Омен IV: Возбуждение (джен)

— Слушай, Питер, — сказал Дженнингс, подходя к нему чуть ближе, — я понимаю, что ты переживаешь. Ты хочешь любить, и быть любимым тоже, но не ищи любви средь мёртвых, уж поверь!

Эти слова вызвали улыбку на лице Питера. Он поднял взгляд, в котором впервые за долгое время промелькнуло что-то, напоминающее лёгкое облегчение.

— Ты что, — сказал Питер с усмешкой. — Ты начинаешь говорить как Шекспир! Всё это про любовь, мёртвых и живых... как будто ты сам только что со сцены сошёл.

Дженнингс фыркнул, но в его глазах мелькнула искорка доброжелательности.

— Ну, если хочешь, могу ещё пару строк добавить, — сказал он, поджимая губы, как будто размышляя. — Например, что шепчет тень, когда свет угасает? Или что-то в этом духе.

Питер засмеялся, и это был первый искренний смех, который он издал за долгое время. Это звучало не как громкий, навязчивый смех, а скорее как освобождение — будто напряжение, которое сжало его грудь, наконец-то отпустило.

— Ты что, издеваешься? — спросил он, смеясь. — Это точно Шекспир, только без костюма и перчаток.

— О, я не настолько хорош, чтобы шутить как Шекспир, — ответил Дженнингс с ухмылкой. — Но, если ты настаиваешь, могу попытаться дать тебе пару жизненных уроков. Просто помни: они из реальной жизни, а не из пьес.

Питер закрыл глаза, ещё немного смеясь, но уже с облегчением, чувствуя, как напряжение, которое держало его в железных тисках так долго, постепенно отступает. В этом смехе была не просто радость — это было освобождение, как будто с его плеч сбросили тяжёлую ношу, которую он не осознавал, насколько долго нес. Дженнингс стоял рядом, с лёгким недоумением, но тоже не мог не заметить, как стало легче в комнате, как сам воздух стал мягче.

Тем не менее, его взгляд невольно скользнул к ящику стола, в который он упрятал фотографию девочки. Этот ящик был теперь закрыт, но в голове Дженнингса всё равно крутился тот момент, когда он сам повесил фото на стену. Он припомнил, как несколько недель назад в спешке подобрал эту фотографию, привлёкшую его внимание необычной красотой, и решил, что будет хорошо, если она украсит его студию. Никто не мог бы подумать, что этот снимок окажется источником таких переживаний для мальчика.

— Как я мог быть таким глупым? — думал Дженнингс, проклиная себя за своё легкомыслие.

Он наблюдал, как Питер продолжает стоять у окна, немного приобняв себя руками, будто этот мир за стеклом теперь казался ему чем-то гораздо более реальным и ощутимым, чем всё, что было до этого. Дженнингс чувствовал, что виноват перед ним. Он сам выставил этот снимок, и вот теперь мальчик, вместо того чтобы встретить светлый день, попал под влияние какой-то мёртвой девочки, ставшей для него чем-то гораздо большим, чем просто изображение на картинке.

— Ты что, Дженнингс? — вдруг сказал Питер, как бы услышав его мысли. Он повернулся, на его лице появилась лёгкая улыбка, но в глазах всё равно оставалась некая задумчивость. — Ты что-то задумал? Ты меня опять пугаешь своим молчанием.

Дженнингс немного вздрогнул и, качнув головой, подошёл к столу. Он снова открыл ящик и достал фотографию. Мальчик заметил, как его руки слегка дрожат, когда он кладёт снимок в ящик. Закрывая его, Дженнингс тяжело вздохнул.

— Я просто... — начал он, подбирая слова. — Ты знаешь, Питер, я виню себя за то, что повесил это фото на виду. Ты был слишком близко, и оно на тебя воздействовало. А я даже не подумал, что это может повлиять на тебя так сильно.

Питер посмотрел на него, с удивлением и какой-то лёгкой ироничной добротой.

— Всё в порядке, Дженнингс. Я сам виноват. Это я позволил этому фото войти в мою голову. Это ведь всего лишь картинка.

Питер посмотрел на Дженнингса с лёгкой улыбкой, будто освобождаясь от чего-то невидимого. Он почувствовал, как наконец отпускает весь этот груз, который в последнее время давил на его плечи. Он знал, что не стоит делать из ничего такую трагедию, но, признавая это, он ощущал одновременно облегчение и стыд.

Дженнингс утвердительно кивнул, его лицо постепенно смягчалось. Он знал, что Питер только что совершил важный шаг.

— Ты прав, — сказал Дженнингс с небольшой улыбкой. — Я рад, что ты это понял. Ты оказался запертым в этом замкнутом круге, но теперь, наконец, снова смотришь на вещи с ясной головой. Это не больше чем картинка, Питер. И все твои переживания из-за неё — это пустая трата энергии. Ты ведь не хочешь потратить всю свою жизнь на привязанности к мёртвым вещам.

Питер тихо вздохнул, и в его голосе была нотка осознания.

— Нет, не хочу. Это всё было глупо. И спасибо тебе, Дженнингс, за то, что ты спрятал фото. Ты помог мне увидеть это. Без тебя я, наверное, так и не понял бы, как глупо себя веду.

Дженнингс смотрел на мальчика с теплотой и пониманием. Он знал, что для Питера это был не просто шаг вперёд — это был момент пробуждения. И хотя сам Дженнингс не считал себя великим психологом или мудрым наставником, он радовался, что мог быть рядом в такой момент, когда Питер наконец понял, как важно уметь отпускать.

— Ты сам сделал этот шаг, Питер, — ответил Дженнингс. — Я лишь указал тебе путь. А ты, ты сам решил двигаться в нужном направлении. Важно понимать, что мы не можем жить, зациклившись на прошлом. Всё меняется. И мы должны уметь адаптироваться, двигаться вперёд.

Питер кивнул, чувствуя, как в его груди освобождается место для новых мыслей, новых решений. Он больше не чувствовал этого тяжёлого чувства вины, которое преследовало его, как тень, после того, как он начал одержимо смотреть на фотографию. Он всё ещё помнил лицо той девочки, её глаза, но теперь это было просто изображение, а не что-то, что должно было диктовать его жизнь.

— Спасибо, Дженнингс, — снова сказал он, но теперь в его голосе звучала уверенность. — Я долго не мог понять, почему я так переживал. Это всё действительно было не важно. Я так сильно зациклился на одной вещи, что потерял из виду всё остальное. Но теперь я вижу, что мир гораздо больше, чем это. Спасибо, что напомнил мне об этом.

Дженнингс улыбнулся, хотя в его глазах было что-то, что мог бы понять только тот, кто сам пережил что-то похожее.

— Не за что, Питер, — сказал он с лёгкой улыбкой. — С глаз долой, из сердца вон, как говорят русские. Стоило мне спрятать это фото, как ты тотчас забыл о нём. Всё окей!

Питер посмотрел на него, и в глазах его была благодарность. Это был момент истины, когда всё вдруг стало на свои места. Он почувствовал, что смог сделать шаг назад, выйти из тумана, который сам же себе и создал. И если бы не Дженнингс, возможно, он бы продолжал терзать себя понапрасну.

— Ты знаешь, — сказал Питер, обращаясь к Дженнингсу, — я, наверное, просто редко смотрю на фотографии в принципе. Я же, как ты знаешь, больше книги читаю, а кино, комиксы — это не моё. Вот с непривычки и зациклился на первом попавшемся фото.

Дженнингс смехнулся, стараясь скрыть лёгкое раздражение.

— Ты правда не понимаешь, как это работает, да? Ты как лейтенант из старого фильма, который весь в себе, а мир вокруг него — это просто фон.

Питер усмехнулся в ответ, но, похоже, был готов воспринимать эти слова более философски.

— Фотография — это просто картинка, — продолжал Дженнингс. — Но когда ты на ней зацикливаешься, когда смотришь на неё неотрывно, она начинает захватывать твоё внимание, накручивать твою фантазию. Это как ловушка. Ты вместо того, чтобы жить, начинаешь застревать в каком-то воспоминании.

Питер кивнул. Это звучало логично. Он заметил, как слова Дженнингса всё больше открывали для него свою истину.

— Да, наверное, ты прав, — сказал он с лёгкой усмешкой. — Просто из-за того, что не привык к таким вещам. К тому, чтобы рассматривать что-то одно так долго. Я обычно в книги погружаюсь, и это меня полностью захватывает. А тут... фото. Просто картинка, как ты сказал.

Дженнингс задумчиво посмотрел вдаль. Он немного помолчал, прежде чем ответить.

— Книги дают тебе представление о мире. Но ты сам выбираешь, во что вникнуть. Фото же... фото захватывает тебя с одного взгляда, и ты не можешь оторваться, пока не осознаешь, что оно тебе больше не нужно.

Питер задумчиво слушал Дженнингса, пытаясь переварить его слова. Он чувствовал, как постепенно освобождается от тех тягостных мыслей, что до этого держали его в плену. Но на этот раз что-то в его душе поменялось. Он отвёл взгляд от стола, где лежал ящик с фотографией, и посмотрел в окно.

— Книги дают тебе представление о мире... — повторил он про себя слова Дженнингса. — Но фото... фото захватывает с одного взгляда.

Его взгляд задержался на старых зданиях во дворе, на которых отражались тусклые лучи солнца. И вот, неожиданно для себя, он сказал:

— Дженнингс, а можно я попробую ещё раз? На этот раз, не как зритель, а как участник. Ты не против, если я попробую попасть на фотосессию?

Дженнингс, который в этот момент стоял у стола, расправляя бумаги, поднял голову. В его глазах мелькнула искорка удивления, но он не сказал ни слова, лишь некоторое время молча наблюдал за Питером. Видимо, он думал, что это было бы полезно для мальчика, дать ему шанс увидеть фотографию с другой стороны.

— Скажем так, — начал он, — у меня как раз на час дня записан один господин. Если хочешь, я могу тебе разрешить посмотреть, как проходит настоящая фотосессия. Только не жди, что это будет что-то особенное.

Питер, почувствовав лёгкое облегчение, сразу встал с места и подскочил к двери. Это было неожиданное предложение, и он был готов его принять. Его глаза загорелись интересом.

— Правда? То есть я смогу посмотреть, как ты снимаешь?

Дженнингс кивнул и, сжав пальцы, проверил время на старом, поцарапанном часах. У него не было времени, чтобы объяснять Питеру все детали, но он почувствовал, что это шанс для мальчика отвлечься и увидеть другую сторону фотографии — ту, которая оставляет след в жизни людей, а не мучает память.

— Да, — сказал Дженнингс, поднимаясь с кресла и направляясь к зеркалу, чтобы поправить галстук. — Пойдём со мной, если тебе интересно. Я должен провести несколько снимков для клиента, но ты можешь наблюдать. Только не вмешивайся, сиди тихо.

Питер кивнул, его глаза вспыхнули интересом. Он был рад, что теперь может не только смотреть, но и участвовать в процессе, хотя бы как наблюдатель. Он последовал за Дженнингсом, и они прошли через небольшое помещение, полное различных фотоаппаратов, старинных рамок и пленок. Атмосфера была слегка застоявшейся, словно здесь время остановилось. Питер, оглядываясь, замечал фотографии, висящие на стенах. Он мог бы часами рассматривать их, но сейчас был сосредоточен на том, что происходило перед ним.

— Это здесь? — спросил он, когда они вошли в комнату для съемок. Внутри было тускло, освещённое несколькими мощными софтбоксами и лампами, направленными на человекоподобный силуэт. В углу стояла старая камера с длинным объективом и штативом, готовая к действию.

Дженнингс кивнул и начал расставлять оборудование.

— Да, здесь. Это моя рабочая студия. Печально, что она такая маленькая, но тут все необходимое есть. Иногда приходится снимать и в таких условиях.

Питер с интересом наблюдал за каждым движением Дженнингса. Фотограф с точностью настраивал свет, поворачивал камеры, менял углы и тестировал разные фоны. Он был в своей стихии, уверенный и собранный, будто бы знал, как каждый кадр должен выглядеть ещё до того, как нажмёт кнопку. Питер не мог оторвать взгляда, поражённый тем, как много работы стоит за каждым снимком, и насколько сложен сам процесс создания того, что в итоге может показаться простым и естественным. Все, что он знал о фотографии раньше, — это поверхностное восприятие: просто момент, зафиксированный на пленке. Но вот теперь, глядя на Дженнингса, он начал понимать, что за каждым таким моментом стоит нечто большее.

Питер подошёл ближе, тихо и с интересом наблюдая, как фотограф поправляет фокус и освещает объект, даже если в комнате ещё ничего не было готово. Всё выглядело таким продуманным, что Питер задал себе вопрос, почему он раньше не задумывался о всей этой подготовке.

Вдруг телефон Дженнингса завибрировал. Он быстро достал его из кармана и нажал на кнопку ответа.

— Да, слушаю. — Голос Дженнингса был строгим и сдержанным, как всегда, когда он разговаривал с клиентами или по рабочим вопросам.

Питер не стал перебивать, предпочтя остаться в тени и сосредоточиться на происходящем вокруг. Он мог лишь слышать кусочки разговора, где Дженнингс подтверждал время встречи, отвечал на вопросы и улаживал последние детали.

— Хорошо, будет через 15 минут, — сказал Дженнингс в ответ на какой-то вопрос. — Ожидаю. До скорого.

После того как он завершил разговор, Питер заметил, как профессионально тот вернулся к своим подготовительным действиям. Дженнингс положил телефон на стол и повернулся к Питеру.

— Клиент подъедет через несколько минут. Ты останешься здесь, чтобы понаблюдать за съёмкой, если хочешь. — Он взглянул на Питера с легкой улыбкой. — Но не пытайся вмешиваться, ладно? Это важная работа, и тебе стоит просто наблюдать.

Питер кивнул, всё ещё обрабатывая информацию о том, сколько всего нужно знать и учитывать, чтобы провести нормальную фотосессию. Он никогда не думал, что фотография — это не просто умение нажать кнопку, а целый комплекс действий, подготовок и тонкостей.

— Конечно, я просто посмотрю. — Питер улыбнулся и сел на стул в углу, в который снова вернулся его взгляд, но теперь он наблюдал с гораздо большим вниманием.

Время шло, и студия наполнилась лёгким шумом, как когда люди настраиваются на работу, но всё ещё не начали действовать. Дженнингс шевелил камеры, проверяя оборудование, и делал заметки на планшете. Он казался спокойным и уверенным, будто все уже было под контролем. Питер ощущал это состояние уверенности и профессионализма, которое исходило от Дженнингса. Именно это спокойствие и фокус на процессе привлекали внимание, делая каждое движение фотографа важным и значимым.

Когда в конце концов раздался звук подъехавшей машины, Дженнингс мгновенно активизировался. Он бросил последний взгляд на настройки камеры и на мгновение замер, как будто проверяя, все ли на месте. Затем быстро подошел к зеркалу, поправил галстук, подправил складки на костюме и взглянул на Питера с тихим, но уверенным выражением лица.

— Питер, — сказал он с почти неуловимой улыбкой, — я сейчас выйду, встречу клиента. Ты сиди тихо как мышка, понял? Не высовывайся. Клиенту не понравится, если увидит кого-то лишнего на съемке.

Питер кивнул, хотя и чувствовал любопытство. Он хотел спросить, кто же тот загадочный человек, ради которого вся эта подготовка, но Дженнингс уже направлялся к коридору. Молча натянул пальто, и, не оглядываясь, произнес:

— Я вернусь через минуту. Сиди тихо.

Питер, не в силах сдержать волнения, устроился на стуле у окна. Снаружи было темно, лишь слабое освещение от уличных фонарей просачивалось в студию, окрашивая помещение тусклым желтым светом. Он нервно подергивал краешек рукава и пытался представить, кто же этот клиент, ради которого Дженнингс так тщательно подготавливает всё. Это было странно — если Дженнингс был так спокоен и уверенн, значит, клиент не мог быть обычным человеком.

В его голове всё ещё крутились слова Дженнингса, его спокойные и твёрдые наставления. Всё, что он переживал из-за фотографии, оказалось не более чем преувеличенными эмоциями. Это всё было глупо. И хотя он пытался сосредоточиться на том, что сейчас происходит в студии, его мысли постоянно возвращались к этим событиям. Питер едва заметил, как время пролетело, пока он рассматривал пыльные полки, застланные ненужными вещами: старые фотоальбомы, рамки без снимков, несколько коробок, в которых, вероятно, лежали всякие мелочи, забытые кем-то.

Звук шагов, доносившийся снаружи, вывел его из задумчивости. Сначала он не обратил на это внимания — может быть, это был Дженнингс, возвращающийся из коридора. Но затем из-за стены пробился звук голосов, и Питер уловил странное сочетание слов. Один из них был голосом Дженнингса, резким и спокойным, но другой... другой был чужим, и его тембр казался слегка хриплым, будто человек, который сильно простужен.

Питер немного приподнялся с места, пытаясь не издавать лишнего шума. Он вглядывался в небольшое окно, выходящее в коридор, надеясь что-нибудь разглядеть, но стекло было покрыто пылью, и снаружи виднелся лишь тусклый свет уличных фонарей.

— ...проблемы... — донесся до его ушей обрывок фразы, произнесённой незнакомым голосом. — Я всё объяснил... приеду в понедельник, и вопрос решится.

Питер сглотнул, не в силах не подслушивать. Голос был странным — прерывистым, с некоторым напряжением, и эта неестественная хрипота словно передавала скрытое беспокойство. Он вновь пододвинулся к двери, тихонько приподнявшись на цыпочках, стараясь не шуметь. Голоса становились всё отчетливее.

— Всё будет в порядке, — ответил Дженнингс. Он звучал гораздо более уверенно, чем незнакомец. — Как я уже говорил, встреча в студии — это хорошая возможность. Мы сделаем всё, как договорились.

Питер уже не мог сидеть спокойно. Ему было любопытно, что именно происходит в коридоре. В этой студии всегда было тихо, спокойно, а теперь что-то явно нарушало привычную атмосферу. Всё было как-то напряжённо. Он подошёл к двери, приоткрыл её чуть-чуть, так что мог расслышать разговор ещё лучше.

— Но ты уверен, что все эти люди... — снова прервался незнакомец. Теперь его голос был ещё хриплее, как будто он прижимал руку к горлу. — Я не хочу никаких неожиданностей.

Дженнингс не терял спокойствия. Его голос оставался ровным и уверенным.

— Я говорил тебе. Мы сделаем всё по порядку. Будь уверен. Ты получишь то, что тебе нужно.

Питер почувствовал, как его сердце начало биться быстрее. Этот разговор явно не имел отношения к обычным съёмкам. Кто был этот человек? И почему его голос звучал так странно?

Через несколько секунд Дженнингс вошёл в студию, а за ним появился тот самый мужчина, чей голос Питер слышал несколько секунд назад. Он был высоким, с резкими чертами лица, но его взгляд был каким-то беспокойным, как будто он находился в каком-то внутреннем конфликте. Питер, не зная, что делать, быстро вернулся к своему стулу и снова присел.

— Питер, — сказал Дженнингс, словно не заметив напряжения в голосе мальчика, — мой клиент вот-вот войдёт сюда. Только пальто найдёт, куда повесить, и сразу войдёт. Ради бога, не высовывайся, не раздражай его, понял?

Питер тихо кивнул, напряжённо сжимая руки на коленях, и ощущал, как воздух в комнате становится густым, словно под его давлением. Он слышал шаги, мягкий скрип пальто, как незнакомец пересекал прихожую, и звук двери, закрывающейся за ним. Казалось, что всё это происходит далеко от него, в другом мире, но внутри студии он чувствовал, как всё это наполняет пространство ожиданием.

Мальчик сидел неподвижно, стараясь не выдать ни малейшего признака волнения, хотя внутри него всё бурлило. Он не мог понять, почему это встреча так беспокоит его. Возможно, потому что этот незнакомец был слишком загадочным, слишком чуждым для того мира, в котором он сам привык жить. Всё, что Питер знал о нём, сводилось лишь к его голосу, что-то хриплое, с легким оттенком усталости, и тем не менее его уверенность была осязаемой.

Через несколько мгновений тень незнакомца прорезала свет в студии, как призрак, рассекающий воздух, и Питер, несмотря на своё желание оставаться незаметным, невольно поднял глаза. Он не сразу увидел самого мужчину, только его тень, которая росла и расплывалась по стенам, когда тот ступал в помещение. Она была длинной, с угловатыми линиями, и Питер заметил, что фигура незнакомца, судя по тени, была высокой и стройной, а походка — уверенной и размеренной. Его тень на фоне старых стен студии казалась почти монументальной.

Мужчина наконец вошел в свет студии, но его внимание сразу же было поглощено поиском места для размещения пальто, и он повернулся спиной к Питеру. Мальчик, не желая показывать своей заинтересованности, продолжал сидеть на стуле в углу, но не мог не заметить, что мужчина был высокого роста, с короткими, аккуратно подстриженными волосами. Его строгий костюм был идеально сшит, словно под заказ, и сидел на нём без единой складки. Всё в его облике, от подтянутой осанки до малейшего движения, говорило о том, что он привык быть в центре внимания.

Питер тихо наблюдал за ним, стараясь не выдать себя. Он знал, что должен сидеть тихо, как велел Дженнингс. Однако всё же не мог удержаться от того, чтобы не поднимать взгляд и не разглядывать незнакомца. Этот мужчина внезапно показался ему каким-то необычным. Не то чтобы Питер чувствовал угрозу — скорее, нечто загадочное, что заставляло его быть насторожённым.

Когда Дженнингс с улыбкой повернулся к мужчине, приветствуя его как старого знакомого, Питер невольно почувствовал, как его сердце пропустило удар.

— Мистер Торн, рад вас видеть. Прошу прощения за задержку. Погода сегодня не самая подходящая для прогулок, — сказал Дженнингс, обращаясь к мужчине с легким сарказмом в голосе, как будто это было обычное приветствие.

Мужчина, стоявший к нему спиной, не сразу ответил. Его голос, когда он наконец проговорил пару слов, был ровным и спокойным, с легким раздражением, словно он только что вытащил себя из чего-то неприятного. Но на этом Питер не заострил внимания. Он был сконцентрирован на фамилии, которую произнес Дженнингс. Торн.

Это слово, этот резкий, почти металлический звук фамилии, как молния в его сознании. «Торн». В голове мальчика мгновенно всплыл кошмар, от которого он проснулся с холодным потом на лбу. Во сне, где его альтер-эго, Джером, оказывался в центре происходящего, всё началось с того, что Джоу, агентша, с которой Джером пытался разобраться в произошедших событиях, вдруг потянулась к своему лицу и сняла маску. Джером, ошарашенный и не понимающий, что происходит, застыл, когда под маской вместо Джоу появился мужчина. Лицо мужчины было настолько знакомым, что Джером замер, не в силах поверить своим глазам.

Это был Дэмьен Торн.

Питер знал этого человека. Он видел его на телеэкранах, слышал об этом политике, и помнил, что несколько лет назад его смерть стала настоящей загадкой. Официальные источники сообщали, что Торн погиб при невыясненных обстоятельствах. Его тело так и не было найдено, и слухи о том, что он жив, обросли множеством версий. Но вот, в его сне, он, от лица Джерома, видел его живым, с тем ледяным, жестким взглядом, который разрезал всё вокруг.

— Нет, это невозможно... — прошептал Питер, ощущая, как его собственное сердце сжалось в груди, словно мрак того сна вот-вот поглотит его снова.

Питер сидел на стуле, чувствуя, как каждое его дыхание становилось тяжелее, а сердце билось быстрее. В ушах звенела тишина, и каждый звук, исходивший от Дженнингса и незнакомца, казался ему обострённым, почти невыносимым. Фамилия Торн была как зловещий шрам на его сознании. Она пробудила в нём воспоминания о ночном кошмаре, который, казалось, был далеко позади. Но вот теперь, в этой студии, перед ним стоял мужчина с такой же фамилией, как в его сне. Он не знал, что делать, как реагировать, и страшился, что, если он посмотрит на лицо этого человека, увидит в нём живое воплощение того кошмара, который мучил его несколько дней назад.

Он почувствовал, как его ладони начинают потеть, и, не в силах больше сидеть, едва сдерживаемый страхом, он попытался сделать глубокий вдох. Мужчина, стоящий спиной к нему, вел разговор с Дженнингсом, но Питер не мог сосредоточиться на словах. Всё, что он мог делать — это следить за его силуэтом, наблюдая, как его фигура отчетливо вырисовывается в тусклом свете студии. Высокий, с короткими темными волосами, строгий костюм... Всё это казалось слишком знакомым, но Питер, не в силах перебороть тревогу, продолжал удерживать взгляд в сторону, стараясь не позволить себе разглядеть его лицо.

— Вот мы и здесь, — сказал Дженнингс, развернувшись к мужчине, который, по-видимому, закончил какой-то фразой. — Как всегда, рад помочь.

Питер застыл на месте, и в его голове вертелась одна мысль:

— Если я посмотрю сейчас, если я увижу его лицо, это может быть... он. Это может быть Дэмьен Торн. Но если я не посмотрю, я буду жить с этим страхом. Может быть, я ошибаюсь?

Он посмотрел вниз, на свои руки, и вдруг ощутил, как будто его мир начал сжиматься. Это был тот момент, когда реальность и его страхы переплетались в одно неясное целое.

Питер сидел, почти сжимая стул в руках, пытаясь ослабить нарастающее напряжение. Его мысли стремились в разные стороны, пытаясь найти логическое объяснение тому, что происходило.

— Что если это действительно просто совпадение? — продолжал он повторять про себя, но внутренняя тревога, словно сгустившаяся туманом, не отпускала его.

Всё в этом человеке — от фамилии до манер — напоминало Дэмьена Торна. Но Питер не был уверен, хотел ли он узнать правду.

Как бы он ни пытался скрыться в тени своего разума, реальность продолжала настигать его. Незнакомец явно знал, что происходит, что мальчик что-то чувствует, что он чем-то обеспокоен. Мужчина, не поворачиваясь к Питеру, сделал несколько шагов вглубь студии, как бы намеренно избегая прямого контакта. Его шаги стали тихими, почти бесшумными. Питер не мог не заметить, как тот двигался — не спеша, но с избыточной уверенностью, как будто сам воздух вокруг него стал тяжёлым.

— Ну что ж, — сказал Торн, его голос, по-прежнему ровный, почти безразличный, разорвал тишину, — давайте начнём.

От его слов Питер почувствовал, как сжимаются его виски. Он не мог видеть этого человека, но слышал каждое слово. Всё в этом голосе было так знакомо. Его интонации, тембр, даже способ говорить — всё это было таким же, как в его кошмаре. Он вновь ощутил, как изнутри растёт паника, как что-то непреодолимое тянет его в бездну его собственных переживаний и страхов.

Тем временем Дженнингс суетился, поправляя настройки камеры, проверяя свет и фон. Он был полностью поглощён процессом подготовки съёмки, и его действия были чёткими, почти механическими. Питер, сидящий в углу, ощущал, как каждое движение фотографа усиливает его растущее беспокойство. Дженнингс не оглядывался на него, словно мальчика вовсе не было в комнате. Вся его концентрация была направлена на клиента, который, как казалось, был главным героем этого момента.

Питер с трудом сидел на месте, сжимая руки на коленях, пытаясь игнорировать тот напряжённый взгляд, который ощущал на своей спине, как невидимую тяжесть. Он смотрел на то, как Дженнингс выстраивал свет, почти не замечая его, как тот с лёгкостью настраивал оборудование, уверенно двигаясь по студии. Всё это казалось настолько обычным и естественным для Дженнингса, что Питер не мог отделаться от мысли, как спокойно тот чувствует себя среди всего этого. В то время как для Питера каждая деталь, каждое движение вызывало лёгкую тревогу.

Мальчик, не в силах больше сидеть в безмолвной тени, слабо покачал ногой и всё-таки взглянул на мужчину, стоявшего напротив. Торн, по-прежнему скрытый от его прямого взгляда, был сосредоточен на разговоре с Дженнингсом, не обращая внимания на то, что мальчик сидит неподалёку. Питер чувствовал, как его сердце бьётся всё быстрее, и ему было всё сложнее оставаться невидимым. Мужчина, хотя и стоял спиной к нему, казался таким реальным, таким близким, что Питер даже чувствовал, как его присутствие наполняет комнату.

Когда Дженнингс закончил давать указания Торну, атмосфера в комнате стала особенно напряжённой. Питер чувствовал, как его собственное дыхание стало тяжёлым, как в груди словно застряла комок. Он не мог понять, что именно происходило, но всё в этой студии — свет, тени, дыхание — казалось чуждым и зловещим. И вот, внезапно, Дженнингс, вероятно не замечая, как его слова могут повлиять, произнес нечто, что сразу привлекло внимание.

— Давайте поторопимся, а то мальчику неудобно сидеть в уголке, — сказал он с лёгким, даже немного смущённым тоном, словно это было не более чем незначительная деталь, которую стоило бы игнорировать.

Эти слова в воздухе повисли как тяжёлое оружие, незамеченно подкрадываясь к Питеру. Мальчик замер, его сердце на мгновение замерло. Он не знал, что именно Дженнингс имел в виду, но в следующее мгновение всё изменилось.

Торн, стоявший неподалёку, резко повернулся и вытаращил глаза, как если бы его только что поразил гром. Его лицо покраснело от негодования, а голос, прежде холодный и сдержанный, теперь сорвался на яростный крик.

— Мальчик? Какой ещё мальчик?! — Торн зарычал, казалось, что каждое слово, вырывающееся из его губ, было наполнено ненавистью. — Ты что, совсем с ума сошёл, Дженнингс?! Ты решил, что здесь можно кого угодно впускать? Этот... этот мальчишка не должен быть здесь! Уберите его! Скажите ему, чтобы он немедленно ушёл!

Питер не мог сдержаться, его глаза стали широко распахнутыми от страха и замешательства. Он не мог понять, почему реакция Торна была настолько яростной, почему он так резко и без всякой причины стал нападать на Дженнингса. Он пытался понять, что именно не так в этой ситуации.

Однако Торн, не останавливаясь, продолжил кричать, всё больше разгораясь от ярости:

— Я вообще больше не хочу работать с тобой, Дженнингс! Ты нарушил договор! Ты позвал сюда чужого человека — это уже нарушение! Считай, что ты меня потерял! С этого момента я больше ни ногой в твою студию!

Дженнингс побледнел, но его лицо оставалось неподвижным, его глаза лишь на мгновение сузились, когда он понял, что делал. Он пытался что-то сказать, но Торн не дал ему шанса.

— Нет, я всё сказал! Ты нарушил все условия! Я ухожу! — Торн не только накричал, но и шагнул вперёд, грозно указывая пальцем в сторону выхода, словно не подлежащий обсуждению приказ.

Питер сидел в полной растерянности. Он был одновременно напуган и сбит с толку. Его мысли путались, он не знал, как реагировать. Он видел, что Дженнингс был смущён, что-то изменилось в его выражении лица, но тот стоял молча, не делая ни одного шага навстречу этому бушующему человеку.

— Простите, — наконец произнёс Дженнингс, извиняющимся тоном, который казался неестественным, — я, правда, не думал, что это так вас разозлит. Но он — всего лишь... — он замолчал, отчётливо осознавая, что слово «мальчик» прозвучало совершенно неуместно.

Торн, не слушая извинений Дженнингса, развернулся и, стиснув зубы, направился к шторе, за которой сидел Питер. Он шёл с такой яростью, что каждый его шаг отозвался в тишине студии тяжёлым эхом. Питер, в ужасе, почувствовал, как его кровь застыла в жилах. Он знал, что в следующую секунду его обнаружат — и это будет не просто встреча с неприятным незнакомцем, а встреча с кем-то, кто явно не скрывает своего негодования.

Мужчина подошёл к шторе, схватил её за край и с резким движением отодвинул, словно вырвал из воздуха невидимую преграду. Штора расползлась, и Питер оказался лицом к лицу с этим зловещим человеком. Сердце его замерло. Он почувствовал, как воздух в комнате стал густым, как будто всё вокруг сжалось, а его собственные мысли поглотила пустота.

Когда глаза Питера встретились с глазами мужчины, сердце мальчика сжалось. Всё вокруг вдруг замерло, а его дыхание словно застыло в горле. Он видел эти глаза раньше. Видел их в кошмаре, где этот человек стал воплощением страха, неведомой угрозы, с которой невозможно было справиться.

И вот теперь, перед ним стоял этот самый человек. Он был таким же, как в сне — с жесткой линией подбородка, с холодными, безжизненными глазами, которые проникали в душу, словно искали там что-то запрятанное и тёмное. Этот взгляд был не просто строгим или даже зловещим — он был пронизывающим, в нём не было ни капли тепла или понимания. Это был взгляд, который заставлял твое сердце биться быстрее от ужаса.

Питер не мог оторвать глаз от мужчины. Он был живым кошмаром, воплотившимся прямо здесь, в этой студии, где, как казалось, не должно было быть места для ужаса. Его разум всё ещё пытался осознать происходящее, но какой-то инстинкт подсказывал — это не случайность. Не может быть, чтобы такой человек появился именно сейчас.

Это был Дэмьен Торн.