Оковы (гет)

— Кто здесь?

Строгий, властный голос едва не взорвал хрупкий череп Айрис. Лео исчез, а вместе с ним Соммерос, Керарет и суд присяжных, на котором присутствовали две сотни человек. Айрис схватилась за голову, рухнув на колени, чувствуя невыносимую боль всем своим существом. Продлись эта боль чуть дольше, Айрис размозжила бы себе череп об пол, и впервые не пожалела бы о том, что умрёт молодой.

Но боль отступила, и пространство вокруг наполнила тишина. Айрис огляделась. Она была посреди роскошных, даже немного вычурных покоев. Мебель здесь была сделана из камня, кровать и кресла обиты мягким материалом, со стен свисали яркие цветные гобелены с изображением лесов, гор и рек, на потолке сияли звёзды. Здесь было жарко — огонь горел одновременно в четырёх каминах, пахло травами, кровью и рвотой, хотя неприятные запахи и пытались скрыть благовониями. Здесь не было окон — лишь глухие стены шестиугольной комнаты с одной дверью.

На кровати сидела, свесив ноги, миниатюрная, худенькая женщина. Её длинные белоснежные волосы, доходящие до пола, аккуратно расчёсывало существо, больше похожее на мраморную статую. У неё нездоровый цвет лица, серые мешки под злыми красными глазами, синие губы. Она была великолепно одета — в платье из тончайшего шёлка с окантовкой из белого золота.

— Дитя, — голос женщины звучал так же строго и властно. — Тебе здесь не место. Что ты здесь делаешь?

— Я? — просипела Айрис, когда дар речи вернулся к ней. — Я… потеряла сознание и теперь здесь.

Женщина не ответила. Она дождалась, когда слуга заплетёт её длинные волосы в косу и только после этого встала. Вся в белом, она была похожа на змею со злым взглядом красных глаз и отливающими золотом чешуйками. На ядовитую змею.

— Как тебя зовут? — спросила женщина. Айрис казалось, что её слабый голос двоился.

— М… Мелани, — просипела в ответ девушка.

— Лгунья.

Айрис сжала губы в линию, глядя на неё прищуренными глазами. Она не боялась. Происходящее не может быть реальным, это всего лишь очередное осознанное сновидение, а может и долгая агония умирающего мозга.

— Это не важно, — она стиснула зубы от злобы, вложив в свои слова толику яда. — Ну… а вас как зовут?

— Для тебя — ваше высокоблагородие.

— Я не буду вас так называть.

— Это ещё почему?

— Потому что мы в одной лодке, — тяжело вздохнула Айрис. — Да и вы давно уже мертвы.

Айрис подняла на неё взгляд и увидела, как невозмутимые черты лица женщины исказились ненавистью, страхом и болью. Возможно, Айрис не стоило этого говорить, но её слова поубавили спесь женщины, подействовали на неё отрезвляюще и, казалось, пробудили после долгого сна.

— Как я могу быть мертва, если я стою здесь и разговариваю?

— Вы — мой сон, — Айрис опустила взгляд в пол. — А я тоже умираю. Так что… вы расскажите мне, как здесь всё устроено? Тот ли это Ад, о котором писал Данте?

— Дитя… ты бредишь, — женщина судорожно вздохнула. — Я… я не могу быть мертва! Я же… стала матерью?..

Она сжала руками свой тощий живот. Айрис не была гением медицины, но даже ей было ясно, что ни о какой беременности не может быть и речи. Это тело, как и её собственное, слишком слабое и хрупкое для деторождения.

— ГДЕ МОЙ РЕБЁНОК?!

Айрис зажала руками уши, от боли стиснув зубы. Голос этой женщины, несмотря на её хрупкое телосложение, сотряс прочные стены. Этот вопль ярости и страха мгновенно сменился паникой и скорбью и, закрыв лицо худыми руками, женщина плакала, и её слёзы алой кровью капали на белоснежный шёлк платья.

— Вы ведь даже не попытались его найти, — в ярости стиснула зубы Айрис. — КАК МОЖНО БЫТЬ НАСТОЛЬКО БЕСПОМОЩНОЙ?!

Женщина вздрогнула, глядя на Айрис недоумевающим взглядом. Создавалось ощущение, будто никто в целом мире не смел ей перечить, всем её слабостям потакали, все её слёзы вытирали, а сейчас в её дом ворвалась невесть кто, которая ещё и заявляла, что она мертва. Айрис зажала рот рукой, ожидая, что её сотрясёт приступ кашля. Женщина, наблюдая за ней, повторила этот жест.

— Помоги мне найти его, дитя, — тон женщины был таким, будто бы она делала Айрис одолжение своей просьбой. — И взамен я отдам тебе всё, что у меня есть.

— А оно мне нужно? — просипела в ответ Айрис. — Я просто хочу вернуться домой.

— Где твой дом, дитя?

— В ДРУГОМ МИРЕ! НЕ В ЗАГРОБНОМ!

Она стиснула зубы от обиды и злобы. Поднявшись на ноги, Айрис вновь недобрым взглядом зыркнула на женщину и заметила в её глазах точно такое же выражение.

— Что это за место? — тяжело вздохнула Айрис.

— Авиш. Храм Драриры — Пмило.

— Язык сломаешь, — огрызнулась Айрис. — Вы жрица?

— Жрица? — женщина одарила её очень удивлённым взглядом. — Можешь так меня называть...

— Ну и где вы в последний раз видели своё пузо?

— Пузо? — хамство Айрис, казалось, обескураживало жрицу. — Не помню.

— А что помните?

— Помню, что ждала его появления с того момента, когда на деревьях опали листья и появились вновь. Помню, что мой преступный супруг страшно переживал за меня, боялся, что я не смогу выносить дитя, но мне было всё равно. Я хотела этого. Я хотела, чтобы у него со мной было будущее. Я впервые за всю свою жизнь чувствовала себя счастливой, когда под моим сердцем билось сердце нашего крохи.

— Душещипательно.

— Помню, что Соммерос отправила своего малыша Иного под землю, чтобы скрыть его от богов-всесоздателей, людей и… и... Люциан, конечно же, преувеличивает.

Айрис закатила глаза.

— Он говорил, будто бы Иной оставался в теле грудного младенца первые десять лет своей жизни, — она подняла взгляд к потолку, вспоминая. — Что ненормально и для богов, и для людей. На одном из жертвоприношений Керарет он потребовал у идеального создания поднести его к трупу мужчины, и он… беззубым ртом жевал тугое человеческое мясо.

Айрис вздрогнула, побелела.

— Иной стал расти, — жрица пожала плечами. — Что для богов человеческие жизни? Ему приносили мёртвую плоть, которая очень скоро ему надоела, и он стал поедать людей живьём. Люциан говорит, что его голод неутолим, но… мне кажется, он привирает. Иной — такой обаятельный, улыбчивый мальчик.

— И что же он умеет? — нахмурилась Айрис, анализируя услышанное. — Он же полубог, у него должны быть особенности.

— Разное, дитя. Он может угадать, о чём ты думаешь, может заставить тебя забыть что-то плохое, может привести в движение пластиковых кукол, может поднять мёртвых из могил. Рядом с ним мир кажется не таким жестоким, какой он есть, рядом с ним даже идеальные создания ведут себя, как люди…

Она хотела было продолжить, но заметила, что Айрис перестала её слушать. Она смотрела в сторону, будто бы видела то, чего нет на самом деле, и вскоре жрица тоже услышала два голоса: женщины и мужчины. Женщина тихо всхлипывала, что-то неразборчиво пыталась сказать, но слова давались ей с трудом. Мужчина мягко, ласково её утешал, пытался приободрить. И где-то далеко слышалось тихое шипение аппарата для вентиляции лёгких и отвратительный писк кардиографа.

— Мама, — просипела Айрис, испуганно раскрыв глаза. — Папа. Я же не…

— Кейт, прошу тебя, возьми себя в руки, — мужчина тяжело вздохнул. — Люди в коме всё слышат.

— Она не очнётся, Ульрих! — женщина кричала, в её голосе слышались истерические нотки. — Как ты можешь быть таким оптимистом?! Как ты не поймёшь, что мы должны отдать ей силы?!

— Кейт…

— ЧТО?! — взвилась она. — Это Лео сделал?! Следовало догадаться, что этот урод прибыл на Землю не просто так! Знает, что не победит нас, и поэтому пришёл забрать дочь!

— Кейт, — вздохнул Ульрих. — Лео ничего не стоит уничтожить и тебя, и меня, и весь Сиэтл. В коме Айрис никто не виноват.

— Я виновата. Нельзя тебя слушать. Я отдам ей силы. Целиком. Без остатка. Плевать, что будет со мной, лишь бы моя дочь…

Послышался грохот, возня, треск одежды, где-то вдалеке разбилась стеклянная колба. Айрис слушала, закусив губу, сжав кулаки, глядя в пустоту и ничего в ней не видя. Слёзы текли по её щекам. На её памяти между родителями были серьёзные ссоры, но не настолько, чтобы хоть раз дошло до драки. Мама плакала. Истерично, срываясь на крик отчаяния и боли, кусая пальцы, чтобы хоть как-то заглушить свой голос. Айрис никогда не думала, что мама может быть такой слабой.

— Как ты можешь? — её голос был тонким, дрожащим. — Мы должны помочь ей.

— Не торопись, — он тяжело вздохнул. — Из наших детей Айрис — самая сильная и самая упёртая. Она так просто не сдастся.

— Мы должны что-то сделать, Ульрих. Понимаешь? Должны…

Он не ответил. Их молчание продлилось недолго. Раздался тихий щелчок, застучали по деревянному полу каблуки.

— Ты? — голос мамы вновь дрогнул, но в этот раз от гнева.

— Без истерик, Кейт, — раздался спокойный, глубокий женский голос. — Во-первых, я остановлю твои силы, во-вторых, давай устроим разборки не в стенах больничной палаты.

— Да как у тебя хватает наглости быть здесь? Убийца…

— Ты права, — ответила незнакомка. — Не хватает.

— Я её попросил продолжить наблюдение за Айрис, — холодно отозвался Ульрих.

— С ума сошёл?

— У тебя на уме есть врач получше, Кейт?

— Я хочу помочь дочери, а ты отдаёшь её Доктору Смерти?! Ульрих, ты рехнулся?!

— Заткни пасть, Кейт, — прохладно ответила Антрис. Айрис вздрогнула, ощутив сквозь глубокий сон, как холодные пальцы коснулись её руки. — Если ты не знала, люди в коме всё слышат, но ответить не в состоянии. Зная тебя, я почти уверена, что своими словами ты отбила у девочки всё желание жить.

Мама не ответила. Айрис услышала короткий всхлип, сорвавшийся с её губ.

— Антрис, — устало проговорил папа. — Я… спасибо, что согласилась помочь.

— Подотрись своей благодарностью. В отличие от вас двоих, я хотя бы пытаюсь что-то сделать, а е просто наживаюсь на идиотах из Авиша.

Последовала пауза. Айрис уже полагала, что их разговор подошёл к концу, как вдруг ощутила, будто бы её обдало холодом. Если бы она видела происходящее, то от полных ненависти взглядов ей бы стало по-настоящему страшно.

— Почему Никс Макграт, наша зыбкая надежда, наша Соммерос так слаба, когда по соседству с ней живут беглые инквизиторы? Почему какой-то мутант убивает людей посреди бела дня, лишает их глаз, и ни один из вас не шелохнётся, чтобы его остановить? Как вы, борцы за жизни своих детей, добились того, что рядом с моим сыном живёт идеальное создание? И, самое главное, как вы могли допустить моё возвращение на Землю? — Антрис ударила кулаком по столу, её голос звенел сталью. — КАКОГО ЧЁРТА СО МНОЙ СРАЖАЛИСЬ ДЕТИ, Я ВАС СПРАШИВАЮ, ДВА НИЧТОЖЕСТВА?!

Ей не ответили. Сказать было нечего, и даже Айрис понимала, насколько права эта женщина. То лицо старого водителя автобуса с кровавыми сгустками вместо глаз всё ещё преследовало её в кошмарах, и ведь никто, кроме Никс и её кота, не оказался способным помочь обыкновенным людям. Родители молчали, Ричард спокойно сидел, сложа руки, в то время как Айрис грозила беда.

— Мне не нужны ваши оправдания, — холодно продолжила Антрис. — Не хочу, чтобы ваша дочь слышала, какими вы жалкими можете быть. Решили не вмешиваться в жизни людей, тогда не лезьте в мою работу. Как только девочка очнётся, всё, что она скажет, будет в моём новом научном проекте.

Айрис судорожно вздохнула, услышав это. В неё не верили родители, мать и отец были в полном отчаянии, но поверила Доктор Смерть — та, кто собиралась жестоко расправиться с Джулианом на глазах у Никс. Кто она? Что представляет из себя? И действительно ли она тот жестокий монстр, который хладнокровно способен убить человека?

— Я… — папа помедлил. — Я постараюсь помочь Никс со способностями. Но… из меня ужасный учитель.

— Я потренирую Линн, — сдалась мама. — И Колсона. Наши способности должны гармонировать.

Антрис не ответила. Айрис вслушивалась долго, но разговор они так и не продолжили.

— Ладно, — вздохнула Айрис, отряхнув руки, чувствуя, будто они испачканы. — Жрица, нам пора. Попробуем найти твоего ребёнка.

* * *

Всё своё свободное время Никс проводила в Авише.

Здесь было по-прежнему невыносимо жарко, часто земля уходила из-под ног от постоянных землетрясений и извержений вулканов, время от времени её чуяли каменные твари и бросались в атаку, мерзкие пищащие растения цеплялись за ноги и пытались повалить на землю. Она быстро поняла, что если расположиться в пещере, то можно избежать части неприятных моментов, которыми полон Авиш. С неба не льётся кипяток, звери сюда не пролезут, и кроме матерящихся грибов некому потревожить шум её беспокойных мыслей. Разве что редкие вздохи мужчины, мечтающего о смерти.

Его звали Магнус, и больше о себе он не собирался говорить ничего, лишь возмущался, что Никс заняла его пещеру, и теперь всем своим видом отпугивает смерть. Никс его не слушала. Она тоже ложилась на подстилку из мягких мелких грибов, смотрела в потолок и запрещала себе закрывать глаза.

Потому что, стоило ей закрыть глаза, как перед мысленным взором тут же возникало лицо Джулиана.

Тогда он целовал долго, а Никс так и не нашла в себе смелости, чтобы сопротивляться. Ни на что не нашла смелости. Её язык оставался вялым и неуклюжим, несмотря на резвую и игривую ласку Джулиана. Когда их губы разъединились, он лукаво улыбнулся, услышав её разочарованный вздох. Он краснел, в его глазах появился странный блеск озорства, и в этот момент он казался Никс невероятно красивым.

— Не думал, что ты даже целоваться не умеешь, — произнёс он. Его голос дрожал, дыхание сбилось.

Никс не ответила. Лишь сжала губы в линию, спиной вжавшись в кресло.

— Ну так что? — он едва заметно улыбнулся. Ему проще было взять себя в руки. — Я пристаю к тебе. Ты довольна?

Никс почувствовала, будто ей наступили на горло.

— Судя по твоему лицу, очень, — он лукаво улыбнулся. — Продолжим? Я хочу оставить поцелуем след у тебя на шее.

— ПРЕКРАТИ! — Никс закрыла лицо руками, уткнувшись головой в колени. — Не… не делай этого.

— Успокойся. Не буду.

Никс трясло. Она смутно осознавала, что бояться ей нечего: это всего лишь первый поцелуй. Другие, менее трусливые девушки, куда смелее прощаются с девственностью, а она боится очередной издёвки от человека, к которому испытывает взаимную ненависть.

— Будешь пиццу? — он хамовато улыбнулся, внимательно глядя на Никс, вгрызаясь взглядом в неё.

Никс ответила ему взглядом, полным ненависти и страха.

— Что? — он невинно вскинул брови. — Уже почти вечер, а я не обедал.

Никс от злобы стиснула зубы, крепко обняв себя за плечи. Вот, значит, как он решил поступить? Забрать её первый поцелуй, а после делать вид, будто бы ничего не было? И чего он добивается своим безразличием? Что Никс вновь взбесится, накричит на него, ударит? Что ж, он добился своего. Никс взяла с кресла маленькую декоративную подушку и, что было сил, бросила в Джулиана, но единственным, что выбила из него, был смех.

И с тех пор Никс не могла успокоиться. Она не спала, не ела, даже не была в школе. Просто смотрела в потолок пещеры с матерящимися грибами, убивая время в Авише.

— Твоя печаль вибрирует в воздухе, — услышала она рядом с собой уставший голос Магнуса. Она не слышала, как он подошёл. — Что случилось?

— Почему тебе вдруг это стало интересно?

— Не знаю, — просто ответил он. — Может быть, сила привычки. До обретения способностей я был обыкновенным детским психологом.

Никс приподнялась и вновь оглядела его с головы до ног. Обыкновенным Магнуса точно нельзя было назвать. Его длинные белые волосы заплетены в пышную косу, свисающую ниже колен, чёрные глаза сияют подобно звёздам на мертвенно-бледном лице. Прямой нос, высокие скулы, волевой подбородок, и такая смертельная усталость во взгляде, что этого человека становилось по-настоящему жаль. Он был одет в белый плащ, серый жилет, белую рубашку, брюки и ботинки. Он не был похож ни на самоубийцу, ни на детского психолога. Скорее, на принца из волшебной сказки.

И на его груди чернел, точно вобрал в себя всю тьму, кулон в форме кошачьей лапки.

— Э? — Никс удивлённо вскинула брови, указав на его кулон. — Ты как выживаешь без маски?

— Очень просто, — тяжело вздохнул он. — Выживаю, потому что никогда не получаю того, чего хочу. В данном случае — смерти.

— Это способность такая?

— Это умозаключение, — он тяжело вздохнул. — Как видишь, довольно верное.

— А что насчёт способностей? — Никс наклонила голову набок, готовая слушать.

— В прошлой жизни я был учителем, — он тяжело вздохнул, — и надеюсь, будущая мне не уготована. Так что мои способности связаны с воздухом и светом. Я не изучал их. Более сведущие люди называют мои силы кислородной катастрофой.

— Слишком мало воздуха?

— Слишком много воздуха, — поправил он. — До того много, что можно дышать под водой и при пожаре, но если этого нет, то лёгкие мгновенно сгорают. Правда замечательно? Вот только на меня не действует.

Никс удивлённо вскинула брови, глядя на него. С Магнусом, несмотря на его эксцентричность и навязчивую идею, было легко забыться. Трудно думать о своих проблемах рядом с человеком, который в любую секунду может встать и повеситься.

— Ну а кто ты такая? Судя по твоим сексапильным рожкам и кожаному костюму — стриптизёрша.

— Ну конечно! — взвилась Никс. — Не мог придумать ничего более оригинального?!

— И всё-таки?

— Я не помню прошлой жизни, — Никс нахмурилась. — Но все вокруг твердят, что я — Соммерос.

— Та самая? — лицо Магнуса не отразило никаких эмоций. — Сомневаюсь. Великая Со была из тех, кто получал от жизни всё, требовал большего и никогда бы не повторил сначала. А кто тебе всё это рассказал, Со?

— Л… Линн, — голос Никс дрогнул. — Та, что переродилась из Керарет.

— М-м-м, вот как.

— Что-то не так?

— Не хочу тебя расстраивать, но, вероятнее всего, тебе просто стёрли память и внушили, что ты божество. Эта Линн тесно сотрудничает с Инквизицией, так?

— Ну… да.

— Инквизиция — не то место, куда попадают добрые люди, — он поднял взгляд к потолку. — Иначе туда не попали бы люди, способные заморозить Авиш.

— Ты о Докторе Смерти?

— Может, её и так зовут, — он пожал плечами. — Она спустилась по шахтам в самые глубины Авиша, к ядру планеты… а потом здесь, в моей пещере, стало так холодно, что у меня развалились в крошку руки и пальцы на ногах. Я выходил отсюда, но вокруг была снежная пустыня, и по поверхности, скрежеща когтями и выискивая новую жертву, ползал Иной. Трупы не гниют при такой сильной заморозке, так что ему на поверхности очень понравилось.

— Сколько же ты здесь сидишь? — прохрипела Никс.

— Не знаю. Новый Зверь пришёл совсем недавно, — Магнус перевёл взгляд на выход из пещеры. — Может быть, года три назад. Три земных года. До него пять лет царил холод, и планета обрастала кожей Иного.

Никс сжала губы в линию и поднялась под шумные возмущения грибов.

— Расскажи мне. Кто такой Иной?

— Хорошо, — его губы тронула печальная улыбка. — Но сначала сразимся. Покажи мне свои силы. И убей меня заодно, договорились?

Никс оставалось только согласиться.

Магнус провёл пальцами по своему кулону-кошачьей лапке, и его тело окутал яркий, режущий глаз свет. Под хор возмущений в пещере свет собрался в белоснежное шёлковое кимоно чуть ниже колен с витиеватым, вышитым из золотых и медных нитей, драконом, в лёгкие брюки и ботинки, в красные перчатки. На лице у него появилась японская маска с кошачьей мордой.

Никс не сдержала улыбки.

— Мяу, — равнодушно произнёс Магнус.

Вспомнив вечно агрессивную морду лица Ланселота, Никс решила, что в её жизни слишком много котов.

— Покажи мне свою мощь, — выйдя из пещеры, он вдохнул полной грудью жаркий, полный смога и, наверняка, радиоактивный воздух. — Свой лучший удар.

Никс сосредоточилась, подняв взгляд к чёрному небу. Раскат грома обрушился на беспокойную поверхность разрушенного мира, копья алых молний пронзили небо, грязный воздух, скалистую местность. Закрыв глаза, направляя пальцами ветер и молнии, Никс сосредоточилась на одной точке — на высоком дереве перед собой. Раздался грохот, яркая вспышка алого света, и, когда Никс открыла глаза, дерево, часть скалы и трава превратились в пепел.

— Хотел бы я, чтобы моя смерть была так же красива, — Магнус улыбнулся, носком ботинка коснувшись обугленной почвы.

— Да почему ты вообще умереть хочешь?! Ты можешь рассказать?! Вдруг я смогу помочь!

В ответ Магнус только грустно вздохнул.

— Тебе нужно больше знать об Ином, не обо мне, — он поднял с земли обгорелый камешек. — Соммерос забеременела от человека, и за это над ней должны были вершить суд. Вот только судьи не явились на заседание, богиню признали невиновной, а отец ребёнка так и не был вычислен. И по отношению к Со и всей человеческой расе это было проявлением величайшей жестокости.

— Малыш оказался проклят?

— Вроде того, — Магнус отряхнул руки и поднял взгляд на чёрное небо. — Иной — несчастное существо, обречённое на вечное одиночество. Он родился невероятно уродливым, сморщенным и едва сам себя не раздавил твёрдым коконом из собственной кожи. А теперь попытайся уклониться.

— Чт…

Никс не успела даже моргнуть, как на землю обрушился дождь из обжигающего, пронзающего облака света. Падая на каменистую почву, свет разбивался, оседал лёгким облачком горячего тумана, в котором от каждого движения загорались искры, словно в бенгальских огнях. Никс не удалось увернуться. Потоки света оставляли ожоги и шрамы на её коже, выбили из неё болезненный крик. Она воззвала к своей силе, и та окликнула, рассеяв потоки света ураганным ветром.

— Мою силу считали настоящим даром богов, — невесело улыбнулся Магнус. — Ей поклонялись из-за её красоты, считали, что этот свет очищает души даже от первородного греха. Но это всего лишь свет, который может сбить даже ветер.

Он грустно вздохнул, закрыв глаза и прижав сложенные руки к сердцу.

— Но продолжим, — он перевёл взгляд на Никс, с недовольным видом потиравшую заживающие ожоги. — Иной не рос. Ровно до определённого момента, в котором и заключается истинное проклятие богов. Для роста и нормального развития ему требовалось свежее человеческое мясо, и с каждым разом этого мяса было нужно всё больше и больше. Иной жрал и не чувствовал насыщения. Иной пытал людей и не чувствовал удовлетворения. Иной распространял своё семя на верхний мир, мир под облаками и мир в скорлупе, вместо детей женщины рожали гнилых трупов и умирали при родах. Иной не принадлежал ни людям, ни богам, а больше всего ему хотелось принадлежать хоть какому-то обществу.

Никс зажала рот и нос руками, чувствуя жар в лёгких. Лава, до этого лениво текшая в глубоком ущелье, занялась ярким пламенем, а вместе с ней вспыхнула и трава, и деревья, и обувь Никс. Внезапно ей стало понятно, почему Магнус сидел больше десяти лет в пещере и не мог решиться на самоубийство — он боялся умирать один.

Никс закрыла глаза, сосредотачиваясь. Алые молнии вновь пронзили небо, ветер, насыщенный серой и смогом, усилился и уничтожил слабое месторождение чистейшего кислорода.

— Он ненавидел всё живое. В особенности родителей, давших ему его ничтожную жизнь, — губы Магнуса тронула грустная улыбка. — Если ты и в самом деле великая Со, то твоё счастье, что ты не помнишь прошлой жизни. Ведь… твоего сына отправили в тюрьмы подземного мира только после того, как он в ярости взял тебя силой.

Никс побледнела от охватившего её отвращения. Версия, которую скормила ей Линн, была куда милее и проще для понимания. Есть Зверь в количестве одной штуки, есть живые миры в количестве двух штук, есть сила в количестве миллиардов штук, данная людям для защиты одного от другого. Почему никто не рассказывает об ублюдке с эдиповым комплексом? Почему все помнят только Зверя и приписывают ему вину во всех смертных грехах?

— Ты не вынесла позора и ужаса, — продолжал Магнус. — Ты убила себя. Как только твой живот стал заметен, ты приказала палачу, служившему Керарет, разрубить себя надвое. Он был слишком исполнительным человеком. В гневе Керарет заморозила его и разорвала на части, превратив в снежинки.

— Доктор Смерть? — прошептала Никс, сама не зная почему лицо этой женщины явилось перед её мысленным взором.

— М-м-м? Ну, иногда его так называли. Когда на мир под облаками обрушилась чума, он велел запереть заражённые города и сжечь жителей, скот, трупы, даже дикое зверьё. В глазах богов он стал уважаемым человеком, спасителем. В глазах людей — ублюдком.

Магнус провёл пальцами по воздуху, оставляя бледную световую линию. Он рисовал, и чем дольше этим занимался, тем больше его рисунок напоминал китайского дракона.

— В своей тюрьме Иной сводил людей с ума. Он прощупывал их сознание, создавал ложные воспоминания, стирал память, заставлял делать отвратительные вещи, — он закрыл глаза, тяжело вздохнув. — И всё это скрывали от Драриры и Керарет. Драрира, несмотря на слабое здоровье, тоже понесла ребёнка от человека.

— Её опыт сестры ничему не научил? — Никс стиснула зубы, глядя на растущего от сил Магнуса дракона.

— Она умирала. Её одежды пачкались, её кости разрушались, с неё без конца струился пот и тускнел магический свет в глазах. Драрира держалась только благодаря любви самого дорогого ей человека. Я знал его лично. Он ненавидел себя за то, что послушался её и разделил с ней ложе.

Дракон взвился и устремился в небо ярким, сияющим лучом. В чёрных облаках он вырос, и теперь его тело, казалось, занимало весь небосвод.

— Как они связаны с Иным?

Магнус тяжело вздохнул.

— Иной знал о болезни Драриры, но не мог к ней приблизиться, пока не подошёл срок появления ребёнка. В тот самый миг, когда дитя сделало первый вздох, когда оно всё ещё было в алой крови матери, кривые зубы Иного вонзились в его плоть.

Никс сжала руками рот. На этот раз её одолел не жар в лёгких, а приступ тошноты. Она чувствовала, что от этой истории, рассказанной безразличным тоном, все её внутренности переворачиваются. Чувствовала, что вот-вот её вывернет наизнанку. Это и случилось. Она не ела уже несколько часов, и потому из желудка вырвалась обжигающая горло желчь.

— Драрира видела это, — беспощадно продолжал Магнус. — И тогда сама идея жизни стала ей отвратительна. И, когда это случилось, ей принёс избавление тот, кого она любила больше жизни.

— Откуда ты, чёрт возьми, всё это знаешь?!

— Чувство вины не позволяет мне забыться, долг не позволяет умереть, — дракон, сиявший золотом в небе, набрал в лёгкие воздух, и на землю обрушился горячий, полный света и искр дождь. — Я был тем идеальным созданием, которое должно было обучать Иного, следить за ним, заботиться о нём. Я был тем, кто поднёс младенца к первой в его жизни настоящей трапезе. И я же… тот, кто уничтожил Авиш, единственный из всех идеальных созданий переродился в теле человека, — по его щекам скатились две тяжёлые слезы. — Ты говоришь, что ты — богиня Соммерос. Пожалуйста, богиня под облаками, прекрати мои мучения.

— Магнус…

— Ни одно животное не испытывает такой вины, как человек, — он вцепился пальцами в белоснежные волосы, рвал их, до крови прикусив нижнюю губу. — Я столько ждал, когда Зверь убьёт меня! Ждал, пока не начал умолять его сжечь меня дотла! А он лишь проходил мимо. Он слишком великодушен для такого ничтожества, как я!

— Магнус! — прикрикнула на него Никс, заставив опомниться и замереть. — Что было дальше?

— Дальше? — голос Магнуса дрожал. Слёзы душили его. — Люди Авиша обезумели. Из могил поднимались гнилые трупы, живые люди ели друг друга живьём, и от их оглушительного смеха звенело в ушах. Лишь в мозг одного человека Иной не пустил свои кривые когти. Его любила Драрира. Он сжёг дотла её тело, и тело их маленькой девочки, чтобы они не достались Иному. Он пробудил все вулканы и поднял из недр Авиша магму, он сжёг кожу Иного так, что тот больше не способен восстановиться, он разрушил этот мир, чтобы спасти остальные. И зовут его…

— Зверь, — завершила Никс.

— Верно. А теперь… давай ты просто умрёшь с этим знанием?

Золотой дракон, выдохнув сноп искр и пар, поднялся выше, утонув в тёмных облаках, точно в океане, и его утробный рык заставил Никс похолодеть. Ей вспомнились Том и Антрис, вспомнилась вся та боль, которую испытывало её тело от жестоких, потерявших человечность врагов, вспомнилось вездесущее чувство собственного бессилия. Дракон. Она не смогла ничего противопоставить обыкновенному снегу, а тут целый, настоящий, огромный дракон.

Набрав высоту, мифическое создание, сотрясая воздух и землю, летело на Никс, широко разинув сияющую пасть.

Никс закрыла глаза, сжавшись в комок. Её обдало невыносимым жаром, пламя вспыхнуло вокруг неё жарким ореолом, не причинив ей никакого вреда. Она открыла глаза и увидела перед собой широкую спину в красной толстовке с накинутым на голову капюшоном.

— Ты? Я ждал тебя… — давя из себя болезненную улыбку, произнёс Магнус. — Какое счастье!

— Что ты ей наплёл, уёбок? — бесцветным, лишённым каких-либо эмоций голосом произнёс парень. — А?! Я УЖЕ ЖАЛЕЮ, ЧТО НЕ ЗАЛИЛ ТЕБЕ В ПАСТЬ СВИНЕЦ!

— Л… Лео? — просипела Никс.

— Лео, — подтвердил он, глядя на потупившего взгляд Магнуса. — Ты как?

— П… — Никс прокашлялась, пытаясь подняться н негнущихся ногах. — Почему никто не рассказывает правды?

— О какой правде ты говоришь? — Лео сощурился, глядя на неё.

— О Звере. Почему его выставляют злодеем? Почему мы непременно обязаны его остановить?!

Лео промолчал, опустив голову. По одному его блуждающему взгляду Никс поняла, что сейчас ему не до этого. Он медлил с ответом, точно собираясь с мыслями, и когда Никс уже потеряла надежду добиться от него хоть одного слова, произнёс:

— Зверь не хочет, чтоб его жалели. Убивайте его. Уничтожайте. Презирайте, — он резко протянул руку к Магнусу и одним сильным жестом содрал маску с его лица. — Он только сильнее станет.

Никс похолодела. Глаза Магнуса остекленели, он упал в траву, и его тело, такое бледное и безвольное, превратилось в яркий, мерцающий и прекрасный, точно северное сияние, свет. Ветер, подхватив эти золотисто-зелёные лучи, вознёс их к небу и укрыл в чёрных тучах.

Маска в руках Лео потеряла форму и превратилась в сияющий шарик.

— Т… ты…

— Убийца, — кивнул Лео, бросив в руки Никс этот тёплый, обжигающий сгусток энергии. — Пользуйся. Можешь усилить себя, можешь отдать другому — мне всё равно. Собралась побеждать Зверя, так сделай это. И не сдохни от очередного фейерверка.

Никс смотрела на шарик энергии, который ещё минуту назад был кулоном в форме лапки, и не могла сообразить, что же ей сейчас делать. Бросить им в Лео? Принять? Что было бы правильно?

— Ты… ты спас меня, — просипела Никс.

Лео молчал.

— И ты же… отдаёшь мне силы… Зачем?

Он скосил на Никс взгляд, и в его глазах она увидела столько печали, что от жалости у неё сжалось сердце.

— Я бы очень хотел, чтобы Зверь был мёртв, — его голос казался бесцветным. — Да и сам Зверь давно хочет умереть.

Никс испуганно прижала кулон к сердцу.

— А теперь вон отсюда, — предупредил он. — И приготовься. Скоро похороны.