Великая древняя Зебрика. Часть вторая (джен)

Утром Денкейн приснился неприличный сон, она потянулась, зевнула и открыла глаза. Похоже, опять наступает это самое время.

Жаль, Алое не снабдила падчерицу заклинанием ещё и от влечения. Ей вспомнился недавний визит в аптеку. Там продавался обезболивающий порошок для чувствительных зубов. Но нерадивый ученик не вместил на ярлыке весь текст, и получился «порошок от чувств». Прочтя это, Денкейн глубоко задумалась и стояла перед шкафом, пока к ней не подошёл хозяин лавки: «молодую леди интересует что-то»? Она встрепенулась: «да, мне понадобится пару мешков ингредиентов. И я не шучу».

Впрочем, как биолог Денкейн понимала, что поделать с телом ничего нельзя, и лучше не вмешиваться в столь тонкие механизмы. К счастью, зебры были разумными существами, и период охоты проявлялся только в чуть более развязном поведении и в преувеличенном уходе за собой. Ну и в мыслях и снах, конечно. Она испытала укол стыда, вспомнив некоторые свои грёзы, приходившие в молодости. К счастью, о них никто не узнает. Потом толкнула в бок Сирила, нечего, мол, спать, когда принцесса срочно нуждается в помощи…

Когда Денкейн днём проходила мимо сельского храма, её позвал по имени жрец, выглянув из дверей. Воображение мгновенно нарисовало ей непристойную сцену, тем более, что жрец был очень дородным и холёным. Денкейн резко тряхнула головой. Да что ж такое. Ну ничего, это пройдёт, надо только потерпеть. Но мысли никуда не делись. Интересно мол, чем была бы для жреца такая любовная победа: жутким кощунством или поводом к гордости на всю оставшуюся жизнь?

— Да, что ты хотел? — спросила она, входя в святилище Фессона.

— Хотел поговорить с вами наедине… Без товарищей.

— Интересно, — протянула Денкейн, но уже видела, что собеседнику не до глупостей, поэтому собралась.

У дальней стены возвышалась статуя Фессона. Денкейн сама отбирала изваяния для обоих культовых сооружений, чтобы были без нахмуренных бровей, оружия, поднятых передних копыт или оскаленных зубов, как в полковых храмах, например. Вобщем, смотрящиеся максимально индифферентно, чтоб не пугать селян лишний раз. Поэтому здесь отец походил или на деревенского увальня, или на самого жреца.

По утреннему времени в помещении никого не было, кроме них двоих да уборщика — деревенского дурачка, которого призрения ради взяли на эту должность.

Денкейн чувствовала себя перед ним виноватым. Лет до тринадцати он показывал блестящие результаты в учёбе, но в один из дней стал заговариваться, а потом совершенно съехал с катушек.

Это было не доказано, но в научном сообществе ходил устойчивый миф, что слишком усердная учёба может повредить мозги. Сама Денкейн в такое не очень верила, но всё же возила помешанного в столицу и показывала специалистам. Диагноз был неутешителен, хотя она даже предлагала выбить разрешение на глубокое вмешательство, ей отказали.

«Нечего там исправлять, — сказал седой маг-целитель, — был у меня один пациент, не поверите, ваша светлость, утверждал, что знания во Вселенной могут сгинуть не иначе как в середине Солнца. До сих пор в палате сидит. И вашего подопечного, если заплатите, рядом посадим… А если серьёзно, то почти всё потеряно, шансы минимальны, даже если король даст разрешение».

Но поскольку сумасшедший угрозы не представлял, то Денкейн забрала его обратно.

— Так что ты хотел сказать? — спросила она.

— Помните, я говорил, что некоторые недовольны вашим… Гм, образом жизни?

— А я ещё велела тебе разобраться, — буркнула Денкейн и осеклась, вспомнив, как сама прикрывала перед родителями непутёвых друзей, а теперь фактически требует от жреца, чтобы тот доносил на зебр, виновных только в том, что не понимают столичной куртуазности.

— Слухи очень трудно отслеживать, ваше высочество. Но последняя сплетня меня особенно встревожила. И тут, пожалуй, я могу назвать источник. Это Ниин, Конк, Идаин…

— Как называет Верьян: «кулацкий актив». Кстати, не знаешь, откуда слово такое, дурацкое?

— Видимо, от грифонов или драконов пришло. Что не свидетельствует о любви крестьян к успешным односельчанам. Впрочем, всё равно их слушают… Так вот, речь о том, что ваш отец будто бы гневается на вас и поэтому запрещает переселять сюда других зебр.

Денкейн удивлённо подняла бровь:

— И этому верят?

— Увы, да. В конце-концов, последнее время идут разговоры о каком-то письме, которое якобы всё-таки отправили в столицу. Благо, грамотных хватает без меня. И мы теперь почти не получаем новых субсидий от казны…

— Мы не получаем субсидий, — ответила кобылка, начиная свирепеть, — потому что не должны их получать больше, чем то строго необходимо. Так как предварительно казну должен кто-нибудь наполнить. И по-моему, некоторые уже забыли, какими путями это обычно достигается… Что же до письма, можешь спросить у Верьяна, каковы шансы, что оно будет прочитано. Если даже в самом деле имело место. Поговорю с почтмейстером — почему мне о таких вещах не докладывают?

Кобылка глубоко вздохнула, успокаиваясь, и спросила:

— Я велела тебе организовать экскурсию для сильно умных в соседний городишко якобы на ярмарку и богомолье. Как успехи?

Жрец откашлялся:

— Да, мы были. Сначала, как вы и предсказывали, народ ужаснулся. Но уже на середине обратной дороги в разговорах возобладала мысль, что город беден, поскольку жители его ленивы и глупы.

— Что? — переспросила Денкейн, — но ты объяснил…

Она вторично умолкла. Что, собственно, должен был объяснить народу жрец? Что у соседнего города нет особых привилегий, потому землю там ковыряют деревянной сохой, примитивные орудия куют обычными молотками, а в случае чего мрут, как мухи? А небольшие доходы их частично отбираются местным феодалом, из которого в свою очередь вытрясают золото её же родители? Так себе обоснование.

— Я объяснял, — вздохнул собеседник. — Что, например, жители этого города, возможно, необразованны, но это не значит, что они глупы… Тут всплыла ещё одна особенность.

— Что опять?

— С одной стороны они, конечно, рады, что дети учатся, но и говорят, что молодёжь стала непочтительна…

— А это действительно так?

— Мне трудно судить, — вздохнул жрец, — я для них, видите ли, не авторитет. Но из разговоров родителей я понимаю, что проблема имеет место быть. Мол, ты имя своё написать не умеешь, а берёшься меня жизни учить.

— Ладно, об этом я проведу беседу, — нахмурилась Денкейн, — аристократы хреновы от науки нашлись… Может, праздник какой устроить? Алое говорила: гулянья отвлекают. Впрочем, здесь-то корень проблемы не в этом.

«Вот что, соберу-ка я на вечер кулацкий актив у себя за чаем. И послушаю, что они скажут. А потом схожу в беседку, — мысленно добавила она, — после такого расслабиться необходимо. Или сегодня схожу, а соберу на днях — всё равно голова с трудом работает… Интересно, что бы сделала Алое? Перевешала бы весь актив? Или всё же договаривалась бы? Несмотря на все слухи о кровожадности королевы, Империя — это всё же скорее плод компромисса, чем террора… От чего, вобщем, уходили, к тому и пришли. С каждым вредным гадом договорись».

Тут она подумала, что уже записала во враги значительную часть населения деревни, и совсем погрустнела.

* * *

«Довольно хреново драться с тем, кто учился совсем не так, как ты, и по другому. Никогда не знаешь, чего ждать», — подумал Дазо.

В данное время он «выкручивал» коридор перехода для двух некромантов, которые решили проверить, а кто это там, на холме, так лихо проредил их армию. Пока у мага получалось, но Клетчатый понимал, что это не надолго, а еще жалел, что не успеет перед смертью ни как следует обматерить Гремма, ни отослать его в безопасное место.

Сам же юноша стоял рядом с совершенно отстранённым видом, а потом вторично двинул копытом, как в первый раз. Дазо почувствовал, как давление с «той стороны» исчезло. Миг спустя, «из воздуха» вывалилось два тела.

Слегка обалдев от неожиданности, он повернулся к воспитаннику:

— Как это ты сделал?

— Я же говорю: нитка. У всех магов от головы идёт поток. Для большинства размер его — с кошкин хвост. Иногда это дерево целое, но всё равно понятно, где оно заканчивается. Хоть и выше гор, как у зеброкорна… А у этих конца нитки не видно. Я даже испугался сначала, а потом подумал, почему бы и нет?.. Кстати, — добавил Гремм, — там есть ещё маги. Почему они не нападают?

— Насколько я понял их образ мышления, — ответил Дазо, — они не нападут. Ты завалил двоих самых сильных, поэтому остальные должны либо сбежать, что вряд-ли — за бегство с поля боя их не погладят по голове, либо…

— Либо что?

— Ожидать твоих распоряжений.

Гремм закашлялся:

— Любопытный у них… Образ мыслей.

— Какой уж есть. Нормальная стратегия хищной стаи. У нас это не так выражено, но всё равно есть.

— А нитка-то всё ещё тут, — заметил юноша. — Ну, если ты говоришь, что они не будут нападать…

Он замер ещё на некоторое время.

Деф, взирая неодобрительно на всю эту вакханалию, сказал:

— По-моему, нам пора убираться в безопасное место. Подрались и хватит. Вечно вам, молодёжи, не сидится. И мне, старому дураку, вместе с вами… Гремм, ты слышишь меня?

Клетчатый отрицательно помотал головой.

— Боюсь, что тут уже решаем не мы…

Гремм поднял голову и медленно сказал:

— Это был необычный опыт. Словно я нырнул со скалы в выгребную яму после тропического дождя и без средств защиты… Но ты прав. Они не нападут. Пойдём, сходим в гости.