Путь теней (джен)

Круасон долго ходил вокруг да около, никак не решаясь послать кого-нибудь к Шалите и назначить с ним тайную встречу. Всё-таки выдвижение требований было дерзким шагом, но слова жены, что "иностранные партнеры" могут и не сдержать обещаний, никак не шли из головы. В конце концов Круасон набрался наглости и, отбросив осторожность, подошёл к истанзийскому послу прямо на очередном светком рауте в особняке Вентури.

— Не хотите ли угоститься этими канапе, господин Шалита? Это рецепт самой леди Вентури, и она пожаловалась нам с супругой, что вы их так и не попробовали.

Судя по размеру канапе и количеству ингредиентов, леди Вентури щедростью не отличалась.

— Это упущение с моей стороны, — белозубо улыбнулся Шалита и вежливо попробовал угощение.

— Вы правы, они того стоят, — похвалил он, хотя в действительности не только не распробовал, но вряд ли даже почувствовал вкус мизерных канапе.

Лорд Круасон тоже улыбнулся, довольный, что так легко завязал беседу.

— Вот видите, я сумел вам угодить. И я хотел бы быть уверен, что могу рассчитывать на симметричное отношение.

— Я всегда в вашем распоряжении, вы можете не сомневаться в этом, — заверил Шалита и намеревался перейти к другим гостям, но Красон остановил его словами:

— Я помню ваше обещание, но это лишь слова, а мне хотелось бы действий. Мне известно, что вы владеете редчайшим антиквариатом.

— Антиквариатом? — дружелюбно-зубастая улыбка словно прилипла к лицу посла.

— О да. Древняя археологическая находка. Очень неординарная. Я, знаете ли, большой любитель редкостей.

— Чего же вы хотите? — Шалита непринужденно взял бокал с подноса, который слуга как раз проносил мимо.

Круасон тоже взял бокал и сделал глоток.

— Поделитесь со мной вашим антиквариатом в знак доверия и расположения к Анк-Морпорку. Само собой антиквариатом уже отчищенным и взятым в оправу.

— О!

— Не думаю, что это слишком смело с моей стороны, ведь именно я помог вам подобрать эту оправу.

Улыбка посла из зубастой стала откровенно плотоядной. Она явственно говорила: "Я конечно вас сожру, но без ошметок и брызг, по всем правилам этикета".

— Боюсь, моя древность слишком ценна для того, чтобы продавать или дарить её, и я, как бессовестный скряга, предпочту оставить её у себя.

— Я ожидал подобного ответа, — вздохнул Круасон. — Очень жаль. Ладно, забудем об этом. Кстати, до меня доходил очень странный слух, что ваш правитель когда-то был омнианином. Неужели это правда?

Шалита подобрался.

— Не думаю, что готов обсуждать подобные низкие сплетни.

— Разумеется. Эта болтовня не стоит никакого внимания, ведь генерал сам во всеуслышание заявлял, что никогда не имел с омнианами даже бесед, предпочитая словам острый меч.

— И это чистая правда, — мягко ответил посол.

— Конечно. И всё же у меня есть нечто, что свидетельствует в пользу грязных, не заслуживающих даже малого доверия слухов.

— Это невозможно, — улыбка Шалиты на краткий миг превратилась в презрительную ухмылку, но он быстро взял себя в руки. — Нельзя подтвердить то, чего никогда не бывало, а любой подлог генерал немедленно разоблачит.

— Однако я утверждаю, что действительно обладаю такой... вещью. Вам известно, как сильно я люблю историю? Иногда это увлечение толкает меня на совершенно экстравагантные приобретения.

Мимо проходила леди Омния, и Круасон сделал полупоклон в её сторону с такой непринужденностью, будто говорил о редкой броши, а не о чем-то другом. Шалита тоже поприветствовал даму, потом произнес негромко:

— Импульсивные покупки редко доводят до добра, лорд Круасон. Ваши слова громки, но пусты, как здешние разговоры.

— Не слишком вежливое заявление.

— Зато правдивое, что редко в нашем мире. Вы готовы показать мне эту вашу... вещь?

— Может быть вручить её вам безвозмездно? — иронично спросил Круасон.

— Неплохая идея, но я не смею надеяться на такую удачу. Покажите хотя бы копию.

— Показать публично?

— Вы снова голословны, лорд Круасон, а доверие — штука хрупкая. Ваше приобретение очень заинтересовало меня, я буду ждать от вас более веских подтверждений. И не поступайте больше так, как сейчас. Я сам свяжусь с вами в конце недели.

Шалита любезно поклонился Круасону и удалился, оставив его упражняться в натягивании на лицо беззаботной улыбки, хотя её место упорно стремилась занять совсем другая гримаса.

* * *

Спустя четверть часа после возвращения домой лорд Круасон расхаживал из стороны в сторону по комнате жены.

— Он требует доказательств, Кларисса! Какого чёрта! И где я ему найду эти доказательства?

Леди Круасон, ещё не успевшая снять вечерний макияж, который вызывающе смотрелся в сочетании в домашним платьем, постукивала веером по ладони.

— Не чертыхайся при даме. Значит он не поверил?

— Может и поверил, но не подал виду! Сказал только, что моё заявление голословно. Если мы ничего не предоставим Шалите в ближайшем будущем, он убедится, что это был пустой блеф.

— Что вообще может послужить подтверждением, что Атылла в юности и правда водился с иноверцами? Именные религиозные атрибуты, переписка, живые свидетели?

— Я упомянул, что это вещь.

— Что насчёт подделки? У тебя большие связи.

— А что дальше? Шалита уверен, что Атылла разоблачит подлог. Я не хочу выглядеть легковесным лжецом!

— Хочешь выглядеть тяжеловесным?

— Вообще-то это была твоя идея. И зачем я только тебя послушал? Теперь я неминуемо испорчу репутацию в глазах посла и генерала Атыллы.

— Ну знаешь ли! — леди Круасон резко раскрыла и с треском захлопнула веер. — Идея была отнюдь не плоха! Я же не слышала вас. Может ты неправильно повел разговор! И в конце концов, кто тебя заставлял меня слушать?

— Тщщ! Помолчи.

— Что?! Вот не надо только затыкать мне рот!

— Тише. Пожалуйста, — прошептал Круасон. — Я что-то слышу.

Леди Круасон замолкла. Лорд Круасон подкрался к двери и резко распахнул её.

— Миссис Керн?

Экономка перестала поправлять в вазе свежие цветы и сделала книксен.

Леди Круасон высунулась из-за плеча мужа.

— Что это вы тут делаете? — немедленно взвилась она.

— Так я это, миледи... проверяю, везде ли хватает воды, — миссис Керн указала рукой на цветы. — Садовник собрал сегодня несколько очаровательных букетов из поздних цветов.

— Давно вы тут? — осведомился лорд Круасон.

— Да только вошла, милорд. Водичку проверила, цветочки поправила.

— Шла бы ты в другое место цветочки поправлять! — подбоченилась леди Круасон. — Нечего тут отираться.

— Как скажете, миледи.

Миссис Керн снова сделала книксен и вышла.

— Как ты думаешь, Эдвард, она подслушивала?

— Не уверен, но лучше быть с ней осторожнее.

* * *

Миссис Керн провела тревожную ночь, а с утра дала объявление в газету, и уже вечером того же дня пила какао в маленькой таверне в обществе Мавис. Прятаться навиду — весьма эффективная тактика. А если на улице кишмя кишат умертвия с транспарантами, решившие помитинговать в защиту своих прав, то спрятаться куда-нибудь ещё и очень разумно. Никто не захочет, чтобы им на голову упал тяжёлый плакат "Скажы ДА жызни после смерти!", потому что у зомби внезапно отвалились обе руки.

— Значит вы поняли из разговора, что лорд Круасон пытался блефовать с господином Шалитой, и это делалось с целью получить экземпляр оружия?

— Судя по всему так.

— Однако блеф не сработал, потому что Шалита потребовал подтверждений? Я правильно вас поняла?

— Да. Но я никак себе не уясню, о каких-таких иноверцах шла речь.

— Для вас это не важно. Главное, что вы запомнили суть разговора и имена. А лорд и леди Круасон? Как они ведут себя?

— Раздражены, растеряны и не знают, как теперь выкручиваться, что неудивительно. Вообще последнее время господа с одной стороны больше времени проводят друг с другом, но в то же время постоянно ругаются.

— Тяготы семейной жизни, — Мавис слегка взболтала содержимое чашки, чтобы размешать осевшее на дно какао. По вкусу, как ни странно, это действительно был какао-порошок, а не загадочная алхимическая взвесь.

— А когда господа вас увидели, — спросила Мавис, — как вам показалось, они поверили вашим словам?

— Не уверена, — миссис Керн опустила взгляд и принялась теребить пальцами юбку. — Думаю, они что-то заподозрили.

Мавис усмехнулась:

— Это прогресс с их стороны. Иногда полезно вспоминать, что у слуг есть уши. Я бы на вашем месте прикинулась мебелью.

— Что? — не поняла экономка, подняв удивлённый взгляд.

— Просто не рискуйте больше. С этого дня узнавайте только то, что носится в воздухе и само идет к вам, — Мавис мягко коснулась руки собеседницы. — Риск сейчас не оправдан.

Миссис Керн задумчиво помешала какао ложечкой. Певчая птичка с кошачьими повадками вызывала в экономке безотчетную симпатию, как и её товарищ, хотя она никак не могла припомнить черты его лица. Может ничего страшного не случится? Может стоит намекнуть Певчей птичке на свои тревоги?

— Возможно я ничего не смыслю в таких вопросах, — произнесла экономка, снова не гладя в лицо собеседницы, — но меня одолевают недобрые мысли.

— Какие же? — Мавис с сочувствующим вниманием склонила голову на бок.

— Мне кажется, происходит что-то серьёзное. Мне страшно.

— Что именно вас пугает?

— Ваш коллега Рисли говорил, конечно, что Круасон замешан в сомнительные дела, но интриги интригам рознь. Иностранные послы, шантаж, оружие какое-то... Так и веет международной политикой.

— Тем дороже ваша информация, дорогая миссис Керн.

— И при этом я понятия не имею, на кого вы работаете.

— Мы ведь договаривались не поднимать этого вопроса, — улыбнулась Мавис. — Вы выполняете определённую работу, мы вам за неё платим. Всё просто и все довольны.

Миссис Керн этот ответ явно не удовлетворил.

— А ваш господин... Он... Если меня выгонят или с хозяевами что-то случится... Словом, если я останусь без работы, то и вам я тоже не смогу больше пригодиться.

Мавис украдкой вздохнула. Как звери ощущают чужой страх, так и она чувствовала, что миссис Керн действительно боится. При том пугает её совсем не гнев хозяев, а шаткое положение информатора, который легко может попасть между молотом и наковальней. Это было совсем некстати.

— Вы всегда сможете положиться на мою помощь и на помощь Рисли, — сказала Мавис максимально обнадёживающим тоном. — Мы уже дважды доказали свою верность слову, а значит друзей вы выбрали правильно. Пока же сохраняйте осторожность и постарайтесь избежать увольнения. Расскажите лучше, как себя чувствует мистер Керн? В тот раз вы говорили, что новые лекарства ему помогают.

...Через полчаса Мавис быстрым шагом шла по вечерним улицам в сторону дворца и думала о том, что работы неожиданно прибавилось. Отчётом патрицию дело явно не кончится. Насколько Мавис знала лорда Ветинари, он обязательно захочет получить как можно больше информации в кратчайшие сроки: о юности Атыллы, о настроении в его штабе и возможно даже о количестве сосисок, принесенных в этом месяце в жертву Оффлеру. Это означало одно — определенному количеству клерков придется брать пример с руководства, ничерта не спать, впахивая, как ломовая лошадь, и каким-то чудом сохранять работоспособность.

* * *

Стукпостук стоял перед столом патриция готовый к любым вопросам и указаниям, но кое-что выбивалось из привычной секретарю рабочей обстановки, как мятая слюнявая бумажка от "ЛииГИНет ЖыСТОкасти К СабАкаМ" среди обычных прошений и жалоб.

— И каков шанс, что генерал действительно был омнианином? — полюбопытствовал Ветинари.

— Минимальный, милорд. Среди поднятых данных нет никаких подтверждений.

— Могу я услышать общие выводы?

— Разумеется, милорд. Однако быть может...

— Что?

Стукпостук прочистил горло и решил подойти к вопросу без околичностей.

— Милорд, у вас болит голова?

Ветинари поставил на стол чернильницу, которую до этого момента прикладывал ко лбу.

— На самом деле со вчерашнего дня, — признался он. — Кажется, небольшая мигрень, но это не помеха работе.

— Вас не могли отравить?

— Уверен, что нет.

— Я могу чем-нибудь помочь? Например, принести обезболивающее?

Тут Стукпостук заколебался на секунду, но всё же добавил:

— Хотя на самом деле, сэр, вам стоило бы поспать хотя бы пару часов.

Ветинари положил ладони на край столешницы.

— О нет! Не тогда, когда Истанзия замышляет боги знают что, гномы намерены задрать цены на жир, по всему городу митинги за права альтернативно живых, а представители равнины Сто вскоре съезжаются к нам на саммит. В конце концов, впереди ещё две встречи. Кстати, Стукпостук, у меня очень заметны круги под глазами?

— Нет, милорд, вы крайне удачно их закрасили.

— Полагаю, обезболивающее тоже благотворно повлияет на ситуацию. И принесите ещё кофе, если вас не затруднит.

Стукпостук кивнул и выскользнул за дверь.

Ветинари в ожидании секретаря откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Всё-таки приятно, что перед некоторыми людьми можно не притворяться механизмом.

Жители города поражались работоспособности патриция города, но иногда нужной степени бодрости удавалось добиться только с помощью железной силы воли и большого количества кофе. Порой приходилось обходился одной лишь силой воли*. Или даже, о ужас, поспать! И это в самый разгар рабочей ночи!

_________________

*Как правило по той причине, что много кофе вредно для здоровья, а не потому, что произошёл форс-мажор и всё кофе во дворце уже выпили тёмные клерки, между здоровьем и открытыми глазами выбравшие второе.

_________________

Стукпостук вернулся быстро, как всегда. На его подносе стояли стакан с лекарством и чашка с ароматным кофе.

— Советую начать с обезболивающего, сэр.

Ветинари взял стакан, подозрительно понюхал, а потом залпом выпил прозрачную жидкость.

— Спасибо, Стукпостук. Так что с выводами? Я готов вас выслушать, — он снова откинулся на спинку и закрыл глаза.

Секретарь деловито открыл одну из папок, оставленных тут же на столе.

— В молодости, сэр, Атылла изучал омнианство и другие религии, хотя никогда не афишировал этого факта. Он даже вел переписку с некоторыми жрецами, в том числе омнианскими, однако крайне маловероятно, что Атылла сам когда-то либо поклонялся Ому. С его стороны это общение — обычная любознательность неглупого человека, который стремится разобраться в верованиях.

— Генерал намного более прагматичен в вопросах религии, чем полагают некоторые его горячие почитатели, — вымолвил патриций.

— Весьма интересно, сэр, что для создания оппозиции омнианству выбор пал именно на Оффлера, который никогда не отличался особой воинственностью. Здесь явно не обошлось без анализа социокультурной ситуации в стране, ведь этому богу поклонялся самый враждебный Омнии процент истанзийцев.

Ветинари всё ещё сидел с закрытыми глазами.

— Переписка с омнианскими жрецами значит? — из всего монолога секретаря патриций вычленил именно эту деталь. — Подлинник даже небольшого фрагмента разыскать будет очень трудно, если вообще возможно. Да и зачем искать? Я уверен, что содержание этой переписки даже в малой мере не так увлекательно, как может быть увлекателен текст, который придумаем мы. К нашему счастью, во дворце имеются настоящие мастера подделок. Круасону будет, что предъявить послу, и я уже предвкушаю любопытное представление, которое за этим последует.

— Мы попытаемся выманить оружие в Анк-Морпорк?

— Именно.

— Но, сэр, согласится ли генерал на условия Круасона? — спросил Стукпостук с легким сомнением.

Ветинари открыл глаза. Его взгляд светился естествоиспытательским любопытством, а это не предвещало ничего хорошего подопытным кроликам.

— Вот мы это и узнаем. Как правитель Атылла обязан знать, что политические конкуренты и охваченные гневом обыватели не имеют привычки вникать в мелочи. Ведь и мы анализируем социальную ситуацию, не так ли? Учитывая нынешние настроения в правительстве Истанзии, подложного компромата может оказаться вполне достаточно для смуты в рядах армии, хотя и недостаточно для смены власти.

— А почему бы, сэр, не спровоцировать смуту, предложив подделку не Круасону, а непосредственно завистникам Атыллы, которых предостаточно в его окружении? Они с радостью возьмутся очернять его репутацию и расшатывать власть.

Ветинари задумчиво погладил ручку кофейной чашки.

— Нет, это не решит проблему. Даже если Атылла уйдет с поста, страну возглавит другой воинственный идиот. Вероятно, новый лидер окажется менее харизматичным и амбициозным, но загадочное оружие никуда не исчезнет, оно продолжит представлять угрозу для соседних государств.

— Вы правы, милорд.

— Я знаю, — улыбнулся Ветинари. — Стукпостук, я предлагаю устроить небольшой спектакль. Если всё сложится, как надо, одного экземляра оружия будет вполне достаточно, чтобы понять, наконец, с чем мы имеем дело и как противостоять врагу.

* * *

Две из четырёх лучевых установок были собраны, и теперь можно было смело утверждать, что истанзийское оружие не знало себе равных на Диске*. Агатянцы со своими пушками, стреляющими ядрами благодаря порошку номер один, могли отправляться нервно курить в сторонку.

________________

*Не считая такого жуткого оружия, как неуравновешенный властолюбивый волшебник, кидающийся огненными шарами.

________________

Испачканные в смазке и утомленные Пьер Марин и Иммануил Большая Гайка стояли в полумраке рядом со своими детищами. Они по-прежнему были на секретной базе, которая немного расширилась. Ничем не занятые пещеры, расположенные по соседству с уже обжитыми помещениями, были на скорую руку превращены в цеха, куда установили привезенное из-за границы оборудование. Там урчали станки и гремел металл, но в хорошо охраняемом пещерном зале, где находились два инженера, царила тишина подобная тишине храма.

Лучевая установка, сердцем которой стал один из малых кристаллов, лежала на столе, покрытом тёмным бархатом. Она вполне умещалась в руках и могла служить личным оружием. Несколько нехитрых манипуляций, чтобы настроить мощность и открыть доступ свету, и напитавшийся энергией кристалл, испускал луч, который, судя по проверке на манекенах, легко и быстро ампутировал конечности, делал несовместимые с жизнью дырки в теле и, если повезёт получить выстрел вскользь, оставлял серьёзные ожоги.

Что касается лучевой установки с самым большим из эмийских кристаллов, то её выстрел был способен разрушать крепостные стены и крошить скалы, не говоря уже о судьбе, которая ждала вражескую армию. Вместе с подвижным лафетом смертоносное орудие возвышалось на целых семь футов, и управляться с ним предстояло минимум трём солдатам.

При взгляде на большую пушку глаза учёных светились особенно воодушевлённо, а седые волосы профессора топорщились ещё больше обычного. Справедливости ради, топорщились они не от счастливых эмоций, а потому что в пылу работы Марин три дня забывал расчёсываться, но какое значение имеет внешность, если результат так близок?! Большие учёные вообще часто бывают рассеянными, это всем известно. А если учёный дорос до профессора, то рассеянность становится буквально обязанностью. Когда на свете есть такие прекрасные вещи как взрывчатые субстанции и оживлённые молнией трупы, зачем помнить, завязаны у тебя шнурки или нет?

— По-моему, хорошо получилось, — сказал Иммануил, вертя в руках гаечный ключ так взволнованно, будто объяснялся в любви девушке, а не восхищался железкой. — Давно задумываюсь, почему всё функциональное выглядит красиво?

— Не знаю, — за неимением тряпки Марин вытер грязные руки о халат, и без того замаранный, — но в вашей мысли действительно что-то есть.

На профессоре любой, даже самый новенький белый халат превращался в угвазданный буквально через десять минут. Отстирать ткань и вовсе было задачей титанической, поэтому подобными вещами Марин обычно не занимался. Как-то раз он пытался выводить пятна с помощью алхимических реакций, то результатом стал не чистый халат, а пара новых половых тряпок. Которые, к слову сказать, от соприкосновения с водой шипели и меняли цвет, как свой, так и пола.

Иммануил халатов не носил, ни белых, ни условно белых. Вместо этого он предпочитал нечто близкое к спецовке механика и угваздывался всласть, ведь к ней никто не приставляет словечко "белая".

— Учитель, вы довольны, что мы скоро отправимся на полигон?

— Само собой. И, признаться, я особенно доволен, что из инженеров туда приглашены только мы с вами. Остальным не хватает духа истинного изыскательства.

— Вы расстроились, что они без энтузиазма отнеслись к продолжению исследований?

Марин взмахнул рукой, выражая одновременно досаду и смирение.

— Атылле это тоже не интересно. Объединение и расщепление лучей, использование дополнительных линз, рикошет с помощью зеркал, вопрос о сохранении осколками свойств целого кристалла... Эти опыты будут снится мне ночами!

В некоторых сладких снах Марин торжествующе разбивал эмийский кристалл молотком и опытным путём проверял, что получилось. Не исключено, что Атылле снились похожие сны, только это были кошмары.

— Учитель, я уверен, что не всё потеряно. Мы будем апеллировать к выгоде наших начинаний. Оу, мне кажется, пара болтов прикручена плохо. Вон те.

— Да? — Марин пригляделся. — О! А вы глазастый, юноша! О-хох, за всеми надо проверять!

Иммануил подошёл и подтянул болты, потом не удержался и любовно провёл пальцами по гладкому прохладному металлу.

Разве мог он когда-нибудь подумать, что будет заниматься подобным уникальным проектом? Разве мог вообразить, что реальность окажется грандиознее самых смелых мечтаний? Видела бы его сейчас мать!

Сколько бы трудностей не возникало на пути, как бы ни было трудно отыскать знающих преподавателей, мать всячески поддерживала стремление Иммануила к знаниям. Она даже скопила для него достаточно денег, чтобы он мог было поехать учиться в Клатч. Ей удавалось неплохо зарабатывать изготовлением ювелирных украшений — искусству, которому она научилась благодаря своему художественному таланту и сбежавшему в закат мужу. Результаты труда оказались востребованными. Мародёрство мародёрством, но у омниан из украшений можно было украсть только церковную утварь.

Механизмы увлекали Иммануила с самого детства. Он осознавал свой талант, и где-то в ту раннюю пору в его душе зародилась мечта получить хорошее образование и развивать инженерную науку. Всё выдающееся, что было у Истанзии, казалось, осталось в далеком доомнианском прошлом, но Иммануил верил, что подобное положение дел возможно исправить. Этой мечты было вполне достаточно, чтобы юноша никогда и ни за что на свете не остался жить в Клатче, несмотря на возможности, которые открылись ему в Аль-Хали.

Однако, когда молодой учёный вернулся на родину, кое-что изменилось. От обострившейся болезни скончалась его мать, в последние недели уже не способная работать, а оставшиеся средства соседи пустили на похороны. Вопрос заработка встал перед юношей крайне остро, и он, собрав последние пожитки, отправился искать удачи в Джорджинополь. Иммануил ощущал вину за то, что его не было рядом с матерью, когда он был ей так нужен, и за то, что она, по-видимому, отсылала ему деньги, которые пригодились бы ей самой. Не в силах ничего изменить, он чувствовал себя обязанным оправдать её надежды и проявить себя.

В столичных настроениях за время пребывания Иммануила в Клатче тоже произошли перемены. Юноша оказался далеко не единственным, кого мучила тоска по далекому и славному прошлому. Это была эпидемия! В воздухе носились воинственное кличи, азарт и непреклонная уверенность, что скоро, совсем скоро они вернут и гордость, и власть, и территории, а во главе победным знаменем стоял генерал Атылла.

Вот, казалось бы, и шанс попробовать себя в качестве военного инженера! Да вот только как повернуть рычажок в твердолобых солдатских головах и убедить их, что война — это не только лязг мечей, ржание коней, большие тюки добычи и плюс-минус хорошая тактика*? С порога генерала Усмана Иммануила вовсе прогнали, как жалкого бродягу, даже не выслушав, хотя искал юноша отнюдь не подаяний.

__________________

*Наличие больших тюков добычи служило верным признаком того, что тактика выбрана хорошая.

__________________

— Почему вы замерли? Что-то не так?

Иммануил вздрогнул и вышел из оцепенения.

— Просто задумался, простите.

Он отошёл на несколько шагов от пушки, а потом вдруг сказал тихо, не глядя на Марина:

— Я не знаю, что делал бы и как жил, если бы вы меня тогда выгнали, учитель. Вероятно, об инженерии мне пришлось бы забыть.

— Что вы такое говорите! Разве я мог вас выгнать? Я слишком часто в своей жизни оказывался на мели. Занимательные мысли в головах людей мне намного интереснее их кошелька, а наличие таких мыслей иногда видно по глазам. Я ни разу не пожалел, что сделал вас своим главным помощником.

— Спасибо, — немного смущённо ответил Иммануил. — Это очень ценно для меня.

Он не знал, какими словами выразить свою признательность, чтобы это не выглядело напыщенной фальшью, поэтому просто добавил:

— Вы всегда можете положиться на меня.

— Я знаю.

Оба ученых снова перевели взгляды на большую лучевую пушку, грозную и особенно величественную в полутьме. Тишина была проникнута взаимопониманием, и Иммануил решил воспользоваться моментом, чтобы задать вопрос, который давно его мучил.

— Стесняюсь спросить, учитель, но в Щеботане что, мода носить обувь на босу ногу?

— Почему? Ах, вы про это? — Марин посмотрел на свои ноги.

— Вряд ли вам нечего надеть.

— Мне без носков как-то проще. Совершенно непрактичный элемент гардероба.

— Непрактичный?

— Вечно протираются. Особенно на больших пальцах.

* * *

Ветинари рассматривал поддельные письма. Безвременно почивший, но встретивший ангела Дженкинс Сычик был настоящим мастером. Этот человек напрочь лишен фантазии, но если дать ему образец, результат превосходит все ожидания. Просто поразительно!

— Отличная работа, — сказал патриций. — Теперь мы можем переходить к следующему этапу.

Стукпостук, до сих пор стоявший тихо, как мышка, кашлянул в кулак.

— На первую роль, милорд, я предложил бы клерка Лейлу. У неё самая подходящая внешность.

— И хороший актерский талант.

— Благодаря ему она в прошлой жизни гениально разводила людей на деньги.

— Это было в прошлой жизни.

— Конечно, сэр. А на вторую роль, я думаю, хорошо подошел бы клерк Стивен.

— Нет, Стивена нельзя. Его могут подвести слова-паразиты и речь в целом. Лучше поручить эту часть задания клерку Паоло.

— Вы уверены, милорд? Паоло куда привычнее посещать собрания тайных обществ в плаще и капюшоне.

— Ничего, разнообразие пойдет ему на пользу. Кстати, последнее тайное общество политического толка, созданное с его помощью, было очень оригинальным. Мне до сих пор интересно, из какой культуры Паоло позаимствовал столь замысловатый культ выхухоли. Такое просто невозможно придумать самому!

— Мне выяснить, милорд?

— Да, только позднее. Сейчас я хотел бы поговорить с Лейлой и Паоло.

* * *

Круасон вышел из лавки старьёвщика-коллекционера, у которого присмотрел совершенно уникальную инкрустированную шкатулку времён короля Лоренцо Доброго*, и был уже в двух шагах от кареты, как ему преградила путь смуглая женщина в цветастом платье, с блестящими браслетами на запястьях и с большими серьгами в ушах.

____________________

*При этом сам старьёвщик был уверен, что шкатулке не больше полусотни лет, и не слишком заламывал цену. Круасон не стал развеивать его заблуждения.

_____________________

— Позолоти ручку, дорогой. Всё, что пожелаешь, поведаю.

— Ни на какую любовь мне гадать не надо, — Круасон попытался обойти незнакомку.

— О, дорогой, я по глазам вижу, что ты женат.

— А может не по глазам, а по обручальному кольцу? — на лице Круасона отразилась снисходительная ирония, смешанная, однако, с легким любопытством.

— И по нему тоже, — усмехнулась женщина. — Покажи ладонь, расскажу больше.

— Я сейчас покажу ладонь, а потом останусь без кошелька, перстней и часов.

— Да что ты, дорогой! — всплеснула руками женщина. — Я честная бродячая гадалка, а не воровка.

Круасон нехотя протянул ей руку. Гадалка всмотрелась в линии ладони.

— Хм, вы браке двенадцать шесть лет. Вас по расчету женили родители, когда вам обоим было по шестнадцать. Детей до сих пор нет.

— Это всё у меня на руке написано?

— Конечно. Надо просто уметь смотреть. Вот тут годы, — она показа пальцем, — вот тут дети. Кстати, вы изменяли своей супруге.

Круасон воззрился на гадалку почти с испугом.

— Но разумеется, это между нами, — улыбнулась женщина.

— А она мне?

— Хм... Такого не вижу. Но мысленно изменяла точно.

— Что ещё ты можешь рассказать?

— Позолоти ручку.

Круасон положил ей на ладонь несколько мелких монет.

— Сердце подсказывает, тебя волнуют деловые вопросы, — ответила гадалка, пряча деньги в карман.

— И что ты можешь сказать о моих деловых вопросах?

Гадалка снова взяла его руку.

— Честолюбие, много честолюбия, — задумчиво промолвила она. — Ты хочешь почестей и славы.

Круасон хмыкнул.

— Но сейчас ты на перепутье, даже растерян.

— И что мне с этим делать?

— Не отчаиваться. Твоё ближайшее будущее довольно удачливо. Я вижу, что судьба привела в этот город очень полезного для тебя человека.

— Это тоже у меня на руке?

— По линиям судьбы видно, с чьими жизнями может пересечься твоя.

— И кто этот человек? Я могу его как-то найти?

— Можешь.

— Где же?

— Позолоти ручку.

— Держи, алчная женщина, — Круасон кинул гадалке ещё несколько монет.

Та поймала деньги на лету и снова сосредоточенно всмотрелась в ладонь клиента.

— Ты найдёшь его, если зайдешь в дом двенадцать на площади Разбитых лун.

— Почему именно туда?

— Не знаю, дорогой, так линии говорят. Он, кстати, будет в городе всего пару дней, потом я не вижу его присутствия поблизости от тебя.

— А линии не говорят, кто этот человек?

Круасон, предупреждая следующую фразу гадалки, протянул ей ещё пару монет. Та улыбнулась и спрятала их в карман.

— Какой-то авантюрист родом с Клачского континента. Попробуй поговорить с ним о своей проблеме, и удача может тебе улыбнуться.

— Площадь Разбитых лун... площадь Разбитых лун... — пробормотал Круасон, опуская взгляд в мостовую. — А что...

Гадалки нигде не было, как сквозь землю провалилась. Ну в самом деле, чего ещё ожидать от ведьмы?! Круасон огляделся. Хоть бы цветастая юбка в толпе мелькнула!

На всякий случай Круасон проверил кошелек, кольца и часы. Они были на месте. Успокоившись на этот счёт, Круасон сел в экипаж и велел кучеру прямым ходом ехать на площадь Разбитых лун.

Гадалка же отделилась от большого пестрого ковра, который был вывешен в соседней лавке, и скрылась за углом. Минув несколько улочек, она свернула в безлюдную подворотню. Там гадалка сняла яркую юбку, платок, вынула кольца из ушей, стряхнула браслеты и спрятала всё это в мешок. Из подворотни вышла уже сгорбленная нищенка в лохмотьях и с тюком за плечами.

* * *

Дверь в доме номер двенадцать на площади Разбитых лун была только одна. Круасон осторожно постучал, но никто не откликнулся. Пришлось постучать решительнее. На этот раз послышалось полувнятное бормотание какой-то дребедени о внебрачных детях верблюда, подозрительно похожей на ругательства, а потом дверь отворилась.

Из полумрака холла на порог шагнул невысокий коренастый человек с обветренным лицом и блестящими тёмными глазами, которые смотрели остро и вопрошающе.

На мужчине был типично клачский полосатый халат и не менее типичное полотенце на голове. У бедра висел тоже типично клачский изогнутый меч, а за пояс были заткнуты кинжалы в количестве четырёх штук.

Круасон сделал шаг назад.

— Меня... гм... направила к вам одна гадалка, сказав, что вы можете мне помочь.

Иностранец непринуждённым движением положил левую руку на эфес меча. Круасон отступил ещё на шаг.

— Простите. Мне кажется, я зря вас побеспокоил.

— Гадалка? — спросил иностранец, проигнорировав последние слова. — Очень необычный повод завести знакомство.

Круасон опознал едва уловимый клачский акцент, который подтверждал выводы на основе стиля одежды.

— Не то, чтобы я был суеверен или часто обращался к ведьмам, — начал оправдываться Круасон, будто гадания были чем-то исключительно неприличным, — всё вышло случайно. Она сказала, что искатель удачи, проживающий по этому адресу, сможет мне помочь.

— Очень любопытно. И какая же помощь вам нужна, господин? Я на своем веку многих людей зарубил и если вам вдруг требуется...

— Нет-нет, — вскинул руку Круасон, — у меня другая проблема.

— Тогда, возможно, вы зайдёте ко мне, и мы обсудим её?

— Что ж, давайте зайдём, — неуверенно ответил Круасон, оглядываясь на площадь. — Спасибо за приглашение.

Он не горел желанием оставаться наедине с этим иностранцем, и в то же время ему не хотелось говорить на виду у прохожих.

Клатчец взмахнул рукой, пропуская гостя внутрь.

— Это съемное жилище, — пояснил он, когда они поднимались по узкой и неосвещённой лесенке. — Я не привередлив, да и не богат.

Шагая по скрипучим ступеням, Круасон думал, что сообщнику той шельмы в цветастой юбке подобало бы скорее заманивать любезностью, а не вгонять в оторопь своим воинственным видом. И всё же не оберут ли его тут, как липку? А то и вовсе возьмут в заложники и потребуют огромную сумму в качестве выкупа?

Круасона передернуло. Не пора ли и правда дать отсюда дёру? Само собой гордо и не теряя достоинства. Входная дверь, кажется, запиралась на щеколду, а не на ключ?

Однако комната на втором этаже оказалась более приветливой и светлой, и Круасон решил, что был слишком мнителен.

— Присаживайтесь, — иностранец указал на единственное кресло.

— Спасибо, — Круасон сел на самый краешек. — Как мне к вам обращаться?

— Я господин Ахмат Али, но достаточно будет господина Ахмата.

— Вы родом из Клатча? У вас почти нет акцента.

— Почту за комплимент. Я много путешествую и общаюсь со многими людьми. А как ваше имя, господин?

— Вы позволите мне сохранить инкогнито?

Ахман взглянул на гостя с легким недоумением.

— Это ваше право, — сказал он и с достоинством сытого тигра опустился на табурет.

— Считайте, что вам удалось разжечь моё любопытство. Гадалки, сохранение инкогнито... Какую проблему вы хотели решить с помощью ведьмы?

— Не я хотел, она сама подошла ко мне на улице, — заговорил Круасон, но Ахмат отмахнулся от объяснения.

— Что вас интересует, господин? Говорите прямо.

Круасон потер переносицу, надел монокль, снял.

— Мне нужна вещь, которая компрометирует генерала Атыллу.

— Атыллу? — приподнял брови иностранец.

— Вы знаете, кто он?

— Как же не знать правителя Истанзии! — Ахмат хлопнул рукой по эфесу. — Я знавал Атыллу даже лично, когда он ещё не был генералом.

— О!

— Вы удивлены?

— Поражаюсь совпадениям. Вы можете чем-нибудь помочь мне?

— С компроматом? Вы разговариваете с честным человеком, дражайший гость.

— С честным человеком, который зарубил много людей и не отрицает, что является искателем удачи?

Круасон сам поразился, что сказал такую дерзость обладателю изогнутого меча и четырёх кинжалов. Ахмат плотно сжал губы.

— Продавать клинок и свою силу я считаю порядочным ремеслом.

Круасон не сдался. Он почти укрепился в мысли, что ведьма и клачский авантюрист не сообщники, а точность деталей — результат ведьминого пророческого дара. А это значит, что надо выжать из ситуации всё возможное.

— Ходит слух, будто генерал Атылла в молодости поклонялся Ому.

— Любопытный слух.

— Было бы исключительной удачей, если бы он оказался правдой.

— А вы сами верите, что это правда?

— Я верю, что политики способны на любую ложь, чтобы добиться власти. К тому же я не прошу бесплатных услуг, — с ноткой высокомерия добавил Круасон.

— Разумеется. И насколько не бесплатных услуг вы просите?

Несмотря равнодушный вид собеседника, Круасон заметил интерес в его голосе и сделал вывод, что нашёл нужный рычажок. Разве может солдат удачи не любить денег?

— Всё зависит от услуги, которую вы способны оказать.

— Допустим, у меня есть кое-что.

Ладони Круасона от волнения стали влажными. Он нетерпеливо подался вперёд.

— Вы возите это кое-что с собой?

— Я странник и вожу с собой всё своё имущество.

— Вы можете показать эту вещь, господин Ахмат? — спросил Круасон и напомнил на всякий случай. — Я готов платить очень щедро!

— Обождите пару минут.

Ахмат вышел, раздался скрип лестницы. Минуты ожидания растянулись для Круасона в вечность, но наконец клатчетц вернулся.

— Взгляните, — Ахмат положил на стол несколько пожелтевших писем, которым, судя по виду, было не меньше двадцати лет.

— Что это?

— Атылла изучал в молодости омнианство и переписывался с одним учёным жрецом.

Круасон развернул одно их писем, лежавшее сверху.

— Какой это язык?

— Омнианский.

— Досадно, я им не владею.

— Ну, что я могу сказать? Приходите со словарём и учебником по грамматике, — улыбнулся Ахмат, сверкнув золотым зубом. — Либо приводите своего переводчика. Если переведу я, это не вызовет доверия.

— Вы правы, но всё же переведите.

Ахмат взял лист из рук Круасона и стал переводить. Письмо было адресовано некоему безымянному жрецу, которого Атылла называл в тексте просто преподобным отцом, и содержало такие пассажи, как "ипостаси нашего великого бога Ома" и "в то время как запрет Оффлера на брокколи представляется довольно глупым".

— Это правда подлинное письмо? Написанное его рукой?

— Само собой. Вы никогда не видели почерк генерала?

— Что глупого в запрете есть брокколи? — вместо ответа спросил Круасон. — Множество людей и так её не любит.

— Может быть в этом и глупость? — пожал плечами Ахмат.

— Откуда у вас эти письма?

— Вы всё ещё помните, господин, про множество зарубленных людей? Жрец оказался в их числе.

Круасон посмотрел в лицо Ахмату и тут же пожалел об этом. Слова "глаза убийцы" внезапно приобрели для него очень конкретное значение.

— Я естественно не настаиваю, чтобы вы задержались. Если вы куда-то торопитесь, то ступайте.

Круасон только сейчас понял, что пятится к двери.

— Э... нет, я не спешу, — он остановился. — Почему вы сохранили эти письма у себя, господин Ахмат?

— Чтобы распорядиться ими с выгодой для себя.

— Вы хотите денег?

— Возможно.

— Сколько бы вы не надеялись получить, я дам больше.

— Заманчиво.

— Но перед покупкой мне нужно проверить написанное в них.

— То есть вернётесь со словарём? — предельно серьёзно спросил Ахмат.

— Да.

— А что насчет оплаты?

— Я выпишу чек на любую указанную вами сумму. В разумных пределах, конечно, — поспешно добавил Круасон, решив, что слишком уж расщедрился.

— Чек? Простите, я человек незамысловатый. Я не доверяю бумагам.

Круасон чуть не пробормотал "иноземные варвары", но спешно передумал.

— Видите перстень у меня на пальце? — Круасон протянул руку. — Он очень дорогой и станет вашим.

Ахмат придирчиво присмотрелся к украшению.

— Договорились. Когда вас ждать?

— Сегодня вечером, если вы не против.

Круасон вышел на улицу быстрым шагом и энергично запрыгнул в карету. Ахмат подошел к окну и с насмешливой улыбкой проводил его взглядом, потом отвернулся и проверил, хорошо ли держится имитация золотого зуба. Ужасно непривычно, когда лицо нельзя спрятать под капюшоном!

* * *

Круасон вернулся вечером, не мог не вернуться. Как и в прошлый раз, он приехал в карете. С ним были стопка книг и недовольная жена, которую оторвали от чтения очередного любовного романа. Прекрасную и непокорную главную героиню только-только заставили явиться в спальню к клачскому серифу, очень даже не старому и вполне себе красивому, а тут вбегает супруг и сообщает, что надо срочно куда-то ехать. Ну вот как так можно?!

— Эдвард, я знаю в лучшем случае пару фраз.

— Это тоже важно.

— Но Эдвард, у меня в коллеже был джелибейбский, а не омнианский.

— Да какая разница!

— Эдвард, я спала на этих уроках. И до сих пор не жалею! Мне ни разу в жизни не пригодились все эти глаза, птицы и волнистые линии.

Круасон молча вручил жене часть книг и решительно постучал в дверь. На пороге появилась знакомая грозная фигура Ахмата Али. Его экзотическая наружность произвела на леди Круасон большое впечатление. Не клачский сериф конечно, но мужчина интересный.

Ахмат невозмутимо провёл гостей в уже знакомую Круасону комнату и положил на стол письма. Внимание леди Круасон мгновенно сосредоточилось на них.

— Эдвард, это что, правда подлинник?

— По-видимому да, дорогая.

А потом началось нечто! Ахмат отвернулся к окну, чтобы высокородные господа не заметили его улыбки, но осторожность была совершенно излишней. На него даже взгляда не бросили.

— Это что за буква?

— Похоже на птичку с волнистой линией. Ну и почерк у этого Атыллы!

— Вот смотри, я что-то похожее нашёл.

— Это точно глагол?

— По-моему, может быть и существительным. А ещё прилагательным, наречием, причастием, предлогом, союзом...

— Ну-ка отдай словарь!

Через три часа пунцовые от взаимного раздражения лорд и леди Круасон умоляли Ахмата о помощи. Доверие к его версии перевода явно возросло. Ахмат начал ворчать, что в учителя не нанимался, но сдался, когда Круасон помахал драгоценным перстнем перед его носом.

Проверять тексты всех писем от и до не стали, ограничившись самыми скандальными фрагментами, которые привели супругов в восторг. В итоге к середине ночи на столе патриция лежали горстка монет и перстень, а лорд и леди Круасон разжился самой талантливой из возможных подделок.

Примечания:

Я доползла до новой проды! Ползлось долго и трудно, написание этой главы далось неожиданно тяжело. Надеюсь, что дальше пойдет легче.