Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

Ваалу-Нэль, несмотря на все неудобства далёких путешествий, занятость и робкие намёки её Мастера Графа о том, что «немножечко уплотняется очередь» (в Марну из Листигии ехать пять дней!), безусловно — это вне обсуждений — поехала со своей ученицей Ваалу-Мауной на Приятие.

Поездка оказалась очень приятной, несмотря на ветреное начало Поры Всхода. Они вместе ехали в огромном дилижансе Нэли, внушительная кавалькада. У наставницы — превосходное настроение, у Мауны — волнительно-приятное. На ночь останавливались то в обителях, то в городах. Нэль кое-как ухитрялась вестать, и, несмотря на её начальные возражения, Мауна помогла Нэли разгрести всю очередь Вестей.

Особенно Нэль понравилось, когда Мауна — пришлось к разговору, после расспросов, где Мауне пришлось натянуть паруса и ловко лавировать между рифами — рассказала о Вклятве для уже своей Семьи.

— На-на-на, погоди, ты вкляла их до _того_, а не после _того_? — тешилась Нэль.

— За день до.

— Как ты это провернула, вечный Ваал?

— Так получилось, наставница, — ограничилась Мауна. Также «так получилось» и со смертью Амаи — идеальное (само)убийство, вообще не придрёшься.

— Ай да снова тебе так получилось, — мечтательно посмотрела на неё Нэль. Остепенилась, зачем влезать в подробности: — Семья, они, знаешь, они как зверь — сказать не могут, а всё понимают, что к чему. Презирают слабость. Дашь слабину — всё, расползаются. И как они?

— Хорошая Семья, — искренне сказала Мауна.

— Огнеясно. Ей Семью второпях набрали сёстры, не она сама. Она бы набрала, она бы такое набрала…

Мауна кивнула и взяла себе кураги, изюму. Она обрела эту привычку — есть сухофрукты, грызть орешки. От Анвейсы однажды узнала, что львицам полезно есть орехи, от них даже проще лунные дни идут. Заботясь, предложила Нэли, та отказалась:

— Нет, кушай, ты сама кушай. Моя умница… — взяла она бумаги и принялась дальнозорко читать.

Мауна рассматривала курагу, съела, закрыла глаза. Тофет. Ясная погода. Тогда никто из Вестающих не приехал, потому что Мауна приказала не медлить; её, Мауны, оказалось всем вполне достаточно. Траурная Ашаи-Китрах, немолодая северянка, дала ей факел, с лёгкостью мастерства зажжённый от игнимары; она понравилась Мауне, но кажется, Мауна не очень понравилась ей. Были все Башские верхи, был даже сир Сатарин. Карриса не было. Были из Палаты Дел Ашаи-Китрах и Охранения Веры, куда уж без них. Почему-то приехали фискалы из соседнего Стая. Были некие Амаины друзья, которых Мауна никогда не видела до того, и никогда не видела после того. У Амаи была какая-то смутная родня в сложнейших отношениях, но так далеко и враскидку по Империи, что без шансов. Мауна не послушала Амаю: письмо она спрятала вместе с лентой в шкатулке, шкатулка в ящике, а ящик — в надёжном месте. Надёжное место — в надёжном месте.

Преступление — вероборческое, аж пахнет мерзостью, воровством: Мауна забрала себе сирну Амаи («С. с. Ваалу-Амая, Ашаи Вестания, во Славу и Кровь»). На тофете при ней оказался подлог. Мауна ненавидела себя, но не могла не. И завела привычку носить с собой, скрытно, ведь Ашаи-Китрах обычно не носят двух сирн, а только одну.

Трагедия: маску лисы никто так и не смог найти в обители. Мауна приказала служанкам перевернуть всё в обители. Перевернули всё. Не нашли.

— Марнский мост, — огласили из верхнего окошка, и задвинули.

— Всё. Марна, мост Понс-Аурес. Стой, останови! Ну! — потребовала Нэль, резко рванув задвижку обратно. — Маун, выходи, покажу.

Нэль, она ведь урождённая марнская, столицу обожает, всё тут знает, тут у неё полно родни. Ну ты погляди только, как красиво, вон там — видишь — даже кусок Императорских Садов можно увидеть, а там вот холм Сакрамонтиум и невероятный шпиль Дома Сестёр, и там мы тоже заглянем, смотри, отсюда не увидишь, правда, знаменитый Сафский мост, ну ничего, я тебе покажу после Приятия, мы ещё два дня тут побудем. Мауна кивала, да-да, да-да, довольно равнодушная к пейзажам и вообще внешним впечатлениям.

Надо раскласть все карты снова, хоть Мауна и делала это много раз. Она рада, что едет на Приятие? О, да. Нэль учила её? Да, ещё как. Нэль научила её? Да много чему. Искренность радости Нэли? Да. Амая навредила сестринству? Оказалось, да. Особенно Кетире? Особенно ей. Нэль, Мьянфар, Ванарамсая, они передавали традицию? Да! Мауна смогла взять всё переданное, причём ладно бы всё — главное, Ремесло Внутренней Империи? Нет! Чья вина? Неинтересный вопрос. Амая сделала ей Ремесло, с одного пинка втянув её за руку в _иную_ (какую?) традицию? Да! Это тайна? О, да, тут нельзя ошибиться. Амая хорошая? Да. Амаи нет? Нет. Что делать? Служить, как Ашаи Вестания. Нет, серьёзно, что делать? Не предавать клятв. Каких именно? А что, можно выбирать?

Приятие пошло сходу, сразу взяло вихрем. Обычным Ашаи-Китрах, да особенно дисципларам, приходится на нём несладко: испытания, игнимару зажечь, сидеть в аумлане и хранить _миеин_, а потом ещё выпить жёсткую сому. С Вестающими так нельзя, их нужно беречь, слишком ценный инструмент, потому ты спокойненько идёшь в спальни Марнского Дома Сестёр, где у тебя вообще будет всё, что захочет каприз, пьёшь чуть-чуть сомы, ложишься вестать на ночь и просто вбиваешь во все шесть менгиров стрелу: «Ваалу-Мауна, ученица Нэль, не имеет сомнений и видит Ваала». Ой, ну то бишь не вбиваешь стрелу, конечно, а оставляешь Весть. Ей предусмотрительно дали все шесть камушков от всех менгиров, чтобы Мауна нашла все, а то это сложновато бывает ученицам; бывает, им надобно пару-тройку ночей. Пф. Пфффф. Можно завалить её тележкой камней, можно вообще не давать — да ради Ваала, да всё равно. Ой, ну естественно, Мауна уделила камушкам внимание, очень поволновалась, засомневавшись, достаточно ли хороший получила кусочек от Нар-Хейского менгира, и все очень забеспокоились, упала в ажитацию одна старшая сестра; ну, похлопотали, понадеялись на лучшее; уверили, что кусочек рабочий, навестанный, Мауна успокоилась и даже шуточки пошутила.

Лиса!

Львицолиса расстреляла все шесть менгиров; в один из них, забавляясь, выстрелила дугой с огромного расстояния (попала). Забавная вещь: если в Охотных Землях выстрелить строго вверх, то стрела прилетит в тебя обратно, будет эхо-эффект для мнемоники: то, чем стреляла, запомнится ещё лучше. В саму себя Вестями можно стрелять, мой Ваал, это уморительно.

Шерсть не вся гладка. Амая непредусмотрительно не предупредила её, но предусмотрительность и Амая, как известно, немножко в разные стороны разъезжаются, как те самые лапы на льду. Мауна начинала понимать, что ей придётся жить и служить с непростой задачей, а именно: все любят курочку; курочку можно зарезать, ощипать и зажарить, а потом съесть, её можно полить андарианским клюквенным соусом; всё просто, курочка — добыча, затем — еда; но здесь, в мире теплокрови, у курочек есть портреты и фетиши; курочки ходят, говорят, они вступают с тобой в разговоры, иногда они хотят с тобой если не Беседы, то хотя бы обмен Взглядами, чтоб ладить сестросвязь; курочек иногда нужно усаживать напротив себя, глядеть им глаза и говорить своё «ко» на их «ко-ко»; важно при этом не прыснуть, наверное; или прямо там не зажарить их, с клюквенным соусом. А, и да, да, в других охотниц стрелять оказалось сложнее, куда сложнее, чем в курочек, свиней, фиррас, симпатичных горных коз и оборванческого вида львиц веды. Стреловести иных охотниц били куда больнее мягких стрел добычи, от них можно и проблеваться поутру (и снова здравствуй, Амая).

Как и положено, Мауна поутру разродилась своему Медиуму: все шесть менгиров получили Вести; а кто уж там из сестёр когда примет — их дело, Вестающие — занятые львицы. Нэль, естественно, съела стрелу в ту же ночь:

— Все менгиры всё получили.

— Я её сразу взяла! — Нэль в восторге.

Амая никогда не обманывала — Мауна стала куда более изысканной штучкой, чем красивый марнский пласис. Нэль не отходила от неё, показывая всему миру: «Вот что будет, если ученица выходит от Ваалу-Нэль, добрые Сунги». Мауна не мешала этому индульгированию, скрыто и явно потакая всему. Они побывали и там, и там, и сям.

Теперь — Дом Сестёр, и прибыл сам Император Акаш Второй с супругой, никак иначе. Мауна стоит в центре зала; колонны; здесь есть Круг Семи сестёр, здесь абсолютно декоративный, назначенный всему говорить «да», потому что простым Ашаи-Китрах невозможно оценить Ремесло Вестающей. Высокой Матери нету — дела, далеко, не смогла. Есть Ваалу-Веста, главсестра марнского менгира (Марн-Каарский), первая среди равных, есть Ваалу-Инлирамия, из него же. Есть Ваалу-Наамзира, личная Вестающая Императора. Каким-то чудом приехали мать и отец, двое братьев, двоюродный брат отца, две сестры матери. Много остальных, которых Мауна вообще не знает, есть сенаторы, и ещё кто-то.

И хорошенько.

— Зачем ты пришла, ученица? — спрашивает старшая сестра из Круга Семи, у неё даже есть имя, ай какая разница, какое.

— Ваал указал мне дорогу к Приятию.

— Назови свой номен, ученица.

— Ваалу-Мауна.

— Велики те, кто подходят к концу испытаний, — вторая сестра Круга.

— Ведь Ваал поощряет смелость идущих, — третья.

Наамзира очень близко. Она сразу возле сестёр Круга.

— У кого ты училась тропам Ашаи?

— У блистательных…

Ой.

— …Ванарамсаи…

Ой-ой.

— …Мьянфар и…

Наамзира. Она здесь самая опасная львица. Она всё знает. Они, все остальные, они ничего не знают. Она всё знает. Она знает, почему Мауне снова начала растекаться тентушь и дистанция, и утереться здесь не выйдет, неа.

— …Нэль я… я имела честь обучаться.

Акаш Второй обменялся регальной улыбкой с супругой. Милый штрих, красящий день: очаровательная искренность слёз молодой Вестающей, что пришла к назначению.

— _Аамсуна_, Мауна, — вдруг добавила Наамзира. Это вне церемонии. Это она подбадривает (так выглядит для всех), императорской Вестающей можно такие возмутительности.

Да-да. Я, Мауна-охотница, здесь так же опасна для тебя, как и ты для меня, Наамзира-охотница. Но не беспокойся. Предать можно тебя, себя и ещё Нэль, но не её (ещё раз).

Теперь последний штрих, только в Приятии Вестающих. Она знала, что ударят в огромный барабан, но чтобы так громко — вздрогнула. Теперь никто не смеет даже шелохнуться, нужна полная тишина. Император дотронулся к солнечному символу Империи на монументально высоком, тёмном штандарте; его наклонили четыре воина Императорской Гвардии (Безмолвные); теперь — вверх, и затем — в иную сторону, к Мауне.

— Империум Ваал-Сунгов принимает Ашаи Вестания, — единственные слова, для которых Император сюда пожаловал.

Когда львицы глубоко кланяются, то им должно встань на колени, не на одно. Сделано. Теперь подняться на лапы и поцеловать соляр, но не сразу — его держат, а потом все четверо львин рывком подают прямо под нос. Так разбили нос не одной Вестающей, но не выбирать. На этот раз всё мастерски — соляр у неё прямо под дыханием. Есть.

— Власти Империума — служить, Даром Ваала — вестать, славу Сунгов — хранить, — проговорила Мауна.

И любимая часть всех львов — теперь можно шуметь, рычать, стучать оружием по броне, по щитам или по соседу. Акашу Второму предусмотрительно прикрыли уши подушечками — он не выносит шума. Сёстры надели на неё амулет Ваала. Сёстры её выводили… Ещё что-то было…

Этот шум стоял Мауне в ушах аж до ужина. Вообще-то, даже ожидалось, что будет ужин у Императора, но у Руки Ваала не получилось, планы изменились. Получилось интимно: она, Нэль, Инлирамия и Наамзира.

Мауна не привыкла к амулету, его хотелось трогать.

— Это была долгая дорога, сёстры, — блаженно сказала Нэль.

— Ты о дороге в Марну, или, — Наамзира показала на Мауну учтивым жестом, ладонью вверх, — о Мауне?

— Да о всём, — посмотрела Нэль вверх. — Ваал выведет, Ваал не подведёт.

— Кстати. Я, Мауна, тебе сестропортрет привезла. И фетиш, — заметила Инлирамия.

— Я тоже, — кивнула Наамзира.

— Очень благодарна, сёстры.

Позвали прислугу, и действительно, от Наамзиры Мауна получила и портрет, и фетиш — искусный веер. Но с Инлирамией случился конфуз:

— Фетиш где? Я ж говорила взять!

— Огнелунная, мы… Мы не взяли. Мы…

Инлирамия беспомощно развела руками, еле сдерживаясь. С извинениями огласилось, что Мауне завтра же его привезут.

— Портреты, портреты, портрет, — пристукнула Нэль по креслу. — Мауна, стой, тебе ж надо сделать! Вылетело из головы… — схватилась за переносицу. — Пойдём завтра же, в Марне надо делать. Только так.

— Но фетиши у меня есть, — спокойно отметила Мауна. — Сёстры. Наставница.

Внесли три больших лука, очень длинных, куда выше роста львицы. Из таких стрелять, считай, очень непрактично (здесь, в мире тёплой крови), тем более, они обтянуты белой лентой.

— Таааких больших фетишей я ещё не видала, — удивилась Инлирамия.

— Мауни отлично стреляет из лука, — сказала Нэль; разглядывая лук, чуть не поразбивала всё на столе. — Йах, вы бы видели, ты бы видела, Наамзира.

— В самом деле? Вот как. Любопытно, — это Наамзира. Она поглядела на Мауну, а Мауна — на неё. — Спасибо, Мауна, — непроницаемо поблагодарила.

— Такой фетиш в кровать не возьмёшь, — засмеялась Инлирамия.

Что ж, Нэль подёргала его даже за тетиву:

— Бедные мои пальцы… И как это тянуть?

— Не надо, не надо, Нэли, оставь дело мастерицам, — похлопала её по руке Инлирамия. И посерьёзнела: — Да… Мауна, не хочу омрачать этот день, но всё же: как же так получилось с Амаей?

— Ой, Инлирами… — снова схватилась за переносицу Нэль.

— Я знаю, знаю. Это ужасно. Тем более, Мауна была с ней, такое пережить… Но как она вела себя перед этим, неужели не было заметно, что с ней что не так?

Все замолчали, смотрят на неё. Нэль. Инлирамия. Наамзира. Мауна тёрла левую ладонь пальцами правой, провела когтем вокруг запястья, там, где когда-то давно была лента.

— Конечно, это было заметно, сёстры. Её привычки… Каждый день, что я с нею была, я свидетельствовала медленное самоубийство. Перед той ночью она напилась вина и надышалась аррой, её унесли на руках спать. Я предупреждала её, я пыталась защитить её. Я не смогла.

— Инлирами, Ваал мой, пожалуйста… — застонала Нэль.

— О, нет. Моя глупость. Зачем я только… Мауна, прости.

— Давайте о хорошем. Вот, оцените: у Мауны ещё совсем недавно, лишь две… или три… луны назад открылась эмпатия. Каково? — всё хвалилась Нэль. Она всем об этом рассказывала уже раз десять, где бы они ни были.

— Это, наверное, у Амаи научилась, — не бросила тему Амаи Наамзира.

— У Амаи не было эмпатии, — ревниво заотрицала Нэль.

Вообще-то, и у Нэли нет эмпатии.

— Не было, — подтвердила Мауна.

— Была, — без сантимента, с простой ясностью факта ответила на это Наамзира. — Необычная очень, через поцелуй только работала.

— О, я не знала, — удивилась Нэль.

— Хм, я о такой эмпатии слыхала, бывает, редкость большая… — задумалась Инлирамия.

Мауна долго потирала запястье, прежде чем поднять взгляд. На неё смотрела Наамзира, неотрывно, легко покачивая длинный-длинный лук, покоя тот на полу.