всю человеческую расу ждёт божественный суд. Как вы думаете, каким способом нас уничтожат боги? Это будет пламя? Потоп? Яды? Хищные звери?

— Это будет твой пессимизм, — закатила глаза Айрис. — Тебе точно девятнадцать, а не три тысячи, Люциан? Ты вечно всем недоволен, как богиня с лун.

— Ничего не могу с собой поделать, — мягко улыбнувшись, он закрыл глаза, прижав руку к сердцу. — Пессимизм — черта взрослого человека. Моя преданность к вам выжгла во мне мальчика и собрала из пепла мужчину.

Айрис хмуро посмотрела на него, и Лео ответил ей ласковой улыбкой. На нём была строгая, простая, из грубой ткани ряса католического священника. Он сидел прямо, сложив руки на коленях. На его груди поблёскивал золотой медальон в форме шара, который символизирует ядро Авиша. Лео… нет, вернее, Люциан, был жрецом Драриры. Жрецы Соммерос носили на груди медальон в форме оскаленной медвежьей морды, поклонники Керарет не верили в значение символов, лишь малая их часть, звавшаяся Инквизицией, носили на груди геральдическую лилию.

Айрис была одета весьма роскошно — в пышное платье из серебристого шёлка, расшитое золотом. Её волосы были аккуратно убраны назад и закреплены лёгкой золотой сеточкой с россыпью бриллиантов. Она носила тяжёлые браслеты на руках и ногах, на которых были выгравированы руны, не несущие в себе никакого смысла.

Лео, мягко улыбаясь и сложив руки на груди, был до того кротким и прилежным, что сердце Айрис пропустило удар. Вздрогнув, она отвернулась и перевела взгляд на стену лифта, на которой трудами художников было нарисовано чистое небо в звёздах.

— Для таких слов ты слишком молод.

— О? Теперь вы заговорили, точно вечно недовольная богиня с лун? Ай-яй.

— Не брякни подобного при ней, — тон Айрис стал строже, приобрёл суровые нотки. — Вряд ли она обрушит на тебя звёзды, но реветь будет, запершись в своём замке, как минимум, десять лет.

— Ваша забота о недостойном мне так трогательна.

Айрис не ответила. Когда Лео, вернее, Люциан только спустился с поверхности к ядру планеты и поступил к ней в услужение, он прямо заявил, что за свою недолгую жизнь соблазнил более сотни женщин, что часть из них покорили его манеры и поведение, других — красивое лицо и крепкое тело, третьих — строгая одежда из грубой ткани. Айрис ему охотно верила, и с каждым днём ей становилось всё тяжелее смотреть на Люциана, как на обыкновенную челядь. К тому же он не уставал льстить и лгал ей, больной и озлобленной на весь белый свет, что из сотни женщин, соблазнённых им, она — самая очаровательная.

— Мы прибыли, — тяжело вздохнула она. Лифт замедлял свой ход, древние и тяжёлые механизмы останавливались, их гул стихал. — Кх. Ненавижу общество.

— Вы светская леди, моя госпожа. Где ваши манеры?

— Могу себе позволить вести себя так, как захочу, — она вновь нахмурилась. — И что будет, если мне кто-нибудь возразит? Ни-че-го.

— Я возражаю вам, моя госпожа, — говоря это, он опустился перед ней на колени и тёплыми губами мягко коснулся бледной руки. — Лишь от вас и вашего поведения будет зависеть то, как я буду обращаться с вами — как с госпожой, или как с простолюдинкой.

Айрис поднялась, вновь почувствовав себя страшно некомфортно в тесном, но великолепном дорогостоящем платье. Её тонкая нежная рука выскользнула из крепкой и грубой ладони Люциана. Замахнувшись, Айрис отвесила ему до того сильную пощёчину, что, не удержав равновесия, он качнулся и повалился на пол.

— Я заслужил это, — улыбнувшись, он потёр красный отпечаток ладони на своём лице.

— Вели идеальным созданиям найти для меня мантию и маску, — когда двери лифта открылись, Айрис с презрением окинула белоснежные стены замка, в который вела шахта подземного лифта, чистое голубое небо за окнами и утопающую в цветах поверхность.

— Если вы придёте в таком обличие, — Люциан поднялся с пола и отряхнул одежду. — Ваша семья…

— Моей семье будет плевать. Ты получил приказ?

— Да, госпожа.

— Выполняй.

— Джульетта! — громко воскликнул, обращаясь к толпе жрецов, Люциан. — Кармен!

Расправив огромные крылья, идеальные создания поднялись к потолку и опустились рядом с ним. Это были совершенные женские существа из платины, алмазов и толики божественных сил. Они не носили одежды, но при этом казались чисты и непорочны. Айрис терпеть их не могла. Большую часть её одинокой жизни только они и были её спутниками, её друзьями, её окружением. Нет у них воли, нет таланта, они не способны творить и не имеют собственного мнения, и потому люди были для неё куда приятнее. На них хотя бы можно сорвать злобу и увидеть в их лицах страх.

Как только её приказ был исполнен, Айрис среди жрецов направилась к месту суда. Это был амфитеатр, находящийся под тяжёлым, спасающим его от стихийных бедствий куполом. Он вмещал в себя до тысячи зрителей и чаще всего это место использовалось людьми для различных театральных представлений. У сцены сияли яркие стеклянные фонарики, созданные с помощью сил Керарет, на каменных сидениях и арках вырезаны идеальные создания, гораздо более прекрасные, чем на самом деле.

В центре полукруглой сцены находились две богини в ожидании приговора. Керарет сидела на роскошном троне из хромированной стали, она была одета в чёрно-синий плащ с неприличным количеством кружев и широкими рукавами, под ним была простая белая рубашка и строгие мужские брюки, заправленные в сапоги. Выглядела она смело и чужеродно — для женщины на поверхности Авиша считалось крайне неприличным надевать мужские одежды. Её светлые волосы убраны назад, на правом глазу надет серебристый монокль.

Но по сравнению со страстной и пылкой Соммерос она выглядела очень скромно. Соммерос была в длинном чёрном платье с глубоким вырезом на груди и вырезом, идущим от бедра к полу, в чёрных туфлях на каблуках, ставших на поверхности очень модными, в шляпе с длинными полями, закрывавшими половину лица, на руках длинные чёрные перчатки. Она любила красный цвет, но в честь важности происходящего события, отринула свои предпочтения и надела чёрное. Зато её волосы пылали огнём. Их она зачёсывала на правую половину лица. У неё были чёрные губы, чёрным цветом подведены глаза. И в качестве издёвки над всем этим судебным процессом, она напялила на шею собачий ошейник. Она сидела в центре на троне из тяжёлого красного дерева.

Был и ещё один трон — из обсидиана, и он сейчас пустовал.

— Разве не понятно, что Драри не придёт? — закатила глаза Соммерос. — Я бы тоже не пришла, — она улыбнулась. — Разве я в чём-то виновата, Кера?

— Ты знаешь, в чём твоя вина и за что тебя судят, — отрезала старшая сестра, — а так же нас и весь человеческий род.

— Как странно, — с издёвкой заметила Соммерос. — Тогда я должна была бы чувствовать себя скверно. Интересно, почему же это не так?

— Со… — вздохнула Керарет.

— Что? — она нахмурилась, и над куполом амфитеатра сверкнули молнии посреди ясного неба и загремели раскаты грома. — Знаешь, Кера, мы тоже появились не из воздуха и меди. Наши родители тоже грешили для нашего появления, и было этих прегрешений, как минимум, три.

— Как ты можешь сравнивать их и себя?! — Керарет подняла на неё гневный взгляд. — Прошли миллиарды лет, прежде чем они соединись на брачном ложе. Тебя же ждёт будущий супруг…

— О да, — огрызнулась Соммерос. — И брак с ним будет только тогда, когда Авиш столкнётся с его планетой, образовав единое целое.

— Это должен был быть священный союз, Со, — опустила взгляд Керарет. — Из троих сестёр только тебе позволено выносить дитя, и ты так надругалась над своим даром.

Айрис раскрыла глаза, слушая их. Только сейчас до неё дошло, что она — не та женщина, тело которой сжимал тугой корсет. Этой женщине было легче дышать, но глаза её заволокла серебристая дымка, её одежда была тяжёлой и, казалось, быстро пачкалась, её тело, казалось, от боли готово было развалиться на части. Но самым примечательным было то, что поначалу Айрис не заметила различия между собой и этой женщиной. Им обеим была одинаково ненавистна жизнь.

Сон ли это или простой фантазия? Нет. Слишком реально. Никс не внушает того ужаса, как Соммерос, у неё не такой властный взгляд, и она не выглядит так… обаятельно. По сравнению с Соммерос, Никс — паразит в человеческих внутренностях, сравнивший себя с тираннозавром. А Керарет? Сколько самообладания, сколько сдержанности и глубокой задумчивости! Сравнить её с Линн — всё равно что начать осквернить идол!

И… Люциан? Он в том же возрасте, что и Лео, так же выглядит, но кажется довольно покорным, несмотря на сарказм и фамильярное обращение. Даже сейчас, глядя на двух богинь, он сжимает сильными руками медальон и надолго закрывает глаза, будто бы отрицая существование Соммерос и Керарет и веря только в Драриру.

— Я выношу дитя от человека, которого люблю, — высокомерно ответила Соммерос. — И ни тебе, ни остальным богам, ни даже под страхом гибели не выдам его имени. А отнимете дитя у меня — уничтожу этот прекрасный мир.

— Ты не сделаешь этого, — твёрдо проговорила Керарет.

Соммерос дерзко захохотала и поднялась со своего трона. Чистое небо заволокли ужасные грозовые тучи, копья молний пронзили воцарившуюся тьму, за стенами амфитеатра поднялся шквалистый ветер, бил тяжёлыми кулаками град.

— Один щелчок пальцами, — улыбнулась она, глядя на беспокойных людей в зале, на испуганную Керарет. — И эта хрупкая жизнь будет уничтожена.

Айрис зажмурилась, когда стены амфитеатра сотряс новый грохот. Лео крепко сжал её плечи, накрыл своим телом, будто боясь, что на неё может обрушиться потолок. Невыносимый гул доносился из-под земли, и от него прочные каменные стены тряслись, точно бумажные. В тёмное небо поднялись, точно мечи, кипящие потоки гейзеров и лава. Белоснежная, разрушительная, накаляющая сам воздух лава.

— Драри, — Соммерос едва заметно улыбнулась, глядя на буйство стихии за окном. — Видишь, Кера? Наша тихоня нас слышит и меня поддерживает. Она тоже согласна уничтожить мир. Что скажешь? Будешь противостоять нам?

— Это неразумно, — Керарет закрыла глаза. — Прекрати немедленно! Тысячи людей погибнут!

— Давай посмотрим, как горит этот город, — улыбаясь, пропела Соммерос. — Убьёт миллионы, а миллиарды падут от шрамов…

— Ладно! — Керарет стиснула зубы, и всё вокруг замерло, даже звуки исчезли. — Ладно… Я на твоей стороне. Только прекрати это.

— Так лучше, — улыбнулась Соммерос, и небо за окном вновь прояснилось, лава и гейзеры остыли. — Вот только вряд ли мне поможет поддержка сестёр, если родители вынесут мне смертный приговор.

— Но они не приходят, — Керарет тяжело вздохнула. — Видимо, они хотят, чтобы мы решили это сами.

— Вот как? — Соммерос едва заметно улыбнулась. — Тогда я принимаю решение дать имя ребёнку по традициям старых богов. Керарет переводится на язык этих людей, как «сияние», Соммерос — «счастье», Драрира — «драгоценность». Нас назвали простыми и обыденными словами в нашем родном мире. Девочку я назову Лучик.

— А мальчика? — вяло спросила Керарет.

— Иной.

* * *

Антрис оттянула верхнее веко Айрис и посветила в зрачок фонариком.

— Ого, — изрекла она вместо каких-либо заключений. — Обморок девочки точно необычный.

— В каком смысле? — с мрачным видом спросил Лео. Это он донёс Айрис в кабинет медсестры, и он же выдернул Антрис с работы. — Она умирает?

— Все мы умираем сразу после того, как родимся, — философски отметила она. — Взгляни.

Лео подошёл ближе. В глазах Айрис отражалось бледное, едва заметное золотистое свечение. Её глаза двигались, выражение лица едва заметно изменялось, будто бы она сейчас смотрела фильм.

— Видит прошлую жизнь, — Антрис потёрла шею. — Вообще-то, беспрецедентный случай. Обычно такое происходит после приобретения способностей и длится очень недолго. Память умирает быстро. Это твоё дурное влияние на ней сказалось?

— Мы просто разговаривали, — ответил он. — Об Авише…

— Как интересно, — равнодушно отозвалась она.

— Антрис, — Лео поднял на неё подавленный взгляд. — Спасибо, что пришла.

Эти слова действительно её удивили. Во-первых, Антрис думала, что в лексиконе Лео нет места для слов благодарности, во-вторых, было в его голосе что-то ему несвойственное. Антрис не стала спрашивать, что случилось — ей было плевать как на Лео, так и на его драмы. Она просто села за стол медсестры и стала заполнять мелким аккуратным почерком документы на Айрис, назначала госпитализацию и дополнительные обследования.

— Я… чудовище.

— О?

— Я сравнивал Её с Айрис.

— Успешно?

Лео сжал губы в линию. Ненависть Антрис к нему была до того тяжёлой и осязаемой, что буквально давила на его плечи. Лео и сам её ненавидел. Ненавидел до того сильно, что едва сдерживался, чтобы не сжечь её до самых углей, пока она спит. Будь они нормальными людьми, в какой-то момент такая сильная ненависть могла бы легко перейти в страсть.

Он молчал, глядя в окно, когда Антрис подняла на него взгляд. Видеть Лео до того подавленным было для неё ни с чем не сравнимым удовольствием. Она бы даже улыбнулась, если бы её эмоции вновь не сковало знакомое оцепенение и холод её пустого сердца. Лео был взрослым, на сотни и тысячи лет старше её, связан личными драмами и чувством долга. Но… сейчас ему нужна была мать, и Антрис, несмотря на свою ненависть, осознавала это.

— Лео, — она вздохнула. — Ты имбецил, а не чудовище.

Он перевёл на неё взгляд, удивлённо вскинув брови.

— Любой нормальный мужчина, переродившись, начал бы жизнь заново, не оглядываясь на ошибки прошлой, — она продолжила писать, громко шкрябая ручкой по бумаге. — Знаешь, что я сделала первым делом, узнав о прошлой жизни? Я не думала ни о любви, ни о семье, ни о каком-либо долге. Я напилась до такого состояния, что, не будь у меня способностей, меня бы сразу отправили в дезинтегратор.

Он едва заметно улыбнулся.

— Никто тебя не осудит, если ты полюбишь кого-то ещё, Лео, — она устало потёрла шею. — Хоть в одной из своих жизней не будь таким эгоистом и позволь той женщине спать спокойно.

— А если я полюблю тебя, Антрис?

Она промолчала. Не дождавшись ответа, Лео подошёл к ней, крепко сжал худое плечо и развернул её к себе. Взгляд Антрис ничего не выражал — ни волнения, ни страха. Сам же Лео чувствовал, что в его глазах застыло скорбное выражение.

— Я бы смог согреть твои вечно холодные губы.

Он склонился ниже, даже едва заметно вздрогнул, ощутив кожей лица дыхание Антрис.

— Ты в курсе, что шариковой ручкой можно пробить щеку насквозь? — спокойно спросила Антрис.

— А ты в курсе, что человек сможет ходить, даже если его по колено лишить ног? — Лео едва заметно хмыкнул. — Ты так приятно пахнешь.

Лео прекрасно понимал, что находиться рядом с этой женщиной опасно. Её невысокий рост и внешняя хрупкость были невероятно обманчивы: она может сломать человеку шею одним ударом, может выбить глаз, может вколоть в вену воздух и наблюдать с наслаждением за мучениями умирающего. И это горячило кровь. Антрис оставалась холодна и неэмоциональна, а Лео так хотелось узнать, как далеко она позволит ему зайти. Полюбить кого-то ещё и дать мёртвой спать спокойно? Может быть, это бы было правильно…

Дверь в кабинет открылась. Лео отвлёкся и поднял взгляд на вошедшего.

— Мам?

— Я же просила, — тяжело вздохнула Антрис и, отъехав на кресле назад, повернулась лицом к Джулиану. — Не тревожить больную. Я жду приезда скорой.

— Но… разве ты пульмонолог? — он удивлённо вскинул брови. На его лице застыла смесь шока и злобы — обычное выражение лица подростка, который застал своих родителей за изменой.

— Нет. Но и обморок девочки — экстраординарный случай, — она скосила взгляд на Лео. — А теперь выметайтесь. Оба. Пациентке нужен покой, а не болтовня над ухом.

Её послушались. Выйдя, Джулиан остановился у дверей кабинета, осмысливая то, что он сейчас увидел. Могла ли мама завести себе малолетнего любовника? Почему нет? И стоит ли её за это осуждать? Нет. Она — свободная личность, которая имеет право жить счастливо, особенно после того, как официально перестала существовать, но…

Но почему же у него было такое чувство, будто ему вонзили нож в спину?

— Эй, Лео, — негромко произнёс Джулиан. — Из-за тебя Айрис потеряла сознание?

Лео перевёл на него взгляд, невесело усмехнувшись.

— Ну да, и что?

Кулак Джулиана, прилетевший ему в челюсть, казалось, был сделан из неподъёмного чугуна. Лео тяжело упал, его рот мгновенно наполнился кровью. Он зажмурился, ожидая очередного удара, но его не последовало. Приподнявшись, он выплюнул на пол кровавую пену и два белоснежных зуба.

Джулиан, в бешенстве глядя на него, сжимал и разжимал правую руку.

— Невежливо бить без предупреждения, — Лео едва заметно хмыкнул. Белоснежный свет окутал раненную челюсть и восстановил повреждения.

— Тебе оно и не нужно, — с презрением бросил Джулиан. — Ты всем своим существом хочешь, чтобы тебя убили.

— Возможно и так, — невесело улыбнулся Лео. — И что с того? Вечно спокойный и вылизанный отличник решил побыть защитником своей мамки? Ну так попытайся убить меня. Чего ждёшь?

— Нет, — его голос звенел от гнева.

— О, так ты настолько слабохарактерный, что не способен на убийство?

— Если ты ещё жив, Лео, значит, ты для чего-то нужен, — холодно ответил он. — Даже ты.

Глаза Лео сверкнули злобой. Он поднял трясущуюся руку к голове, закрыл ей правую половину лица, и от этого жеста Джулиану показалось, что он на мгновение увидел все шрамы, полученные Лео за сотни и тысячи жизней и мгновенно на нём зажившие. Перед ним был не малолетний дерзкий идиот, а очень старый, вечно раскаивающийся, скованный болью человек.

— Что ты хочешь этим сказать? — в ярости стиснул зубы Лео, жалость в глазах Джулиана вывела его из себя. — Что ты, мать твою, хочешь этим сказать?!

— Что нет такой силы, которую нельзя одолеть, — он вытащил из кармана мобильный, на котором с недавнего времени были установлены три незамысловатых приложения. Как бы Джулиан ни пытался, взломать их у него не вышло. — Даже ты умираешь. Мы отправимся в Авиш. Сразимся…

Лео засмеялся, тяжело поднимаясь на ноги. Бил Джулиан отлично, будь Лео обычным человеком, он бы, наверное, потерял сознание.

— Нет желания охотиться на мелкую рыбёшку, — с усмешкой ответил он. — Зови сестричку. Будет забавно сжечь на ней одежду, опустить на колени и кончить ей между губ.

В ответ Джулиан лишь сощурил взгляд. Спровоцировать его не так просто, Лео уже понял это, он осторожен, и потому продумывает каждый свой шаг во избежание ошибок. Не стоило намекать ему на свои способности, связанные с огнём. Если он и собирался атаковать, то теперь убрал телефон в карман, явно передумав. Жаль.

— Сжечь, — спокойно повторил Джулиан. — Вот как? Что ж, это кое-что проясняет. Теперь понятно, как человек, спустя секунду после получения силы, устроил в Сирисо самое разрушительное землетрясение в истории. Да и… человек ли?

Лео скрипнул зубами. Та кличка, которой наградили его люди, его не устраивала, но она была достаточно зловещей, чтобы вселять в их сердца страх и трепет. Что же теперь? Догадавшись об истинной природе Лео, Джулиан даже не думает его бояться? Как безрассудно. Любой нормальный человек бежал бы, очертя голову.

— Лео, — из кабинета, открыв дверь, показалась Антрис. Он выглядела наполовину удивлённой, наполовину озадаченной. Сияющие пальцы она прижимала к виску. — Колсон. Я потеряла с ним соединение. Показатели жизнедеятельности на нуле.

В одно мгновение дерзкий и хамоватый Лео превратился в маленького, потерянного мальчика. Его красивое лицо исказила гримаса страха, глаза побелели, и их сияние на секунду ослепило Джулиана.

— Лучше бы ты шутила, Копфер, — он прижал пальцы к вискам и исчез, рассыпавшись на тысячи пикселей.

Антрис прислонилась спиной к стене. Закрыв глаза, она закурила сигарету, не выходя из помещения школы.

— Мам? — Джулиан перевёл на неё озадаченный взгляд. — Что это значит?

— Либо моя дряхлая система сбоит, Джу-Джу, — она глубоко затягивалась, уничтожив одну сигарету за три затяжки. — Либо Колсон Дирк мёртв.