Второй курс. If we could turn back time (гет)

Негромкий стук в дверь кабинета оторвал Джерома от перевода статьи из немецкого справочника по колдомедицине.

— Да? — рассеянно спросил он, помечая место, на котором остановился, и поднимая взгляд.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянула Луна, к облегчению Джерома уже не выглядевшая так, словно вот-вот потеряет сознание.

— Мы с мадам Луми закончили на сегодня, и она хотела бы с вами поговорить. Ничего, что я проводила её сюда?

— Разумеется, всё в порядке, Луна, — Джером потёр переносицу, отложил перо и встал из-за стола. — Можешь позвать её.

Луна просияла и открыла дверь шире — мадам Луми стояла чуть в стороне, разглядывая картины. Она развернулась на тихий скрип петель.

— Я могу войти? — уточнила она, подходя ко входу в кабинет, но не переступая порог.

— Да, конечно. Проходите, мадам Луми, — он махнул рукой в сторону кресел у камина, предлагая гостье присесть.

Мадам Луми вошла в кабинет вслед за Луной и негромко прикрыла за собой дверь. Она была на голову выше Джерома, но ступала так бесшумно, что он слышал только осторожные шаги Луны — и те скорее угадывал, чем различал.

Он чуть повернул кресло, чтобы гостье было удобно присесть и, только после того как мадам Луми села, сам устроился в кресле напротив. Луна осталась стоять чуть в стороне, не вмешиваясь в разговор взрослых.

— Как прошло ваше первое занятие? — спросил Джером, пытаясь по выражению лица мадам Луми сделать какие-нибудь выводы. Но, увы, её было невозможно считать за непроницаемой вежливой улыбкой.

— Лучше, чем я ожидала, — прямолинейно ответила мадам Луми. — Сегодня мы смогли сформировать индивидуальный образ эмпатической защиты и даже рассортировать часть накрутившегося эмоционального клубка. Для первого занятия это очень хороший прогресс.

— Я очень рад это слышать! — с облегчением выдохнул Джером. — Луна, как ты себя чувствуешь? — спросил он у ковыряющей носком туфельки ковёр Луны.

— Гораздо лучше, — искренне ответила та.

Мадам Луми тепло улыбнулась ей и продолжила.

— Мы заложили основу. Дальше — дело практики. Луна должна научиться не только работать с уже налипшими на неё эмоциями, а ловить их на подходе, не пропуская через себя.

— Этому сложно научиться? — уточнил Джером.

— Понять принцип — легко, и, я думаю, мы справимся с этим в ближайшие дни. Но вот довести защиту до автоматизма, научиться держать её без концентрации и даже во сне — это будет куда сложнее.

— А вы умеете держать защиту даже когда спите? — спросила Луна, удивлённо расширив глаза.

— У меня было много времени, чтобы научиться, — туманно ответила мадам Луми. — Но я всё равно предпочитаю спать подальше от других.

— То есть даже вам он даётся нелегко, — сделал вывод Джером, скрестив руки на груди. — И вы думаете, что Луна справится?

— У неё очень сильный дар для её возраста. У кого-то в её роду были столь мощные эмпатические способности? — уточнила мадам Луми.

— Нет, она первая в своём роду, у кого проявился дар, — с ноткой гордости ответил Джером. — Мы помогли ей заложить родовой камень Лавгудов в конце лета…

— И вы решили, что подобный факт не стоит упоминания?! — мадам Луми резко поднялась с кресла. В её голосе звенел не только гнев, но и плохо скрываемый страх.

— Что-то не так? — робко спросила Луна, напуганная её внезапной вспышкой.

— «Что-то?» — мадам Луми будто споткнулась об это слово. — Да буквально всё! Вы дали одиннадцатилетней девочке с сильным даром заложить родовой камень! Да о чём вы только думали?!

Джером, обескураженный её реакцией, механически призвал из серванта стакан и наколдовал воды, прежде чем протянуть его мадам Луми.

— Мадам, давайте вы успокоитесь и спокойно объясните нам, что не так? — миролюбиво предложил он, хотя вспышка гнева пустила по его спине липкий холодок.

Мадам Луми смерила стакан с металлической отделкой презрительным взглядом и решительно отмахнулась от него.

— Не нужно, — она села назад в кресло и скрестила руки на груди. — Раз вы сами не осознаете, что натворили, давайте я подскажу. Вы понимаете, что глава рода через родовой камень получает поддержку от Магии, которая значительно усиливает магические способности и дары? — натянутым как струна голосом задала она наводящий вопрос.

Джером нервно сглотнул и кивнул, не спуская взгляда с мадам Луми.

— А теперь сложите два и два, — она устало помассировала висок. — Вы сами усилили её дар, едва не сведя девочку с ума!

В кабинете повисла тишина. Джером сжал подлокотник кресла так, что костяшки побелели. Осознание накрыло его волной. Такая, казалось бы, очевидная вещь от него ускользнула.

— Нужно отдать вам должное, что вы хотя бы вовремя обратились за помощью. Ещё пара месяцев перегрузки — и ущерб был бы необратим, — сухо закончила мадам Луми.

Сердце Джерома пропустило удар, а во рту пересохло от понимания, что именно они виноваты в состоянии Луны. Взрослые, которые подвели ребёнка.

— Я знала, на что иду, — негромко произнесла Луна в повисшей тишине. — Так было нужно. Для Джинни.

Чувство вины после этих слов захватил Джерома с головой. Они должны были это предвидеть. Должны были удержать, защитить. Порой они все забывали, что Невилл и Луна всё ещё дети. Пусть рано повзрослевшие, прошедшие войну, но всё же дети, у которых они сами отняли второе детство.

Мадам Луми сощурила глаза в ответ на отголоски вины Джерома и повернулась к Луне, скептично приподняв бровь.

— Ты берёшь на себя слишком много ответственности для своего возраста, Луна, — с долей заботы произнесла она, хотя её лицо уже вернуло себе былую непроницаемость. — И слишком многое в твоих эмоциях выдает зрелость. Сколько тебе лет на самом деле? — в её голосе не было ни подозрения, ни обвинения — словно она не в первый раз встречала людей, которые были гораздо взрослее, чем выглядели.

Луна неловко замолчала и стрельнула глазами в сторону Джерома, словно ища поддержки. Но он растерялся и нервно отвел взгляд, не в силах посмотреть ей в глаза. Он потянулся за стаканом, который ранее предложил мадам Луми, и сделал глоток.

— Мерлин вас упаси, не нужно такой паники, лорд Лонгботтом, — поморщилась мадам Луми, хотя Джером не проронил и слова. — Иначе я сделаю неверные выводы о том, почему закрытые пространства ассоциируются у одиннадцатилетней девочки с болью и тоской.

Джером поперхнулся. Он и представить не мог, какие выводы можно сделать по одним лишь эмоциям человека.

Но долго подумать над этим ему не позволила Луна, внезапным вопросом переводя внимание на себя.

— А сколько вам лет на самом деле? — спросила Луна у своей наставницы, задумчиво наклонив голову вбок. — Вы же не думали, что я не замечу?

Джером перевёл на неё удивленный взгляд. Затем повернулся к мадам Луми, на губах которой плясала довольная усмешка.

— И что же ты заметила, дорогая? — ласково произнесла она. — От этого будет зависеть мой ответ.

— У вас холодные руки, и вы передвигаетесь почти бесшумно. Вы спрашиваете разрешения, прежде чем переступить порог. Вы используете зеркала в качестве защиты, но не касаетесь осколков руками — только магией. Вы не отражаетесь в этих осколках. И вы отказались от воды, которую лорд Джером только что выпил. Я думаю, дело не в воде, а в металлической оправе стакана, которая вполне могла оказаться серебром, — перечислила Луна, загибая пальцы.

В кабинете повисла тишина. Пульсация в виске Джерома забила в набат — слишком поздно он понял, кого он пустил к себе в дом. Его пальцы невольно сжались на древке палочки, а взгляд тут же скользнул к Луне, оценивая, сможет ли он её защитить, если мадам Луми нападет.

Но тишину нарушили лишь медленные хлопки — это мадам Луми с мягкой улыбкой аплодировала Луне.

— Если бы мы были в Хогвартсе, ты честно заработала бы двадцать баллов за наблюдательность, — совершенно спокойно произнесла она, словно это не её суть сейчас раскусила одиннадцатилетняя девочка. — Мне тридцать семь… последние двести восемьдесят пять лет. А тебе?

— Мне шестнадцать, — неожиданно легко ответила Луна. — Было, когда я вернулась в свое шестилетнее тело.

Мадам Луми не смогла скрыть удивления, явно ожидая другой ответ. А Джером лишь тихо застонал и устало откинулся в кресле.

Вот так просто Луна одной фразой расширила круг посвящённых в их с Невиллом тайну. И не кому-то близкому или проверенному, а впервые переступившему порог их дома вампиру.

— Мадам Луми не желает мне зла, — поспешила заверить Джерома Луна, почувствовав его тревогу. — Она сняла свою защиту, так что я это чувствую.

Джером поднял на Луну полный сомнений взгляд.

— Ей можно верить, — уверенно произнесла она со взглядом человека, который точно знал, как ощущается злой умысел.

Но Джером все равно не мог не сомневаться и не был готов отпустить палочку в присутствии мадам Луми.

— Только после Обета, — жёстко произнёс он, собравшись с духом. — Чтобы я был уверен и в нашей безопасности, и в сохранности вашей тайны.

Мадам Луми заинтересованно приподняла бровь на слове «ваши» и широко улыбнулась ему, обнажив тонкие заострённые клыки.

— Ваши опасения совершенно беспочвенны — я пью лишь кровь животных. Но учитывая репутацию моего вида, я сделаю вид, что не оскорблена, — она протянула ему руку. — Мне гораздо любопытнее узнать о множественных аномалиях в вашем доме. За долгую жизнь не так часто встречаешь что-то по-настоящему интересное.

— Луна, не окажешь нам честь? — серьезно спросил Джером, берясь за холодную ладонь мадам Луми и не спуская с неё подозрительного взгляда.

Луна кивнула и выдернула из пучка державшую его палочку. Белоснежные локоны рассыпались по плечам, и она подошла ближе, чтобы скрепить непреложный обет.

— Клянешься ли ты, Луминита Калдаруш, что…

* * *

Пальцы Джерома отстукивали глухую, нервную чечётку по краю стола. Сосредоточиться на статье, от которой его оторвали, решительно не получалось. Он в третий раз дочитывал одну и ту же строчку, но не понимал ни слова, и дело было вовсе не в языке.

Ему предстоял тяжёлый разговор — с людьми, которые ему доверяли, которые доверили ему безопасность детей и которых он, по своим ощущениям, подвёл. Он взял на себя слишком много и во всех этих заботах растерял схватку, упустил лежавшие на поверхности факты, не смог сопоставить два и два, на что ему столь резко указала мадам Луми. Так что чувство вины глодало Джерома изнутри, и сейчас больше всего — по отношению к Луне. Он так стремился помочь ей, что облажался по всем фронтам. А теперь даже не мог признаться перед всеми в масштабе своего провала.

Часы пробили девять вечера. Час суда настал, и Джером смело шагнул на воображаемый эшафот.

Его уже ждали.

В малой гостиной собрались почти все посвящённые в тайну, за вычетом Северуса, который всё ещё был в Хогвартсе. Но остальные были на месте: Пандора сидела у окна, нервно перебирая пальцами браслет с крупными бусинами, который она сняла с запястья. Ремус придвинул стул к креслу Пандоры и приобнял её за плечи, нашёптывая что-то ей на ухо. Августа сидела на диване с книгой, но по её остекленевшему взгляду Джером подозревал, что она тоже не видит ни строчки. Один лишь Сириус был расслаблен, насколько это было возможно в текущей ситуации: он сидел в кресле у камина, вольготно забросив ноги на журнальный столик, пользуясь тем, что Августе было сейчас не до нотаций об этикете.

Джером негромко кашлянул, привлекая внимание.

В гостиной тут же повисла ожидаемая тишина, и четыре пары глаз оказались прикованы к Джерому в ожидании новостей.

— Луне лучше.

Слова прозвучали негромко, но подействовали сразу — вздох облегчения пронёсся по гостиной, и воздух сразу словно потеплел от этих слов.

— Как она? — спросила Пандора, нервно кусая губы.

— Спит, — с мягкой улыбкой сказал Джером. — Впервые с возвращения из Хогвартса крепко и без кошмаров. Бонни следит за ней.

Пандора кивнула с благодарностью, прекратив терзать несчастный браслет и вернув его на законное место. Ремус тоже облегченно выдохнул, выпуская Пандору из объятий.

Джером прошёл к дивану и сел рядом с Августой. Она не сказала ни слова, лишь нежно коснулась его руки. Столь обыденный и привычный жест, но внутри от него стало лишь тяжелее.

— Значит, найденная тобой наставница помогла Луне? — уточнил Ремус.

— Да, — кивнул Джером, не дав Ремусу даже закончить фразы.

Слишком быстро, слишком резко, слишком натянуто. Но подвох заметил лишь Сириус и подозрительно сузил глаза.

— Но? — уточнил он, спуская ноги со стола, чтобы наклониться вперёд и облокотиться на колени.

Это не было вопросом, хоть интонация это подразумевала. Сириус почувствовал, что есть «но».

— Но я совершил ошибку, — признался Джером, сцепив руки в замок и понурив голову. — Я недооценил, на что способен опытный эмпат.

— Что ты имеешь в виду? — настороженно уточнила Пандора, резко оттянув резинку многострадального браслета и щелкнув ей по запястью.

— Мадам Луми оказалась куда проницательнее и опытнее, чем я ожидал. И она сразу заметила расхождение в возрасте Луны и спектре её эмоций.

В гостиной повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь тихими щелчками секундной стрелки на часах. Десять ударов показались Джерому всей сотней, пока он ждал своего приговора.

— Значит, она узнала о возвращении Луны? — уточнила Августа, нарушив хрупкую тишину.

— Предположила, исходя из своего опыта, она что-то другое, но Луна сама раскрыла ей свой секрет, — поджал губы Джером. — И в тот момент сказать правду было наилучшим решением, потому что её теории могли выйти нам боком.

Ремус скрестил руки на груди и устало откинулся на спинку стула.

— Не стоит врать человеку, который может почувствовать ложь, — подытожил он очевидное. — Значит, в наших рядах пополнение?

— Пока не могу сказать наверняка, — с сомнением сказал Джером. — Я ей не доверяю, несмотря на Непреложный обет, который мы заключили сразу после того как Луна раскрыла свою тайну.

Вот так. Джером сказал правду — просто не всю. Он не мог поделиться с близкими всем, не мог объяснить свое недоверие истинной природой мадам Луми, потому что та была намного старше и опытнее него самого, когда дело дошло до магических клятв.

Непреложный обет не обязательно должен быть односторонним. Это магический контракт, где каждая из сторон может возложить обязательства на вторую. И когда золотые ленты уже переплели их запястья, и Джером выторговал свои условия о сохранении тайны и гарантии безопасности всех в этом доме, он уже не мог сказать «нет» в ответ на встречный вопрос мадам Луми, клянется ли он хранить тайну её природы. И так он оказался связан по рукам и ногам. С одной стороны, он приобрёл опытного союзника, если, конечно, мадам Луми было хоть какое-то дело до чего-то, кроме Луны и её эмпатических способностей, но, с другой стороны, он почти ничего не знал о мадам Луми и её истинных целях, и этот союз мог больше навредить, чем помочь.

— А что говорит Луна? — спросил Сириус, отвлекая Джерома от печальных мыслей. — Она же у нас людей читает.

Джером глубоко вздохнул. Разумеется, решение о включении мадам Луми в круг посвящённых принимала Луна, поскольку помощь была нужна ей, а не всем собравшимся в этой комнате.

— Когда Луна открыла свой секрет мадам Луми, та сняла эмпатическую защиту, — сухо изложил факты Джером. — Со слов Луны, она не почувствовала в мадам Луми злого умысла: только любопытство, искреннюю тревогу и желание помочь.

— А с чего бы такой интерес к едва знакомой девочке? — напряженно спросила Пандора. — Я бы тоже не доверяла незнакомке, проявляющей излишний интерес к моей дочери.

Августа кивнула, соглашаясь с её позицией, и перевела взгляд на Джерома. Тот пожал плечами.

— Я не знаю наверняка, что движет мадам Луми, но одно я могу сказать точно — похоже, она испытывает что-то вроде солидарности к Луне как к эмпату. Видимо, никто из нас не способен понять до конца, как эмпаты видят и чувствуют этот мир. А мадам Луми… — он замешкался, подбирая слова. — Вы бы видели, как она взвилась и отчитала меня, когда я упомянул о том, что Луна заложил родовой камень!

— А что в этом такого? — уточнил Ремус, нахмурившись.

Джером выдержал паузу, собираясь с мыслями, и лишь потом озвучил одну из главных причин своей вины.

— Мадам Луми уверена, что обострившиеся способности Луны связаны с основанием рода и благословением магии.

— О, Мерлин… — Пандора прижала руки к задрожавшим губам.

Ремус рядом с ней стал мрачнее тучи.

— И почему никто из нас не задумался о последствиях ритуала для Луны раньше? — пробормотал он, пряча лицо в ладонях. — Я должен был это предвидеть.

Джером полностью разделял его состояние. Он считал виноватым себя.

— Я старше и опытнее тебя в родовой магии, — перевёл он стрелки, пытаясь облегчить вину Ремуса. — Это я должен был учесть все риски…

— Нет, ну серьёзно, — Сириус покачал головой. — Если мы сейчас начнём меряться тем, кто из нас должен был подумать раньше, мы здесь до утра просидим.

Он встал, демонстративно отвернувшись от остальных.

— Мы так хотели помочь Джинни, что не подумали о Луне, — едва сдерживая слезы пробормотала Пандора, утыкаясь в плечо Ремуса, который снова приобнял её, и полностью игнорируя Сириуса.

— Хватит. Прекратите все, — оборвала их Августа. — Мы все виноваты в равной степени, но сделанного не воротишь.

Все разом притихли от стали в её голосе. Сириус тихо хмыкнул и сел назад в кресло, больше не вмешиваясь.

— Вместо того, чтобы жалеть себя и выяснять, кто из нас сильнее облажался, мы должны работать вместе, чтобы не допустить такой ситуации в будущем, — строго произнесла Августа.

Джером нежно посмотрел на супругу. Именно её внутренний стержень был той опорой, которая помогала их семье пережить даже самые тёмные времена.

— Так что давайте лучше исходить из фактов, а не домыслов. Мадам Луми помогла Луне?

— Да, — кивнул Джером под её строгим взглядом.

— Она произвела впечатление специалиста, способного помочь Луне в долгосрочной перспективе? Она сможет научить её контролировать эмпатию?

Джером ответил почти сразу.

— Да.

— Тогда давайте не строить догадок о её мотивах и разбираться с проблемами по мере их поступления. Навредить Луне она не сможет?

— Нет, не сможет, — уверенно подтвердил Джером, благодарный Августе за вопрос.

— Откуда ты знаешь? — нервно перебила его Пандора. — Она же буквально копается в её голове, манипулирует её эмоциями!

— А Снейп копается в голове у Невилла, но тебя это почему-то не смущало, — достаточно резко заметил Сириус. — Хотя уж к бывшему Пожирателю у меня кредит доверия куда ниже, чем к эмпату-гадалке.

Пандора проглотила следующую фразу, не сразу найдясь с ответом.

— Но это другое… Просто я переживаю, как бы это обучение не заставило Луну отдалиться от нас, — замялась она. — Мне и так не по себе оттого, что я не могу помочь собственной дочери и вынуждена отсылать вторую…

— Это временно, Дора, — Ремус нежно сжал её пальцы. — Как только Луне станет лучше, мы снова станем семьёй. И никакая мадам Луми не изменит чувств Луны к тебе.

Пандора попыталась улыбнуться, но уголки её растянутых губ предательски дрожали, выдавая сомнение.

— Я надеюсь, что это время скоро настанет.

Джером тоже надеялся, что скоро кошмар последних месяцев закончится и всё вернётся на круги своя.

* * *

В коридоре правого крыла было тихо. Слишком тихо.

Отсутствие портретов на стенах с их постоянными негромкими разговорами не позволяло Джерому отвлечься от своих мыслей, которые со вчерашнего вечера так и продолжали роиться в голове, лишая его сна.

Правильно ли он поступил, доверившись мадам Луми? Не совершает ли он ошибку, — снова, — подпуская её к Луне? Не лучше бы было устранить опасную переменную и, заключив Обет на сохранение чужих тайн, распрощаться?

Нет, нет и нет. Здравая часть его воспалённого разума утверждала, что Луне была нужна её помощь. И Невилл ни за что его не простит, когда выйдет из окаменения, если с Луной что-то случится. Поэтому мадам Луми нужна им, несмотря на опасность такого союза.

Джером облокотился на подоконник, чувствуя спиной зимнюю прохладу, пробирающуюся даже сквозь зачарованное стекло. Его взгляд упал на дверь, возле которой он ждал Луну и мадам Луми.

Ему не нужно было гадать, что за этой дверью. Он сам вместе с Сириусом левитировал туда статуи окаменевших детей.

У окна стояла Гермиона Грейнджер — незнакомая лично Джерому девочка, чьи маггловские родители единственные доверили ему лечение дочери. Невилл рассказывал ему о Гермионе, которую знал в прошлой жизни, и Джером проникся уважением к двенадцатилетней девочке, которая первой догадалась, что нападения в школе совершает василиск, и тут же поплатилась за это.

Дальше — Фред и Джордж. Они осели на пол, прежде чем их настигло окаменение. Джером помнил выражение лица Сириуса, когда тот узнал, что Аврорат собирается свалить вину на его приёмных детей — казалось, что ещё немного и он и правда пойдёт убивать, растоптав всю свою с трудом обелённую репутацию. Главные шутники Хогвартса были идеальной и простой мишенью для быстрого закрытия дела: проще было свалить вину на двух невоспитанных детей, чем искать темномагический артефакт, о котором аврорату никто не сообщал, и существо пятого класса опасности, по легенде спрятанное в замке. Но Сириус явно не собирался сдаваться и позволять поступать со своими детьми так же, как в свое время поступили с ним.

И последним — чуть в стороне — стоял Невилл. Джером не мог смотреть в глаза даже его статуе. Невилл окаменел с удивлённым выражением лица — он явно не ждал подвоха, и взгляд василиска застал его врасплох. Кому же он перешёл дорогу? Или это было случайностью?

Джером тяжело вздохнул и развернулся к окну, прижимаясь лбом к прохладному стеклу.

Он всё исправит. Уже совсем скоро.

Анализ одного из образцов зелий, что добыл для него Северус в обход авроров, уже был завершён, и Ремус со свойственной ему дотошностью занимался подготовкой подробного отчёта о входивших в его состав ингредиентах, их сочетаемости и эффектах, которые это зелье могло бы дать. Ожидаемо, окаменения среди них не было. Джером провёл анализ вместе с ним и, убедившись в корректности результатов, оставил сбор информации и составление отчёта на Ремуса, который обложился книгами и занимался этим в лавке, в свободное от работы время.

Статью же о продолжительности эффектов зелий Джером взялся писать сам. Несмотря на то, что короткое время действия большинства зелий и без того было очевидным фактом, статья писалась не для «Вестника Зельеварения», а для «Придиры», чьи читатели едва ли помнили что-то из школьного курса. А Джером ставил своей целью, чтобы даже рядовой клерк из Министерства мог понять, что Аврорат халатно выполняет свою работу, не пытаясь найти настоящего виновника.

Это было опасно — переходить дорогу Аврорату во главе со Скримджером. И Джером всё ещё сомневался, что они готовы к открытому противостоянию с Министерством, поэтому рассматривал эти статьи лишь как запасной план, если Визенгамот к ним не прислушается.

Аврорат слишком торопился закрыть дело и назначить виновных — вполне в духе Скримджера, — и именно эта спешка оставляла им шанс. И Джером, и Сириус были приглашены в Визенгамот: один — как дед пострадавшего, другой — как отец обвиняемых. Джером надеялся, что Сириусу хватит выдержки не сорваться и раз за разом возвращать разговор к очевидному — его детей пытаются осудить, не дав им даже слова. Сам же он собирался говорить о зелье: об отсутствии внятной экспертизы или о её несоответствии реальности и необходимости повторной проверки. Его статус Мастера Зелий обязывал Визенгамот хотя бы прислушаться. Это был самый безопасный путь — не бросать вызов Скримджеру напрямую, а оставить ему возможность отступить, списав всё на чужую халатность. План был шатким. Но другого у Джерома не было.

Негромкие шаги выдернули Джерома из его мыслей. Луна ступала по ковру с тихим шорохом, а следовавшая за ней тёмной тенью мадам Луми — почти бесшумно. Джером в очередной раз поразился, как женщина её комплекции может быть столь тихой, пусть он и уже и знал ответ на этот вопрос.

— Спасибо за доверие, лорд Лонгботтом, — вместо приветствия произнесла мадам Луми, положив руку Луне на плечо.

Джером чуть нахмурился, увидев этот жест, но затем увидел, что Луна не очень твёрдо стоит на ногах, и понял, что мадам Луми её больше придерживает, чем пытается показать власть.

— Что-то произошло во время вашего занятия? — сухо спросил он, не определившись, к кому он обращается в большей мере — к Луне или мадам Луми.

— Мама с Ремусом заходили, чтобы познакомиться с мадам Луми, — ответила за двоих Луна.

— И перегрузили своими эмоциями хрупкую защиту Луны, — недовольно поджала губы мадам Луми.

Джером прикрыл глаза рукой. Час от часу не легче. Он надеялся, что Лавгуды дадут дочери возможность обучиться в спокойной обстановке, а не будут лезть к мадам Луми, чтобы убедиться в чистоте её намерений.

— Я поговорю с Пандорой, — устало произнёс он.

Мадам Луми кивнула, отпуская плечо Луны.

— Я хотела бы поговорить с мамой сама, — начала было Луна. — Но сейчас не думаю, что смогу.

— Поэтому я возьму это на себя, — тепло произнёс Джером. — А твоя задача — научиться контролировать свой дар. Как прошло ваше занятие?

Он подсадил Луну на подоконник, и та прижалась спиной к прохладному стеклу.

— Мадам Луми объяснила мне принцип того, как сразу ловить чужие эмоции, не пропуская их через себя, но у меня пока не получается.

— Потому что человек испытывает слишком много эмоций в один и тот же момент. Он может злиться, бояться, испытывать вину, и все это — в один момент, — пояснила мадам Луми. — И именно поэтому я попросила у вас разрешения приблизиться к этим аномалиям, — она кивнула на закрытую дверь. — Статичные эмоции — это то, что нужно сейчас Луне, чтобы понять принцип.

Луна тихо вздохнула, уставившись на свои колени, что не укрылось от взгляда Джерома.

— Что такое, Луна? — спросил он, осторожно коснувшись её плеча.

— Там ведь… Невилл? — спросила она, прикрыв глаза.

Джером тихо вздохнул.

— Да.

Луна отвела взгляд, чуть запрокинув голову к потолку, чтобы сморгнуть непрошенные слезы.

Мадам Луми с интересом наблюдала за ней со стороны.

— Не расскажете мне, что за этой дверью? — уточнила она.

— Давайте, я лучше покажу, — с горечью произнёс Джером. — Луна, можешь присоединиться к нам, как будешь готова.

Он отошёл в сторону, давая Луне время прийти в себя и отдаляясь от неё, чтобы не перегружать ещё и своими эмоциями, которых тоже было слишком много.

— Прошу, — Джером провернул ключ в замочной скважине и открыл дверь, пропуская мадам Луми вперёд и заходя следом.

В комнате всё было так, как они с Сириусом оставили пару дней назад. Статуи детей неподвижно стояли на своих местах в ореолах из блестящей в лучах солнца пыли, которая поднялась в воздух от движения двери.

Мадам Луми чуть поморщилась, когда солнечный луч коснулся оголенной кожи её рук. Но, к удивлению Джерома, она не задернула портьеры, а лишь сняла с пояса пару тканевых перчаток и натянула их на руки.

— Прошу прощения за любопытство, но разве вампиры переносят солнечный свет? — удивлённо спросил Джером, заметив, что лицо мадам Луми скрыть не пыталась.

— Мы хладнокровные. Солнце лишь доставляет нам дискомфорт, — не сильнее, чем человеку — сауна. Долго находиться на солнце неприятно, но можно привыкнуть, — вполне искренне ответила мадам Луми. — Но так как вы и так уже знаете о моей природе — я могу позволить себе каплю комфорта.

Её тон чётко дал Джерому понять, что разговор на эту тему окончен, потому что её внимание оказалось приковано к окаменевшими детям.

— Я могу взглянуть ближе? — уточнила мадам Луми, не приближаясь к детям.

Джером поколебался несколько секунд, но затем кивнул. На статуи и так было наложено достаточно защитных чар, так что навредить детям она едва ли могла.

— Как занимательно, — протянула мадам Луми, проводя рукой по щеке окаменевшей Гермионы.

— Пожалуйста, осторожнее, — Джером невольно дёрнулся вперёд.

— Я не причиню им вреда, лорд Лонгботтом, — спокойно произнесла мадам Луми, наклоняясь ближе к близнецам, с интересом разглядывая их лица. — Я две сотни лет не видела живых жертв василиска, позвольте мне полюбоваться.

— Полюбоваться? — не веря своим ушам, переспросил Джером.

— Вы не эмпат, поэтому вам не понять красоту их эмоций: мгновение, запечатлённое в камне, прекрасно, — мадам Луми даже прикрыла глаза, полностью отдаваясь эмоциям. — Они — идеальный материал для обучения Луны, как я и предполагала.

— Это дети, а не материал, — зло отчеканил Джером. — Один из них — мой внук.

— Сейчас они заперты в камне, замерли, как комары в янтаре, и бесконечно ощущают последнее чувство, в котором их поймали, — мадам Луми отошла от близнецов и подошла к Невиллу. — Вашему внуку и этой девочке, — она кивнула на Гермиону, — повезло, они не боялись и понимали, что их ждёт. А вот эти двое…

Джером перевёл взгляд на близнецов.

— Эти двое испытывают такой ужас, что на фоне него остальные меркнут.

Джером нахмурился.

— И что это означает? — спросил он. — И вообще, почему вы заговорили про василиска?

Мадам Луми отошла от Невилла, и Джером с облегчением выдохнул сквозь зубы.

— О, это старая румынская традиция. Деревни присылали нам девушек в дар. Тех, кто был красив и покорен, обращали. Остальные… — она обвела взглядом статуи. — Украшали замки.

Её взгляд словно смотрел сквозь Джерома, и того пробрала дрожь. Но затем, словно по щелчку пальцев, она переменилась, возвращая себе прежнее невозмутимое выражение лица.

— На самом деле, мне всегда было их жаль. Бедные девочки не слушали моих советов бежать, пока была возможность, и заканчивали в каменных нишах, — она отвернулась от Джерома, погружаясь в воспоминания. — Я так и не смогла спасти всех, пока меня не поймали и не изгнали.

Она умолкла, и Джером молчал. Он не знал, что пугало его больше — сама история или то, как легко она научилась жить с её последствиями.

— Но это все в прошлом, — отмахнулась мадам Луми, не требуя ответа на свою откровенность. — Здесь и сейчас важно лишь то, что эти дети, — Джером отметил, что она не использовала слово «материал», — смогут помочь Луне обуздать её дар.

Если до этой сцены Джером не знал, как ему относиться к мадам Луми, то теперь он запутался лишь сильнее. Она была иной — опасной, старой, умудрённой опытом, и одновременно — будто бы искренне заботливой и уязвимой. Она приоткрыла ему завесу над своим прошлым и оставила Джерома лишь в большем смятении, чем до этого.

— Почему вы помогаете Луне? Какая вам в этом выгода? — напрямую спросил он, решив воспользоваться редким моментом откровения, словно ещё миг — и он будет упущен навсегда.

— Когда ты живёшь третью сотню лет, такие слова как «выгода» отступают на второй план, — мадам Луми облокотилась спиной на стену. — Я ищу искупления за свои грехи. А в Луне… — она на секунду умолкла. — Я вижу себя.

Джером чуть не забыл как дышать, лишь бы не нарушить момент.

— Я была эмпатом ещё до обращения, и когда меня принесли в дар и обратили… Я думала, мир никогда не умолкнет, — она горько усмехнулась. — В отличие от Луны, у меня не было наставника, который помог бы отделить своё от чужого. Поэтому чужая жажда крови и безумие становились частью меня. Чужая злость, чужая боль, чужой страх — я впитывала эти эмоции и путала их со своими. И я не чувствовала разницы, пока меня не наказали в первый раз, когда я убила любовницу повелителя, — она прикрыла глаза, словно воспоминания причиняли ей боль. — Из ревности, и даже не своей, а одной из его фавориток. Рассвирепев от горя, он сослал меня в тюрьму в глуши, где я провела целый год в зачарованных цепях, под солнечными лучами, без еды и воды, без крови, в полном одиночестве…

Мадам Луми прикрыла глаза и продолжила.

— Я была полностью истощена, но зачарованные цепи поддерживали во мне жизнь. И повелитель, сам того не зная, сделал этим изгнанием мне величайший подарок. Когда все твои развлечения — это наблюдать за пауками, рано или поздно ты начинаешь копаться в себе. Так я и научилась разделять свои и чужие эмоции.

Она перевела дыхание.

— Вернулась в замок я совсем другим человеком. И в качестве искупления за отнятую мной жизнь, я пыталась спасти другие, но… Как вы уже догадались, эти попытки были тщетными. Ни одна из тех, кого я спасла из такого состояния, — она кивнула на статуи рядом, — не смогла сбежать из замка. А потом меня изгнали окончательно и запретили даже возвращаться на родную землю, если мне дорога жизнь.

Мадам Луми умолкла.

Джером тоже молчал. История мадам Луми была глубокой и очень личной — и именно этим она пугала: слишком легко верилось, если забыть, где они стояли.

Он поднял взгляд на Невилла, и в памяти всплыло её: «комар в янтаре». Сказанное не было оговоркой. Это был иной, нечеловеческий взгляд, искусно переплетённый с остатками человечности.

— Мне жаль, что вам пришлось через это пройти, — негромко произнёс он, отводя взгляд. — Но вы поймёте, почему я не смогу поверить вам до конца.

Мадам Луми кивнула так, словно услышала не упрёк, а констатацию погоды.

— Я бы удивилась обратному, — ровно сказала она. — Я не прошу доверия. Я прошу условий.

Она чуть помедлила и добавила, тише:

— Поставьте их сами. Открытая дверь. Ваше присутствие, если Луне станет хуже. Запрет приближаться к… — взгляд её скользнул к статуям и тут же ушёл в сторону, — к ним без вас.

— Зачем вам это? — спросил Джером.

— Потому что я действительно хочу помочь, — ответила она. — А словам вы всё равно не поверите, поэтому помимо обета я даю вам контроль.

— И вас устраивает то, что за каждым вашим шагом в этом доме будут следить? И то, что вы нужны Луне, а не нам? — Джером говорил достаточно жёстко, даже не пытаясь смягчить пилюлю. Как правильно заметил Ремус, не стоит врать человеку, который может почувствовать ложь.

— Я буду рядом с ней столько времени, сколько потребуется, чтобы она овладела своим даром, не лишившись рассудка, — так же прямо ответила мадам Луми. — Если вы не будете мне доверять — это ваше право. Я не могу влиять на чужие эмоции и чувства — лишь читать.

Джером скептически приподнял бровь.

— И вы можете поклясться, что не станете подталкивать Луну в момент её уязвимости? Она ведь открывает вам душу.

— Для меня любая душа нараспашку, лорд Лонгботтом, — тихо сказала она, и в этом не было гордости. — Но я клянусь своей магией, что я не стану ни в какой мере влиять на Луну и принимаемые ей решения.

Кончик палочки, которую она достала из рукава, загорелся мягким янтарным светом, подтверждая, что клятва принята. Это было куда эффективнее любых слов.

— Я принимаю вашу клятву, мадам Луми, — серьёзно ответил Джером. Он всё ещё не верил ей, но её готовность поклясться на собственной магии, лишь бы помочь Луне, подкупала и не могла быть блефом при столь высокой цене на кону. — И надеюсь, что вы поможете Луне.