И смех, и слезы (джен)

Вокруг был мутный белый туман. Дора сделала шаг, ожидая неприятного холодка, но ничего не почувствовала. От её движений туман немного рассеялся, и она увидела, что стоит на мощёном большими каменными плитами полу. Она снова двинулась вперёд, глядя, как с каждым её шагом тумана становится всё меньше. Над головой заблестел на солнце стеклянный купол, казавшееся до этого бесконечным пространство приняло очертания огромного зала. В полной тишине Дора услышала позади чьи-то шаги и обернулась. Из тумана проступила фигура человека, стоявшего к ней спиной. Неожиданно он обернулся.

— Дора!

— Римус!

Он в два прыжка оказался рядом, и Дора бросилась ему на шею, чувствуя, как бешено сердце бьётся о рёбра.

— Господи, господи, господи… — повторяла она как заведённая, пока не начала задыхаться от нехватки воздуха. Римус прижал её к себе и гладил по спине, тихонько шепча:

— Всё хорошо, Дора, всё хорошо. Я здесь, здесь, я больше никуда не денусь…

— Ох, Рем, когда я увидела тебя там, я… — она всхлипнула и зашмыгала носом, пытаясь вытереть наворачивающиеся на глаза слёзы, но как только она их смахивала, они набегали снова. Римус только крепче обнял её, прижавшись щекой к её макушке, и продолжал ласково гладить по спине и волосам. И тугой холодный узел где-то возле самого сердца Доры стал оттаивать и развязываться, а слёзы — пропадать. Наконец, она отпустила его, в последний раз вытерла лицо и, улыбнувшись, огляделась.

— Где это мы?

— Похоже на вокзал Кингс-Кросс, — он вгляделся в дальний угол, где ещё клубился туман.

— Значит, нам нужно сесть на поезд! — она посмотрела в ту же сторону и увидела пустые железнодорожные пути.

— Думаю, ты права, — Римус тоже улыбнулся и протянул ей руку.

Они подошли к путям. Дора почувствовала, как в лицо ей ударил поток тёплого воздуха. С одного конца путей, теряющегося в тумане, донёсся приглушённый звук, похожий на свист паровозного свистка. Он становился всё громче, а воздух — всё горячее. Туман разрезал слепящий жёлтый свет, и Дора зажмурилась, покрепче сжав ладонь Римуса.

Свист стал таким громким, что, казалось, уши сейчас не выдержат. Внезапно всё стихло. Дора осторожно приоткрыла глаза и увидела расстилающееся от горизонта до горизонта поле. В паре десятков ярдов от них рос огромный дуб, под которым сидели три человека. Заметив их, двое тут же вскочили и кинулись навстречу с радостными воплями. Они ураганом налетели на Римуса, сжав его в объятиях, Дора еле успела отскочить в сторону. В одном из парней она сразу узнала Сириуса, а второй, черноволосый, в очках, не мог быть никем, кроме как знаменитым Джеймсом Поттером. Он был едва ли старше самой Доры, да и Сириус выглядел куда моложе. Хохоча и выкрикивая что-то непонятное, они немного раздвинулись, и девушка увидела Римуса. Он смеялся, запрокинув голову, и с каждой секундой всё сильнее менялся: исчезла седина, разгладились морщины на лбу, пропала часть шрамов. Через несколько секунд ему уже нельзя было дать больше двадцати пяти. Сириус тоже это заметил и довольно фыркнул:

— Ну вот, хоть на человека стал похож, а то смотреть больно, — он повернулся к Доре и сгрёб её в охапку. — А ты молодец. Пробить стену, которой Лунатик так старательно отгораживался от мира — это по силам только настоящему Блэку. Так, а теперь, — он развернул девушку к Джеймсу и усмехнулся, — прошу лю…

— Бродяга, — весело поинтересовался Римус, вклиниваясь между ними и обнимая Дору за плечи, — а ты не забыл, чья это жена?

— Она моя племянница! — тут же нашёлся Сириус. — Но ладно уж, так и быть, валяй, знакомь.

— Да я и так вас всех знаю! — засмеялась Дора. — Вы Джеймс Поттер…

— Можно просто Сохатый, — улыбнулся Джеймс, отвесив шутливый поклон.

—…а вы, — Дора повернулась к подошедшей к ним рыжеволосой девушке, тоже её ровеснице, — Лили Эванс.

— Поттер, — поправила та, тоже улыбаясь во весь рот.

— Точно, простите!

— Да ничего, — махнула рукой Лили, — Джеймс тоже не сразу привык. А Сириус вообще первые два месяца принципиально называл меня только «Эванс».

— У меня была уважительная причина! — влез Сириус. — Я ещё не отошёл от шока!

Его заявление было встречено дружным взрывом хохота. И только этот хохот — звонкий, беззаботный, счастливый — наконец заставил Дору поверить — всё хорошо…