Стенд (джен)

Джуст.

Переулок Джека Ризныка.

Стась.

Ныли зубы. Странно. Им-то чего ныть, ни разу ведь в челюсть не схлопотала, даже по касательной, обошлось.

Стась прислонилась к стене и немного постояла, стараясь дышать диафрагмой, размеренно и не слишком глубоко — при попытке вдохнуть поглубже левый бок прокалывало острой болью. Морщась, потянула левый носок на себя — икру опять свело. Постояла немного, пережидая, пока пройдет покалывание в пальцах, двинулась дальше, чуть прихрамывая.

Вообще-то, Зоя, нам грех скулить, мы еще легко отделались! Ни тебе переломов, ни даже серьезных трещин. Вот, правда, судя по гнусным ощущениям в боку, с одним или двумя ребрами таки проблема. Но вроде бы тоже больше похоже на трещину, при переломе бы кололо куда острее.

Ну, саднят сбитые пальцы да ноет выбитый локоть, да судороги вот эти постоянные, потому что правую стопу потянула в самом начале и на голени пришлось перенести основную нагрузку…

Но сегодня пока еще почти не больно.

Больно будет завтра. И, ой же мамочки мои, как же это будет больно!..

Впрочем, чего это мы? Больно бывает только тем идиоткам, которые после таких нагрузочек бросают несчастные мышцы застывать на ветру у холодной стены на полуночной улице. А мы же, Зоя, не идиотки, мы, Зоя, баньку предпочитаем, желательно мягонькую, чтобы не слишком жарко, и массажик, и расслабление опосля по всей форме с приятным блондинчиком в номере люкс. Заслужили, черт возьми!

Нет, Зоя, ты-то хоть понимаешь, что мы сегодня с тобой сделали?! Это было бредом, безумием это было, шансов-то практически никаких, и надежда почти что иллюзорная, зато злости хоть отбавляй. И — получилось.

Самой не верится…

Стась зевнула и сморщилась — ногу опять свело. Покрутила ступней, наступила осторожно. Ничего вроде. Хорошо, что до вокзала недалеко.

Конечно, автоматов полно на каждом углу, в любом кафе, только вот автоматы нам без надобности — они в сети след оставляют до удивления четкий и работают слишком быстро, нет уж, не надо нам этого! Пусть те, кому это надо, в массе обычных переводов зароются, незачем им жизнь облегчать…

А все-таки та девочка с жутеньким стальным оскалом была явно лишней. И хозяин у нее… Неприятный такой хозяин. Опасный.

Чего-чего, а возможные неприятности Стась распознавать умела. Научили. А этот мелкий шустрый тип был одной сплошной ходячей неприятностью. Она отказалась бы от схватки с его командой, даже находясь в сносной форме. А после пяти проведенных подряд встреч форма ее была какой угодно, только не сносной.

Но за ту девочку предложили почти три года. Святой оскоромится. Вот и сгубила жадность фраера.

Фраершу…

Лишними, если уж быть откровенными до конца, были все после третьего. Когда хрустнуло в боку и потянула голеностоп. Так что теперь — только баня. И массажик. И минеральные ванны. Это не роскошь, это — жизненная необходимость. Роскошью мы займемся потом.

Шоколадный торт! И мороженное. И — березовый сок, литра три, не меньше!

Пусть хоть треснут, а достанут, желаю потому что. Имеем право, Зоя! Да-с! Со свечами и шампанским. И что бы лакеем — плечистый блондин с квадратным подбородком и на все готовым взглядом.

Стась зевнула. Передернула плечами. Опять зевнула. Нет, похоже, сегодня после баньки и массажика мы будем просто спать. На хрустящих простынях и настоящей кровати. Тоже, между прочим, неплохо. А все остальное завтра.

Но сначала — вокзал.

Жанке осталось три года. Реальных. При пересчете на световые выходит что-то около двенадцати с половиной. Ха! Для нас, Зоя, это теперь просто семечки.

Стась шла вдоль центрального проспекта. Шла прямо по проезжей части — все тротуары были заставлены вынесенными из выходящих на проспект заведений столиками с конкурсной бесплатной закуской, хозяева витиевато и красочно ругали угощавшихся.

Тоже традиция. Кто лучше приготовит, изящнее украсит, элегантнее стащит или виртуознее обругает вора. Святая Селина — святая своеобразная, чего же вы хотите? Да и сам Джуст был когда-то пересыльной колонией для нежелательных элементов, а традиции необходимо беречь…

Центральные фонари погасли, в утреннем сумраке тускло перемигивались разноцветные праздничные гирлянды. Стась шла по асфальту, загребая ботфортами сугробы конфетти, фантиков, обрывков мишуры и серпантина. Ей навстречу уже торопились деловитые мрачные личности, не имеющие к празднику ни малейшего отношения. Начинался новый рабочий день. Заспанная девчонка в миниюбке сгребала праздничный мусор на поперечной улочке, не обращая ни малейшего внимания на расположившуюся за столиком припозднившуюся компанию.

Она была права — праздник закончился.

— Не спешите, драгоценнейшая…

Этот тягучий выговор она узнала сразу. Но, очевидно, слишком устала, чтобы сразу понять, осознать до конца сказанное. Обернулась с некоторым даже удивлением — чего, мол, надо-то? Ладно бы — глухой ночью и в темном переулке, но здесь, на оживленном проспекте, при свете фонарей и уже почти что утром?! Что он — совсем рехнулся, что ли?

И даже то, что его не ввела в заблуждение ее теперешняя внешность, не насторожило поначалу ничуть.

— Вы меня сегодня очень серьезно обидели. Вам не кажется, что это не совсем хорошо с вашей стороны?

И даже тогда она не поняла, хотя обращение он повторил трижды. Вскинула брови — на что он рассчитывает, здесь и один?

— Не пора ли восстановить справедливость? А, драгоценниейшие?

Он говорил на архэнгле…

Стало больно дышать.

Стась сглотнула, пытаясь дышать диафрагмой и продолжая криво улыбаться. Он говорил на архэнгле. Она отметила это — и сразу стало больно дышать. В архэнгле нет уважительного обращения.

Есть только множественное число.

— Я потерял законную пятерку из-за вашего тандема. Не считая двух или там трех спорных лет, которые я вполне мог бы… но не суть. Так вот — как насчет того, чтобы возместить ущерб?

Она долго молча смотрела на него, перестав улыбаться.

Потом так же молча достала пятерку из нагрудного кармана, протянула, не глядя.

Ошибиться не боялась — пятерка была одна, остальное все мелочью, а карточек здесь, похоже, вообще не признавали.

Он был ниже ее на полголовы. И уже в плечах. Она легко справилась бы с ним даже сейчас, когда сердце колотится, а ноги словно желе. Много ли такому шпендику надо? Движения расхлябаны, реакция фиговая, рядом со школой и не ночевал, плюнь как следует — с копыт слетит.

Кругом были люди. И до двери в кассовый зал — рукой подать. В конце концов, можно же было просто крикнуть, там же есть дежурный охранник…

Не крикнула.

Сощурилась. Усмехнулась жестко. Спросила почти с надеждой:

— Что-нибудь еще?

Но мальчик был умный, на такой простейший финт не попался. Отступил на шаг, раскланялся и даже замахал ручками, словно отметая такие нелепые подозрения:

— Нет проблем!

Она кивнула и ушла, не оборачиваясь.

Вообще-то хитч — бои без правил. К запрещенным приемам относится разве что применение огнестрельного оружия, а слова о допинг-контроле любители этой жесткой борьбы относят к разряду шуток тупых и неприличных.

Везде — кроме Джуста.

На планете, бывшей когда-то пересыльной тюрьмой, очень щепетильно относятся к честной игре. И очень не любят тех, кто использует допинги.

Любого вида.

В сущности, все эти отельные альфонсы — такое паскудство! И люксовые ничем не лучше панельных. Разве что одеты покрасивше и моются почаще. Даже если он тебя к утру не обворует — то уж подцепишь что-нибудь наверняка, не ВИЧ — так дизентерию. От шоколада и мороженного болят зубы, а они и так что-то ноют, зачем еще провоцировать? Шампанское — фигня на машинном масле, мы же его, Зоя, никогда не любили, зачем пижонить? Ужин при свечах — такое занудство, что просто скулы сводит. Тут вот рядом столовая, оттуда так чудно пахнет! Не выйдет из нас, Зоя, аристократов, мы и в столовой с удовольствием похаваем…

Сок вот только. Березовый.

И сауна…

Плевать!

Мещанство и убожество. И хватит об этом.

А мальчик вежливый.

И умный. Мог бы ведь и все отобрать. Ну, во всяком случае — попытаться мог. Не во всех жизненных ситуациях можно заорать стоящему поблизости полисмену: «Караул! Грабят!» Даже если тебя действительно грабят на ярко освещенной улице, на глазах у ничего не подозревающего народа, нагло, в открытую.

Интересно, воровала ли Зоя Монроз бутерброды с праздничных столов? Впрочем, если и воровала, то делала это весьма элегантно. Вкусный бутербродик. И пироженка тоже ничего, а как классно ругается хозяйка столика, просто любо-дорого!

Мальчик умный. И оттого — еще более опасный. Не зря она его сразу отметила. Сволочь, конечно. Но сволочь по-своему честная.

Какой-то восточный классик сказал: «Никогда не отбирай последнее у врага своего…» Пока есть у него хоть что-то — не опасен он. Не загоняй крысу в угол. Чревато. Восточный человек, умница!

А сколько крутоплечих мелкоголовых индивидуумов от начала времен и до наших дней усердно плодят зорро-немовых монте-кристо, и ладно бы — только в диких колониях и отсталых подоракульных провинциях, так нет же, и в просвещеннейшей Империи Восходящего Солнца!

С чисто садистской тупой радостью убивают у врага своего горячо любимого (и желательно — единственного, это усугубляет и радость и последствия!) родственничка, а еще лучше — родственницу, в идеале — ребенка, но можно и распятием любимой собачки-кошечки ограничиться, тоже неплохо действует на некоторых. Отнимают работу, благосостояние, привычное окружение. А потом искренне удивляются.

Нет, пожалуйста, можно и так себя вести, если хотите с гарантией обеспечить себе максимум неприятностей на всю оставшуюся жизнь — жизнь, прямо скажем, в связи со всем вышеизложенным сильно укоротившуюся. Никогда не отнимайте у человека последнее.

Тем более — у… тандема…

Умный мальчик.

Будь эта самая пятерка последней — ох, и устроила бы шоу Стась, прямо вот тут, посреди утренней улицы, на глазах у изумленных прохожих. И уж постаралась бы, чтобы ни говорить, ни писать умненький этот мальчик не смог бы в течение ближайших пары месяцев, а там уже не важно будет, жалуйся кому угодно, ракета ушла.

Но в том-то и дело, что повела бы Стась себя так только в том случае, если бы терять ей уже было бы нечего.

Пока что терять ей было чего. И очень даже чего. Мелочь, когда ее много — она мелочью как-то сразу быть перестает. А мелочи этой самой, по карманам распиханной, у Стась и теперь оставалось никак не меньше десятки…

Когда она скармливала ее детектору у кассы — не торопясь, по одной

монетке, а кассирша только косилась неодобрительно да губы поджимала, но молчала — сумма все-таки немалая, комиссионные обломятся — не котэ чихнул, — возникло искушение.

Нет, ну всякие там вибро-матрасы и массажисты — это, конечно, пошло, слов нет… Но прогреться хотя бы как следует. Не зверь же тетя Джерри, хоть на каникулах-то может ребенка куда-нибудь… Да и не хватает на все три года, так что чего уж тут…

Возникло. Разок.

Но, реально оценив свои шансы, в скором времени возникать перестало.

Аптечный киоск в зале ожидания был закрыт. Это минус. Но до конца перерыва оставалось каких-то пятнадцать минут. Это плюс. К тому же в этой дыре никто еще не додумался спрашивать наличие билетов у желающих просто посидеть в мягком кресле зала ожидания. Тоже плюс.

Да и то, что идти сейчас все равно некуда, в данной ситуации можно расценивать тоже как фактор положительный. Так что, Зоя, видишь сам — количество плюсов явно перевешивает, а против математики не попрешь.

Да, и еще один плюс — кресла здесь очень мягкие…

Десяток кубиков ультрагана, он самый дешевый из кетоновых анальгетиков, упаковка безанаболиковых протеинов, пара тюбиков разогревающего геля, эластичный бинт. Витаминный комплекс… на весь целиком не хватит, но на мышечный хотя бы, всякие там магнии-кальции, если брать вразброс — дешевле выйдет. Может быть, останется еще и на пачку какого-нибудь не слишком дорогого стимулятора… Тот же фреш хотя бы — она видела его через прозрачное стекло закрытой витрины.

 — Кто такая Снежанна Эски?

Стась закрыла глаза.

Выпятила подбородок.

Обернулась.

Открыла глаза.

Убедилась, что со слухом у нее все в порядке и галлюцинаций не наблюдается.

И лишь после этого ответила, очень четко и внятно:

— Не. Твое. Собачье. Дело. Ясно?

Она не собиралась больше быть вежливой. Даже с вежливыми и умными мальчиками.

Его нелегко было смутить. Просияв восторженной улыбкой, словно она только что сообщила ему что-то очень приятное, он как ни в чем не бывало продолжил:

— Знаешь, я только что сам у себя выиграл декаду, я спорил, ответишь ли ты мне словами или сразу пустишь в ход кулаки. Теперь-то тебе нечего опасаться, правда? Не думаю, чтобы это был долг чести, не твой типаж. Вымогательство?.. М-м-м?.. Вряд ли. Любому идиоту должно быть заранее ясно, что в связке с тобою можно заработать гораздо больше, чем в спарринге… Да и не стала бы ты платить шантажисту, ты для этого слишком рассудительна. Ведь так?

Стась стиснула зубы. Пошевелила челюстью. Вздохнула.

— Не твое собачье дело.

— Умничка! На деловые обязательства тоже не тянет. Нет, вряд ли. Такие, как ты, горят, как правило, на сентиментальности. Что-нибудь из области нежных чуйств. Друзья сопливого детства, милость к павшим, всякие там напарники-инвалиды, старые лямуры, внебрачные дети-мутанты, плюшевые мишки с оторванными ушами и пришедшие в негодность родители. Впрочем, нет — родители тут не канают, больно уж название нетипичное.

Стась вздохнула еще раз. Но зубы стискивать не стала. Смирилась.

Чего уж там.

Если даже опытнейшим наставницам по мобилизации резерва ни разу не удалось вызвать у нее хотя бы зачатки ярости, то глупостью было бы думать, что получится у этого, умненького и вежливого.

Даже раздражения не было. Ну хоть тресни. Что поделать, такие уж мы нетипичные. Ни тебе раздражения, ни тебе беспокойства. Даже обиды особой нет — на что обижаться, каждый зарабатывает себе на жизнь, как может. Да и чего беспокоиться, когда в карманах — не больше декады. Забавно только.

Всегда забавно наблюдать чужой облом.

— Меня, между прочим, зовут Бэт. Если тебе интересно. — Он сверкнул обаятельной улыбочкой, качнул длинной челкой. Стась зевнула.

Предупредила лениво:

 — Если ты еще не понял — я пустая.

Так, на всякий случай. Не обольщался чтобы. Закрыла глаза. Улыбаться она не хотела — это получилось как-то само собой.

Бэт фыркнул, закивал.

— Да знаю я, видел, это-то и интересно! Не каждый день такую самоотверженность встретишь. Хотел бы я быть на месте этой Снежанны Эски из «Солнечного зайчика», кем бы она ни была… Дочь?.. Ха! Чушь собачья.

Готов поставить год против дохлой крысы, что это твофя первая беременность. Идет?

— У меня нет дохлой крысы. — Стась ответила. Потом удивилась. Потом подумала — а чего, собственно? Ну глупо же, право слово, изо всех сил изображать негодование только потому, что в таких ситуациях положено негодовать?!..

Да и до открытия киоска еще девять минут.

— Значит, я прав! — Он опять просиял самодовольной улыбочкой от уха до уха. — Но вернемся к трогательным чуйствам… Нэжьно любимая подружка, после какой-нибудь заварушки потерявшая профпригодность? Вряд ли… Вас же страхуют на этот случай. Нет, почему-то мне кажется, что это ребенок. Не твой, разумеется, но чем-то близкий. Племянница?.. Хм-м… Возможно. Или — ребенок друга… Скорее всего — погибшего. Хотя — нет, не друга — подруги. Я бы сказал даже больше — коллеги. Возможно, напарницы. Тебе сколько до срока оставалось?

Он умный — да. Очень умный. Но достаточно ли он умный, чтобы…

— Да не дергайся ты! — снова смех, — Я не из хранителей или кто там за тобою охотится. Просто амазонкой от тебя разит за милю, скажи спасибо, что в этой глуши сравнивать не с кем. Манеры, походочка, жесты… Кстати, такая походочка без ежедневного тренинга сглаживается уже где-то через полгода… Так что ты — явная честитка, у джинжерок взгляд другой, видел я их. К тому же у них иные критерии, сама знаешь. Но вернемся к «Солнечному зайчику». Остается еще один вариант — ребенок врага. Возможно — тобою же убитого. У тебя же благородство печатными буквами через всю рожу проштамповано! Я прав?

Была такая игра с разноцветными гвоздиками, которые надо вставлять в гнезда на серой пластинке, пытаясь угадать задуманные противником комбинации цвета пяти выбранных гвоздиков и их места в ряду. Если ты угадал гвоздик по цвету — появляется одна белая фишка, если по цвету и месту — черная. «Диалогом» она называлась. Глупое название, а игра ничего, Стась любила ее когда-то.

Бэт, похоже, тоже ее любил.

— Ты кого-то убила на ринге и теперь содержишь оставшегося без кормильца несчастного сиротку? Чушь собачья. На что хочешь спорю — на ринг сегодня ты вышла впервые. Покалечила кого-то во время рейда с аналогичными последствиями? Реальнее… Но не думаю. Я видел твой стиль, ты не просто осторожна сверх всякой меры — ты королева осторожности. Если уж ты кого и убьешь, то сделаешь это не сгоряча, предварительно продумав все до мелочей и заранее для себя решив… Я прав? Так что же у нас остается?

Оставалось минуты четыре. Пока пусть себе треплется. А потом… В конце концов, тут тоже есть турникеты на входе в места определенного назначения…

— Племянница. Или сестра. Младшая, разумеется, и разрыв очень большой, лет десять. Впрочем, это все ерунда, это я так, за ради светской беседы. Да и любопытно. Знаю, что порок, но ведь так приятно свой порок удовлетворять! На самом-то деле я не за этим к тебе подошел…

До открытия киоска оставалось меньше минуты, когда он сказал:

— Хочешь работать на меня? Я неплохо плачу. Нет, я серьезно.

* * *