А я люблю женатого (гет)

Катя всё никак не могла заснуть, а муж давно спал, прижав её к себе. «Совершенно по-хозяйски», — с неприязнью подумала она и испугалась этой мысли. Никогда она не думала об Андрее как о своем хозяине, и никогда он не давал повода так о себе думать…

Сегодня Кате не спалось и не лежалось. А ведь что может быть проще? Чуть сдвинуть вниз его руку, чтобы дышать не мешала, и заснуть, привычно уткнувшись носом ему в грудь… Но сегодня Кате хотелось быть от мужа подальше, а развернуться, отодвинуться не давали тяжелая рука, пальцы, запутавшиеся у неё в волосах… Андрею нравились её длинные волосы. «Вот завтра пойду и отстригу их», — ещё одна злобная мысль, и она напугала Катю сильнее. Потому что вторая. Потому что Катя, кажется, начинает постоянно злиться на Андрея. Хотя ей нужно злиться на себя. В отношении мужа должен действовать принцип презумпции невиновности. Должен, должен действовать. Катя тихонько вздохнула. Принцип действовать не хотел.

Сегодня она сделала две глупости… Нет, даже три.

Она не спросила мужа, знает ли он модель по имени Лиля.

«А если б он сказал, что знает? Что ты тогда бы делала?» — «Поэтому и не спросила» — «Трусиха, вот потому и не спросила».

Вторая глупость заключалась в том, что она не сказала Андрею о ребенке. «Я же говорю, трусиха!»

Третью она совершала прямо сейчас, когда вместо того, чтобы заснуть, начала выпутывать руку мужа из своих волос и выворачиваться из его объятий, злясь и мысленно разговаривая сама с собой.

«Ты знала, за кого выходишь замуж» — «Он говорил, что любит меня любой… Любил…»

Вот, а это уже четвертая глупость за сегодняшний день — вспоминать о любви мужа в прошедшем времени.

Катя села и долго смотрела на безмятежное лицо спящего Андрея. Потом неловко сползла с кровати и отправилась на кухню. Там, не включая света, примостилась на краешке стула и уставилась в темноту.

Умные мысли в голову не приходили, одни только глупости. И опять, и снова.

Ей стало невыразимо жаль себя. Она сидела тут такая одинокая, озябшая, беременная, а её черствый муж дрых сейчас в теплой постели, и ничего не чувствовал, и ничего не понимал. И, кажется, ей изменил. Нет, не кажется, не кажется… Она и спросить боится его об этой модельке только потому, что понимает: таких совпадений не бывает. А если Андрей скажет: «Да, прости, дорогая, но так получилось». Что ей делать? Беременной и брошенной?

Катя почувствовала, что щеки стали мокрыми, всхлипнула. Но, услышав шлепанье босых ног по паркету, быстро провела ладонями по щекам.

Тихо щелкнул выключатель.

Андрей, смешной, с красной полоской на щеке, подслеповато щурился и с непонятным — опять непонятным — выражением лица разглядывал жену.

— Кать, ты чего здесь сидишь? И… — он сглотнул: — плачешь?

Резко шагнул к Кате присел на корточки, развернул её к себе и снизу вверх заглянул в глаза. Сонное выражение стекло с его лица, и о том, что он совсем недавно спал, напоминали красный отпечаток от виска до подбородка и его обнажённое тело. Он всегда спал без одежды. Катя отвернулась. Смотреть на него было как всегда приятно и волнительно. А она не хотела, чтобы было приятно и волнительно. Она обижена, расстроена и зла.

— Что случилось, милая?

Катя всхлипнула.

— Ка-а-ать? — теперь в его голосе ясно слышался испуг.

«Добилась?» — внутренний голос в голове Кати не замолкал. Она разрыдалась. От нелепости всего происходящего, от того, что никак не может успокоиться сама, от того, что она среди ночи подняла с постели Андрея и теперь ей придется ему что-то объяснять. А объяснять она не в состоянии. И ей страшно. И она хочет чего-то такого… такого, чего у них дома точно сейчас нет. И ноги у неё замерзли.

Катя плакала некрасиво, со всхлипами и шмыганьем носом. Согнувшись в три погибели и уткнувшись лицом в руки.

— Катя, Катюша, что с тобой? — Андрей пытался завладеть её ладонями, но Катя крепко прижала их к щекам.

— Катенька, посмотри на меня, а?

Она помотала головой, не поднимая её и не открывая лицо.

— Я плачу.

— Я вижу.

— Я не могу… — она громко шмыгнула носом.

— Чего не можешь? — Андрей не прекращал попыток посмотреть жене в глаза.

Катя снова шмыгнула носом.

— Смотреть на тебя не могу… Я… Я некрасивая.

И, подумав, что, действительно, заплаканная, с опухшими глазами и мокрым носом она выглядит ужасно, Катя разрыдалась ещё горестнее.

Андрей вздохнул. Поднялся, подхватил жену под спину и коленки и легким движением поднял на руки.

— Пойдем в постель, а? У тебя и ноги, наверное, холодные…

— Нет, нет, нет! — заверещала Катя, не отводя ладоней от лица.

Звук своего голоса ей категорически не понравился, зато на мужа он подействовал. Андрей уже вышел из кухни, но развернулся, и, не выпуская жену из рук, сел на стул, который она только что занимала, удобно устроил Катю на своих коленях. Опять попытался отнять ладони от её лица, но, не добившись успеха, просто чуть-чуть развернул её к себе. Катя сама быстро обхватила мужа за шею и уткнулась мокрым лицом в его голое плечо.

Спряталась.

Андрей обнял и прижался щекой к её волосам.

— Кать, что случилось, ты мне скажешь?

Катя качнула головой вправо-влево и плакать не перестала.

— Мне тебя побить? Старый муж, грозный муж… — смешным голосом и немного фальшиво пропел Андрей.

Ещё недавно Катя бы рассмеялась и так же фальшиво продолжила бы песню, но сегодня она только громче всхлипнула. Андрей обнял её крепче.

— Ну, что мне сделать?

— Н-не знаю.

— Водички хочешь?

— Н-н-нет.

— А виски?

Катя зарыдала ещё громче. Андрей стиснул руки так, что и дышать ей стало тяжело.

— Если ты мне не скажешь, что случилось, я звоню Елене Александровне! — в голосе мужа слышалась уже откровенная паника.

Катин плач стал тише. Она старалась успокоиться, правда, старалась. Ведь она верила Андрею, он вполне мог поднять на ноги глубокой ночью и её маму и, господь спаси, папу. И даже мог в своих нестрашных угрозах дойти до обещания позвонить Пал Олегычу или Маргарите Рудольфовне. Прямо сейчас, прямо в Лондон, прямо ночью… Хотя в Лондоне, кажется, еще поздний вечер. Катя задумалась, пытаясь вычислить своим затуманенным мозгом, сколько времени сейчас в Лондоне. Не вычислила, но слезы прекратились.

Нет, прекратились бы, если б этот чурбан стоеросовый, её муж, не добавил:

— Ну вот, вот…., а то разревелась, как маленькая.

Он понял, что сказал это зря, когда Катерину в его руках затрясло в новом приступе плача.

— Катенька, — муж осторожно погладил ее по спине, — да что случилось-то такое? Катя?

Сказать — не сказать? Что сказать? И как, как перестать лить слёзы? Катя лихорадочно пыталась сделать три вещи — думать, говорить и перестать, наконец, заливать слезами плечо и грудь мужа… Он не железный. И он женских истерик не лю-у-убит…

— Мне… я… — она сделала над собой героическое усилие, но ничего не выходило у неё из горла, кроме рыданий и нечленораздельных звуков.

— Тебе сон страшный приснился?

— Да! — Катя почти обрадовалась, что Андрей сам придумал объяснение её срыву.

Потому что сказать правду она не могла, физически не могла… Да и не готова была говорить правду, а лгать не хотелось. И ещё…

— Что приснилось, Катенька?

Катя собралась с силами и, не отрывая лба от его плеча, всхлипывая, произнесла:

— Ты… ты… ты мне изменяешь! — в конце концов, это почти правда.

И ей очень хотелось, чтобы всё это было только сном.

Андрей, до этого нежно и успокаивающе водивший рукой по её спине, застыл и с неподдельным удивлением произнёс:

— Изменяю? Я? С кем? С Малиновским?

Катя от неожиданности икнула и как по мановению волшебной палочки перестала рыдать.

— Почему с Малиновским?

— А с кем я могу изменить тебе во сне и перепугать этим до полусмерти? Только с Валерией Новодворской, Аллой Пугачевой и Ромкой!

Катя отодвинулась от груди мужа и выпрямилась.

— Ты смеешься?

— Ну уж! Чего смешного? Заниматься любовью с бабушками или лучшим другом! Даже не знаю, что более привлекательно… Мужики или старушки?

— Ты смеешься!

Катя ударила мужа кулачком по руке.

Андрей наклонил голову, и Катя не стала уклоняться от его губ. Нежность очень быстро перешла в страсть, и уже не понятно было, кто из них двоих начинал, а кто подхватывал.

Между поцелуями муж хрипло спросил:

— В постель?

Катя, забывшая обо всём, что она хотела и не хотела сказать, смогла лишь кивнуть.

…Только через полчаса, уже проваливаясь в сон и закутываясь в привычные объятия Андрея, утомившаяся и согревшаяся Катя вспомнила, что так и не выяснила ответы на самые важные для неё вопросы.

Струсила. Опять. А завтра всё начнётся сначала…