Слишком близко (джен)

Гриндевальд не спал; должно быть, теперь, когда его силы начали восстанавливаться — или, возможно, уже восстановились полностью — его потребность в глубоком, крепком сне уже не владела им полностью. Он с раздражением посмотрел на Грейвза и недовольно осведомился:

— Тебе-то какое дело? Неужели ты и впрямь за меня волнуешься?

— В данный момент мне есть до этого дело, поскольку мадам Президент поручила мне привести тебя в человеческий вид, — отозвался Грейвз. — Выйдет весьма неловко, если суд в полном составе попадает в обморок при твоем появлении.

— Так, может, лучше тогда оставим всё как есть? — ехидно предложил Гриндевальд. — Судить меня будет некому. А то, глядишь, и вовсе проникнутся ко мне глубоким сочувствием и оправдают.

— Можешь считать, что я оценил твое коварство, но, откровенно говоря, план не выдерживает никакой критики, — сообщил Грейвз и все же переступил порог.

Почему-то теперь всякий раз, как он приближался к Гриндевальду, волоски у него на загривке становились дыбом от всё нараставшего ощущения опасности. Вот только показывать свой страх было нельзя, и Грейвз привычно спрятал его за маской отстранённой вежливой озабоченности. Диагностические чары у него теперь выходили почти так же легко и непринужденно, как боевые; физическое состояние Гриндевальда, как он и предполагал, оказалось уже вполне сносным. Жаль только, уровень магической силы никак нельзя было проверить…

— Ну что, опять хочешь есть? — спросил Грейвз, без труда предугадав следующий поворот беседы. — Ты, между прочим, уже съел всё, что было в доме.

— Неправда, — рассмеялся Гриндевальд. — Но забавно. Ты, выходит, все-таки умеешь шутить?

— А ты умеешь видеть, когда тебе врут? — уточнил Грейвз.

— А ты — нет?

— Ну, с подозреваемыми и подсудимыми это довольно легко, — усмехнулся Грейвз. Судя по снисходительному, с толикой демонстративной обиды взгляду, его намёк поняли правильно. — Снова мясо?

— Нет, — нахмурившись, отрицательно покачал головой Гриндевальд. Веселое ехидство сползло с его лица, сменившись отсутствующим выражением человека, напряженно прислушивавшегося к своему телу. — Не мясо. Сыр — и мёд или сахар, что есть. Пирог с патокой тоже сойдет. Можно ещё вина.

— У нас сухой закон, — напомнил Грейвз.

— Неправда.

— То есть, как это — неправда?

— Не у вас, а у ваших магглов… не-магов, — пояснил Гриндевальд. — К чести мадам Пиквери, до магического сообщества она эту ересь все же не допустила. Не то чтобы этот факт действительно что-то менял, но и на том спасибо.

Грейвз беззвучно вздохнул. Вставать и куда-то идти Гриндевальд пока ещё не порывался, вполне здраво оценивая свои возможности, но рассуждать о политике и обществе был уже готов. В отличие от самого Грейвза.

— Я имел в виду, что в подвалах твоего фамильного особняка уж точно что-нибудь да найдётся, — смешливо сморщив нос, подмигнул ему Гриндевальд. — Ну давай же, соглашайся. Или мне сказать волшебные слова "поручение мадам Президент"?

— Ты уже сказал, — мрачно откликнулся Грейвз. — Но не думай, что я стану ради тебя разорять фамильную коллекцию. Обойдешься обычным столовым, оно тоже весьма недурно.

— Так значит, коллекция всё же есть?

— Не могу поверить, что ты не обшарил в доме каждый уголок! — невольно подобравшись, хмыкнул Грейвз. Если бы он сейчас хоть как-то выдал себя, последствия могли оказаться совершенно непредсказуемыми.

— Обшарил, но так, наспех. Были, знаешь ли, дела поважнее, чем заучивать наизусть содержимое твоих подвалов, — пожал плечами Гриндевальд и, устроившись в постели поудобнее, добавил: — Обычно я предпочитаю белое вино, но сейчас, пожалуй, лучше принеси красного. Полусухого, будь добр.

Грейвз скрипнул зубами, с ненавистью глядя на почти издевательски безмятежное выражение на его лице. Гриндевальду совершенно незачем было знать, что сейчас его гнев был по большей части притворным, ведь на кону стояло слишком многое. Пусть бы и дальше думал, что Грейвз был взбешён — и наслаждался своей «победой».

— Если бы не поручение мадам Президент, ты сейчас находился бы в далеко не столь комфортных условиях. Надеюсь, ты вполне это осознаешь, — процедил Грейвз. — Иначе я найду способ разъяснить тебе истинное положение вещей! — с ненавистью добавил он, и на этот раз ненависть почти не была наигранной.

Раньше всё было куда проще. Раньше Гриндевальд был угрозой безликой и безусловной, вроде стихийного бедствия, лишь прихотью судьбы облеченного в человеческую плоть. Его силу приходилось принимать во внимание, его деятельность следовало пресечь, а воплощение его планов в жизнь — предотвратить; но все это было задачей, требовавшей решения, и ничем более.

Теперь же, после схватки плечом к плечу, после танца среди срывавшихся с потолка камней, после того, как Гриндевальд спасал его людей, а после, истощенный, лежал в его постели на грани жизни и смерти и укрывал его, спящего, одеялом — Грейвз отчаянно хотел и уже не мог перестать видеть в нем человека.

Человека, к которому он успел проникнуться искренним уважением и испугался этого уважения… и которого всей душой возненавидел. За его дерзость, за то, что он вполне сознавал свою, пусть и временную, безнаказанность и без зазрения совести ею пользовался; за то, что пренебрегал установленными правилами, делал только то, что вздумается, невзирая на последствия и ухитряясь благополучно их избегать... за то, наконец, что он был сильнее Грейвза и счёл, что одно лишь это уже даёт ему право присвоить себе чужой дом и чужое лицо. И за то, что не остался всего лишь кошмарным воспоминанием, а по-прежнему валялся у него на кровати, нахально усмехаясь и отвечая на его подколки так, словно они были не врагами, а старыми школьными приятелями. Треклятый приспешник тёмных сил, сам не сознававший глубины своего падения.

— Вот видишь, — хвастливо проговорил Гриндевальд, не осведомленный о его раздумьях, — как полезно иметь покровительство высокопоставленной дамы?

Если бы он хоть словом намекнул на то, что покровительством Пиквери точно так же пользовался и сам Грейвз, или ляпнул какую-нибудь двусмысленность, Грейвз бы его ударил. Он знал это так же точно, как и то, где Гриндевальд спрятал свою палочку. Однако его невыносимо наглый собеседник то ли не догадался отпустить очередную колкость, то ли все же чувствовал, какие границы даже ему переходить не стоило.

— Действительно, — скучным тоном сказал Грейвз, — оно и видно, куда тебе без покровителя. Даже если это женщина, которая пыталась тебя убить. Воистину гениальное решение. ...Впрочем, я уже слишком с тобой заболтался, можно подумать, мне заняться больше нечем, кроме как развлекать бездельничающих преступников. Так что пей зелья и не капризничай. Настолько глупое ребячество тебе не к лицу.

Грейвз направился в ванную и, переступив порог, расчетливо-небрежным жестом толкнул дверь так, чтобы та закрылась неплотно — но все же заслонила его, стоявшего возле раковины, от глаз Гриндевальда. А затем открыл висевший над раковиной шкафчик и запустил руку в глубину, нарочно сдвинув флаконы так, чтобы они громко звякнули.

— Так, ну, Кроветворное, тебе, наверное, уже ни к чему... — проговорил он, зная, что Гриндевальд не мог его видеть, но отлично слышал его слова. — А вот Успокоительное ещё осталось, наверное, стоит влить в тебя пару порций, чтобы поменьше молол языком...

— Не дождёшься, — ехидно откликнулся из комнаты Гриндевальд.

Пальцы Грейвза коснулись задней стенки зачарованного шкафчика — для этого пришлось почти по локоть засунуть в него руку — и скользнули вниз.

Палочка и в самом деле была там. Грейвз быстро ощупал сухое узловатое дерево с равномерно расположенными по всей длине утолщениями и вытащил палочку на свет, не забывая время от времени звякать флаконами, как будто искал среди них нужный.

Даже на первый взгляд палочка казалась очень старой. Непривычные очертания царапали глаз и вызывали смутную тревогу: никто из известных Грейвзу мастеров не создавал подобного, и он не видел никаких признаков, по которым можно было бы определить принадлежность палочки к работам той или иной школы ремесла. Привычного магического эха сердцевины Грейвз тоже не ощутил: то ли сердцевины не было вовсе, то ли палочка была с характером и раскрываться перед посторонним волшебником не желала.

Грейвз оглянулся на полуоткрытую дверь. Первым его порывом было спрятать странную палочку в рукав и забрать с собой в надежде на то, что её отсутствие хотя бы отчасти подорвет могущество Гриндевальда. У него оставалось ещё несколько секунд на то, чтобы принять окончательное решение… но Грейвз положил палочку назад, вытащил пару флаконов с зельями и резко захлопнул дверцу шкафчика.

— Ты меня разоришь, — небрежно посетовал он, поставив флаконы на прикроватный столик. — И так уже почти ничего не осталось. Выпей это до того, как я вернусь. И не вздумай вылить, хватит уже вести себя как ребенок.

Гриндевальд проводил его до двери взглядом — и промолчал.

На лестнице Грейвз остановился, чтобы перевести дух.

Не было никакой бравады и детских выходок, Гриндевальд ворчал и отказывался пить зелья не потому, что был так уверен в своих силах — он просто пытался уберечь свою палочку, зная, что Грейвз, добравшись до последнего ряда флаконов, непременно её найдет. Не имея возможности прибегнуть к привычным методам, он протестовал, капризничал и всячески действовал Грейвзу на нервы.

И если до сих пор не забрал палочку обратно — значит, пока ещё не видел в этом особого смысла. Только сегодня утром он стоял перед шкафчиком, почти протянув руку... и, если бы Грейвз не вошел в ванную в этот самый миг, уже вернул бы своё.

Грейвз хлопнул себя по лбу и, на ходу наложив на себя заклинание сокрытия магии, взлетел вверх по лестнице. Дом все ещё повиновался ему беспрекословно, и мгновением спустя дверь спальни стала прозрачной с одной стороны, позволив ему незамеченным заглянуть внутрь.

Лежавший в постели Гриндевальд лениво вертел в пальцах один из флаконов, и Грейвз перевёл дух. Враг был бессилен, теперь он в этом убедился. Самоуверенность Гриндевальда и впрямь не знала границ, но если бы он восстановился достаточно для того, чтобы сбросить опутывавшие его чары и пройти все ловушки, то уже был бы в ванной и проверял сохранность своего сокровища. Пока же ему оставалось лишь гадать, обнаружил ли Грейвз тайник и что сделал с его содержимым — и терзаться неизвестностью. Как, должно быть, он терзался и раньше.

О, ему вовсе не помешало бы вспомнить о том, что он все же не был ни всесильным, ни всеведущим! Удовлетворенно усмехнувшись, Грейвз развернулся было к лестнице... и замер на середине движения. Окажись он на месте Гриндевальда, он до последнего не показывал бы своей силы. Ведь тогда палочку не станут уничтожать — и когда настанет час сбросить оковы, забрать её будет совсем легко...

Грейвз едва не застонал от досады.

— Воистину, этот человек сведёт меня с ума! — проговорил он со злостью и решительно двинулся вниз.

Он не мог позволить Гриндевальду себя переиграть... но правила игры пока устанавливал не он.

И это требовалось исправить.

— Вы нашли её? — взволнованно воскликнула Куини, стоило Грейвзу только дойти до дверей кухни.

— Нашёл, — кивнул тот. Она взглянула на его пустые руки и встревоженно закусила губу:

— И вы её не забрали?

— Нет, — поморщившись, покачал головой Грейвз. — Это могло его спровоцировать.

— Мы его боимся? — возмущенно вопросил Абернати, выглянув из-за плеча Куини. — Боимся этого мерзавца, разрушителя и преступника, который возомнил о себе невесть что?

Он перевел взгляд с Грейвза на Куини и обратно, как будто в этот самый миг наконец осознал что-то бесконечно важное и ему требовалось убедиться в том, что они разделяли его открытие.

— Мы его боимся, — упавшим голосом констатировал Абернати. — Мы боимся, что он снова вырвется на свободу, уничтожит всех, кто имел смелость его задеть, и обрушит на мир хаос своей революции, открыв наше существование не-магам. После того, как костры новых Салемских процессов вспыхнут по всей стране, нам не останется ничего другого, кроме как перейти на сторону Гриндевальда ради собственного выживания. Потому что тогда только он сможет нас защитить.

Грейвз, помолчав, подтвердил:

— Полагаю, таков и был его план. По всей видимости, именно для этого ему и нужен был обскур.

— Верно ли я поняла, — заговорила Куини, тщетно пытавшаяся скрыть нервозность, — что на самом деле мы бессильны, и побег мистера Гриндевальда — это всего лишь вопрос времени?

Грейвз и Абернати переглянулись. Пугать девушку ещё больше никто из них не хотел, как и унижать какой-нибудь успокоительной ложью, но утешить её было нечем. Куини уловила их замешательство и гордо расправила плечи, готовая стойко принять все испытания, которые выпадут на её долю.

— Я так и думала, — с горечью выдохнула она. — Весь наш аврорат, всё правительство не в состоянии справиться с одним-единственным безумцем. Что ж, если придётся податься в бега, мы с Тиной так и сделаем, но служить ему я не стану ни за что на свете!

— Никто из нас не станет! — с жаром подтвердил Абернати, восторженно глядя на Куини. — Вы не останетесь одна, мисс Голдштейн.

— Я надеюсь, — отозвалась та, и, не взглянув на них, вернулась к плите.

— Я полагаю, — понизив голос, заметил Грейвз, — нет нужды напоминать вам, что содержание этого разговора должно остаться между нами, мистер Абернати?

— Разумеется, — кивнул Абернати и нервно повёл плечами: — Хотел бы я посмотреть на реакцию общественности, когда станет известно, что мы все сидим на бомбе с часовым механизмом. Не думаю, что это удастся скрывать вечно...

— На двух, — хмыкнув, вполголоса поправил Грейвз. — Вы забыли ту таинственную воронку, которая образовалась на месте Вулворт-билдинг.

— Но она же... — начал Абернати и осёкся. — Мерлин, всё настолько плохо?!

Грейвз мысленно похвалил себя за то, что сумел разглядеть в невзрачном клерке блестящего аналитика, способного по одной оговорке восстановить картину событий, происходивших на другом конце города, — и предугадать события, которые ещё только могли произойти.

— Я этого не сказал, — веско проговорил он. К счастью, Абернати намёк понял и от дальнейших расспросов воздержался.

— А сейчас вы мне нужны, — добавил Грейвз. Он жестом велел Абернати следовать за ним и, обнаружив, что в гостиной стало чуть свободнее, сел на тот край дивана, который уже не был сплошь завален бумагами. Марсо работала, не поднимая головы, листы и папки так и летали, и часа через три этот бумажный ад должен был прийти в относительно пристойное состояние.

Грейвз призвал с журнального столика чистый лист. Тот едва сумел продраться через эскадрильи сновавших в воздухе документов и упал ему в руки с облегчением, обычно несвойственным неодушевленным предметам.

— Вот, — проговорил Грейвз, достав перо и скупыми движениями наметив на листе очертания палочки Гриндевальда. — Видели когда-нибудь что-то подобное?

— Нет, — протянул Абернати, с озадаченным видом повертев лист в руках. — Я даже не могу определить...

— И не сможете, — не дав ему договорить, покачал головой Грейвз. — Мне это не удалось, даже я когда держал её в руках.

— Мне послать запрос в Ильверморни?

— Запрос будет идти слишком долго, отправлять вас туда... слишком далеко для аппарации, а хранилище казённых портключей разрушено. Лучше разыщите волшебный телефонный справочник, у директора и Смотрительницы архивов точно был телефон, — распорядился Грейвз. — Позвоните в Ильверморни, опишите ситуацию. В идеале я хотел бы, чтобы палочку осмотрел специалист, но не уверен, что нам удастся это устроить. Скажите, что пока у нас есть только описание; палочка очень старая, вполне возможно, что сделана до возникновения официальных школ и династий мастеров. На азиатскую непохожа, но я не специалист и могу ошибаться, не стоит отбрасывать этот вариант. Попросите, чтобы они прислали на мой адрес все имеющиеся в архиве описания нестандартных палочек... да и вообще все данные, которые на взгляд Смотрительницы будут как-то связаны с нашим запросом. Скорее всего, палочка Гриндевальда сделана в Старом Свете, однако когда и кем именно, только предстоит выяснить.

Сосредоточенно внимавший ему Абернати кивнул, тщательно спрятал листок во внутренний карман пиджака и, торопливо попрощавшись, ушёл. Занимавшаяся документами Марсо так и не подняла головы, словно бы почти и не замечала их присутствия.

— Устали, Вилфреда? — сочувственно поинтересовался Грейвз.

Она вздрогнула.

— Ещё нет, сэр, — поспешно заверила Марсо.

Грейвз вздохнул.

— Вы слышали наш разговор в холле, верно?

— Я не хотела, — опустив голову, покаянно проговорила она.

— Я знаю. Сам виноват, надо было наложить Заглушающее... Понимаете, что панику разводить не стоит?

— Пока не стоит, — замявшись, все же возразила Марсо. — А потом... Что будет потом?

— Полагаю, потом нам удастся спровадить Гриндевальда в Европу.

— Чтобы он добрался до нас всех чуть попозже?

Грейвз вздохнул. Он сам до сих пор не верил, что вот так просто расписался перед подчинёнными в своём бессилии. Но сейчас ситуация и впрямь была вне его власти, и игнорировать этот факт было куда опасней, чем признать его — и искать решение.

Рано или поздно наступит момент, когда удерживать Гриндевальда станет им не под силу, и на кого тогда обрушится вся его чудовищная мощь? Смерти Грейвз не боялся, но на свете были вещи и похуже неё — и он нисколько не сомневался в том, что Гриндевальд заставит его потерять человеческий облик, если постарается. Хорошо бы он сразу после этого отправился в Европу… пусть даже надежда на это и не делала Грейвзу чести как человеку и джентльмену.

Вот только покончив с Европой, Гриндевальд вновь двинется за океан, и тогда мало не покажется никому. Если же он решит остаться, прежде всего остального мира швырнув в горнило своей революции Америку, то ему тем более никто не сможет помешать. Не тогда, когда оплот правопорядка и государственности, Вулворт-билдинг, лежал в руинах.

Если не удастся остановить этого безумца сейчас, миру не избежать кровавой войны между волшебниками и не-магами.

Может оказаться, что Серафина все же была права. Возможно, и впрямь было бы умнее позволить одной их напасти пожрать другую, а потом просто добить того, кто выживет. Это Грейвз, как мальчишка, упёрся в свои принципы в безнадежной попытке не запятнать совесть больше, чем это было неизбежно.

Поступи он иначе — и, быть может, небоскрёб рухнул бы в одночасье, став братской могилой для всех, кто не успел из него выбраться. Было бы это достаточной платой за мир? Или же мир не стоил ничьей смерти… особенно если та вовсе не гарантировала наступления мира?

Но этот шанс ещё не был упущен безвозвратно. Он все ещё мог повернуть историю, нейтрализовать угрозу — и после заявить, что сделал все, что мог. Всего-то и нужно было войти в спальню, где дремал Гриндевальд, дремал и думал о том, как сокрушит тех, кто одержал над ним верх… а может, просто мечтал о сыре с мёдом. Войти, спеленать его Инкарцеро, чтобы не мог сопротивляться, и тут же перерезать горло Секо. Переждать агонию, убедиться в том, что тело начинает остывать, уничтожить верёвки — и идти писать отчёт о попытке побега. Так просто... и так невыразимо подло.

— Сэр? — неуверенно позвала Марсо.

Грейвз вздрогнул. Расправа над Гриндевальдом представлялась ему так явственно, что по спине у него побежал холод. При мысли о том, что эту картину, вполне возможно, придется воплощать в жизнь, стало тошно от самого себя.

— Вот что, Вилфреда, — вздохнул он, — мир стоит на пороге больших перемен, и едва ли это будут перемены к лучшему. И если мы хотим их предотвратить, наш долг — всеми силами препятствовать воплощению преступных замыслов и защищать тех, кто не может защитить себя сам. И есть ещё кое-что.

— Что же? — подавшись к нему, спросила Марсо. На Грейвза она сейчас смотрела с искренним благоговейным восторгом, словно он и впрямь открывал ей сокровеннейшие тайны мироустройства.

— Закон, — ответил Грейвз. — И не дай Мерлин вы сочтете, что, коли вам случилось быть на правой стороне, то в вашей власти судить и решать чужую участь в соответствии с вашими личными соображениями. Какими бы благими они ни были. Надеюсь, вам это ясно?

— Да, сэр, — озадаченно согласилась Марсо. На лице у неё отражалось искреннее страдание.

— Хорошо, — устало хмыкнул Грейвз. — Пойду, узнаю у Куини, есть ли у нас мёд и сыр.

Вернувшись наверх, он с удивлением и досадой обнаружил, что Гриндевальд не спал, как бывало раньше. По всей видимости, силы его продолжали восстанавливаться, и теперь он полулежал на подушках, рассматривал браслеты, охватывавшие его запястья, и вертел в пальцах флакон. На этот раз пустой — приятное разнообразие.

— Я уже заждался, — пожаловался Гриндевальд. — Что, искал мёд по всему городу?

— Дела задержали, — отозвался Грейвз.

Поднос с едой плавно опустился на постель, и Гриндевальд придвинул его к себе, окинув содержимое заинтересованным взглядом.

— О, и шоколад есть, и сахар тоже! — с воодушевлением объявил он. — Если бы не магическое истощение, я бы и вовсе растолстел на такой дивной диете.

— Тебе бы не помешало, глядишь, и перестал бы так резво убивать ни в чём не повинных людей! — съязвил Грейвз.

— М... Нет, — возразил Гриндевальд, который уже успел набить рот сыром, обмакнутым в мёд, и закусить кусочком сахара. От одного этого зрелища Грейвза начало подташнивать, но он лишь поморщился, понимая, что организму истощённого волшебника никакие вкусовые качества не указ.

— Если что-то понадобится, позовёшь меня, — сказал он и ушёл, не дожидаясь благодарности.

Серафине открыла Куини, в этот раз ближе всего к дверям оказалась именно она.

— Мистер Грейвз, к вам мадам Президент! — крикнула она снизу, не рискнув подняться по лестнице даже на половину пролета.

— Уже иду, — отозвался Грейвз, оглянулся, проверяя, закрыл ли за собой дверь, и направился вниз.

Серафина дожидалась его прямо в холле, вежливо отказавшись от предложения выпить кофе на кухне; явно смущённая её визитом Куини тут же упорхнула обратно — пожалуй, не столько из-за обилия дел, сколько для того, чтобы просто спрятаться.

На этот раз Грейвз учёл совершённую ранее ошибку и прежде всего захлопнул двери в гостиную, где всё ещё сидела над бумагами Марсо, а затем наложил Заглушающие чары.

— Доброе утро, — проговорил он, остановившись прямо перед Пиквери. Та выглядела безупречно и так свежо, словно прошедшее заседание Конгресса было ничуть не утомительнее, чем какая-нибудь милая светская беседа за завтраком. Воистину, привычка творила чудеса — и чары Гламура, разумеется, тоже. — Прежде всего я должен попросить у тебя прощения за то, что вчера вёл себя...

— Не стоит, Персиваль, мы все вчера были немного не в себе, — отмахнулась от его извинений Пиквери. — К делу. Конгресс изучил свидетельства участников вчерашних событий и принял решение разыскать тех, по чьей вине появилась эта тварь. Поиски девочки, приостановленные по твоему приказу, были продолжены, как и розыски места, откуда тварь могла выйти. Я распорядилась ещё раз проверить мать ребенка, соседей и знакомых семьи, не может быть, чтобы жертва была выбрана случайно.

— У меня есть подозрение, что всё произошло именно так, — мрачно отозвался Грейвз. — Призвавший тварь отнюдь не дурак, он не стал бы рисковать без нужды, выбирая жертвой того, кого можно было бы как-то с ним связать.

— Я совершенно с тобой согласна, но мнение членов Конгресса приходится учитывать, а они очень на этом настаивали, — пожала плечами Пиквери. — Кроме того, Конгресс заслушал доклад мистера Мэдисона. Отдел Тайн уведомил о том, что последствия разрушений могут быть непредсказуемы.

— Их пока нет, — заметил Грейвз, — не бороться же нам с пустотой.

— Я дала ему поручение неотрывно наблюдать за провалом, а также подготовить более подробный доклад о происходящем и о возможных последствиях, — проговорила Пиквери. — Надеюсь, у нас ещё есть немного времени до того, как придётся сражаться с новой напастью.

— Про Гриндевальда что-то было?

— Я заверила, что он под надёжной охраной — ведь я не знаю человека надёжнее тебя; что он лишён магии — но не стала упоминать о том, что нам неизвестно, сколько это продлится; и что он вообще прикован, — но не сказала, где, как и к чему.

— Ты воистину мудрый политик, — безрадостно восхитился Грейвз. От всех этих недомолвок и умолчаний его воротило, но сейчас Серафина выиграла для них ещё немного времени, и значение имело только это. — А Конгресс?

— Им сейчас выгоднее оставить всё как есть. В случае чего просто свалят всю вину на меня, а сами останутся в белом.

— То есть, Гриндевальд сейчас целиком и полностью под твоей ответственностью?

Пиквери бросила на него долгий, проникновенный взгляд и саркастично усмехнулась.

— Вся страна под моей ответственностью, Персиваль. И мистер Гриндевальд, раз уж он в ней оказался, тоже. Теперь о неприятном...

— А это что, было ещё приятное? — недоверчиво приподнял бровь Грейвз.

— По сравнению с Лоренцом Джонсом — вполне.

— Лоренц Джонс? Дай-ка вспомнить, это владелец "Маджестик Интернешнл", тот, который давал деньги на твою предвыборную кампанию?

Пиквери кисло улыбнулась.

— Зришь в корень.

— И что ему от тебя нужно? Эксклюзивное интервью? Прочие журналисты рвали тебя на куски и ничего не добились, а он хочет получить сенсацию на блюдечке?

Улыбка Пиквери стала почти виноватой, а во взгляде появилось сочувствие, словно бы она заранее знала, какой эффект произведут следующие её слова.

— Лоренц Джонс попросил меня об интервью с Гриндевальдом.

— Что?! — отступив на шаг, в смятении воскликнул Грейвз. — Какие ещё, мерлиновы яйца, журналисты в моём доме?! Как я должен обеспечивать безопасность в таких условиях?! И ты понимаешь, что этот мерзавец им наговорит?!

— Я всё понимаю! — рявкнула в ответ Пиквери. И, мгновенно взяв себя в руки, продолжила: — Но сейчас у нас нет другого выхода. Нам придётся сообщить, что заключённого содержат в твоём доме, но отношением общественности можно будет манипулировать...

— Я — герой, который готов пойти на любые жертвы во имя своей страны и подвергает себя ежеминутной опасности?!

— Примерно так. У нас свобода слова, но кое-что я Джонсу шепну, уверена, он не откажет мне в одолжении, — холодно заметила Серафина. — Очнись, Персиваль, интервью с Гриндевальдом отвлечёт людей от того, что творится под руинами! Мне ещё только паники по всей стране не хватало!

— Ты понимаешь, что он способен наговорить? — в отчаянии повторил Грейвз.

— Понимаю. Что-то там о незаконном задержании и о благе для человечества. Пусть Гриндевальд красуется и наслаждается славой, а мы будем делать своё дело.

Именно так всё и произойдет. Едва ли Гриндевальд не поймет их замысла, но коли уж он взялся завоевывать умы и души, как отказаться от большого фото на первой полосе и интервью на целый разворот или даже два? Он позволит им получить то, чего они хотели, и возьмёт то, что нужно ему самому.

Серафина была права. Она умудрялась почти всегда сохранять голову холодной и не принимала неверных решений… по большей части. Ну, по крайней мере, в своих действиях она руководствовалась в первую очередь благом для своей страны. И своей репутации, не без этого.

То же общее благо, но с другой точки зрения. Грейвз решил, что подумает об этом позже.

— И когда же мне ждать наплыва журналистов? — обречённо осведомился он.

— Около часа пополудни, — сообщила Пиквери. — Мне ещё нужно всё это организовать. Подготовь мистера Гриндевальда, объясни ему правила поведения в приличном обществе, что ли... Хотя это бесполезно, конечно. Как он, кстати?

— Больше не спит, как сурок, зато язвит и ест как не в себя, — кратко доложил Грейвз.

Пиквери кивнула.

— Хорошо. Журналист будет всего один, я настояла на этом. Джонс, впрочем, и не возражал. Его приведёт кто-то из авроров...

— Голдштейн, — уловив в короткой паузе вопросительные интонации, отозвался Грейвз. — Нечего устраивать здесь проходной двор. Кстати, где её носит?

— Мисс Голдштейн едва не расщепило на полпути между Бронксом и моим кабинетом, я оставила её у себя дома и велела отдохнуть хотя бы пару часов. Думаю, уже через час она решит, что теперь-то точно в полном порядке, и снова заявится к тебе.

— Это верно, — усмехнулся Грейвз. — Если поймешь, что она опять храбрится не к месту, смело привязывай её к дивану.

Пиквери усмехнулась в ответ и, пожав ему руку, шагнула к выходу, но тут из кухни выглянула Куини.

— Мадам Президент, вы уже уходите? Неужели даже не выпьете кофе? — спросила она. — А вы хотя бы завтракали?

Пиквери улыбнулась ей, искренне и открыто. С её лица вмиг исчезло озабоченное выражение, возле глаз прорисовались тонкие лучики морщин, а сами глаза засияли неподдельным солнечным теплом.

— Не могу, мисс Голдштейн, — с сожалением ответила она. — Сейчас речь идет о целой стране, а не только о Нью-Йорке или сотрудниках МАКУСА, люди должны видеть своего президента в такой час. Спасибо вам за заботу, в следующий раз я непременно попробую ваш кофе.

Куини неловко улыбнулась в ответ, комкая в руках передник, как маленькая девочка, и проводила Пиквери полным сочувствия взглядом.

Через несколько минут после ухода мадам Президент вернулся Абернати. Пожалуй, было только к лучшему, что они разминулись — сегодня им уже довелось встретиться, и, как подозревал Грейвз, эта встреча едва ли была приятной.

— Ваше поручение выполнено, — с чувством сообщил Абернати. — Профессура Ильверморни окажет нам все возможное содействие. Сведения о палочках будут переданы вам сегодня к вечеру.

За несколько часов всё могло измениться самым катастрофическим образом, но Грейвз старался об этом не думать.

— Хорошо, — кивнул он. — Через некоторое время к нам прибудет журналист, он возьмёт интервью у мистера Гриндевальда...

— Что?! — изумился Абернати. — В самом деле?

— Я совершенно с вами согласен, но мадам Президент настояла, — заверил его Грейвз. — Не тревожьтесь. Полагаю, что пока Гриндевальд не станет ничего затевать; несмотря на весь свой ум, он невыносимо тщеславен и едва ли откажется от возможности снова появиться на первых полосах газет. Как и от шанса высказаться, склонив на свою сторону кого-то из граждан магической Америки.

— И вы ему позволите?!

— Нам нужно выиграть время, а цена, которую придется за это уплатить… пока она приемлема, — отозвался Грейвз. — Сообщите мисс Куини...

— Я здесь, — сказала появившаяся на пороге кухни Куини. — Вам придётся вести его вниз?

— Да. Я не хочу пускать посторонних на жилой этаж, а туда, где сейчас содержится Гриндевальд, и подавно. Нам придется занять одну из комнат первого этажа. Выгонять мисс Марсо из гостиной не хотелось бы, у неё там ещё много работы, но, думаю, мы найдем подходящее помещение.

— Когда начнется интервью? — побледнев, осведомилась Куини. Несмотря на очевидный испуг, держалась она стойко, только пальцы, сжимавшие изящную рукоять палочки, чуть подрагивали.

— В час.

— Я приготовлю кофе для господина журналиста, но не просите, чтобы я его подавала, — справившись с собой, ответила Куини. — Я и близко не подойду к мистеру Гриндевальду.

— Я могу взять это на себя, — встрял Абернати. — Не стоит вам утруждаться столь неприятным делом, когда этого вполне можно избежать.

— Спасибо, — с благодарной улыбкой проговорила Куини. — С вашего позволения, я пойду займусь приготовлениями.

— Теперь вы, — понизив голос, сказал Грейвз. — Я распорядился, чтобы журналиста сопровождала Тина Голдштейн, но рассчитывать только на двух авроров, когда речь идет о Гриндевальде, было бы глупо. Разыщите Ричардсона и Квелье, пусть займут посты возле дома и позаботятся о том, чтобы их нельзя было заметить. Вряд ли нам стоит ожидать попытки побега, Гриндевальд сам говорил, что желает досмотреть спектакль до конца, но я предпочту подстраховаться.

— Почему бы не усилить посты? — нахмурился Абернати. — Да, сейчас все заняты попытками восстановить порядок, но что может быть важнее необходимости удержать Гриндевальда?

— Потому что как раз усиленные посты и привлекут ненужное внимание, — пояснил Грейвз. — И я не хочу отрывать людей от важной операции. Гриндевальд силен и опасен, но он не центр и смысл мироздания… даже если ему хочется считать иначе. Мы не имеем права из-за него одного пренебрегать всем остальным.

По правде говоря, так он пытался избежать и большого количества жертв, если Гриндевальд всё же решится на побег.

— Да, сэр, — сказал Абернати, оставив свои выводы при себе. — Разрешите идти?

— Идите, — кивнул Грейвз, а сам, терзаемый недобрыми предчувствиями, вновь поднялся на второй этаж.

— Ещё что-то? — встрепенулся Гриндевальд, бросив на него недоуменный взгляд. Появление Грейвза явно вырвало его из глубоких раздумий, и на его лице мелькнула тень неудовольствия.

— Да, — невозмутимо проговорил Грейвз. — Мистер Гриндевальд, газета "Визардс Фрайдей" хочет взять у вас интервью.

Светлые брови Гриндевальда выразительно выгнулись. Некоторое время он придирчиво рассматривал Грейвза, который стоял посреди комнаты в терпеливом ожидании, но затем расслабился.

— Ну да, — с ленивой улыбкой протянул он, — только "Визардс Фрайдей". Остальным моя персона совершенно неинтересна.

— Не только. Но лишь для "Визардс Фрайдей" было сделано исключение, — раздраженно процедил Грейвз. — Поскольку это весьма уважаемая в нашем сообществе газета...

— Не думай, что я не читал вашу прессу, — оборвал его Гриндевальд. — Можешь не пытаться выдать эту газетёнку за приличное издание. Дело совсем не в уважении, верно?

— Не думаю, что вас и в самом деле интересуют эти мелочи, — ответил Грейвз, и, не желая уступать собеседнику инициативу, повторил: — Вы согласны дать интервью одной из самых читаемых газет магической Америки?

— Если вы думаете, что я стану говорить только то, что мне будет велено... — недобро сощурившись, начал Гриндевальд, но теперь уже сам Грейвз не пожелал дослушать его до конца:

— Мерлин мой! У нас свобода слова! Даже такой преступник, как ты, имеет право открыто заявить о своих идеях. Ты согласен или нет? Времени мало, журналист придёт в час.

Гриндевальд щёлкнул пальцами и торжествующе ухмыльнулся Грейвзу.

— Я согласен. А теперь тащи костюм поприличнее. Готов поклясться, они хотят не только интервью, но и эксклюзивную колдографию! На первой полосе, не так ли? Не могу же я показаться на первой полосе вот в таком виде!

Грейвз мысленно поаплодировал и себе, и Пиквери: Гриндевальд, склонный потакать своему тщеславию, заглотил приманку целиком. Теперь, пока магическая общественность будет рвать друг друга, обсуждая его идеи и перспективы мировой революции, Пиквери сможет хоть ненадолго вздохнуть свободней.

Тем временем сам Гриндевальд уже дрожал от нетерпения, да так, что сковывавшая его цепь и вправду начала позвякивать, будто заразившись его азартом.

— Зеркало есть? — требовательно вопрошал он. — Волосы пусть остаются, как есть, я так и раньше носил. Мой облик должен внушать трепет и благоговение, чтобы все мои будущие сторонники немедля исполнились желания преклониться перед моим величием!

Грейвз открыл дверцу шкафа и развернул её так, чтобы Гриндевальд смог увидеть своё отражение в закрепленном внутри зеркале.

— Ужасно! — воскликнул тот, сгребая в горсть растрепанные со сна пряди. — Косу, пожалуйста! С лентой. Ленту, разумеется, чёрную. Шёлковую… или нет, лучше все же бархатную! Детали, детали решают всё!

— Издеваешься? — на всякий случай уточнил Грейвз.

— Самую малость, — бросив на него серьезный, без тени насмешки взгляд, все же признался Гриндевальд. Впрочем, уже мгновением спустя вся серьезность с него слетела, и он с искренним негодованием осведомился: — Ну? И чего ты ждешь?

Закатив глаза, Грейвз поднял палочку — и лишь после этого сообразил, что не знает почти никаких парикмахерских заклинаний. Чары для плетения кос? Такие вообще существовали?

— Я забыл заклинание, — с некоторым смущением сообщил он.

Гриндевальд посмотрел на него почти с сочувствием.

— Ты и не знал, — скорбно объявил он. — Плети руками, я в жизни не стану показывать тебе заклинание, которым ты без должной тренировки опять сделаешь меня лысым! Или того хуже, плешивым!

— Руками?! — воскликнул Грейвз, едва не поперхнувшись очередным вдохом от внезапно подкатившей к горлу ярости. — Ты что же, думаешь, что я стану к тебе прикасаться без крайней необходимости?!

Гриндевальд посмотрел на него холодно и очень внимательно.

— Что-то мне подсказывает, что это интервью вам с мадам Президент нужно больше, чем мне, — сказал он. — Так что вот она, твоя крайняя необходимость. Иди сюда и приведи мою причёску в порядок, будь любезен.

Даже сейчас он ухитрялся распоряжаться и приказывать. И, безупречно чуя чужую слабость, без зазрения совести обращал её к своей выгоде.

Грейвз пообещал себе, что на казни будет присутствовать в первых рядах, и присел на кровать рядом с Гриндевальдом. Тот немедленно развернулся к нему спиной, подставив его рукам спутавшуюся светлую гриву.

Первым делом Грейвз наколдовал расчёску. Он думал, что заставить себя снова прикоснуться к преступнику будет тяжело, особенно при том, что сейчас тот вовсе не испытывал особой нужды в его помощи — но на деле не ощутил никакого внутреннего протеста. Подумаешь, пришлось приводить Гриндевальда в приличный вид. Тот был сейчас всего лишь инструментом в руках опытного политика, самая подходящая для него, смутьяна, демагога и преступника, участь. Так пусть бы наслаждался, пока у него была такая возможность.

Волосы у Гриндевальда, как и у большинства светловолосых, оказались мягкими и тонкими. Несколько раз проведя по ним расчёской, Грейвз решил, что этого достаточно. В конце концов, он вовсе не был профессиональным куафером и не собирался такового изображать; да и делать Гриндевальда и в самом деле неотразимым было вовсе не в его интересах.

Косу Грейвз заплёл настолько тугую, насколько сумел, и не особенно осторожничал в процессе. Все-таки не пятилетнюю леди обихаживал, а закоренелого преступника; однако Гриндевальд словно бы и вовсе не заметил его неаккуратности и возмущаться не стал, только осмотрел чёрный бант из наколдованной ленты и удовлетворенно кивнул.

После чего Грейвзу волей-неволей пришлось пожертвовать ему ещё один комплект своего белья и приличный костюм — он опять выбрал тот, который и прежде висел в самом дальнем углу шкафа, чтобы было не жалко.

Осторожность требовала пренебречь приличиями и не оставлять пленника ни на минуту, однако Грейвз всё же предпочел несколько более рискованный вариант. Освобожденный от цепей Гриндевальд иронично усмехнулся, одобрительно хмыкнул при виде разложенного на кровати костюма и проводил вышедшего за дверь Грейвза крайне задумчивым взглядом.

Когда тот, выждав приличествующее время, вернулся в комнату, Гриндевальд уже стоял перед зеркалом, поправляя воротничок рубашки. Снять зачарованные украшения он то ли не посчитал нужным, то ли и в самом деле ещё не мог, и теперь тщательно проверял, не видно ли их под одеждой.

— Я неотразим, правда? — самодовольно осведомился он, повернувшись к Грейвзу. — Ну признай же.

— Вы кажетесь воплощением порока и соблазна. Нет, это не комплимент, — ответил тот, решив, что не станет поддакивать международному преступнику и льстить его и без того раздутому самомнению. Ещё чего не хватало. — Скорее уж наоборот.

— Ага... — протянул Гриндевальд и, ехидно прищурившись, переспросил: — Вот как, значит? Соблазна? И кого же я тут соблазняю, вопрос?

Грейвз не стал отвечать и, к явному неудовольствию своего собеседника, требовательным жестом прервал ещё не начатый спор:

— А теперь слушайте внимательно. Журналист прибудет в час. Незадолго до этого времени мы с вами отправимся вниз. На протяжении всей беседы вы будете сидеть там, где я укажу. Попытка встать или переместиться каким-либо иным способом будет расценена как побег — с соответствующими последствиями. Журналист может задавать вам любые вопросы, вы вправе отвечать или не отвечать на них, у нас, как я уже упоминал, существует такое плохо вам знакомое явление, как свобода слова.

— То есть, я с полным правом могу назвать мадам Президент набитой дурой? — абсолютно серьёзно поинтересовался Гриндевальд.

Грейвз оскалился, глядя ему в глаза:

— Можете. Но не факт, что это окажется в печати.

Он не сомневался в том, что, высказав одно пожелание, Серафина может высказать и второе. Гриндевальд неожиданно захохотал:

— Ты не видишь противоречия в своих словах? — отсмеявшись, переспросил он. — Свобода слова? Ну-ну!

— Ну или окажется, — пожал плечами Грейвз. — И вся магическая Америка будет знать, что великий тёмный маг разбрасывается оскорблениями, недостойными и первокурсника Ильверморни. А значит, не верит в собственную правоту, не способен внятно аргументировать свою позицию и предпочитает переходить на личности, будучи не в состоянии предоставить какие-то логические доводы в доказательство того, что мнение его противников ошибочно.

Гриндевальд явственно скрипнул зубами, и этот негромкий звук был музыкой для грейвзовых ушей.

— Хорошо, — сказал Гриндевальд. — Ещё что-то?

— Дом охраняется силами Аврората, — уведомил его Грейвз, не вдаваясь в подробности насчет количества и состава выставленных постов. — Так что попытки побега заведомо бессмысленны.

— Я не собираюсь бежать! — демонстративно обиделся Гриндевальд. — Я хочу насладиться славой!

Брезгливо поморщившись, Грейвз крепко взял его за локоть и вывел из комнаты. Шёл Гриндевальд спокойно и высвободиться не пытался.

— Кто сейчас в доме? — спросил он.

— Зачем тебе это знать?

— Просто интересно, — усмехнулся Гриндевальд. Они вышли к лестнице и двинулись вниз, в холл. — О, здравствуйте, мистер Абернати.

Тот промолчал, только проводил Гриндевальда настороженным и враждебным взглядом. Будь Абернати бойцом, а не канцелярской крысой, чьи таланты лежали в совершенно иной области, Грейвз, пожалуй, мог бы даже поволноваться о безопасности своего нынешнего подопечного.

Пока же, впрочем, тревожиться приходилось о другом.

— Мистер Абернати, — распорядился Грейвз, и не подумав хоть на секунду ослабить хватку, — будьте любезны, проверьте, на месте ли авроры из охраны. Потом доложите.

Грейвз провёл Гриндевальда во вторую гостиную — она была куда меньше парадной, но по сравнению с той, забитой сейчас уменьшенными шкафами с сохранившимся имуществом МАКУСА и заваленной бумагами, казалась гораздо просторней.

— Сядете здесь, — приказал он и усадил Гриндевальда в кресло сбоку от окна, жёстко вжав его плечо в высокую спинку, чтобы напомнить об обозначенных ранее правилах.

— Хороший свет, — прокомментировал Гриндевальд, бросив на него откровенно насмешливый взгляд. — Фотография выйдет просто прекрасная — половина лица в таинственном полумраке...

Грейвз решил воздержаться от комментариев и обратил взгляд на часы: те показывали без десяти час. Оказывается, приготовления к выходу отняли больше времени, чем он полагал.

С пару минут Гриндевальд сидел, молча рассматривая интерьер, а потом задумчиво произнёс:

— Да, не ценишь ты своих людей, как я заметил...

— Что ты имеешь в виду? — внутренне ощетинившись, холодно осведомился Грейвз. Он решил, что это — очередная попытка вывести его из себя, указав на несостоятельность по сравнению с великим Гриндевальдом.

Тот принялся с нарочитым интересом изучать собственные ногти.

— Не замечаешь их мотиваций, внутренних порывов, видишь только внешнее, видишь в них функцию, думаешь, что всё у них подчинено только работе... Например, даже не догадываешься, кто из них в тебя влюблён...

— Что? — переспросил Грейвз. — Как?

— Платонически и исключительно целомудренно, надо сказать. Но при этом весьма пылко.

Грейвз невольно отвлекся, перебирая в уме кандидатуры. Бьерре была слишком здравомыслящей для подобных выходок, Марсо ещё шарахалась от него, как от боггарта, и до стадии с влюбленностями в старших по званию пока не дошла, а младшая Голдштейн, напротив, давно её миновала и теперь держала его за кого-то вроде чудаковатого дядюшки, который при всех своих заслугах совершенно не приспособлен к обычной жизни и регулярно забывает позавтракать, пообедать и поспать.

— Только влюблённой Порпентины мне тут не хватало! — придя ко вполне очевидному выводу, раздраженно процедил Грейвз. Гриндевальд возвёл глаза к потолку, словно досадуя на его недогадливость, но тут раздался новый звонок в дверь. Грейвз невольно напрягся, нисколько не успокоенный мнимой безмятежностью своего пленника.

Жестом велев ему оставаться на месте, Грейвз пересёк комнату и выглянул в холл.

Дверь гостю открыла Куини. На фоне освещенного проема её силуэт казался тревожно хрупким; почти сразу она отступила назад, пропуская в дом Тину, Абернати и незнакомого Грейвзу человека с колдокамерой.

Абернати немедленно подошёл к Грейвзу и вполголоса отчитался:

— Авроры на месте, сэр.

— Хорошо, оставайтесь поблизости, — кивнул тот.

Он отметил, как Тина бросала по сторонам быстрые цепкие взгляды, как волновалась Куини, водружавшая пальто гостя на вешалку, и ему самому передавалась их нервозность. Всё будет хорошо, всё должно быть хорошо...

— Мистер Грейвз, — проговорил журналист, приблизившись. — Весьма рад знакомству и от имени нашей редакции благодарю вас за предоставленную возможность. Патрик Фицкларенс, "Визардс Фрайдей", к вашим услугам.

— Взаимно, мистер Фицкларенс, — машинально отозвался Грейвз и, окинув его внимательным взглядом, в некотором недоумении отметил: — Вы так спокойны...

— Мне не о чем волноваться, я делаю свою работу, — просто ответил Фицкларенс. Грейвз пристальнее вгляделся в его глаза за стёклами очков в толстой оправе — глаза были нормальные, серые с тёмными крапинками.

Стоявшая за спиной журналиста Тина едва заметно кивнула, подтверждая, что все необходимые проверки уже были проведены.

Грейвз обернулся, почти ожидая увидеть опустевшую гостиную, но Гриндевальд по-прежнему восседал в кресле, за прошедшие пару минут, кажется, не шевельнув даже пальцем.

— Добрый день, мистер Фицкларенс, — миролюбиво проговорил он. Что-то в выражении его лица Грейвзу не нравилось, хотя формально его снисходительная улыбка никаких правил этикета не нарушала.

— Добрый день, мистер Гриндевальд, — ровно ответил журналист и, ни на миг не потеряв самообладания, двинулся к соседнему креслу. Тина заняла пост у дверей, а Грейвз предпочёл переместиться ближе к Гриндевальду — кто знает, что он мог выкинуть?

Фицкларенс сел, поставив колдокамеру в футляре рядом с креслом, и вытащил из-за пазухи блокнот и ярко-красное перо. Ещё мгновение — и блокнот с пером повисли в воздухе чуть в стороне, а журналист откинулся на спинку и внимательно посмотрел на своего будущего собеседника.

— Итак, мистер Гриндевальд, благодарю вас за предоставленную возможность поговорить с вами. Нашим читателям будет интересно услышать о вас из первых уст, а не из статей криминальной хроники. Признаюсь, мы мало о вас знаем. Прежде вас называли тёмным магом, перед которым трепещет вся Европа, но это пафосный штамп, а что вы сами можете о себе рассказать?

Гриндевальд не сводил с него немигающего взгляда, губы его кривились в едва заметной ехидной ухмылке.

— Что я могу сказать... — протянул он в деланной задумчивости. — Да, я действительно постарался, чтобы обо мне было мало известно. Я родился в Швейцарии, в кантоне Граубюнден, и мой родной язык немецкий. Я учился в Дурмштранге, однако оставил учебу перед последним курсом. Я и в самом деле исследую и практикую то, что называется тёмной магией, и именно потому сомневаюсь в том, что мы вообще вправе делить магию на тёмную и светлую...

Грейвз, стоявший за спинкой кресла Гриндевальда, видел его лицо сверху и сбоку, но даже так написанное на нем самодовольство было очевидно. Перо быстро бегало по страницам, записывая его слова, и все, казалось бы, шло так, как было задумано... если бы не крохотная золотая искра, мелькнувшая под воротом рубашки Гриндевальда.

Грейвз впился взглядом в изгиб белоснежной ткани, отчаянно надеясь, что ошибся, но нет — под затылком, там, где косу Гриндевальда перехватывала наколдованная лента, сверкнула ещё одна искра и тут же погасла.

Он снимает чары, подумал остолбеневший в ужасе Грейвз, он сейчас освободится, и...

Скрипнувшая дверь заставила его поднять глаза, заполошно ахнула Тина. На пороге стояла Куини Голдштейн с мясницким тесаком в дрожащей руке и неотрывно смотрела на Фицкларенса. Тот поймал её взгляд, выпрямился, блокнот и перо упали на пол — и за секунду до того, как его лицо стало меняться, Грейвз рванулся вперёд.

Призванный невербальным Акцио тесак свистнул в воздухе, едва не отрубив ему пальцы. Однако Грейвз все же успел на лету перехватить его за рукоять и сделал единственное, что пришло ему в голову: ударил в горло, всадив лезвие между аккуратным воротничком рубашки и отъезжавшей вниз челюстью — так, чтобы рассечь и сонную артерию, и яремную вену.

Хлестнула кровь, какая-то сила отбросила Грейвза назад, и в тот же миг на место, где он только что стоял, рухнул потолок.

Послышался женский визг, в поднявшихся клубах пыли мелькнул чей-то силуэт, кажется, Марсо. Грейвз повел кистью, одним лишь усилием сплетенной с магией воли прибив пыль к полу, и обнаружил, что стоит на развалинах обеих гостиных: обрушился не только потолок, но и часть стены. Он поднял было руку, собираясь стереть с лица кровь — но в правой оказалась палочка, а в левой изгвазданный тесак. Припорошенные каменной пылью Тина и Куини вцепились друг в друга, замерев столбом возле уцелевших дверей, за ними маячил силуэт оглушенного Абернати. Секундой спустя влетевший в дом Ричардсон отбросил его с дороги — и тоже замер при виде этого разгрома. За ним показался Квелье.

В мертвой тишине вдруг раздался тонкий, прерывистый звон. Грейвз плавно качнулся в сторону в попытке уйти от возможного удара и, разворачиваясь, вскинул палочку навстречу новой угрозе. Покорёженные и почерневшие, совершенно бесполезные теперь украшения сыпались прямо на вспученный ковёр, Гриндевальд короткими суетливыми движениями вытряхивал те, что застряли в складках его одежды... но Грейвз почему-то не ощутил ни страха, ни сожаления. И вслед за Гриндевальдом вновь обернулся к образовавшемуся посреди дома завалу. Из-под кирпичей и обломков перекрытий виднелось что-то, что с трудом можно было назвать лапой и с ещё большей натяжкой — рукой. По счастью, признаков жизни оно не подавало.

— И где это вы научились так ловко резать глотки, мистер Грейвз? — светски осведомился тяжело дышавший Гриндевальд и, выпрямившись, нервным жестом стер с лица брызги крови.

Спохватившись, Грейвз привычно наложил на себя Очищающее. Ответа от него не требовалось.

— Сэр... мистер Грейвз... я же всё проверила, — простонала белая как мел Тина. — И не только я. Мистер Ричардсон и мистер Квелье...

Те переглянулись; ещё не отошедший от короткого боя Грейвз едва не заподозрил заговор, но озвучить мелькнувшую в голове мысль не успел. Кирпичи, куски штукатурки и обломки мебели взмыли вверх, складываясь в сложные завитки и многоугольные фигуры — и менее чем через минуту межкомнатная стена и часть потолка вновь были целы и невредимы.

— Прошу прощения за беспорядок, — выдохнул Гриндевальд. — У меня не было времени изобретать менее жестокие к обстановке варианты.

Дежурные фразы вежливости никого не обманули. Ему тоже было страшно, и сейчас это было очевидно не только Грейвзу, слишком хорошо знакомому с подобной манерой скрывать эмоции.

Грейвз осмотрел безжизненное тело твари. Его удар практически отделил голову от тела, а какой-то из обломков потолка пробил череп, из которого вытекал на ковёр зеленоватый, совсем не похожий на человеческий мозг. Скрюченные руки изгибались под неестественными углами, а грудная клетка была раздавлена, словно на неё наступил великан. Было странно видеть на этом чудовище остатки человеческой одежды.

— Мадам Президент сюда, немедленно, — приказал Гриндевальд. Тина дёрнулась было к дверям, но тут же спохватилась и бросила на Грейвза виноватый и почти испуганный взгляд. Тот лишь устало хмыкнул и отрицательно покачал головой:

— Не вы. Мистер Квелье, будьте любезны, займитесь этим. Передайте мадам Пиквери одно слово... — Грейвз шагнул к нему, больнее, чем было нужно, сжал плечо и вполголоса проговорил: — Шах. Запомнили?

Порой они с Серафиной пользовались шахматными терминами, чтобы обмениваться информацией о текущем состоянии дел, не оповещая об этом всех окружающих. Теперь же это стало не весёлой прихотью приятелей, а насущной необходимостью.

Квелье отрывисто кивнул и быстрым шагом вышел за дверь. Остальные же, словно ища ободрения в компании товарищей, собрались в гостиной, пришла даже Марсо, едва стоявшая на ногах от ужаса. Впрочем, от трупа твари все старались держаться подальше. Немного отойдя от пережитого, Грейвз осознал, что его трясёт. И не его одного.

— Мистер Гриндевальд, — сделав глубокий вдох, начал он, — я благодарен вам за своевременное вмешательство. Однако напоминаю вам, что вы по-прежнему под арестом.

Мозги твари медленно вытекали из проломленного черепа, и зеленоватый ручеёк уже подбирался к его ботинкам.

Гриндевальд нежно улыбнулся ему, и одна эта улыбка уже выдавала, что он на взводе.

— Не сомневаюсь, мистер Грейвз, — язвительно согласился он. — Если вы не заметили, я не пытаюсь никуда сбежать и со смирением ожидаю прибытия мадам Пиквери.

Сам Грейвз, однако, дожидаться мадам Президент в бездействии не собирался. Он посмотрел на Куини: кажется, она уже немного пришла в себя и лишь старательно отводила взгляд от лежавшего в центре комнаты трупа.

— Мисс Голдштейн, — начал Грейвз и тут же поправился: — Мисс Куини Голдштейн. Как вы поняли, что Фицкларенс не человек?

Та потерянно оглянулась на сестру.

— Я... Я почти и не поняла...

— Мисс Голдштейн, — напрягшись, произнес Грейвз. — Вы переступили порог ещё до того, как мы с мистером Гриндевальдом заметили неладное. Собственно, именно ваше появление с оружием и спровоцировало тварь. Отвечайте: как вы узнали об опасности?

— Женская интуиция, сэр, — твёрдо проговорила Куини, и Грейвз почувствовал, как от подступившего бешенства перехватило горло.

— Мисс Куини! — рявкнул он так, что от него отшатнулись все присутствующие. — Это не время для кокетства! Вы шли сюда, вооружившись, значит, вам что-то было известно! Отвечайте, я вам приказываю!

Чья-то рука коснулась его кисти, и Грейвз вдруг осознал, что все ещё стискивает рукоять окровавленного тесака. Гриндевальд бесцеремонно разжал ему пальцы — и вдруг погладил ладонь, так, чтобы никто не заметил. Бережно и ласково, словно бы и впрямь желая успокоить.

— Не пугайте девушку, — попросил он. Грейвз слышал его неровное дыхание над ухом, слишком близко, на расстоянии, явно неприличном для двух джентльменов, отношения которых были крайне далеки от дружеских.

— Можете мне не верить, но я опознал эту тварь точно так же — прислушавшись к подсказкам интуиции, — продолжал Гриндевальд. Он бросил брезгливый взгляд на оказавшийся у него в руках тесак и раздраженно отшвырнул его прочь. — Я начал снимать с себя блокирующие магию чары раньше, чем вошла мисс Куини, не говорите, что не заметили этого. Не сомневаюсь, что и она всего лишь подсознательно сопоставила то, что было ей известно о тварях, с тем, что предстало её глазам. А инстинкт самосохранения подсказал ей наиболее подходящий способ действий. Разум волшебника, как ещё раз доказали сегодняшние события — величайшее из чудес мироздания.

Абернати и Ричардсон переглянулись. Происходящее явно сбивало их с толку, и они не понимали, как им следовало на это реагировать. Грейвз и сам испытывал те же затруднения.

— Мистер Грейвз, Куини ни в чём не виновата! — подала голос нервно стискивавшая палочку Тина. — Я ведь говорила вам: она так боялась этих тварей, что не спала всю ночь! И едва она заподозрила, что журналист может оказаться одной из них, как она бросилась защищать меня, не успев даже ничего обдумать. Правда же, дорогая?

Куини кивнула, губы у неё задрожали, и она уткнулась в плечо сестры, тихонько всхлипывая. Несмотря на весь свой жизненный опыт, Грейвз до сих пор терялся при виде женских слёз, и душивший его гнев постепенно начал утихать.

Хлопнула дверь. Судя по частому стуку каблуков, по коридору Серафина бежала самым неподобающим для ведьмы и высокопоставленной дамы образом — но порог гостиной она переступила неспешно и царственно, с гордо поднятой головой.

— Что здесь случилось? — все же запнувшись при виде ужасающей картины, воскликнула она. Глаза её в ужасе расширились.

— Мистер Грейвз? — выдохнула она. — Я требую объяснений!

Все расступились, пропустив Серафину и сопровождавшего её Квелье к лежавшей в центре комнаты мёртвой твари.

— Мадам Президент, — твёрдо проговорил Грейвз, — на мистера Гриневальда было совершено нападение. Присланный из "Визардс Фрайдей" журналист оказался не человеком, а вот этой тварью. Это первая проблема. Вторая... — Он прервался и отступил в сторону, открыв взгляду Серафины стоявшего у него за спиной Гриндевальда. Тот криво усмехнулся, и Пиквери, разумеется, сразу же поняла, в чём заключалась вторая проблема.

— Меня больше ничто не удерживает, — с плохо скрытым удовлетворением сообщил Гриндевальд.

— Авроры, обездвижьте его, — ни на миг не изменившись в лице, приказала Пиквери. Грейвз первым вскинул палочку, но все заклинания разбились о невидимый щит. Гриндевальд даже не пошевелился, наблюдая за ними с ленивым любопытством сытого кота.

— Осторожнее, мадам, — протянул он со все той же саркастической усмешкой. — Я ведь могу аппарировать прочь прямо сейчас и отправиться... ну скажем, в Багдад или Санкт-Петербург. А с лезущими из-под земли тварями, которые жрут волшебников, будете разбираться сами.

Грейвз развернулся и, сделав шаг назад, точным движением сгрёб Гриндевальда за ворот рубашки.

— Пока что твари пытались добраться исключительно до вас, мистер Гриндевальд, — процедил он, даже не пытаясь подавить новый приступ охватившего его бешенства. — Вы можете аппарировать — и разбирайтесь со своими тварями хоть в Багдаде, хоть в Санкт-Петербурге! И с аврорами десятка стран на хвосте!

— Джентльмены! — проговорила Пиквери — негромко, казалось бы, однако Грейвз с Гриндевальдом тут же расцепились и сделали несколько шагов в стороны, будто пристыженные школьники.

— Мадам Президент, — решительно заявил Грейвз, — я официально и в присутствии свидетелей уведомляю вас, что все происходящее вполне может оказаться мистификацией, которую устроил мистер Гриндевальд — самостоятельно или же с участием своих приспешников. Я не уверен, что прошлые наши выводы о событиях последних дней соответствуют истине. Всё слишком гладко складывается: мистер Гриндевальд побеждал одну тварь за другой, представая в наших глазах то героем, то невинной жертвой — и вроде как не имел никакого отношения к настоящим жертвам и разрушениям!

Внимавший его речи Гриндевальд краснел, бледнел, сжимал зубы — и наконец не выдержал. Схватив Грейвза за руку, он бесцеремонно подтащил его к Пиквери и опустился на одно колено, вынудив последовать его примеру.

— Мадам Пиквери! Засвидетельствуйте Непреложный обет! — потребовал он, являя собой воплощение оскорблённой невинности.

Казалось, все в комнате затаили дыхание. Возможно, они считали это историческим событием — Гриндевальд давал Непреложный обет — но Грейвз не особенно обольщался праведным негодованием своего недруга. Быть может, человек, наделенный подобным могуществом, способен был обойти даже магию обета — хотя, возможно, и он пал бы замертво, едва подумав о том, чтобы нарушить клятву.

Вздохнув, Пиквери сосредоточенно посмотрела на них и подняла палочку, выскользнувшую из рукава платья прямо ей в ладонь.

— Соберитесь с мыслями, джентльмены, — проговорила она. — Непреложный обет не терпит суеты и небрежных слов.

Как ни странно, Гриндевальд внял. Сделал глубокий вдох, выдохнул, медленно и плавно. На мгновение опустил голову, словно в попытке отрешиться от чужого внимания, столь напряженного, что оно казалось физически ощутимым, — а затем вновь поднял глаза и встретился взглядом с Грейвзом. Тот перехватил все ещё лежавшую у него на рукаве ладонь, крепко сжал её и, неотрывно глядя Гриндевальду в глаза, кивнул.

Пиквери коснулась палочкой их сомкнутых рук, золотистые ленты воплотившихся в свет чар оплели их запястья, связывая воедино плоть и магию, и Грейвз заговорил:

— Господин Геллерт Гриндевальд, обещаете ли вы правдиво и честно отвечать на мои вопросы об этих тварях, пока я не сочту, что ваших ответов достаточно?

— Обещаю, спрашивайте, — откликнулся Гриндевальд. Он не ёрничал и даже не улыбался, взгляд его был тяжёл и серьезен. Неужели всё-таки понимал, что с подобными обрядами шутить не стоило?

— Когда и при каких обстоятельствах вы впервые услышали про тварей, подобных этой?

— Это было в девятьсот шестом году в Венгрии, — без запинки ответил Гриндевальд. — Я остановился переночевать в одной магической деревушке, её названия я сейчас не вспомню, но, пожалуй, смог бы её узнать, если с тех пор там не произошло слишком радикальных перемен. Я разделил с хозяевами трапезу и почти сразу лёг спать, но ещё успел услышать, как хозяйка рассказывала сказку своему маленькому сыну. Никогда прежде я не слышал подобной истории и постарался её запомнить, но тогда и долгое время после я считал, что это была всего лишь выдумка той женщины или, самое большее, бытовавшее в тех краях поверье. Я и представить не мог, что столкнусь с персонажами этой сказки в Америке.

Он умолк и, склонив голову, устремил на Грейвза выжидательный взгляд.

Грейвз кивнул.

— Что конкретно говорилось в той сказке?

— В ней шла речь о мальчике, который не слушал своих родителей. Я не знаю венгерского и пользовался амулетом-переводчиком, а потому мог понять что-то не вполне верно. Итак, этот мальчик не слушал родителей и бросал камни в колодец или какой-то провал — я не помню этого в точности. В ответ на его шалости из провала вылезло чудовище, отдаленно напоминавшее человека. У чудовища были длинные руки, лысая голова, лиловые глаза и острые зубы. "Что тебе нужно?" — спросило чудовище. Мальчик испугался и не смог ответить. Тогда чудовище схватило его, выпило его магию, кровь и жизнь, а затем поглотило останки. Потом оно приняло облик своей жертвы и вернулось в дом того мальчика, и когда его родители подошли слишком близко, пожрало и их. Спасся только его старший брат, которого предупредила об опасности кошка. Он изгнал чудовище под землю и завалил провал скалой. Это всё, что мне известно. Напомню, до вчерашнего дня я считал эту историю выдумкой, чьей единственной задачей было припугнуть чересчур шаловливых детей.

Гриндевальд договорил и перевёл дух.

— Вы когда-нибудь встречали другие упоминания о подобных существах, будь то достоверные свидетельства или такие же сказки?

— Это был единственный раз, когда я слышал эту историю, и никогда больше мне не приходилось сталкиваться с чем-то, что могло бы напомнить о ней.

— Это вы вызвали первую, вторую или обеих тварей? Отвечайте правдиво и без утайки.

— Нет, это был не я.

— Вы отдавали кому-либо приказ вызвать первую, вторую или обеих тварей?

— Я никогда и никому не отдавал такого приказа ни устно, ни письменно, ни каким-либо иным способом. Я не знаю, кто контролирует этих тварей, и клянусь, что все связанные с ними события произошли без моего ведома и участия.

Он не лгал, с досадой осознал Грейвз. Все-таки Непреложный обет не мог обмануть даже самый могущественный маг. Умолчать о чем-то, недоговаривать, скрывая важные детали, возможно, и было бы ему под силу — но не солгать в ответ на заданный прямо вопрос.

— Вы знаете, почему твари охотятся на вас?

— Мне это не известно. Я могу лишь предполагать, но у меня нет способа проверить свои гипотезы и выбрать из них верную. Я долгие годы практикую магию, которую в европейской традиции именуют тёмной, и порой очень близко подходил к той черте, которую не следует переступать. Является ли появление тварей следствием моих изысканий, мне неведомо.

— Вам известно, как можно избавиться от тварей?

— Я точно знаю, что предметом, которого не касалась магия, можно нанести твари смертельную рану, — ответил Гриндевальд. — Впрочем, это вы видели и сами. Также я предполагаю, что необходимо закрыть ту дыру, из которой они появляются, но как это сделать, мне неизвестно. Возможно, ключ находится в руках того, кто их вызвал, но это лишь мои предположения.

— Вы рассказали мне всё, что знали о подобных этой тварях?

— Всё, что знал, и всё, что помнил, за исключением, возможно, некоторых деталей, которые с течением времени стёрлись из моей памяти. Всё, о чем я не упомянул, было сокрыто мной не из желания навредить, но лишь в соответствии с природой человеческого разума.

Грейвз помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.

— Вы хотите избавиться от этих тварей раз и навсегда?

Гриндевальд в ярости сверкнул глазами: он понял, к чему всё шло, но Непреложный обет не оставлял ему выбора.

— Да, хочу.

Грейвз замешкался, в который уже раз замерев на краю невидимой пропасти. Сейчас Гриндевальд вновь находился в почти полной его власти — и Грейвз вполне мог вытянуть из него все, что ему хотелось узнать... Мог бы, если бы с самого начала не ограничил возможные темы допроса. Да и Гриндевальд уже понял, что использованные формулировки давали ему вполне достаточную защиту и что он мог просто-напросто отказаться отвечать.

— Вы удовлетворены, мистер Грейвз? — вежливо осведомился Гриндевальд.

— Вполне, — хмуро отозвался тот. — Геллерт Гриндевальд, я свидетельствую, что вы выполнили свои обязательства передо мной и впредь вольны отвечать мне, не отвечать, лгать и недоговаривать по своему усмотрению.

Пиквери вновь коснулась их рук кончиком палочки, и оплетавшие их предплечья ленты погасли. Грейвз с Гриндевальдом поднялись и, обменявшись враждебными взглядами, повернулись к Серафине.

— Простите, что вмешиваюсь, — кашлянул Абернати, — но мне кажется, у нас тут патовая ситуация.

Серафина глянула на него так, что бедняга, кажется, едва не провалился сквозь землю. Но между тем Грейвз и сам не видел другого выхода. Судя по ухмылке Гриндевальда, он тоже это понимал.

— Какой позор... — прошептала Куини и отвернулась, спрятав лицо в плечо сестры.

Грейвз оглядел своих людей: все они служили с ним не первый год, и он никогда не имел повода усомниться в их преданности — и все сейчас должны были стать свидетелями должностного преступления. Каждый раз, когда казалось, что ниже падать было уже некуда, обнаруживалось, что у поглотившей его пропасти всегда найдется ещё одно дно.

Он беспомощно посмотрел на Серафину, и та ответила ему обречённым взглядом. Слово было за ней.

— Мистер Гриндевальд, — произнесла Пиквери. — Теоретически — вы могли бы присоединиться к нам в деле избавления от тварей?

— Вполне, — выдержав драматическую паузу, благодушно отозвался тот. — В конце концов, они действительно идут за мной. Мистер Грейвз догадался об этом ещё вчера и оказался совершенно прав. Глупо было бы отрицать очевидное. Это деловое предложение с вашей стороны?

Пиквери прикрыла идеально накрашенные глаза и открыла их чуть позже, чем полагалось бы.

— Да, мистер Гриндевальд, это деловое предложение. Вы поможете нам избавиться от тварей?

Марсо тихонько пискнула и спряталась за спину Ричардсона. Но в минуту, когда на глазах у очевидцев творилась история, никто не обратил на неё внимания.

— Я помогу. Но мои услуги стоят дорого, — усмехнулся Гриндевальд.

Грейвз ни на мгновение не усомнился в том, на что он собирался пустить средства, полученные при успешном исходе дела. На мировую революцию, конечно! А Пиквери, судя по прорисовавшейся между бровей морщинке, уже прикидывала, как она будет доставать деньги. Раскошелиться придётся и ей, и Грейвзу, и некоторым наиболее состоятельным и родовитым согражданам — которым, разумеется, никто не скажет, за что именно они платят… В конце концов, восстановление Вулворт-билдинг и работа мастеров пространственных чар и артефакторов будут стоить очень, очень дорого, и кто тогда заметит пропажу сотни-другой тысяч драготов?

Магическая Америка — спонсор мировой революции, получите и распишитесь. Такое не могло присниться ему даже в самом страшном сне.

— Сколько? — собравшись с духом, осведомилась Пиквери.

— О цене поговорим потом, — отмахнулся Гриндевальд. — В конце концов, на кону стоит моя собственная жизнь.

— Вы попросите вас отпустить? — предположила Тина, и Гриндевальд посмотрел на неё как на умалишённую.

— Я даже не стану просить, — ответил он так, будто разговаривал с милым, но глуповатым ребёнком. — Я уйду сам, ваше разрешение мне для этого не требуется. Но вы же не думаете, что я стану помогать вам просто так? Мои знания и опыт тоже чего-то стоят.

— Вы правы, мистер Гриндевальд, — безжизненным тоном согласилась Пиквери, и Грейвз не стал протестовать, хотя вся его душа отчаянно противилась этому признанию. — Итак, раз уж мы с вами заодно...

— Раз уж вы снова бросаете меня в клетку с тварью, — не без злорадства поправил её Гриндевальд. — Утешает только то, что в этот раз вы оказались в ней вместе со мной. — И он вежливо улыбнулся, явно не сожалея о том, что прервал её. — Продолжайте, мадам.

— Раз уж мы договорились о сотрудничестве, то всё, что здесь произошло и произойдёт, не должно выйти за пределы этого дома, — твёрдо сказала Пиквери. — И боюсь, что одними только обещаниями здесь не обойтись. Тот, кто не чувствует в себе силы идти до конца, волен удалиться, дав клятву о неразглашении.

— Обливиэйт надежнее, — заметил Гриндевальд, но, поняв, что эту его идею никто не поддержит, пожал плечами и не стал настаивать.

Грейвз полагал, что, здраво оценив свои возможности, уйдет Марсо, быть может, вместе с Куини, но ошибся. Куини хоть и боялась Гриндевальда настолько, что не решалась даже посмотреть на него прямо, явно не собиралась оставлять сестру — что, несомненно, делало честь и её преданности, и её отваге. Марсо была смертельно бледна и едва скрывала бившую её дрожь, но голову при этом держала высоко и упрямо отказывалась поддаваться своему страху.

Грейвз окинул своих людей цепким, оценивающим взглядом. Никто из них не собирался отступаться от своего долга. Тина не ушла бы ни за что на свете и только оскорбилась бы, предложи он ей забрать сестру и позаботиться в первую очередь о собственной безопасности; Квелье и Ричардсон не хуже него осознавали, что сейчас в деле необходимы опытные авроры, к тому же ни один из них не бросил бы напарника… и тайна, которую Грейвз любезно согласился сохранить, тоже ко многому их обязывала. Абернати даже не подумал о том, чтобы спастись бегством, и Грейвз оценил его упрямство и верность. Смелости, подобной отваге бойцов аврората, от него ждать не приходилось, но его аналитические способности были бесценны.

Итак, пятеро мужчин и четыре женщины — всего девять магов, заслуживавшие упоминания боевые навыки были только у шестерых; их козырем была сила Гриндевальда и его знания, но как бы они не обратились против них же...

На то, чтобы связать их всех паутиной магических клятв, ушло некоторое время.

— Первое, что нужно сделать, — распорядилась Серафина, уверившись, что клятвы принесены как подобает, — это избавиться от трупа.

Грейвз бросил короткий взгляд на растекшиеся по ковру мозги твари и мысленно поёжился. Он готов был побиться об заклад, что магия эту мерзость не возьмёт, так что ковер, скорее всего, придется просто выкинуть.

— Строго говоря, следовало бы собрать это, упаковать и отправить для изучения мистеру Мэдисону, — проговорил он, — но тогда неизбежно придётся объяснять, откуда мы взяли материал, почему решили, что эта тварь в родстве с первой, и как сумели с ней справиться. Отдел Тайн мог бы многим нам помочь… но они склонны чрезмерно увлекаться своими исследованиями в ущерб основным задачам МАКУСА.

— Поэтому мы поступим гораздо проще, — усмехнулся Гриндевальд и, подняв руку, протянул её к изломанному трупу. В чертах его лица сквозило напряжение: похоже, он и сам не знал, что произойдет, когда тела уже погибшей твари коснется магия. Но всё обошлось. Мертвая плоть заструилась песком, песок змейкой поднялся вверх и исчез.

— Вы уверены, что действительно избавились от него? — уточнил Квелье.

— Развеял по всему штату Нью-Йорк от Атлантического океана до озера Эри, — серьёзно ответил Гриндевальд. — Этой твари нам уже не следует бояться, вот о следующих я такого сказать пока не могу.

Грейвз вполне разделял его опасения. Одна тварь разрушила МАКУСА и едва не убила Гриндевальда, вторая оказалась не столь удачливой, но все равно подобралась слишком близко. Возможно, что они становились умнее.

Умалчивать о своих догадках Грейвз не стал.

— И они теперь умеют пользоваться магией, — добавила Тина. — Вы заметили — он левитировал перед собой перо и блокнот, как сделал бы любой обычный маг.

— Волшебной палочки у твари не было, — напряженно нахмурившись, вспомнил Абернати. — А блокнот и перо могли быть зачарованы заранее.

— Его глаза, — сказал Грейвз. — Кто из вас смотрел ему в глаза? Семь человек на его пути от места встречи с аврорами сопровождения до этой комнаты смотрели ему в глаза — и никто ничего не заметил.

— У него были обычные карие глаза, — покачал головой Квелье. — Я даже попросил его снять очки, чтобы убедиться в этом.

— Серые, — поправил его Грейвз.

— Голубые, — добавила Тина.

— С зеленцой, — уточнил Гриндевальд, забив последний гвоздь в крышку гроба. — Мы были обмануты, леди и джентльмены. Обмануты простейшей иллюзией.

На пару минут повисла тишина. Грейвз перебирал в уме варианты, краем глаза наблюдая за погрузившимися в раздумья подчиненными.

Марсо кашлянула.

— Если мне будет позволено сказать... — начала она тоненьким от волнения голоском.

— Говорите, — поторопила её Пиквери.

— Нам нужно мыслить нестандартно, — запнувшись, проговорила та. Всеобщее внимание и в особенности устрёмленный на неё взгляд Гриндевальда явно её нервировали, однако она все же продолжила: — Мы знаем слабое место тварей — уже воспользовались им дважды, по случайности. Пора перестать полагаться на случайность и обзавестись не-маговским оружием… я имею в виду, настоящим оружием, — покосившись на так и валявшийся чуть в стороне тесак, закончила она.

— Эта мысль уже приходила мне в голову, — согласился Грейвз. Едва не дрожащая в ожидании вердикта Марсо с трудом скрыла вздох облегчения. — Этого от нас явно не ожидают.

Гриндевальд презрительно усмехнулся и скрестил руки на груди.

— Потрясающе, — пробормотал он, но иных возражений не высказал.

— Мистер Ричардсон и мистер Квелье, обеспечьте всех участников… этого собрания огнестрельным оружием, — распорядилась Пиквери. — Его происхождение в данном случае неважно.

Авроры торопливо кивнули и двинулись было к дверям, но потом Ричардсон остановился.

— Мадам? — после нескольких секунд потрясённого молчания переспросил он. — Поправьте меня, пожалуйста: вы же не благословляете нас ограбить не-маговский оружейный магазин?

— Разумеется, нет, — терпеливо проговорила Пиквери. — Я сказала, что происхождение оружия не имеет значения и в дальнейшем я не стану им интересоваться.

Ричардсон переглянулся с Квелье, они коротко поклонились мадам Президент и ушли. Оставшиеся, не сговариваясь, сомкнули круг, словно за пределами его ждала смертельная опасность. Собственно, так оно и было.

— Будем считать, что вопрос безопасности мы практически решили, — заключил Грейвз. — Так что пора наконец приниматься за расследование. Наша цель — выяснить, кто стоит за появлением твари. Маленькая девочка явно оказалась случайной жертвой, а вот мистер Фицкларенс, которого, как я подозреваю, уже нет в живых, — это уже какая-то зацепка.

Авроров осталось двое, Голдштейн и Марсо, и обе ловили каждое его слово, но первым все же отозвался Абернати.

— Я не слишком знаком с методами расследования, сэр, — извиняющимся тоном проговорил он, — но я полагаю, что у нас две версии. Первая: это Фицкларенс нашёл способ вызвать первую тварь, скормил ей девочку, а затем отправил её с матерью на Бродвей — возможно, применив к матери какое-то заклятие, чтобы она не заметила неладного, — и устроил небольшой переполох в кондитерской. Он был осведомлён о порядке выявления магически одарённых детей, как и о расписании допросов мистера Гриндевальда. Таким образом тварь попала в Вулворт-Билдинг. Когда первое покушение не удалось, он попытался призвать ещё одну тварь, но не совладал с ней и был сожран. Однако его воля всё ещё владела тварью, и поэтому она явилась сюда. — Абернати договорил, выдохнул и, выждав несколько мгновений, словно в ожидании возражений, уже более уверенно продолжил: — Вторая версия заключается в том, что Фицкларенс был такой же жертвой, как девочка, а добраться до мистера Гриндевальда стремится кто-то другой.

— И вы знаете, кто это, — мрачно прокомментировала Пиквери. — Никогда бы не подумала, что Лоренц Джонс возьмётся за тёмную магию.

— Первую версию тоже не стоит сбрасывать со счетов, — решительно возразила Тина. — Многое зависит и от случайности, мистер Джонс может оказаться и вовсе ни при чём. Просто Фицкларенс каким-то образом ухитрился стать тем единственным журналистом, которого отправили на такое важное задание. Он вызывает тварь, торопится, ошибается — и мы имеем то, что имеем. Каким, кстати, образом, можно призвать подобное чудище? Заклинанием?

— Ритуалом, — отозвался Гриндевальд. — Слишком много условий и составляющих. Немудрено, что он ошибся.

— Но согласно выставленным мадам Президент условиям журналист должен был быть один, — напомнил Абернати. — Не в кармане же он собирался протащить свою тварь!

— Нет, если он собирался взять с собой фотографа, — задумчиво проговорил Грейвз. — Вот только не успел скормить его твари.

— Это всё меняет... — пробормотала Тина. — Но мотив? Каков мотив? Он есть у любого преступления, просто должен быть! Мистер Гриндевальд, а вы что думаете на этот счёт?

Тот пожал плечами:

— До нынешнего моего приезда у меня не было знакомых в США. — Он ухмыльнулся и уточнил: — Пара моих агентов не считается, и то я с ними лично никогда не общался.

Яростный взгляд Грейвза явно не произвёл на него никакого впечатления, он только хмыкнул и покачал головой:

— Мерлин мой, ну неужели вы думали, что у меня нет своих людей по эту сторону Атлантики? Конечно, есть. Нет, даже не рассчитывайте, что я их выдам. Я сам знаю только прозвища. Идеально, правда?

Грейвз прикинул, какова была вероятность того, что кто-то из агентов Гриндевальда находился сейчас в этой комнате, и счел её пренебрежимо малой.

— Что вы предпримете в рамках расследования, мистер Грейвз? — требовательно осведомилась внимательно следившая за беседой Пиквери.

— Начну разработку версий, — отозвался тот. — У нас есть Фицкларенс, скорее всего, мёртвый. Нам полагалось бы провести обыск у него дома и на рабочем месте, но...

— У нас нет доказательств, нет ордера и нет вообще никаких оснований для того, чтобы этот ордер запросить, — закончила Тина. — Мы даже адреса его не знаем! И если кто-то из авроров сдал расписание допросов, то мы не можем узнать, кто это был! У нас нет права проводить внутреннее расследование и допрашивать коллег!

Кажется, только сейчас его люди начали сознавать, с какими трудностями им предстояло столкнуться. Вести расследование, которого нет, — та ещё морока. Всё придётся делать нелегально.

— Я не могу обеспечить вам ордер, — неохотно признала Пиквери. — Это вызовет вопросы, на которые у меня уже нет возможности ответить — не позволит клятва. И это не тот случай, когда можно было бы чего-то добиться без… документальных подтверждений.

— У нас даже нет бланков, всё погибло, — горько фыркнула Тина и, внезапно смутившись, потупила взор. — Вскрыть защиту и влезть в его дом тайком? Но как узнать адрес?

— Я узнаю, — неожиданно для всех выпалила Куини, которая до этого только слушала, не вмешиваясь в разговор. — Я схожу к нему на работу и всё узнаю. Где он живёт, что он собой представляет, не вёл ли себя странно в последние дни. Ведь это и требуется выяснить? Или вам нужно будет что-нибудь ещё?

— Да, но кто вам всё это расскажет? — в явном недоумении переспросила Пиквери.

— Его коллеги, конечно, кто же ещё! — воскликнула Куини и, зарумянившись, торопливо продолжила: — Я представлюсь его девушкой, скажу, что мы только недавно начали встречаться и что я решила узнать, что он за человек, ведь молодой женщине так легко попасть впросак! Думаете, девушки в редакции откажутся помочь мне в сердечных делах?

— В этом есть резон, — поразмыслив, согласился Грейвз. — По крайней мере, вам не грозит столкнуться с ним у всех на глазах и раскрыть свою легенду.

— Именно! — радостно воскликнула Тина и тут же осеклась: — Но подожди, а если у него уже есть девушка? А если она из его коллег?

Куини грациозным жестом поправила причёску и улыбнулась.

— Тем интереснее будет разговор, разве нет? — лукаво переспросила она.

Грейвз, в глубине души поражаясь женскому коварству, дал добро на эту авантюру.

Узнав у Пиквери адрес редакции, Куини упорхнула прочь, провожаемая обеспокоенными взглядами. Круг сомкнулся еще теснее.

— Я полагаю, — после нескольких минут задумчивого молчания проговорила Пиквери, — что вторая версия мистера Абернати ближе к истине. Это значит, что за Фицкларенсом кто-то стоял — не обязательно именно Джонс, с этим я все же поторопилась. И раз в этой истории участвует кто-то ещё, то он будет посылать новых и новых тварей, пока одной из них не удастся подобраться к цели достаточно близко. — Она сделала паузу, будто не решаясь продолжать, но затем заговорила вновь: — Мистер Гриндевальд, единственный способ выиграть время и возможность для манёвра — объявить вас мёртвым.

Гриндевальд рассмеялся. Он так и стоял чуть поодаль в позе надменной и закрытой, словно полагал ведущуюся беседу недостойной своего внимания, но сейчас у него на лице было написано откровенное удовольствие.

— Не сомневался, что рано или поздно и вам придёт в голову эта идея, мадам, — сказал он. — Объявляйте. Тем забавнее будет потом воскреснуть из мёртвых.

Грейвз поморщился, понимая, что для Гриндевальда эта затея обернется едва ли не большей выгодой, чем для них самих. Он заляжет на дно, получит возможность оценить впечатление, которое его «смерть» окажет на общественность и на его же сторонников — и прекрасный повод наказать тех из них, кто, на его вкус, недостаточно опечалится. Не говоря уже о том, что покушавшийся на его жизнь преступник решит, будто добился успеха, и, расслабившись, выдаст себя.

Ну а после Пиквери просто объявит, что он обвел всех вокруг пальца и весьма правдоподобно инсценировал свою гибель. Конечно, она напомнит о том, что у аврората оставались некоторые сомнения, и никто не удивится, что сомнения эти подтвердились — это ведь коварный и могучий Гриндевальд, что с ним случится?

В выигрыше оказывались все, но сейчас Грейвза это совершенно не радовало. Он готов был на некоторое время смириться с необходимостью работать вместе с Гриндевальдом, но не думал, что все зайдет так далеко.

— У меня нет возможности и дальше оставаться с вами, — бросив взгляд на часы, сообщила Пиквери. — Держите меня в курсе происходящего, если будет необходимость в моем присутствии — вызывайте сразу, а мне пора подготовить заявление о таинственной смерти мистера Гриндевальда. Газеты с этой ошеломительной новостью выйдут уже к вечеру, слухи, я полагаю, разнесутся ещё быстрее. Возможно, некоторые издательства сделают экстренный выпуск.

Жаль было только тех, кто действительно поверит в исчезновение главной угрозы магическому правопорядку — и окажется жестоко обманут в своих надеждах.

Мадам Президент удалилась, но оставленное ею место так и осталось свободным, зияя провалом в тесном круге соратников.

Грейвз внимательно посмотрел на тех, кто ещё оставался с ним. Абернати и Тина отчаянно храбрились, Марсо была ещё бледна, но тоже держалась молодцом. Гриндевальд поглядывал на них свысока, безмятежный, словно происходящее никоим образом его не касалось.

— Вам что-нибудь нужно, мистер Гриндевальд? — не в силах сдержать раздражение, приторно-вежливым тоном поинтересовался Грейвз.

— Простите?

— Вы, как я полагаю, вовсе не собираетесь пребывать в бездействии, вверив свою безопасность американскому аврорату. И, разумеется, не откажетесь похвалиться своими... до крайности разнообразными — во всех смыслах слова — знаниями ради того, чтобы защитить наш нынешний штаб... или, быть может, каким-либо образом поспособствуете раскрытию истины. Покидать этот дом вам запрещено, но, уверен, для вас с вашими талантами это не станет препятствием. Или я не прав?

Судя по выражению лица, Гриндевальд как раз и намеревался предаваться безделью, пока аврорат Америки сбивался бы с ног, разыскивая хозяина тварей и обеспечивая безопасность арестованному преступнику.

— Хорошо, — все же кивнул он. — Мне и в самом деле кое-что понадобится. Письменные принадлежности, место, где можно будет спокойно поработать, чашка кофе, кот, "Волхование всех презлейшее" и "Ритуалы на крови". За своей палочкой я, так уж и быть, схожу сам.

Тина растерянно переглянулась с Марсо, а Абернати торопливо отступил поближе к Грейвзу, словно искал у него защиты.

— Кот? — настороженно переспросил он.

— Ну да, кот или кошка, — нетерпеливо повторил Гриндевальд. — Должен же хоть у кого-то из вас быть кот!

— Я не дам в обиду своего Маркиза! — неожиданно твердым голосом сообщил Абернати.

— Кто сказал, что я собираюсь обижать милейшее создание?

— Да вам и говорить не надо! — воскликнула Тина. — Вы же тёмный волшебник, ещё и какие-то кровавые ритуалы просите! Одно то, что вы учились в Дурмштранге, уже о чём-то говорит, ведь там изучают нехорошие вещи!

— Дайте подумать, — прищурился Гриндевальд. — Почему же тогда меня выгнали из альма матер как раз за изучение тёмной магии?

Тина молча разинула рот, в первое мгновение даже не найдясь с ответом. Впрочем, растерянность её продлилась недолго:

— Потому что даже для них это было слишком! Мистер Абернати, не отдавайте ему кота, он его зарежет и не поморщится!

— Я вовсе не собираюсь его резать, — закатил глаза Гриндевальд. — Могу же я просто посадить его на колени и гладить, чтобы он мне урчал?

— Нет! — хором ответили Тина и Абернати.

— Вы посмотрите, мне даже отказывают в праве на простые человеческие радости! — с досадой проговорил Гриндевальд, хотя глаза его смеялись. — По-вашему, я обязан круглосуточно быть жутким темным волшебником? А мне иногда тоже хочется мягкие тапочки, кота, плед, какао и интересную книгу о кровавых жертвоприношениях!

Абернати и Голдштейн неуверенно посмотрели друг на друга, почти уже догадавшись, что над ними подшучивают. Грейвз не вмешивался, дожидаясь, чем всё это закончится.

— Хорошо, — сказал наконец Абернати. — Схожу домой за Маркизом.

— Сразу бы так, — одобрительно кивнул Гриндевальд. — Впредь будьте посговорчивей, особенно когда беседуете со мной.

Нет, ни на минуту нельзя было забывать, с кем им приходится иметь дело!

— Так что, — продолжил Гриндевальд, когда Абернати тоже отправился исполнять поручение. — Как насчёт остального списка?

— Кофе могу сварить я, — неуверенно подала голос Марсо. — Но я не очень умею, не знаю, понравится вам или нет...

— Вилфреда! — оборвал её Грейвз. — Вы должны заниматься документами в соседней комнате, а не угождать обнаглевшим преступникам. Так что возвращайтесь к своей работе. Мистер Гриндевальд, вы можете занять мой кабинет. Книги я вам выдам, не вздумайте лезть в мою библиотеку сами.

Тот прищурился и ехидно ухмыльнулся.

— "Ритуалы на крови" и сочинение Годелота в домашней библиотеке главы Департамента магической безопасности? Какая прелесть. Что ещё я о вас не знаю, мистер Грейвз?

— А осталось что-то, чего вы ещё не знаете?

При Тине вести подобные разговоры было, пожалуй, вполне позволительно — соображала она быстро, а болтала мало. Пару секунд Грейвз и Гриндевальд смотрели друг другу в глаза, но затем последний отвёл взгляд, и на губах у него мелькнула странная усмешка.

— Надеюсь, что осталось.

Грейвз велел Тине проверить, как там Марсо, успокоить её, если окажется, что она опять плачет, а затем занять пост у входной двери. Сам же он вновь препроводил Гриндевальда наверх — увы, теперь уже без охранных чар.

Кабинет у него, на первый взгляд, был не слишком велик. Грейвз коснулся палочкой книжного шкафа — и тот бесшумно отъехал в сторону, открыв их глазам уходившую во мрак вереницу таких же шкафов, сплошь заставленных книгами.

Гриндевальд у него за спиной одобрительно хмыкнул: видимо, он тоже знал цену сложным чарам расширения пространства и, без сомнения, мастерски ими владел. Однако за углубившимся в недра библиотеки Грейвзом он не последовал. Тот на мгновение обеспокоился подобной покладистостью, но затем усилием воли выкинул тревоги из головы и всецело посвятил свое внимание поискам.

По возвращении он обнаружил Гриндевальда за своим столом и в своем кресле. Тот сидел, отодвинув на край явно не заинтересовавшие его документы, и вертел в пальцах перьевую ручку с нескончаемыми чернилами, которую подарили Грейвзу на десятилетие службы.

Перед Гриндевальдом лежала его палочка, та самая, тонкая, изящная и вселявшая необъяснимую тревогу. Он перехватил взгляд Грейвза и хитро усмехнулся, будто предлагая оспорить его превосходство. Грейвз, не изменившись в лице, молча положил на стол обе принесенные из библиотеки книги.

— Занятно, — пробормотал Гриндевальд и, взяв первую, "Волхование", поинтересовался: — Скажи, эта милая книга когда-нибудь завывала у тебя в руках?

— А это имеет значение? — саркастично осведомился Грейвз. — Раньше случалось, но не сейчас. Неужели ты думаешь, что я так часто ею пользовался? Это вам, тёмным магам, без неё никуда!

— Не всем, — пробормотал Гриндевальд, с нежностью провёл пальцами по обрезу и раскрыл книгу. — Есть и другие труды. Когда-нибудь один их них допишу я сам.

— Этого ещё не хватало! — вырвалось у Грейвза. — Склонять ко злу законопослушных граждан?!

Гриндевальд закрыл книгу и внимательно посмотрел на него.

— Мистер Грейвз, — с терпеливым снисхождением проговорил он. — По моему глубокому убеждению, никакого человека нельзя склонить к тому, к чему тот не имеет никакого стремления. Это магглы вечно ищут себе короля, божество, в общем, любую внешнюю силу, на которую можно переложить ответственность за свою судьбу, а в любом нормальном маге заложена тяга к свободе. И я готов поспорить на тысячу драготов, что при некоторых усилиях с моей стороны все верные вам люди со временем вверят свою преданость мне.

Грейвз наклонился к нему так близко, что едва не уперся носом в его нос, и с удовлетворением отметил, что взгляд Гриндевальда на мгновение дрогнул, словно тому все же сделалось неуютно.

— У вас нет ни тысячи, ни сотни, ни хотя бы десятка драготов, и спорить об этом я не стану, — тихо проговорил Грейвз и улыбнулся — той идеально вежливой, почти теплой улыбкой, от которой цепенели самые отъявленные бандиты. — Свобода и вседозволенность — разные вещи. И как бы вам ни хотелось верить в обратное, но не всё в мире решается красивыми словами и обаянием личности.

— Не все, но многое, — пожал плечами Гриндевальд. — Слабые люди стремятся следовать за тем, в ком увидят вожака. Сильные либо уступают ему, либо так же, как и слабые, ищут выгоды. Хочешь знать, как я на самом деле раскусил тварь?

— И как же? — осторожно переспросил Грейвз.

— Слабые люди — а это практически все, кто меня окружает, — относятся ко мне по-разному. Они боятся меня или заискивают, пытаются обмануть, завидуют или злятся на меня, как будто их злость и зависть способны что-то изменить. Но уже очень, очень давно никто не смотрел на меня с таким равнодушием, как Фицкларенс. Ни один человек. Напрашивался вывод, что как раз человеческого в нем было мало.

— Занятно, — хмыкнул Грейвз, — а мне его спокойствие казалось признаком хладнокровного профессионализма.

— И кто в итоге оказался прав?

Они разговаривали — это было удивительно! Они спокойно обсуждали общую проблему, и Грейвзу даже не хотелось его убить. С некоторым удивлением он признал, что Гриндевальд и в самом деле может быть интересным собеседником, когда захочет, и эта мысль не вызвала у него отторжения.

Он кивнул, признавая свою неправоту — по крайней мере, в этом вопросе — и вернулся к книжным полкам. Гриндевальд шуршал страницами темномагических трудов, Грейвз в задумчивости перебирал карточки каталога, листал пособие по предсказаниям, прикидывая, где ещё мог бы отыскать хоть что-то полезное.

— Ты что-нибудь понимаешь в предсказаниях? — спросил он наугад. Шуршание стихло.

— Немного, — после короткой паузы отозвался Гриндевальд.

— То есть — слишком многое для того, чтобы рассказывать?

— Именно.

— Так ты умеешь гадать?

Гриндевальд помолчал, словно решая, стоило ли делиться своими секретами.

— Предвидеть, — неохотно обронил он.

Грейвз вышел из-за стеллажа, чтобы видеть выражение его лица. Голосом своим Гриндевальд владел безупречно, но его слишком живая от природы мимика порой выдавала чуть больше, чем он хотел сказать.

— Предвидеть? И что же ты предвидел? — осторожно поинтересовался Грейвз.

— Что мистер Абернати несёт сюда кота, — без тени улыбки ответил Гриндевальд, и в ту же секунду Грейвз тоже услышал шаги на лестнице.

В дверях и в самом деле появился Абернати, на руках у которого сидел большой чёрно-белый кот с надменным и как будто утомленным выражением на морде. Бросив на них опасливый взгляд, Абернати нерешительно приблизился и посадил кота на стол перед Гриндевальдом.

— Ваш кот, — сказал он. — То есть, это, конечно, мой кот, и прошу об этом не забывать.

— Я верну его вам в целости и сохранности, — заверил его Гриндевальд и потянулся погладить Маркиза. Тот дернул усами, обнюхал предложенную ему руку и, снисходительно мрякнув, полез Гриндевальду на колени. Абернати проводил своего питомца ревнивым, полным тревоги взглядом.

— Кстати, где мой кофе? — спросил Гриндевальд, на секунду отвлекшись от кота.

Грейвз вздохнул.

— Мистер Абернати, похоже, что в отсутствие мисс Куини заниматься кухней придется вам, — сказал он. Тот кивнул и ретировался, видимо, побоявшись спорить.

Грейвз с минуту понаблюдал за тем, как Маркиз в экстазе обтирается о Гриндевальда, толкаясь лбом в его руку, и спросил:

— И всё же зачем вам понадобилась эта зверюга, если не для того, чтобы принести в жертву? Не просто же гладить?

— Истина где-то рядом, — пробормотал себе под нос Гриндевальд, почёсывая счастливого Маркиза за ухом.

— Старшего брата предупредила о твари кошка, — вспомнил Грейвз.

— Наконец-то, — хмыкнул Гриндевальд. — Кошки отлично ощущают магию. Посмотри, он чувствует мою, ему приятно, он нашёл мощный источник и готов весь в магии вываляться. Всего-то пару минут у меня сидит, а уже как будто слегка пьян.

Грейвз строго посмотрел на кота, как будто надеясь пристыдить его за преклонение перед тёмным магом. Кот блаженно урчал и перебирал лапами, оставляя зацепки на ткани гриндевальдова костюма. Интересно, как это — чувствовать шкурой всю мощь чужой магии? Не то чтобы Грейвз действительно хотел это знать, ему вполне хватило собственного печального опыта с той выматывающей, пусть и позорно короткой дуэлью.

— Кстати, на чем ты замкнул защиту дома? — вдруг спросил Гриндевальд. Палочка была уже у него в руках, он откинулся на спинку кресла и словно прислушивался к чему-то. — Ага, понял, да, добротно сделано. Сам, конечно, колдовал?

— Дополнял и обновлял защиту я, — сквозь зубы проговорил Грейвз, чувствуя, как тело снова скрутило напряжением и злостью. — Этот дом принадлежал ещё моему прапрадеду, он заложил основу.

— Вот как, — хмыкнул Гриндевальд. — Ну тогда ты не будешь против, если я немного подправлю вот здесь... и вот здесь...

Грейвз стоял, не веря собственным глазам, не веря, что его собеседник, несмотря на всю свою дурную славу и пренебрежение к закону и установленным правилам, и впрямь покусится на святое — защиту дома волшебника... и, не веря, не мог отрицать очевидного.

Ещё несколько секунд — и он просто потерял бы рассудок. Бросился бы на ублюдка, пренебрегая явным неравенством сил, ударил бы всем, что было в его распоряжении, магией, кулаком, да хоть зубами, как отчаявшийся зверь — и будь что будет. Но когда палочка в его руках уже начала вырисовывать первую петлю заклинания, стены кабинета вдруг озарились мягким алым сиянием... и тут же померкли. Ошарашенный Грейвз хватанул ртом воздух, ощутив, как нечто исчезло, нечто очень важное. Прежде его присутствие казалось само собой разумеющимся, словно воздух в легких, теперь же Грейвз вдруг почувствовал себя голым, словно с него содрали не одежду даже, а кожу, и вырвали сердце из груди.

— Ой, — сказал Гриндевальд.

Это его мальчишеское "ой" настолько не вязалось с образом всесильного темного мага, что контраст мгновенно привёл Грейвза в чувство. По крайней мере, отчасти. Горевать о своих потерях он будет позже, сейчас же нужно было отвоевать у врага хоть какое-то преимущество. Пусть даже цена его оказалась несоразмерно велика.

— Поздравляю, мистер Гриндевальд, — коротко, с силой выдохнув, саркастично усмехнулся Грейвз. — Вашими стараниями мы остались без защиты вовсе.

Гриндевальд вскочил, и Маркиз, не удержавшись у него на коленях, с коротким возмущенным мявом грохнулся на пол. Грейвз подошел к столу, лениво покачивая лежавшей в пальцах палочкой. Сводившая ему губы усмешка, должно быть, была очевидно искусственной, такой же хрупкой и неустойчивой, как и его самообладание в этот момент... но Гриндевальд и не думал язвить в ответ, молча отводил глаза, будто чувствуя, что довольно было одного неверного слова, и вся боль и ярость, кипевшие сейчас в груди Грейвза, волной взбесившейся магии обрушились бы на него.

— Браво, — недобро промурлыкал Грейвз, частью сознания изумляясь тому, что ему каким-то чудом ещё удавалось сдерживаться. — Вам не кажется, мистер Гриндевальд, что именно чрезмерная самонадеянность — причина всех ваших бед? Вы решили, что можете с наскоку разобраться с тем, что мои предки создавали и совершенствовали несколько поколений? Только благодаря вашей силе? Ну уж нет, магия так не работает. Даже талант, коего я не стану в вас отрицать, не заменит труда, терпения и внимания к деталям. И почему я должен вам это объяснять, словно первокурснику?

Он наступал на растерянного Гриндевальда, всецело сосредоточившись на том, чтобы тон его оставался насмешливо-ровным, — и шагая так осторожно, будто ступал по едва схватившейся корке на потоках кипящей лавы, грозившей поглотить и его самого, и всех тех, кому не посчастливится оказаться рядом.

…Что-то в глубине его души отчаянно жаждало оступиться.

— Что же, вот вам результат. Теперь сюда может войти кто угодно и сделать с нами все, что ему заблагорассудится. Думаете, только со слабыми? Увы, и с вами тоже — если это окажется ещё одна тварь. Теперь я понимаю, как вас арестовали — вы же буквально сдались сами, решив, что вам ничего не грозит. Мне всё больше начинает казаться, что я имею дело с надменным самовлюблённым болтуном, который лишь по несчастливой случайности получил исключительный магический дар.

Гриндевальду нечем было опровергнуть его слова, они оба это знали, и в этот миг Грейвз постыдно наслаждался тем, что получил возможность ткнуть своего противника носом в очевидную оплошность. Впрочем, тот вполне это заслужил. Мыслимое ли дело — посягнуть на защитные чары дома!

— Нечего было навешивать одно на другое! — несколько придя в себя, огрызнулся наконец Гриндевальд. В словах Грейвза была доля истины, и немалая, и отрицать этого Гриндевальд не мог. — Устроили тут палимпсест вместо чёткой и ясной структуры!

— А вам всё подавай на блюдечке?

— По крайней мере, я мог бы поставить защиту заново, уже по-своему!

Грейвз выдержал паузу, заставляя себя окончательно отрешиться от клокотавшей в душе ярости. Хотелось утешиться обещанием расплатиться за все попозже, когда нужда в сотрудничестве с Гриндевальдом отпадет… но слишком ясно он сознавал, что это не вернёт ему утраченного.

Только и оставалось, что держать лицо, не позволяя врагу узнать, насколько силен оказался его удар.

— Это вы так извиняетесь? Учту на будущее, что слово "простите" вам так же незнакомо, как и слово "пожалуйста". Нет, ваша бесценная помощь мне не требуется.

Грейвз с силой выдохнул, обошёл стол и подошел к окнам. В простенке висел портрет его славного предка: Гондульфус Грейвз, спокойно спавший в своём кресле, никогда не снисходил до общения с обитателями этого кабинета, и Грейвз нынешний не мог вспомнить, видел ли он его бодрствующим хотя бы раз.

Он провёл по своей ладони кончиком палочки, невербальным заклинанием рассекая плоть, а потом коснулся окровавленной рукой тёмной рамы портрета.

Уже опомнившийся после внезапной выволочки Гриндевальд подошёл и теперь стоял за его спиной, хорошо хоть, не отпускал никаких комментариев.

С минуту казалось, что ничего не произойдет, но затем кровь Грейвза впиталась в дерево без остатка. Гриндевальд хмыкнул и открыл было рот, намереваясь, наверное, съязвить — но как раз в этот момент Гондульфус Грейвз открыл глаза, едва заметные под кустистыми бровями, вскочил на ноги, опрокинув кресло, и выхватил откуда-то большую дубинку, утыканную грубо откованными гвоздями.

— Ты кто такой?! — свирепо рявкнул он. Длинные, пегие с проседью волосы мотались у него по плечам. — А ты кто такой?

Грейвз и Гриндевальд разом отшатнулись.

— Твой дом, ты и разбирайся, — шёпотом сообщил Гриндевальд в приступе несвойственного ему благоразумия и отступил ещё на пару шагов.

Взяв себя в руки, Грейвз склонил голову в намёке на вежливый поклон.

— Здравствуйте, сэр, — проговорил он. — Я ваш потомок в седьмом колене, Персиваль Грейвз.

Дубинка качнулась.

— Персиваль? — переспросил Гондульфус, но всё же приподнял шляпу в ответном приветствии. — Выдумали тоже имечко.

Он оглядел Грейвза цепко, с ног до головы.

— Женат? — спросил он, и Грейвз тут же почувствовал себя как на допросе. Хотя, говоря откровенно, его подчиненные, едва не вывернувшие ему мозги во время расследования обстоятельств его плена, славному предку рода Грейвзов и в подметки не годились. Тому даже легилименции не требовалось.

— Разведён, — лаконично ответил Грейвз. — Дважды.

— Дети есть?

— Нет.

Дубинка взметнулась в мощном замахе.

— Убью!

— Тогда точно не будет, сэр.

Поганец Гриндевальд у него за спиной беззастенчиво фыркал в кулак.

— А это что за белобрысый выползень?

Фырканье резко оборвалось.

— Это самый опасный преступник современности, господин Геллерт Гриндевальд, — не без удовольствия представил своего гостя Грейвз. — И он только что разрушил всю магическую защиту нашего дома. Нечаянно.

— Хм, — проговорил Гондульфус, смерив "выползня" таким взглядом, какие, должно быть, в своё время доставались деревенским дурачкам. — Ты же его посадишь, потомок?

— Разумеется, сэр. А теперь не могли бы вы...

— Конечно, мог бы, — проворчал Гондульфус, уже подрастерявший боевой задор. Он занес дубину, и Грейвз торопливо добавил:

— Осадный вариант, если вас не затруднит.

Гондульфус помедлил, окинув его ещё одним, куда более пристальным взглядом. Грейвз невозмутимо ждал.

— Будет тебе осадный, — наконец заключил предок и треснул дубиной по раме. Узорчатое дерево вспыхнуло красным, и по стенам побежали переливавшиеся всеми его оттенками тонкие линии. То сплетаясь, то расходясь, они опутали всю комнату, нырнули в пол и вознеслись к потолку. Сияющий узор вспыхнул и минуту спустя погас, словно не было, однако Грейвз знал, что впечатление это было обманчивым.

— Запасной вариант, который активируют через портрет? — с восхищением проговорил Гриндевальд. — Потому он всё время спит и даже не знал, что ты есть на свете?

— Именно, — не глядя на него, ответил Грейвз. — Надеюсь, я помог вам разобраться с некоторыми печальными заблуждениями относительно магов Америки.

Гриндевальд бросил на Гондульфуса, который опять спал в своём кресле, словно ничего не произошло, ещё один любопытный взгляд.

— Могу представить, каким твой славный предок был в молодости, — задумчиво проговорил он. — И времена тогда были другие... Знаешь, иногда мне кажется, что под маской джентльмена...

— Тебе не кажется, — не дослушав, оборвал его Грейвз, — что вернулся кто-то из тех, кто уходил?