Миры Толкина (драбблы) (джен)

Безвременье.

Холодное мертвое безвременье.

Воды болота холодны и тихи. Ни звери, ни люди не тревожат покой здешних мест, даже птицы стараются не летать над этим закрытым туманной завесой краем. Не звенит над водой гнус, лишь седая, пожухлая трава, никогда не видевшая солнца, свешивается с редких островков суши вниз, в воду. Туда, где лежат мертвецы.

Пряди травы — единственное, что объединяет мир над-водой и под-водой. Единственное живое, что касается бледных лиц и навсегда закрытых век. Навсегда — потому что им не суждено распахнуться вновь. Не суждено увидеть Чертоги Мандоса, не суждено снова ступить на траву, свежую, зеленую, за воротами Чертогов. Это как бродить по бесконечному лабиринту без выхода, без надежды когда-либо отыскать путь на волю. Чертоги — тоже лабиринт, но лабиринт другой, очищающий фэа, помогая родиться вновь. Болота — иное.

Стоячая вода душит, обнимает своими прозрачными руками, ледяным ознобом проникает в давно неподвижную грудную клетку. Ловушка мертвого тела страшна и нерушима, ее не сломить, не выбраться наружу. Нет чувств, нет мыслей, нет эмоций. Нет желаний. И только где-то там внутри, в бледно мерцающем огоньке фэа, тлеет упрямо надежда однажды увидеть врата Мандоса, почувствовать прохладу высоких потолков и шелк гобеленов Вайрэ, вновь увидеть солнце, хотя бы через щелку в двери.

Но им не увидеть Валинора — болота не отпустят свою добычу. Мертвецкие Топи цепко держат любого, кто однажды упал, пронзенный вражеским мечом, в черную стоячую воду. Упал, захлебываясь кровью, делая последний вдох, умирая — но еще живя.

Вода приняла их. Гнилая болотная вода, глубокий ил, таящийся под хрупкими корнями травы. Ил, в который погружались отягощенные искореженными латами тела; ил, сохранивший их нетленными. Плоть не гнила в нем, не сходила с костей. Свет эльдар сыграл с ними злую шутку. С каждым падающим воином, с каждой струйкой крови, толчком выплескивающейся из ран, вода становилась чище, напитываясь магией. И призрачные голоса зазвенели над топями, и лица лежащих в воде воинов спокойны и безмятежны, будто во сне. Их фэа стремятся прочь, но нетленное хроа не пускает их. И, пока не отзвучат последние аккорды Первой Песни, мертвецы будут лежать в этих топях. Не мертвые мертвецы, не отжившие свой последний вздох, запертые в своих телах.

Обреченные лежать в прозрачной болотной воде вечность.