Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

Вот те на: поутру Семье объявилось, что сегодня будет Вклятва, и всё тут.

Что ж, лучше поздно чем никогда, для этого все и собрались в зале обители. Для Вклятвы вообще ничего такого не требуется: нужна Вестающая, нужен тот или та, кто хочет в неё войти. Всё. Итак: новый распорядитель, завместо сира Нермая — сир Таар; как уже оказалось — очень непростой тип, лев сильной воли, практического ума, без единой эмоции (сир Нермай, несмотря на обещания, не смог найти никого, вилиусы на дороге не валяются, но Мауна _сама_, вместо Амаи, обратилась к главсестре Тар-Сильйского менгира за помощью, и та вмиг прислала этого Таара); здесь есть Медиум (одна львица Мизури — приятнейшая особа, три льва, мастер Графа Мелим); счетовод, забавный и непристойно застенчивый молодой львина, которого где-то успел в последний момент выискать уже исчезнувший сир Нермай; пять служанок Амаи, одна из них умеет с одеждами всё, вообще всё, она досталась ей от Ваалу-Тарии; ещё три служанки Мауны, они пришли просто посмотреть, потому что уже вкляты Мауной; мастерица фармации, она же — лекарь, что училась у какой-то львицы веды в Норрамарке, и сама она норрамарси, угрюмая и с повязкой на глазу и выбитыми зубами (в молодости оказалась в лагере, на который напали северняки), и Мауна знала, что она делает самую лучшую сому, хотя простым львицам не одобряется её делать, согласно Кодексу; садовник; конюх и его помощник; четыре дхаарки, для всяких грязных дел: мыть полы, свиней кормить, птицу резать.

Есть все, собрались все. Мауна в пласисе на торжество, вся в дистанции, как надо, всё при ней. Нету одного — нету самой Амаи. Сказала «сейчас приду», и исчезла.

Все стоят, ждут. Мауна сидит, ждёт, всех осматривает. Многие отвечают взглядом в ответ, но выдерживают недолго. Мауна гладит зеркальце с тылу. В общем, неловкая такая тишина.

«И как она им это скажет?», — подумала она. — «Дайте Вклятву Мауне, мне не надо? Как объяснит?».

Ну, чего сидеть.

— Об ожидании и прыжках вперёд. Часто перед рекой мы остановимся и думаем — плыть или не плыть, метаясь по берегу, — Мауна разглядывала зеркальце, — мочим лапы и рушим покой камней; дикий зверь, прежде чем прыгнуть на добычу, весь изнервничается, он дрожит.

— Пусть огнелунная продолжит, прошу, — распорядитель Таар узнал пассаж. Он ходил туда-сюда, взад-вперёд.

— Напряжение растёт, змея мысли всё сильнее кусает свой хвост, вода воли творит узоры трещин на плотине недеяния, — инсигния Мауны скрыта высоким и плотным воротом рубашки под пласисом, она гладит по ткани, глядит в окно, — и в некое мгновение мы уже не можем отказаться от своих планов. Поэтому дурные мысли и недостойные намерения нужно душить в самом рождении, а достойным и хорошим требуется просто не мешать расти. Но тяжесть жизни, — крутанула зеркало кругом оси, так не очень одобряется, но что уж, — ординарной души, которую не ведёт вера Ваал-Сунгов и принципы, в том, что сложно отличить дурное от хорошего. Поэтому: знаешь простые, верноверные максимы — и вещи становятся солнечно ясны и кристально просты.

— Все вы знаете: Вестающие владеют искусством запоминания. Это отрывок из Канона, а именно: «О всём, что выше нас», — прокомментировал сир Таар, и дальше прохаживаясь.

— Это так здорово, сиятельная! — одиноко восхитилась львица. Это служанка Атрисса. Она — молода, и она — подлиза. Но она ничего, как оценила Мауна. Из неё выйдет хорошая Встречающая. На неё слышно так шикнули, Хизая шикнула, главная средь них.

Мауна встала, взяла себе кубок, подбежала её Шэзи и налила разбавленного виносока.

— Пока превосходная Ваалу-Амая готовится к прыжку Вклятвы, а вы томитесь за плотиной, я совершу практичное: проверим, все ли здесь.

Дхаарка Тоя на ухо спросила дхаарку, тётю Селестину, она же — Селе, на мрамрийском:

— _Тётя Селе, а что за прыжки?_

— _Тоя, как-как я тебе говорила? Молчи, слушай и делай как все, это высокоречи Сунгов._

Итак, считаем.

— Сир Таар, — показала на него зеркальцем Мауна; предусмотрительный, осторожный, расчётлив. Пошла дальше, по Медиуму: — Сир Мелим, Мастер Графа, — Мауна уже ценила: просто лучший, — сир Марх. Сир Мейран. Сир Ахас. Хаману Мизури.

Далее пошли служанки:

— Хаману Хизая, хаману Тайра, маасси Атрисса, хаману Мэринэ, — львица, умеющая невероятно быстро приводить всё в сверхльвиный порядок, что для служанки, очевидно, хорошо, а ещё, поговаривают, имеет очень странные привычки, например, крутиться три раза противосолонь перед тем как лечь спать, — хаману Кара, — этой хустрианке постоянно холодно в Гельсии, — хаману Ан-Вейссь, фармация, — это Ан-Вейсса, или просто Анвейса в обиходе, и Мауна узнала, что правильно Ан-Вейссь, ведь в Норрамарке всё не как у всех. — Сир Мейрос, — это садовник, уютный и безобидный. — Сир Саррон и юнсир Тиррас, — это конюх, вчера получивший от Мауны по морде и по лапе, и его помощник, который — видно по нему — уже наслышан об инциденте, — сир Стан, — это молодой счетовод с крохотными глазками и целой кучей страхов, одержимостей, фетишей и странных наклонностей. Служанки говорили о нём, что склонен к изврату, и неумело лез к ним с какими-то совершенно идиотскими намёками.

Далее пошла телоохрана:

— Сир Уруз, сир Ваннарен, — Мауна знала, что за глаза сира Ваннарена называли Ванькой, но только-только за глаза, это очень правильный лев хорошего происхождения, примерный до тошноты, этот заместитель сира Уруза. — Сир Таву, сир Хагал, сир Манару, сир Тайназ, сир Тай, — тот сияюще заулыбался, и Мауна просто не смогла удержаться и усмехнулась в ответ, — сир Харг, сир Терион, сир Ар-Дарраз, сир Синай, — у него нет куска хвоста, знает Мауна, о чём никогда не надо заводить речь, о чём тоже знает Мауна, — сир Марран-Рризай, сир Ахмай, сир Арад, сир Талмар, — этот львище почти такой же большой, как Таву, и Мауна слыхала, что в Легате он мастерски наезжал фирранов, — сир Нарзиммай, — этот староват для телоохраны, ему пятый десяток, весь в проседи, но он заведовал всем оружием и мог хоть меч выковать, если надо, — сир Астар, сир Листиг, — листигиец, и родители так и назвали его в честь прайда, не заморачиваясь, видимо, много было дел, — сир Тамалу, — одноименец Мастера Графа Нэль, — сир Алмарр, сир Тейр-Марнис, — самый странный лев, из разорившегося и опозоренного патрицианского рода, какая-то ужасная трагедия, — сир… эм…, — Мауна покрутила жестоэнграмму мнемоники, зеркальцем запрещая ей помогать, — сир Сагвар, — не ошиблась она, — сир Детр, сир Сиигр, — из Сунгкомнаасы, очень интересный северняк.

Остались дхаарки-мрамрийки, они чуть в сторонке:

— Селестина, Бастиана, Адальхейда, — Мауна знала, что перекрутила имена, по-мрамрийски правильно Сунге всё равно не вымолвить. И показала на Тою, зная, что у неё есть полное имя, но… проклятье… покрутила жест мнемоники снова, но тщетно.

— Тоя, — помогла Мауне Селестина, не желая обременять Мауну полным именем. Тоя, ну и Тоя.

— Тоя, — сдалась Мауна. — Кстати, сколько тебе лет?

— Шесть и десять. Десятьшесть.

— Шестнадцать, — снова подсказала Селестина, внимательно наблюдая за юной дхааркой.

— Шестьнадцать, — зажмурилась Тоя.

— Ты у прежней Хозяйки принимала Вклятву? — полюбопытствовала Мауна, просто так, оттягивая время.

Где Амая, ну что это с ней?

— Нет-нет, — испугалась Тоя.

— О, единственная, кому Вклятва впервой, значит… — сказала Мауна.

— Вся Семья польщена таким точным вниманием, — завернул распорядитель Таар. — Я очень надеюсь, что благородная найдёт уместным поделиться знанием о себе?

Просьба застала Мауну врасплох; но, в целом, это ведь несложно.

— Ваалу-Мауна, из рода Нахт-Сераи, андарианская старокровь, — прохаживалась она кружками, скрестив руки, покоя зеркальце на предплечье, — ученица блистательных Ваалу-Ванарамсаи, Ваалу-Мьянфар и Ваалу-Нэль. Моё Приятие случится через луну…

— Чудесные новости, — немедленно прокомментировал Таар и поглядел на всех, мол, больше энтузиазма, на это надо реагировать, не стесняйтесь; получилось смешно — все оживились, кто-то захлопал, его осадили.

Мауна подумала: что ещё им сказать? Ну не скажешь им, что она тут, у Амаи, пристрастилась собирать маленькие, остренькие штучки, любые, которых особо боится после _входа_, в межмирье; их там так-то нет, но она боится, что они появятся. Она ещё боится, что такие штучки однажды ворвутся в Охотные Земли её Внутренней Империи, ловушки для охотницы, и будет плохо; штучки эти она складывала у себя в покоях, возле кровати, и служанки их не трогают (знают: не знаешь, что за вещь там у Вестающей — не трогай). Не скажешь же им, что в Охотных Землях, если посмотреть в море или иные воды, можно себя увидеть, и на ней видно её инсигнии на шее и возле хвоста, и они светятся да ещё почему-то крутятся. Не скажешь, что ненавидишь скрипящие звуки, вроде железа по стеклу. Не скажешь, что в любой комнате она первым делом ищет выходы. Ещё не скажешь, что она любит вытирать, чистить, полировать сирну, и это всегда особый ритуал, который придумала сама, ничем не предписанный.

— Здесь, в Луне Охотницы… — продолжила Мауна, но перестала, потому что вошла Амая.

Оп. Эффект лишнего: вход той, кто всем неприятен; разговоры и общая расслабленность, естественность — исчезли. В одной руке она держит кубок, во второй — закрытую чашку с аррой.

— Что же я… та-та-та… — напевала себе под нос. — Па-па… переплыла… — плюхнулась в кресло. — Начнём, что ли, или как.

И действительно начала: отпила из кубка, поставила прямо на пол, а потом открыла чашку с аррой и вдохнула с неё. Мауна еле сдержалась, чтоб не затереть переносицу, закрыв глаза. Это было такое излишество. Если отпила из кубка вина или чего такого, а затем — арра, то будет только одно — Амая прямо тут и заснёт. Как бы да, план в том, что Мауна примет Вклятву, но ожидалось совсем не такое. Думалось: Амая зайдёт, всем спокойно объяснит, что надо-де Мауне взять Вклятву, а она прям завтра уедет в Гельсию, и там у неё будет новая Семья, какая-то вот такая ложь.

— Что вы делали, пока я дуростями маялась?

— Мы проверяли, все ли тут, сиятельная, — ответила Мауна.

— Садись, что ли… И как, все тут? — у Амаи совсем масляные глаза, она глядит на Мауну, склонив голову набок. Мауна совету не последовала, стояла дальше.

— Да.

— Мрррям. Вот так бы всегда, — кивнула Амая, и вдохнула дыма арры ещё, а потом откинула голову, закрыв глаза. — …делала-переплыла... — продолжила свою песню.

Мауна подумала о том, что Нэль и Умалла в чём-то правы: саморазрушения у Амаи столько, хоть всем лопатой раскидывай. Она даже заинтересованно глядела за падением, и вся Семья — тоже. Арра входит быстро, сейчас её совсем унесёт. Она может, побредит, может, сразу заснёт. Затем Мауна поглядела на Семью, и все, сразу, как сговорились — на неё.

— Хм, — не утратил невозмутимости Таар. — Что же делать, превосходная Ваалу-Мауна?

— Встаньте все у стены, — показала зеркальцем Мауна.

Понятный, ясный приказ от власти сверху, и все так и сделали.

— Мы можем сидеть и ждать, когда станет лучше, — показала она зеркальцем на Амаю. И повела плечами, словно пытаясь скинуть невидимый плащ. — Но лучше не станет. Или вы можете принести Вклятву мне, — она думала ещё что-то сказать о причинах и обстоятельствах, но решила не.

Просто возьмите и принесите, если поняли, что хотите.

Тишина такая, что Мауна услышала кровь в ушах, шее, висках. Она сейчас точно взорвётся, эта тишина, но Мауна не дала:

— Кто желает — переходите к солнцу окон.

Первое движение сделал Тай: он хлопнул себя по груди, раскинул руки, как танцуют на свадьбах, и так перешёл на иную сторону, довольный, как самая последняя скотина. После него плотина исчезла, и все, кто быстро, кто медленно, очутились у окон. Остались только дхаарки, неуверенные.

— Безупречная, а нам можно-можно?

— Можно, — пригласила Мауна. — Дхааров признаю, запрета нет.

Тоя на всякий случай была схвачена за руку, и дхаарки торопливо перешли.

Теперь дело ритуала, он несложен. Пару незаметных знаков от Таара к Мелиму. Мелим встал рядом с Мауной; та вынула сирну; не волновалась. Телоохрана собралась в стороне; с ними всё — чуть потом, с ними всё отдельно; они радовались, тёрли ладони, посмеивались.

Первым пошёл Таар, и Мелим дал ему тоненький, очень острый ножичек.

— Я буду вам служить, Хозяйки. Выслушайте меня, — стал на колено Таар.

— Мы слушаем, Ваал видит, Сунги свидетельствуют, — Мауна, приготовив сирну у ладони.

— Я, Таар из рода Ходниан-Сирь, истинный Сунг прайда Андари, клянусь быть во всём верным блистательной Ваалу-Мауне, лучшей из лучших дочерей Сунгов, которая служит, как Ашаи-Китрах, Даром Вестающей, и всем её сёстрам по Дару. Я буду хранить тайны. Я буду хранить твою жизнь и проводить твою волю. Я вошёл в эту Вклятву, и не выйду, пока моя кровь не остынет.

— Твоя Вклятва услышана Ваалом и мною, Таар. Я буду беречь твою жизнь и вести верные намерения. Во славу Сунгов, Волей Ваала.

Мауна полоснула ладонь, Таар проколол палец. Он дотронулся кровью к её щеке, она — к его.

Дело пошло. Амая спала, на неё никто не обращал внимания.

Прошли все львы, кроме телоохраны. Прошли все львицы-Сунги, ставая на колени и принимая чуть иную Вклятву — они не клялись хранить жизнь, они клялись хранить покой. Мелим монотонно помогал, чтобы кто чего не забыл, в чём и как клясться, а забывали многие. Некоторым не удавалось сразу уколоться, как надо, но ничего. Дошло до дхаарок. Первой те выставили Тою. Та, на удивление, помнила всю Вклятву наизусть:

— Я, Тоамлиана, дхаари породы Мрамри, клянусь быть во всём верной блистательной Ваалу-Мауне, лучшей из лучших дочерей Сунгов, которая служит, как Ашаи-Китрах, Даром Вестающей, и всем её сёстрам по Дару. Я буду хранить тайны. Я буду хранить твой покой и проводить твою волю. Я вошла в эту Вклятву, и не выйду, пока моя кровь не остынет.

Тут Мауна сделала ошибку. Требовалось сказать лишь это: «Твоя Вклятва услышана Ваалом и мною, Тоамлиана». Всё. Но Мауна забылась.

— Твоя Вклятва услышана Ваалом и мною, Тоамлиана. Я буду беречь твою жизнь и вести верные намерения. Во славу Сунгов, Волей Ваала.

Мелим мелко закивал головой, «нет-нет», и не сразу дал Тое ножа. Никто не клянётся дхаарам беречь жизнь и во всём остальном; им достаточно быть услышанными. Но пока он кивал, Мауна уже дотронулась к её щеке своей кровью, чего тоже не надо было делать.

— Кхм, Хозяйка…

Мауна осознала свою ошибку, но было поздно:

— Обеты нельзя развернуть. Если б так делались вещи, мы бы здесь не были. Дай ей нож.

— Выхода нет: выйдет замуж, станет Сунгой, — нашёлся Уруз, львяки посмеялись.

— Тай, ты всё жену ищешь, вот те, — сразу началось, зная убеждённость Тая: иметь львиц как жён — дурацкая идея.

— Я тоже тебя люблю, брат, — подбил тот советчика локтем.

Тоя дотянулась с колен, провела по щеке Мауны, внимательно и тщательно.

Три остальные дхаарки, и всё. Теперь очередь телоохраны, и это немножко другое — иным нужно выйти. Мауна показала на пьяно-арро-спящую Амаю:

— Семья, помогите превосходной и уложите, ей нужно отдохнуть от жизненных потрясений.

Дело не пошло. Амая вяло отбивалась от попыток её увести, ставила руку на подлокотник, локоть съезжал, она проваливалась — её совсем развезло.

— Таву, возьми превосходную на руки, унеси. Потом иди сюда, — приказала Мауна.

Теперь дело пошло, и Амаю забрали, как не пригодившийся в ритуале элемент. И принесли новый — кубок с вином. Мауна взяла его и чуть попила с него, удерживая вино во рту, а ещё она гляделась в зеркальце; обрела занятой вид.

Тем временем сир Уруз ещё раз напомнил повеселевшим львам:

— Так, без излишеств. Тай, Арад, Сиигр — это особо к вам.

— Обожаю эту работу, — потянулся Тай, захрустев пальцами.

Начинается всё чинно: лев подходит, стаёт на колено, полоснув своим кинжалом руку и вынув меч:

— Я, такой-то из рода такого-то, истинный (принятый) Сунг прайда такого-то, клянусь быть во всём верным блистательной Ваалу-Мауне, лучшей из лучших дочерей Сунгов, которая служит, как Ашаи-Китрах, Даром Вестающей, и всем её сёстрам по Дару. Я буду хранить тайны. Мой меч будет хранить твою жизнь и проводить твою волю. Я вошёл в эту Вклятву, и не выйду, пока моя кровь не остынет.

— Твоя Вклятва услышана Ваалом и мною, такой-то. Я буду беречь твою жизнь, направлять тебя против врага и вести верные намерения. Во славу Сунгов, Волей Ваала.

Раз-два, обменялись кровью; Мауне смывать эту кровь нельзя, у неё уже обе щеки, скулы багровые. Да и никому нельзя — все так и будут ходить, пока не иссохнет и изотрётся. Кстати, в югах это очень неудобно, мухам такое нравится похлеще мёда. И за этим бы и всё, но нет — дальше идёт более азартная львам часть.

Теперь Вестающую надо обнять и поцеловать. Нет, не просто дружеский поцелуй или что-то вот эдакое, слабенькое, надо целовать как любовницу или твою первую подружку по Игре. В таких случаях старшие всегда предупреждают, мол, ничего лишнего, всё должно быть благоразумно, но все кто поумнее, могут открыть Кодекс и радостно понять, что натворить можно много чего, и возможные наказания за это прямо запрещены. Её разоблачать нельзя разве что, бить и насиловать. Можно Хозяйку потискать, можно её помучить, можно на руки взять, можно закинуть её руки себе на плечи, можно попробовать куда-то ей там залезть, хотя из-за пласиса ничего не выйдет, не докопаешься, удачи. Поставь руки на хвост, лизни ей шею, прижми к себе.

Всё было во славу Сунгов: челюсть стала болеть эдак после десятого самца; ей зализали обе стороны шеи, что-то им там нравится вынюхивать; кое-кто добавлял трогательные поцелуи возле глаз, под ними, некоторые были очень бережны; некоторые выявили тягу к ушам, один из них укусил, Мауна решила забыть, кто; чесался нос, да много что чесалось; запомнилось, как мастерски её поцеловал сир Сиигр, это было даже хорошо; инсигнию возле хвоста, конечно же, размяли как надо; а один так сжал талию, что Мауна думала не выдержит и врзычит; одному всё-таки удалось очень хитрым манёвром подлезть в межлапье, хотя Мауна стояла ровнейше, сжав бёдра — взял палец, вниз по подолу пласиса, а затем вверх, и вон уже где-то под хвостом, и даже через ткань всё чуется. Она снова таки решила забыть, кто это (нет, это всё-таки был Тай, мерзавец, сволочь, негодяй). Бедная андарианка.

Вклявшись, телоохрана беззаботно ушла, предоставив её самой себе, как оно и бывает в таких случаях.

Она погляделась в зеркальце. Лучше б она этого не делала.

— Оооо Ва-ал… — простонала Мауна. Так ужасно она не выглядела никогда, это точно — в отражении её встретила львица-катастрофа.

Спрятала зеркальце, подошла к окну. Амая. Да что ж такое? Нет чтобы придти, и степенно сказать Семейным… Ай, что там говорить! Вместо этого — нанюхалась, напилась, ничего не засвидетельствовала, её унесли, как мешок, Ваал мой, какое самоунижение, никакой дистанции, честь Ашаи — да зачем и кому это надо. Как она вообще стала Ашаи-Китрах, кто к ней ощутил _хламай_, Ваал, да как она стала Вестающей?

«Ей уже всё равно», — хмыкнула Мауна. — «В Гельсию уедет, там исчезнет. Хоть со мной так попрощайся, выяви сестринское, ведь ты там скоро окна мыть будешь, или полы, супы варить, или что там простые львицы делают…».

— Фу, — выдохнула она, снова глядя в зеркальце.