Второй курс. If we could turn back time (гет)

Страх. Нервозность. Паника.

Луна накрыла голову одеялом, зажмурилась посильнее и сдавила виски руками. Это не её. Это чужое. Эхо чужих страхов, отпечатавшееся в подсознании и не оставляющее его даже в уже ставших родными стенах Лонгботтом-мэнора. Чужой липкий страх забирался под кожу, зубы нервно отстукивали чечётку, а по спине полз мерзкий холодок даже у растопленного камина.

Волнение. Тревога. Забота.

Это тоже не её. Луна пыталась закрыться от окружающих, но эмоции домочадцев все равно настигали её. Как и в замке, стены не были сейчас для неё преградой, и эмоции мамы, Ремуса, Джерома и Августы она ощущала и в своей комнате в самой дальней части жилого крыла. Даже домовики волновались за Луну, и ей было одновременно и приятно, и тошно, потому что сейчас ей хотелось бы, чтобы все о ней забыли и прекратили испытывать такие яркие, такие острые эмоции! Или она хотела просто прекратить их чувствовать.

Сомнение. Разочарование. Принятие.

Снова чужое. В этих эмоциях Луна безошибочно узнавала маму — буквально вчера за полуприкрытой дверью та обсуждала с Ремусом, что снова собирается перенести экзамен на Мастера Чар, потому что сейчас она нужна своим дочерям, да и всё равно не сможет сосредоточиться на экзамене, когда её дети в опасности.

Если бы Луне не становилось хуже от чужих перепадов настроения — она вошла бы в комнату, невзирая на то, что подслушивать нехорошо, и присоединилась бы к Ремусу, который пытался уговорить Пандору не откладывать экзамен. Но у Луны не было сил даже на такой простой и понятный разговор: она не смогла бы соврать маме, что с ней всё хорошо, что им с Джинни ничего не угрожает и что та может сосредоточиться на своём будущем. Луна знала слова, которые должна была сказать, но за ворохом налипших на неё чужих эмоций она не могла справиться со своими и не смогла бы скрыть боль, которая была уже почти физической.

Твёрдость. Собранность. Сосредоточенность.

Эмоции Августы были буквально глотком свежего воздуха в веренице суеты, которую разводили другие по поводу и без. Из всех домочадцев Луне было комфортнее всего в обществе бабушки Невилла.

Она стойко переносила случившееся с Невиллом, закрыв свою душу на тысячу замков, спрятав всё лишнее за тысячей стен и сфокусировавшись на том, что может исправить ситуацию. Августа как-то рассказывала Луне, что её обучали основам окклюменции в юности. Но так как у неё не было особых способностей к ментальной магии, из тех занятий она почерпнула лишь как разделять свои мысли и запирать мешающиеся под замок, чтобы не думать о них и не отвлекаться. Видимо, именно этот навык и превращал её в бессердечную Железную Августу, какой её знал Невилл в прошлой жизни. Но сейчас Луна была благодарна, что хотя бы Августа не добавляла лишних переживаний к её эмоциональному коктейлю.

И поэтому когда в дверь её комнаты постучали без чувства вины и беспомощности, Луна уже понимала, кто к ней пришёл.

Августа переступила порог после тихого разрешения войти, которое смогла из себя выдавить Луна. Суровая и серьёзная, эта женщина могла бы напугать кого-то вроде Джинни, но не Луну, которая уже знала, что это просто способ Августы справляться с трудностями.

— Как ты себя чувствуешь, Луна? — с лёгкой ноткой заботы произнесла Августа, присаживаясь на стул возле кровати с идеально прямой спиной.

Луна высунула лицо из-под одеяла и села, завернувшись в него наподобие кокона.

— Всё так же, — она опустила голову, пряча лицо за волосами. — Я уже едва отличаю, где мои чувства, а где чужие. Их слишком много.

Луна хлюпнула носом и сильнее завернулась в одеяло, словно то могло её защитить.

— Понятно, — тяжело вздохнула Августа и помассировала висок, словно удерживать в узде свою реакцию давалось ей нелегко.

Но Луна было ей безмерно благодарна за подобную безучастность. Ей было гораздо легче в обществе Августы, нежели мамы, которая натягивала на лицо улыбку, но в душе её была боль.

— Джером уже рассказал, что нашёл для тебя специалиста, который поможет укротить эмпатию? — спросила Августа, положив подбородок на руку.

— Нет, ещё нет, — качнула головой Луна. — Он старался не заходить ко мне. Ему очень больно, а мне от его эмоций только хуже.

— Значит, я успела первой, — улыбнулась уголками губ Августа.

Тёплая волна заботы обдала Луну подобно весеннему ветерку, но затем тоже скрылась под ледяной бронёй Августы.

— И когда он прибудет? — бесцветно уточнила Луна, не найдя в себе сил на искреннюю радость, хотя новость и правда была обнадеживающей. — Или вы меня к нему отправите?

— Нет, что ты, — поспешила заверить её Августа. — Тебя никуда не отправят. Она прибудет к нам завтра с утра.

Луна подняла взгляд на окно, за которым кружили редкие снежинки в свете уличного фонаря. Поможет ли ей некая «она», или теперь чужие чувства снова с ней навсегда?

— Ее зовут мадам Луми, — продолжила Августа. — Она держит гадальную лавку в маггловском Лондоне, и…

Речь Августы прервал возникший перед ней патронус, бобёр, заговоривший голосом Джерома.

— Ави, уведи, пожалуйста, Луну из мэнора, у нас будут встревоженные гости.

Патронус растаял в воздухе, после того как Августа кивнула, подтвердив получение.

— Встревоженные гости? — переспросила Луна с долей любопытства. Не то чтобы ей не хватало уже чужой тревоги, но было интересно.

— Сегодня из Хогвартса возвращаются студенты, включая… — голос Августы на секунду дал слабину, а защита покачнулась, — окаменевших. Джерри решил предложить помощь родителям магглорожденных детей. И, видимо, кто-то принял его предложение.

Луна коротко кивнула и выбралась из-под одеяла.

— Куда вы меня заберёте? — спросила она, спуская ноги с кровати и мысленно благодаря Джерома за предупреждение о новых лицах в мэноре.

— Я думаю, нам нужно пропасть на пару часов, — взглянула на напольные часы Августа. — Куда бы ты хотела?

— В тишину, — прошептала Луна. — Туда, где никого нет.

Дом был пуст, не считая Августы и домовиков, потому что мама с Ремусом и Джеромом отправились встречать Джинни, и всё равно Луна чувствовала даже застарелые отголоски эмоций, запертых в этих стенах.

— Мы можем… — она нерешительно запнулась. — Отправиться к родовому камню Лавгудов?

Мысль пришла ей в голову несколько дней назад, но её старались не тревожить, поэтому ей было не у кого попросить об этом.

— А это хорошая идея, — задумавшись на пару секунд, Августа кивнула. — Магия рода может хотя бы ненадолго приглушить твой дар.

Сизые сумерки уже спустились на долину, а под кронами деревьев уже и вовсе стемнело. Августа предложила Луне аппарировать к камню, но та отказалась, так что теперь они шли пешком по припорошенной снегом промёрзшей земле.

Едва выйдя из мэнора, Луна уверенно свернула с протоптанной тропинки к третьей колонне, в изгороди, окружавшей Лонгботтом-мэнор. Именно там проходила силовая линия, ведущая к её родовому камню, и сейчас Луна изо всех сил пыталась отрешиться от чужих эмоций, заключивших её в кокон из чужих страданий, и сконцентрироваться на силовой линии. Прикрыв глаза, она около минуты топталась на месте, пока, наконец, не почувствовала её — магию, пульсирующую внутри самой земли.

Луна тихо охнула и, ведомая этой силой, зашагала вперёд. Судя по скрипу снега за спиной, Августа молча последовала за ней.

Луна цеплялась за этот пульс земли, как за спасительную соломинку, сфокусировав все внимание только на нём. Голоса в голове не утихали, чужие эмоции не становились бледнее, но она хотя бы могла ненадолго от них отвлечься. Она зашагала быстрее, затем побежала — в полумраке, не разбирая дороги, но уверенно перепрыгивая через корни деревьев, как они делали летом вместе с Невиллом.

Воспоминание ударило под дых, и Луна запнулась и не упала лишь потому, что ухватилась за ствол дерева. Она упёрлась в него лбом, переводя дыхание.

Сзади раздался хруст веток, а затем тьма отступила под шариком света на кончике палочки Августы. Та запыхалась, пытаясь поспеть за Луной.

— И как ты ноги не переломала?! — проворчала она, всё ещё с той же безэмоциональной маской на лице. — Не убегай, пожалуйста. Я боюсь потерять тебя.

— Простите, леди Августа, — извинилась Луна. — Магия словно тянула меня, и я…

— Можешь не объяснять, — Августа подошла ближе и потрепала её по волосам. — Веди дальше, только учти, что я не смогу прыгать козочкой между этих корней.

Луна чуть улыбнулась и кивнула. В этом лесу ей уже было чуть лучше, и она смогла почувствовать свою собственную благодарность к бабушке Невилла, которая не ругала её, не осуждала, а просто принимала такой, какая она есть. Луна взяла Августу за руку, чтобы не сорваться вновь, и они пошли дальше.

Чем ближе они подходили к озеру и камню, тем сильнее становилась магия, пульсировавшая под ногами Луны. Ей казалось, что она нашла бы путь сюда и в полной темноте, с закрытыми глазами, настолько чётким был для неё этот путь. Шаг, другой, перешагнуть через узловатый корень, обогнуть сбросивший на зиму листья куст— и вот они пришли.

Луна застыла на опушке леса, как вкопанная.

Родовой камень Лавгудов гордо возлежал на построенном для него помосте на краю затянутого тонким льдом озера. Ледяная гладь, припорошённая снегом, отражала рано взошедшую луну, а ветер гонял редко падающие снежинки. Рунные цепочки на алтаре начали слабо светиться, стоило Луне подойти ближе, и загорелись в полную мощь, когда она коснулась камня, который признал главу рода.

Луна сдавленно охнула, когда её окутала волна магии — такой родной, её собственной магии, смешанной с магией мамы, Ремуса и Джинни. Где-то в глубине Луна почувствовала тонкий отголосок папиной магии и невольно всхлипнула, почувствовав словно его призрачные руки обняли свою непутёвую дочь.

Она забралась на камень с ногами, словно в трансе, и обняла колени, уставившись на ледяную гладь. Здесь было так тихо. Тишину ночного леса нарушало лишь тяжёлое дыхание Августы, которая присела на помост, чтобы перевести дух, но не нарушала уединения Луны. Тишина же Луны была совсем другого рода: она не чувствовала чужих эмоций. Магия рода обволакивала её, защищала, обнимала и успокаивала её воспаленное сознание, перегруженное чужой болью и страхом. Здесь ей было хорошо.

Луна прикрыла глаза и запрокинула голову, чувствуя, как снежинки приземляются ей на лицо. Словно само небо плакало замёрзшими слезами.

Увы, магия рода могла защитить её лишь на родовом камне. Стоило слегка окоченевшей от холода Луне слезть с него, как остаточные эмоции вернулись, затягивая её подобно зыбучим пескам. Недолгий момент ясности дал ей столь желанную передышку, но не более. Это не было решением.

Луне очень хотелось расплакаться от чужой боли, снова заполонившей всё её естество, но она из последних сил держалась, чтобы не расстраивать Августу, которая терпеливо ждала, пока Луна насидится на алтаре. И это в её-то возрасте! Луна была ей очень благодарна и не хотела, чтобы та переживала.

— Тебе стало лучше? — заботливо спросила Августа, отряхивая мантию Луны от снега.

— Да, — почти не соврала Луна. Не сказав только, что ненадолго.

— Тогда пойдём домой. Джерри прислал патронус сообщить, что все ушли.

Луна не хотела возвращаться. Но у неё не было выбора. Не могла же она остаться на ночь здесь, свернувшись клубочком на алтаре, пока с утра не прибудет загадочная мадам Луми, которая должна ей помочь. Так что она с тихим вздохом позвала Бонни, чтобы та перенесла их назад в мэнор.

Когда они оказались дома, Луна стиснула зубы и пошатнулась от захлестнувшей её свежей волны эмоций. Она почти безошибочно узнала в этом клубке Джинни, в которой боролось сразу столько чувств, что Луне стало плохо. Радость, смешанная с тревогой, волнение, сдобренное ревностью, стыд, приправленный обидой. Мерлин, да у неё на душе был жуткий раздрай!

Стоило Августе выйти из комнаты Луны, как к ней без приглашения ворвался ураган по имени Джинни.

— Луна! — сестра налетела на неё с объятиями. — Как ты себя чувствуешь? Ты вообще слышала, что творилось в школе? На Фреда с Джорджем напали, а авроры их выставляют виноватыми!

— Фреда с Джорджем? — переспросила Луна, которую взрослые решили не держать в курсе событий, чтобы не волновать лишний раз. — Я даже не слышала.

Она сглотнула и присела на кровать, похлопывая рядом с собой, чтобы Джинни тоже села рядом.

— Расскажи мне всё, — попросила Луна, превозмогая почти физическую боль от эмоций Джинни. — И расскажи, как ты сама? В школе было очень страшно?

— Не то слово! — поёжилась Джинни, и Луна почувствовала, как обида чуточку отступает. — Но ты и сама это чувствуешь, верно? — посерьёзневшим голосом спросила она.

Луна удивлённо посмотрела на сестру.

— Мне Астория объяснила, кто такие эмпаты. А мама рассказала леди Гринграсс, что у тебя пробудился этот дар и что ты им не управляешь, отчего тебе плохо с людьми вокруг, — Джинни шмыгнула носом. — И из-за этого твоего дара меня хотят отправить на Рождество к Гринграссам.

— Джинни, прости, — неловко сказала Луна. — Но да, это правда. Я потому и постоянно теряла сознание в школе, от того что все так сильно боялись.

Джинни обиженно поджала губы.

— А почему мне не рассказывала? Я вообще-то переживаю за тебя!

— Потому и не рассказывала, чтобы ты лишний раз не волновалась, — честно ответила Луна. — Чужие эмоции сейчас налипают на меня как снег на снеговика. Я до сих пор просыпаюсь по ночам от чужого страха, сгрызаю ногти от чужих переживаний, едва могу спускаться к обеду, потому что мне даже от чужой заботы плохо…

Луна тихо всхлипнула. Сдерживаемые при Августе слезы всё же вырвались наружу.

— Эй, Луна, ты чего? Не плачь, — Джинни оказалась рядом, обнимая её. — Прости, что не могу понять, что ты чувствуешь сейчас, и прости, если делаю хуже тем, что я рядом, — она нежно поглаживала разревевшуюся Луну по волосам. — Я уеду к Гринграссам на праздники, а ты поправляйся, и потом обо всем поговорим.

— Прости меня, Джинни, я очень плохая сестра, — всхлипнула Луна.

— Ты самая лучшая, — возразила Джинни. — Чуть-чуть с мозгами набекрень, но это же временно. Правда ведь?

Луна очень хотела уверенно ответить «да», но пока у неё этой уверенности не было.

* * *

Джинни исполнила обещание, и уже после завтрака они с Ремусом отправились к Гринграссам через камин. Ремус вернулся получасом позже, после чего довольно спешно отправился в лавку, где требовалось его присутствие. Луна же осталась в малой гостиной — ждать появления мадам Луми.

Она вышла из камина. Высокая женщина шагнула через низкую решётку и ступила на ковёр так тихо, будто и не касалась пола вовсе. Лишь шорох опадающего пламени выдал её появление, вырвав Луну из болота чужих эмоций, которое затягивало её, стоило лишь остаться в тишине.

Мадам Луми была статной, собранной; изящные черты бледного лица оттеняли длинные чёрные волосы, крупной волной спускавшиеся до бёдер и удерживаемые лишь широким цветным платком, повязанным на манер ободка. Крупные серьги-кольца дополняли образ, теряясь в густых кудрях. Она не носила мантии: вместо неё была длинная тёмная юбка из плотной шерстяной ткани, поверх неё — многослойный тканый пояс с несколькими мешочками и вышивкой, в которой Луна угадала древние руны. Такие же руны украшали манжеты плотной хлопковой рубашки, заправленной в юбку, а на плечах у неё лежала серая шаль, напоминающая паутину. Она поправила шаль, укутываясь в неё, и Луна заметила несколько крупных медных перстней на её руках.

Мадам Луми обвела взглядом комнату и остановилась на Луне, которая неловко поднялась ей навстречу. Под цепким взглядом глубоких ореховых глаз Луне было на удивление спокойно. Казалось, что эта загадочная женщина принесла вместе с собой спокойствие: её грудная клетка мерно вздымалась и опускалась, словно не было в этом мире силы, которая могла бы сбить этот размеренный ритм.

— Ты, должно быть, Луна, — вместо приветствия произнесла она. — Моё имя Луминита Калдаруш. Но ты можешь звать меня мадам Луми. И я рада тебя видеть.

Луна удивлённо моргнула. Она не чувствовала от мадам Луми радости, не чувствовала интереса, — не чувствовала ничего.

— Здравствуйте, мадам Луми, — с запинкой произнесла она, сбитая с толку этой женщиной. Её дружелюбная улыбка подтверждала её слова, но вот эмоции были спрятаны вне досягаемости для Луны. Не то чтобы ей не хватало чужих эмоций, но совсем не чувствовать человека напротив было странно.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — мадам Луми не спрашивала, а утверждала. — Мир становится слишком громким, когда слышишь сердца.

Луна наклонила голову, словно оценивая свою будущую наставницу.

— Вы тоже их слышите? — спросила она очевидное.

Перебросив копну волос через плечо, Луминита присела на диван с изяществом английской королевы и глубоко рассмеялась.

— Конечно, дорогая, — с тёплой улыбкой произнесла она. — Только я умею их приглушать и слушать лишь те, что хочу. Хочешь научиться?

Луна воодушевлённо закивала. Ей очень хотелось, чтобы чужие чувства не трогали её сквозь каменные стены, не мешали ей спать и не заставляли держать дистанцию от всех.

— Тогда садись и для начала расскажи, что ты уже пробовала, — мадам Луми сделала приглашающий жест и Луна села рядом. — И как ты умудрилась собрать такой эмоциональный клубок?!

— Вы о чужих эмоциях? — спросила Луна и после ответного кивка продолжила. — Они прилипли ко мне ещё в школе. И продолжают налипать, как снежный ком, — нижняя губа Луны предательски задрожала.

— Тихо, тихо, — Луминита накрыла её руку, сжимающую в пальцах подол платья, своей. Её ладонь была большой и холодной, но на удивление успокаивающей. — Ты не виновата, что не можешь это контролировать.

Луна лишь опустила голову, пытаясь не расплакаться от заботы едва знакомой женщины.

— Я называю такое состояние эмоциональным клубком, потому что, когда твои собственные эмоции находятся в раздрае, они ничем не лучше распушившейся нити. А теперь представь, что ты пытаешься свернуть эту нить в клубок, когда рядом есть ещё нити. Они будут цепляться, будут путаться, и если ты не заметишь их, когда они только зацепились, то рискуешь замотать в свой клубок много лишнего.

Метафора была понятной и очень близкой к тому, что испытывала Луна.

— Но ведь этот клубок можно распутать? — спросила она.

— Разумеется! — с улыбкой кивнула мадам Луми. — Но для начала нужно сменить ассоциацию. Защита эмпата строится на образах, и нити — не самый удобный из них. Я лишь объяснила через него, что с тобой случилось, но если мы пойдём распутывать этот клубок нить за нитью, то и к Пасхе не управимся! — она чуть усмехнулась и перевела взгляд на Луну. — Расскажи мне, как ты видишь чужие эмоции?

— Именно вижу? — переспросила Луна. — Не чувствую?

— Большинство необученных эмпатов сперва начинают видеть эмоции и лишь затем — чувствовать их.

— О… — только и смогла сказать Луна, осознав, о чем говорит мадам Луми. — Мозгошмыги.

Луминита тепло улыбнулась и кивнула.

— И как же выглядят эти мозгошмыги? — без тени иронии спросила она.

— Они небольшие, словно светлячки, кружат вокруг головы человека, когда тот о чем-то сильно задумался, переживает или грустит. И чем ярче эмоции — тем их больше. Они разноцветные, всех цветов радуги: красные, когда злишься, синие, когда грустишь, зелёные, когда счастлив, жёлтые, когда тревожишься…

Луна закусила губу. В этой жизни она видела мозгошмыгов всё реже, потому что её способности усилились, а разум — повзрослел. Она чувствовала людей, а не смотрела на их эмоции в виде разноцветных облаков из мозгошмыгов. И об этом стоило бы сказать.

— Но я их уже почти не вижу, — поспешила дополнить она. — Раньше я часто их видела, а теперь — просто чувствую.

— И в школе ты чувствовала эмоции всех вокруг? — уточнила Луминита.

— Да, — кивнула Луна, наблюдая за её реакцией. — И сейчас тоже. Я чувствую других людей даже без зрительного контакта: и дома, и в школе. Все ученики боялись нападений, а мне было так плохо, что я теряла сознание, стоит лишь проснуться…

Луминита задумчиво скрестила руки на груди и поцокала языком.

— Тебе ведь только одиннадцать? — уточнила она.

Луна кивнула.

— У тебя очень сильный дар, Луна, — заметила мадам Луми. — Не многие эмпаты и во взрослом возрасте могут похвастаться такой чувствительностью. Это очень редкий дар, и лорд Лонгботтом правильно поступил, обратившись ко мне. Тебе нужно научиться контролировать свои способности, пока они не свели тебя с ума.

Луна похолодела. Сходить с ума в её планы не входило.

Мадам Луми заметила её тревогу и поспешила успокоить.

— Ещё не поздно, Луна, — она вновь накрыла её ладошку своей. — Я не чувствую от тебя безумия, лишь тревогу, страх и усталость. Так что всё поправимо.

— А как вы отличаете мои эмоции от чужих? — спросила Луна.

— Одни — лишь отражения, другие же полны сил. Скоро ты и сама увидишь разницу. Иди сюда, — мадам Луми резко встала.

Луна неуверенно поднялась на ноги и сделала шаг ближе.

Мадам Луми взмахнула невесть откуда взявшейся палочкой, и диваны с креслами раздвинулись в стороны, освобождая место вокруг низкого кофейного столика. Луминита грациозным плавным движением уселась прямо на ковёр с длинным ворсом, поджав ноги под себя, и сняла с пояса один из мешочков.

— Садись, — она указала Луне на место подле себя. — Смотри, — взмахом палочки она заставила содержимое мешочка взлететь в воздух. В лучах солнца переливались зеркальные осколки, которые она левитировала в воздухе перед Луной.

— Каждый осколок зеркала — это кусочек твоей брони. Поймай эмоцию в каждый из них и раздели: один осколок — одно чувство. Можешь представить свой клубок в виде стаи мозгошмышов — и направь каждого из них в свое зазеркалье. Изолируй, законсервируй и лишь при надобности — изучай и проживай.

Луминита взмахнула палочкой, пуская осколки в пляс.

— Позволь этим бесконечным зеркалам стать твоей броней, — из осколков зеркала в воздухе постепенно собиралась маленькая сфера, сужающаяся до такой степени, что между осколками не проскакивал даже солнечный свет. Луна заворожённо наблюдала за их танцем. — Ты со своими эмоциями — в самом центре, а всё чужое пусть ловят зеркала. Если потребуется, ты сможешь их рассмотреть и понять, но уже отстранённо, не принимая чужие страхи и боли за свои.

Луна, словно загипнотизированная, кивнула и прикрыла глаза.

Ворох чужих эмоций, что отравляли её жизнь, сперва превратился в клубок змей, шипящих и сопротивляющихся, и лишь потом — в запутанные нити, которые описала ей мадам Луми. Ещё усилие — и спутанные нити распались на радужную стаю светлячков. Мозгошмыги, свои и чужие, закружились вокруг Луны удушающим облаком, и она вновь почувствовала подступающую тошноту от перегрузки.

— Соберись, у тебя получится, — тихий шепот мадам Луми и её прохладные пальцы на запястье помогли Луне собраться с силами.

Стая мозгошмыгов чуть отступила, когда вокруг Луны начали одно за другим возникать зеркала. Оп — первый мозгошмыг попал в зеркальный плен, обращаясь в облако страха. За ним второй — душное чувство тревоги тоже забилось под стеклом. Забота растеклась патокой по своему стеклянному плену, а любовь вспыхнула огнём. Луна сортировала и сортировала каждую эмоцию, что она испытывала сейчас, безжалостно отправляя всё чужое в зазеркалье.

На её лбу выступил пот от перенапряжения, и она почувствовала, как прохладные руки Луминиты прикладывают к нему платок. Но не могла позволить себе остановиться.

Облако становилось всё меньше, тогда как осколков в сознании Луны становилось всё больше. Она чувствовала себя песчинкой среди уходящих в бесконечность зеркал.

— Так-то лучше, — удовлетворённо прокомментировала мадам Луми. — А теперь разверни все зеркала наружу, собери из них свою броню, расставь зеркальные сети для чужих эмоций.

Луна мысленно взмахнула рукой, как Луминита, когда пустила осколки в пляс. Зеркала в её сознании закружились в таком же водовороте, ужимаясь до сферы, зеркальной снаружи и непроницаемо-черной внутри. Но когда Луна поместила себя внутрь и начала закрывать щели — резкое чувство удушья прервало её потуги.

Она закашлялась, и зеркала разлетелись назад в хаотичной буре.

— Попробуй ещё раз, — ободряюще произнесла мадам Луми.

Луна перевела дыхание и прикрыла глаза вновь. Проблема в неопытности? Или в самом образе? Она не любила тёмные замкнутые пространства после заключения в Малфой-мэноре, и внутренняя часть этого стеклянного шара напоминала ей о затхлом подвале с крохотным окном под потолком, которое едва пропускало свет.

— А я могу представить свою защиту иначе? — уточнила Луна, приоткрыв один глаз и посмотрев на наставницу.

— Конечно, — кивнула та с довольной улыбкой. — Защита эмпата — вещь индивидуальная, так что попробуй найти образ, который подойдёт именно тебе, — мадам Луми поправила шаль, и Луна снова зацепилась за неё взглядом, не в силах отделаться от ассоциации с паутиной.

— А что если… — она открыла и второй глаз, вглядываясь в переплетение тонких нитей на шали. — Мне не нужна броня…

Образ складывался в голове, и Луна вновь прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Тонкие нити жемчужного цвета, словно вытянутые из воспоминаний, появлялись из ниоткуда и тянулись в никуда. Осколки зеркал, колючие, острые, начали плавиться, обращаясь в капли воды, внутри которых всё так же отражались чужие эмоции. Мягкое движение мысленной руки — и капли налипают на нити, образующие уже подобие паутины.

Луне не нужна была броня — ей был нужен способ поймать чужие эмоции и остановить их до того, как она приняла бы их за свои.

Паутина вокруг неё росла, но не душила, как обратная сторона зеркального шара. Луна видела сквозь жемчужные нити, могла рассмотреть каждую капельку, — и этот более мягкий образ был ей ближе, чем колючее стекло.

Чужие эмоции утихали, утопленные в водных каплях, и Луна смогла впервые за долгое время вздохнуть спокойно.

В голове было тихо.