Где любят нас - лишь там очаг родимый (джен)

С наступлением темноты они перенесли находившуюся без сознания Гермиону в дом Эвердин.

После этого все разошлись по домам — Гейл направился к себе домой, Пит немного помялся, пытаясь предложить свою помощь, но Китнисс совершенно не обратила на это внимания, полностью поглощенная найденной сестрой, Прим неловко улыбнулась и проводила пекаря, сообщив, что если он понадобится, они его обязательно позовут.

— Китнисс, — тихо позвала застывшую старшую Эвердин девочка, подойдя поближе и тронув ее за локоть.

— Что? — не оборачиваясь, спросила брюнетка, внимательно следя за Гермионой.

— Пойдем спать. Сейчас ты ей ничем не поможешь. Все, что могли, мы сделали, — уверенно произнесла блондинка, утягивая сестру за собой.

— Ты права, — слабо раздвинула губы в улыбке Китнисс. — Просто я боюсь, что стоит мне отойти хоть на секунду от нее, она исчезнет. Как будто все это всего лишь прекрасный сон.

— Я понимаю, — кивнула Примроуз и тяжело вздохнула. — Я принесу стул и пойду в соседнюю комнату. Если очнется, зови.

— Спасибо, Утенок, — поблагодарила младшую сестренку победительница.

— Кря-кря, — засмеялась девочка и вышла за дверь.

Всю ночь девушка не сомкнула глаз, держась на бурливших внутри эмоциях, захлестывающих через край. Почти под утро она заметила, как зашевелилась сестра, и тут же вскочила со стула, нависнув над ней и затаив дыхание.

— Гермиона? — тихо позвала охотница, вслушиваясь в рваное дыхание девушки.

Лежащая нахмурилась, застонала и схватила простыни в ладони, сжав их в руках:

— Га… Гарри… прости… прос… еня…

Китнисс подняла голову, не понимая, что происходит.

Она зовет какого-то Гарри… Кто это?

Гермиона затихла, перестав бормотать, но простыни так и не отпустила.

Эвердин села обратно на стул и задумалась, устремив уставший взгляд в окно.

Кто такой этот Гарри? Ее друг? Ее… возлюбленный? Почему ты зовешь его, Гермиона? Где ты была все это время? Как ты жила? А главное, кто с тобой это сотворил?

Она прикрыла глаза, думая о своей сестре и бедах, выпавших на ее долю. После ее мысли плавно перетекли к пекарскому сыну и она подумала, что ей надо поговорить с ним и извиниться.

Она понимала, что ему было больно и неприятно от ее поступка, но ведь она же не знала! Она и не ведала, что была дорога ему.

У нее не было другого выбора, если бы она не… они бы оба погибли.

Неожиданно вздрогнув, она вскинулась, открыв глаза и не понимая, где находится. Посмотрела в окно и увидела, что солнце уже поднялось над горизонтом, освещая деревню Победителей розоватыми лучами.

Похоже, что она все-таки немного задремала, пока сидела здесь. Девушка зевнула и протерла лицо руками, поворачиваясь к кровати и смотря прямо в карие глаза напротив.

Сглотнув, Китнисс опустила взгляд вниз, почувствовав ту самую странную палку, которую так упорно не хотела отпускать Гермиона, упиравшуюся теперь прямо в ее шею.

Глаза, находящиеся противоположно, опасно сузились, а их обладательница хрипло спросила:

— Кто ты такая? И где я нахожусь?

Эвердин ошарашенно замерла, услышав вопрос сестры, который кинжалом вонзился в самое сердце.

— Что… — она прокашлялась, прочистив горло. — Что ты говоришь, Гермиона? Ты меня не помнишь?

— Откуда… — начало было говорить девушка, но осеклась. — Откуда ты знаешь мое имя, черт возьми? — она с интересом и настороженно рассматривала лицо охотницы.

— Это же я, Китнисс! Ты что… меня не помнишь?

Услыхав это, Гермиона принялась внимательно смотреть на победительницу, окидывая ее взглядом с головы до ног. Брюнетка с надеждой вглядывалась в свою сестру, но с отрицательным взмахом головы почувствовала, как боль начинает заполнять ее изнутри.

— Я могу поклясться, что не знаю никого с именем Китнисс, — шатенка опустила палочку, но не убрала ее. — И все-таки, может, ты объяснишь мне, где я нахожусь?

Победительница заерзала на стуле под изучающим и тщательным взглядом сестры и тяжело вздохнула, ничего не понимая, но начиная говорить:

— Мы сейчас в Деревне Победителей, в Двенадцатом Дистрикте. — Она подняла глаза и заметила, что Гермиона никак не отреагировала на ее слова, продолжая цепко смотреть на нее, приподняв бровь.

— Меня зовут Китнисс Эвердин, а ты — моя сестра Гермиона Эвердин! — отчаянно добавила она, видя, что ей не верят.

Тут шатенка поперхнулась воздухом и закашлялась:

— П… п… прости, что?..

— Я — Китнисс Эверди… — терпеливо начала повторять охотница.

— Нет-нет, другое! — помахала руками девушка, перебив брюнетку.

— Ты — моя сестра Гермиона Эвердин, — уже не совсем уверенно проговорила победительница, сама уже почти не веря в то, что говорит.

Несколько мгновений Грейнджер смотрела на сидящую визави девушку, а потом неожиданно расхохоталась, хлопая себя по коленям.

В соседней комнате свалилась с кровати Примроуз, услышав хохот, идущий из рядом расположившейся спальни, и решила посмотреть, в чем дело.

— Китнисс, Китнисс! Что случи… — открывшая дверь Прим замерла на пороге. — …лось…

— А это еще кто? — резко перестав смеяться, ведьма перевела взгляд с появившейся девочки в дверном проеме на сидящую Китнисс.

— Что значит «кто это»? — оторопело выдавила блондинка, вытаращившись на двух сестер.

* * *

— Так получается, что ты нас не помнишь?

— Если бы помнила, то узнала б, — равнодушно процедила волшебница, прикладывая ко лбу пальцы правой руки.

— Сейчас я вернусь, — сообщила Прим и куда-то вскочив, понеслась наверх.

Гермиона устало смежила уставшие веки, тяжело вздохнув.

— Гермиона… я понимаю… ты нас не помнишь, но постарайся, пожалуйста…

— А зачем? — безразлично поинтересовалась гриффиндорка, открыв глаза и уставившись прямым взглядом на передернувшую плечи Китнисс. — Вы — не моя семья, дорогая, вот в чем дело. Моя память тут не при чем.

— Гермиона, послушай же!..

— Нет уж, это ты меня послушай! — ведьма вскочила, яростно сверкая глазами. — Как тебя?.. Китнисс. Так вот, Китнисс, я повторяю в тысячный раз — я не ваша сестра!

— Я нашла! — воскликнула Прим, забегая на кухню с чем-то в руках.

— Послушайте, — девушка снова вздохнула, пытаясь говорить спокойно и размеренно, переводя взгляд с одной девушки на другую. — У меня довольно типичная внешность — каштановые волосы, карие глаза, распространенные черты лица…

— Вот, смотри! — раздался нетерпеливый голос блондинки, сунувшей под нос Грейнджер небольшую стопку каких-то бумаг.

— Ну что там еще, — закатив глаза, раздраженно произнесла волшебница и опустила глаза вниз.

Стопкой бумаг оказались старые фотографии. Самой верхней лежала фотография, изображавшая семью из четырех человек — блондинка, улыбающаяся прямо в камеру, сидящий рядом темноволосый мужчина, на коленях которого расположились две девочки; следующая фотография содержала уже пять человек — к двум повзрослевшим девочкам и их родителям добавилась еще одна, совсем маленькая.

Рассматривая изображения, Гермиона не понимала, что они от нее хотят, пока не наткнулась на самую последнюю фотографию. Она рвано вздохнула, хватаясь рукой за стул и поднимая ошеломленный взгляд на девушек.

— Не может быть… — прошептала она, дрожащими руками удерживая снимок. — Этого просто не может быть! — потрясенно воскликнула она, садясь обратно на стул.

На фотографии приветливо и задорно улыбались две десятилетние девочки, обе чумазые и перемазанные в грязи, в волосах были листья и запутавшиеся мелкие веточки, но даже это не могло скрыть того факта, что брюнетка на изображении была Китнисс, а шатенка с вьющимися волосами — Гермионой.

Она прижала трясущуюся руку ко рту, во все глаза рассматривая снимок.

* * *

— До сих пор не могу поверить в то, что все это — правда, — проговорила тихо волшебница.

— Я тоже, — ответила Китнисс. — Ты… ничего не помнишь?

Собеседница замотала головой:

— Вообще ничего. Как будто… как будто мне стерли память до десяти лет. Я никогда не обращала на это внимания, довольствовавшись тем объяснением, которое предоставляли мне… — она запнулась на этом моменте. — …родители. Они сказали, что я ударилась головой, упав со второго этажа, и поэтому забыла весь период своей жизни до десяти лет.

Китнисс нахмурилась:

— Родители? Ты была в чьей-то семье все это время?

Гермиона кивнула:

— Да. Я была с ними все эти шесть лет.

— Где они сейчас? Они знают, что ты пропала?

Гермиона повернулась к сестре, устало покачав головой, и горько усмехнулась:

— К счастью, нет. — Потом на ее лицо набежала туча, омрачив его, и она отвернулась. — Они мертвы.

Китнисс открыла было рот, чтобы что-то сказать, но вовремя остановилась, накрыв своей ладонью руку сестры.

Та неожиданно дернулась и странно посмотрела на брюнетку, но ничего не сказала и руки не вырвала.

Пусть. Плевать. Сейчас она может подержать меня за запястье. Это мимолетная слабость. В следующий раз я не позволю ей этого сделать.

Она чужая мне. Чужая. Я ее не знаю. Может, она и добрая, но…

Добрая?.. Когда в последний раз ты ощущала доброту по отношению к себе, а, Гермиона? — прошелестел противный голосок в ее душе. — Ты уже давно забыла, что это такое.

А единственного человека, который решил помочь тебе, протянул руку помощи… вспомни-ка, как ты его отблагодарила?

Заткнись, — сжала зубы Гермиона.

Ответ пришел сразу.

Ты задушила его собственной цепью…

Я не могла поступить иначе. Если бы я… проявила слабость, я бы никогда оттуда не вырвалась. Никогда.

Услышав болезненный вздох, она удивленно повернула голову и заметила сморщившееся лицо Эвердин, а потом опустила взгляд и поняла, что слишком сильно сжала кисть сестры.

— Прости, — поспешно отдернула руку и извинилась Гермиона, устремив свой взор куда-то вперед, больше не обращая никакого внимания на окружающую ее обстановку.

Через несколько минут хлопнула входная дверь. Девушки встрепенулись, а шатенка вскочила со стула, выставив палочку и принимая стойку.

— Гермиона! Успокойся, это всего лишь Гейл! — попыталась успокоить сестру Китнисс.

Вошедший на кухню парень растерянно замер в дверях, увидев устремленный на него взгляд шоколадных глаз.

— Гермиона, опусти… ммм… оружие… все хорошо. Это мой… друг, — он видел, как она споткнулась на последнем слове, скосив глаза в его сторону.

— Прости, — пробормотала шатенка, убирая палочку и отступая назад.

— Гермиона, это Гейл Хоторн, это он нашел тебя в лесу, — представила своего друга Китнисс, обеспокоенно смотря на сестру.

Девушка сначала застыла, рассматривая вошедшего юношу, потом широким шагом подошла ближе и начала обходить его по кругу.

— Ты… кажешься мне знакомым… — задумчиво произнесла Грейнджер, склонив голову вбок и проводя пальцем по губам.

— Ты вспомнила его? — обрадованно спросила победительница, с надеждой всматриваясь в отрешенное лицо сестры.

— Нет, просто… где-то я тебя видела, — помотала головой девушка, продолжая смотреть на охотника.

— Потому что ты очнулась на несколько секунд там, в лесу, — процедил сквозь зубы парень.

— Мм… я что-то говорила? — напрягшись, задала вопрос девушка, потом резко повернулась к Эвердин:

— Когда я была без сознания, я что-нибудь говорила?

— Да, ты просила прощения у Гарри… — растерянно ответила охотница и нахмурилась. — Кто это?

— Ооо, черт, — простонала ведьма, закрывая лицо руками.

— Когда ты очнулась, ты назвала меня Гарри, — хмуро произнес шахтер, скрестив руки на груди.

— Оо, Мерлин! — продолжала стонать дальше девица, которой хотелось уже стучаться головой об стену.

— Что еще я говорила? — глухо спросила девушка, все еще не отнимая руки от лица.

— Больше ничего… — уже вконец потерянная, ответила Эвердин. — А что такое?

— Слава Мерлину… — облегченно сказала шатенка, тяжело вздохнув. Протерла глаза и взглянула на присутствующих:

— Итак… я хотела бы задать пару вопросов, чтобы понять, где я все-таки нахожусь…

Гейл и Китнисс переглянулись и молча сели за стол.

— Вы когда-нибудь слышали о Лондоне? — безмятежно спросила Гермиона сестру, хотя внутри сердце билось словно отчаянная птица в клетке. Пальцы с каким-то отчаянием сжали спинку стоящего перед ней стула, а глаза внимательно следили за реакцией сидящих людей.

Брови обоих друзей приподнялись вверх и затем нахмурились, охотники явно не понимали, о чем идет речь.

Грейнджер резко побледнела и подавила вздох.

— Великобритания? Франция? Шармбатон? Дурмстранг? Хогвартс? — на вопросы, задаваемые девушкой, друзья только отрицательно мотали головой.

— О Господи… — тихо прошептала волшебница, садясь на стул.

— Что это такое? То, что ты называла? — спросил парень.

— Это страны. Я жила в Великобритании.

— Мы не слышали о такой стране, Гермиона. Здесь такой нет, — с сожалением произнесла Китнисс.

— Я это уже поняла. Боже, все намного хуже, чем я себе представляла… — безнадежно прошептала ведьма.

— Почему? Что ты имеешь ввиду? — обеспокоенно спросила брюнетка, еще больше хмурясь.

— Мне надо вернуться обратно… сначала я надеялась, что нахожусь где-то в другой стране, и вернуться не представляет никакого труда. Но теперь… теперь мне надо все хорошо обдумать и понять, что сделать, чтобы вернуться домой.

— Что? Подожди… но ведь Двенадцатый Дистрикт и есть твой дом! Ты что… хочешь туда, где ты была все эти шесть лет?!

— Ты можешь говорить все, что угодно, Китнисс, — серьезным голосом ответила Гермиона, вставая и опираясь об стул обеими руками. — Ты можешь убеждать меня в том, что я — твоя сестра, и этот дом, — она обвела одной рукой кухню. — Мой дом тоже. Но это не так. По крайней мере для меня, и по крайней мере сейчас, — добавила она поспешно, увидя, как открылся рот Эвердин, собирающейся уже что-то сказать. — Все дело в том, что я не помню этого. Все мои воспоминания связаны с другим миром, Китнисс, моим миром. И я собираюсь вернуться туда.

— Туда, откуда ты прибыла в таком состоянии?! — тяжело дыша, процедила брюнетка. — Ты действительно… действительно собираешься вернуться туда, где с тобой так обращались и оставили эти ужасные шрамы?!

Гермиона и бровью не повела, лишь ответила более тверже:

— То, где я получила эти шрамы, тебя никоим образом не касается. Я… упала с лестницы.

— Ага, несколько раз, причем с раскаленной и обтянутой шипами, — язвительно сказала победительница.

Волшебница ничего не ответила, она развернулась и вышла из комнаты.

Эвердин с трудом вздохнула и упала обратно на стул, закрыв ладонью лицо.

— Ты должна дать ей время. Она ничего не помнит о вас, память обязательно восстановится, — неожиданно мягко заметил Гейл.

Китнисс отняла руку и с удивлением взглянула на парня, словно уже и позабыла об его присутствии.

— Знаю, — выталкивая слова, ответила девушка. — Просто… это все так странно. Я и подумать не могла о том, что она может и вовсе не помнить о нас.

* * *

Я ничего не понимаю. Что за чертовщина происходит?!

Какой к черту мой дом?! Это не мой дом! И не мой мир!

Что она пытается мне этим сказать?

Я бы могла подумать, что она врет мне, что-то скрывает, но эта фотография… и остальные снимки утверждают меня в обратном.

И ее мысли. Она действительно ничего не слышала о Великобритании и магических школах.

Мерлин, куда я вляпалась?! И как?!

Мне нужно срочно искать выход отсюда. Я сбежала из плена. Сбегу и из этого мира.

Только вот как?!

Мне нужно наведаться в тот лес, где нашел меня этот парень… кажется, Гейл. Нужно спросить его, где он наткнулся на меня.

Самое главное — это, возвращаясь, не попасть обратно в тот ритуальный зал…

Девушку передернуло от этих мыслей — не хотелось бы ей снова оказаться там.

И что делать? Попасть в Хогвартс — это я знаю точно. Увидеть Рона, Джинни, Гарри…

Гарри!

Господи, как он там? А ведь я даже не успела извиниться перед ним… Он никогда не простит меня…

Что мне сделать? Как теперь вымолить его прощение?

Ведьма судорожно встала и принялась ходить по комнате из угла в угол, пытаясь успокоиться и взять себя в руки.

В последний раз она видела Гарри, кричавшего в руках мистера Люпина. Ей до сих пор снится в кошмарах его искаженное болью и страданиями лицо. Она видела его тогда, его сгорбленную фигуру и никак не могла забыть.

Чувство вины с тех самых пор преследовало ее до этого дня, и будет преследовать дальше, всю ее оставшуюся жизнь — в этом она была абсолютно уверена.

Она и не знает, как он отреагирует на ее слова, что скажет, как посмотрит… безумно боится и тайно надеется, что все-таки простит.

Только… разве такое прощают?..

* * *

— Гермиона… — неуверенный стук в дверь. — Я могу к тебе войти? — раздается тихий юный голосок.

— Да.

Нет.

— Ты не… сердись на Китнисс, — Прим аккуратно прикрыла за собой. — Она хорошая и добрая, хоть иногда и бывает груба.

Грейнджер промолчала и села на кровать, внимательно смотря на младшую сестру и следя за ней.

Младшая сестра.

Как странно это звучит.

— Ты нас не помнишь?

Девушка устало помотала головой.

— Ой, извини пожалуйста! — девочка проворно вскочила со стула, на который присела менее минуты назад, и прижала руки к груди. — Ты, наверное, отдохнуть хочешь, а тут я к тебе со своими разговорами лезу, спокойной ночи!

Она хотела было уже выскочить за дверь в коридор, но тут Гермиона прикрыла глаза и вздохнула, чувствуя, как в душе шевельнулось что-то, похожее на вину, и быстро, даже поспешно, произнесла, боясь, что передумает:

— Подожди! Это ты меня… извини. Я… меня это все немного выбило из колеи, поэтому я такая… — она замялась, подбирая подходящее слово. — … неприветливая. — Она скомканно улыбнулась и похлопала по постели. — Ты присаживайся, не стесняйся.

Ну и зачем ты это ляпнула, дура?

Прим радостно вернула улыбку в ответ и плюхнулась рядом.

— Расскажи о себе, — попросила она, пытаясь удобно устроиться и положив мягкую перьевую подушку на своих коленях. — Где ты была все это время?

— Я жила в Великобритании.

— Никогда не слышала о таком месте, — озадаченно нахмурилась девочка, сведя тонкие светлые брови вместе.

— И неудивительно, — хмыкнула ведьма. — Потому что это другой мир.

— Другой мир?! — удивилась блондинка, вытянувшись в струну. — Разве такое бывает?

— Видимо, бывает…

— Вау! Это очень классно!

Я бы с этим не согласилась, девочка…

— А что там за мир? — девчонка все не унималась, продолжая донимать расспросами сестру и глядеть на нее своими чистыми голубыми глазами.

Гермиона улыбнулась, вспоминая дождливый Лондон:

— Там очень красиво. Хотя и погода иногда не радует. Тот мир делится еще на два, совершенно разных и таких непохожих.

— И ты бывала в обоих?

— Да. До одиннадцати лет я жила в одном, а затем… когда узнала, что… — тут она внезапно споткнулась, не могущая сказать слово «волшебница» — и что теперь говорить-то? Можно ли открыть, кто она на самом деле? Девочка-то поверит, она может доказать свою правоту магией, да и по меркам волшебного мира она уже совершеннолетняя, но имеет ли она право открыть правду в этом мире о себе?

Она не собирается оставаться здесь надолго в любом случае, но…

Мерлин, ну и за что ей это? Что теперь ей делать?

Она не сдержала смешок, рвущийся из груди.

— Что? Так что ты узнала? — спросила Прим, вглядываясь в вдруг ставшее таким отрешенным лицо собеседницы.

Гриффиндорка перевела взор на девочку, глядевшую с таким любопытством и нетерпением в глазах.

Это же ребенок. Она еще всего лишь ребенок.

Она тяжко вздохнула и потрепала сестру по голове:

— Ничего-ничего. Не обращай внимания, — она снова неловко улыбнулась, как будто ее губы уже давно и позабыли, каково это — улыбаться. В общем-то, это действительно было так — за то время, что она провела в плену, она забыла все. И как улыбаться, и как радоваться каждодневным мелочам в быту, а уж смеяться — так тем более!

Где ж там смеяться, когда ты сидишь в промерзлой темной камере на ледяном полу и ждешь, когда вечером к тебе придут за информацией, которой ты ни черта не владеешь и которую у тебя буду упорно выбивать, не слушая никаких возражений и доводов разума. В буквальном смысле выбивать. И выжигать. Не плеткой, так кулаками. Не кулаками, так металлическим клеймом. Или Круцио. Впрочем, некоторые быстро поняли, что оно уже не представляет особой боли и страданий, как и прежде. Тогда они начинали изощряться в способах причинить ей эту боль — надо сказать, в этом они весьма и весьма преуспели.

Еще они успели понять, что физическую боль ее тело уже воспринимало не так, как раньше.

Тогда они придумали другой способ — моральная. Уж эта боль была с ней всегда, глубоко сроднилась, прорастая корнями в легкие и сердце. Хотя иногда ей начинало казаться, что и эта боль ей боле не доступна, она больше не может ничего чувствовать. В такие минуты на нее прохладным шелковым покрывалом опускалось равнодушие, безразличие и хладнокровие.

Ей думалось, что теперь ее ничто не может изумить, удивить, вывести из душевного равновесия и безмятежия, заставить хоть что-то почувствовать. И именно в этот момент, когда она почти уверялась в этом, шелковое покрывало спадало наземь, она оставалась нага, вдыхая чистый и свежий воздух, раздирающий в клочья ее легкие, она снова начинала чувствовать и ощущать.

Тут из вороха мыслей, охвативших сознание Грейнджер, вывело какое-то движение слева — она взглянула и ее мрачный до этого взгляд просветлел и несколько смягчился — девочка уснула прямо на кровати, сидя, в обнимку с подушкой.

Она аккуратно вынула подушку, положила ее под голову Примроуз и укрыла ту одеялом. Ласково посмотрела и убрала прядь, упавшую на лоб, за ухо.

Легко встала с постели и выключила свет, на секунду замешкавшись и потом пройдя обратно.

Я подумаю об этом завтра, — решила она, как всегда думала любимая героиня любимой книги — Скарлетт О’Хара.

* * *

После всех потрясений, произошедших сегодня, Китнисс легла спать и даже не зашла в комнату к своему Утенку, а утром, не обнаружив ту в кровати, забеспокоилась и заметалась по дому словно раненая лань.

Быстро проснувшись, она решила зайти к сестре, распахнула дверь и так и замерла на пороге.

Обе сестры спали на постели — Гермиона будто сжалась в комочек, нахмурив лоб, а Прим пристроилась рядышком, на левой стороне кровати. Казалось, что и во сне шатенке не бывает покоя, что-то не желает ее отпускать ни наяву, ни в грезах.

Несмотря на отступившую на время тревогу, охотница почувствовала, что тепло накрывает ее изнутри, согревая и даря покой и уют.

Брюнетка немного улыбнулась и тихо закрыла дверь, ощущая, как ее затапливает счастье, от самой макушки до пят.

* * *

Гермиона долго не могла заснуть. Сначала она ворочалась, комкая простынь, потом успокоилась и просто лежала, уставившись безучастным взглядом в темноту.

Она пристроилась на краю кровати, заложив руки под подушку и закусив губу.

В голове было совершенно пусто, она отяжелела после такого трудного и чересчур эмоционального дня, но сухие уставшие глаза упорно не хотелись закрываться. Она боялась, что, сомкнув веки, больше не проснется. Или лучше так — не проснется в этом мире, а окажется в своей камере, опять в плену у своих врагов.

Она понимала итак, что, заснув, к ней прибудут тотчас же кошмары, не отпускавшие ни на секунду.

Впереди, далеко впереди, до самой полоски уходящего куда-то вдаль горизонта, простилалось соломенное поле. Над головой ярко сияло солнце, по чистому голубому небу плыли воздушные комья белоснежных облаков.

Она огляделась — вокруг не было ни души, она одна стояла в этом поле.

Девушка опустила взгляд — длинные колосья посеянной пшеницы доставали до пояса, легко наклоняемые в сторону от летнего ветра.

— Гермиона! — услышала она чей-то окрик, знакомый голос.

Грейнджер подняла голову и обомлела — к ней шел, улыбаясь и сияя точно начищенный пятак, Гарри, пропуская сквозь ладони колосья и без проблем поднимаясь к ней по склону.

— Гермиона, ты чего тут застыла? Пошли с нами!

Она молчала, жадно пожирая его взглядом — какой он стал высокий! А ведь совсем недавно они были одного роста, а теперь она едва достает ему до подбородка.

— Ты так вырос, Гарри! — она восхищенно выдохнула, запрокинув голову и чуть щурясь от яркого света, бьющего прямо в глаза.

— Ты что, Гермиона? Мы же не виделись всего-то неделю! — засмеялся юноша и схватил ее за руку. — Пойдем!

— Куда? — удивилась девушка, однако приняла предложение друга и покорно пошла за ним, ведомая его рукой.

— Скоро узнаешь, — зеленые глаза весело смеялись, искрились и бушевали, точно огонь. Свежий ветерок ерошил непослушные волосы, отросшие до мочки уха и взметая и куда-то ввысь, в небо и к птицам.

— Ну, хорошо, — согласилась гриффиндорка, подхватывая юношеский смех и крепче сжимая его ладонь.

Как же давно она его не видела!

Пусть он говорит, что всего лишь неделя — ей казалось, что прошло несколько вечностей, прежде чем они наконец увиделись!

Странно… и почему ей так кажется?

Она почти бежала за ним, улыбаясь и смотря вниз — под ногами петляла земля, скрытая пшеницей, местами оголяясь, но ненадолго, почти сразу же вновь исчезая под желтыми колосьями.

Внезапно поле закончилось, и на смену ему пришла голая земля с камнями. Девушка споткнулась и остановилась, вынуждая остановиться и своего спутника.

— Что-то случилось? — произнес голос друга над головой.

— Да так, ничего, секунду, — отмахнулась Гермиона и присела, рассматривая поврежденную ногу — она бежала босиком, без обуви, и теперь должна была сделать небольшой привал из-за острого камешка, воткнувшегося в ступню.

— Ну, вот и все, — радостно произнесла девушка, поднимая голову. — Гарри?

Юноша стоял, вперив в нее свой пытливый и внимательный взгляд.

— Гарри?.. Что-то… случилось?.. — упавшим тоном спросила шатенка, уже зная его ответ и чувствуя, как бьется собственное сердце, грозясь выломать грудную клетку.

— За что?.. За что ты так поступила со мной, Гермиона? — мрачно прошелестел он, отступая назад. — Я же любил тебя, словно сестру, а ты?.. Обманула и предала меня. Ты лишила меня единственного человека, который был мне семьей.

— Гарри, позволь мне все объяснить…

— Это был твой план, — не замечая нелепых попыток своей подруги, он отходил все дальше. — Ты все придумала сама. И заставила меня поверить.

— Гарри, я… — она шагнула к нему, вытянув ладонь.

— Не лги! — Брюнет отшатнулся, словно от удара, и уставился на нее горящим взглядом, в котором плескалось безумие и жестокость, сплетенные воедино. — Ты — мерзкая лгунья, Гермиона Джин Грейнджер! Ты — убийца! Посмотри, что ты сотворила! — он шагнул в сторону, показывая ей поляну.

И виселицу. В петле висел человек, юноша, почти ребенок, еще мальчик.

Девушка всхлипнула и попыталась пройти к нему, но ноги подогнулись, и она упала на колени, возведя руки к мальчишке, а ее сухие обветренные губы все шептали «прости, прости, прости».

— Что? Ты просишь прощения? — склонился к ее лицу гриффиндорец и усмехнулся. — За что? Ведь это ты убила его. Задушила своей же цепью.

Он подошел к ней и вывернул ладони кверху:

— Взгляни на свои руки! И не смей их больше никому протягивать, слышишь?! Не смей! Потому что они по локоть в крови! И ими ты собираешься — что ты собираешься ими делать?! Обнимать меня? Рона? Джинни? Ты к ним и на пушечный выстрел больше не подойдешь, уж я об этом позабочусь! Или, быть может, ты хочешь обнять ими своих новообретенных сестер?.. — он хрипло рассмеялся. — Взгляни туда! — он повернул голову шатенки в другую сторону — туда, где лежали обезображенные тела Китнисс и Прим.

— Ооо!

Она потрясенно раскрыла глаза и прижала руку ко рту, сдерживая рвотные позывы.

— Это не я… я не могла…

— Это именно ты, — кивнул Поттер, без сожаления и с каким-то презрением смотря на бывшую подругу.

Она отчаянно замотала головой, поворачиваясь к нему.

Он присел, чтобы глаза оказались на одном уровне, и провел большим пальцем по губам застывшей девушки:

— Вот видишь, Гермиона, — шепнул он, глядя на нее. — Вот видишь, к чему приводит твоя… доброта. Ты убиваешь. Убийца. Твои руки в крови, ты купаешься в ней, ты не отмоешься от нее, — он снова взял ее кисти в свои руки и сова начал трясти.

Она глянула вниз и на какой-то миг ей показалось, что и впрямь в крови.

А в следующий миг уже ничего не было, ничего не осталось — раздался крик «Фенрир!», она успела только перевернуться и упасть на спину — и все, что ей оставалось, это только глядеть, как безумный и огромный, словно скала, оборотень в прыжке летит на нее, раскрыв зубастую пасть.

Судорожно закричав, она проснулась, завозилась, не понимая, где она и что происходит, и упала с кровати, ударившись пятой точкой, но совершенно не обратив на это внимание.

От ее крика вскочила Примроуз, взъерошенная, точно воробушек, после сна, и широко раскрытыми глазами уставилась на Гермиону:

— Гермиона? Что такое? Что случилось?

Не имея возможности ответить, девушка встала и кинулась сначала под кровать, потом выглянула на улицу, побежала к шкафу, раскрыла его и начала рыться в его содержимом. После она вроде бы успокоилась и прислонилась лбом к его прохладной дверце, тяжело дыша.

— Гермиона? — прозвучал испуганный голосок за спиной.

Раз, два, три… вдох-выдох…

Она выдохнула и повернулась:

— Извини, Примроуз… просто кошмар…

* * *

Услыхав внизу стук, они обе спустились по лестнице и встретили на пороге Пита с дымящимся подносом на руках.

— Доброе утро, — поздоровался блондин и смущенно продолжил:

— Я, наверное, не вовремя… у вас все в порядке?

— Доброе утро, — ответила Прим, расплывшись в улыбке. — Мм, как вкусно пахнет? Сырные булочки?

Пекарский сын кивнул.

— Китнисс их очень любит! — обернулась она к шатенке. — Ой, забыла представить! Это Гермиона, а это — Пит Мелларк, живет напротив, — с этими словами она подхватила поднос у юноши и унеслась с добычей на кухню, предоставив им самим разбираться с формальностями.

— Приятно познакомиться, — мягко улыбнулся Пит, протягивая руку.

Гермиона с сомнением посмотрела на него и медленно пожала его кисть, буркнув:

— Мне тоже.

— А вы похожи с Китнисс, — усмехнулся он.

— Это чем же?

— Ну… — неожиданно смутился парень, взъерошив волосы на макушке.

Прямо как Гарри…

Она замотала головой и сфокусировала взгляд на победителе.

— Ты в порядке? — с беспокойством спросил он, всматриваясь в побледневшее лицо девушки.

— Да, — кивнула она. — Все в норме, не волнуйся. Кошмары, — добавила она, видя, что он ей не верит. Его лицо разгладилось, и он понимающе кивнул.

— Так что ты говорил о сходстве?

— Что вы обе не совсем приветливы и дружелюбны, — нехотя ответил юноша и после этого тут же замолчал — видимо, было неловко говорить такое.

— О, — протянула Грейнджер и потом встрепенулась:

— Извини. Правда, извини. Сегодня встала не с той ноги, да еще и кошмары. Проходи, чего стоишь на пороге!

— Да я… — снова смутился Мелларк, и его взгляд тут же заметался по прихожей. — Я только занести… и… и все…

— Глупости какие, — заявила шатенка, хватая растерявшегося парня за локоть и таща его за собой. — Пойдем, попьешь чаю с нами. Ты сам булочки печешь?

— Да, сам…

— Ого! Молодец! Я никогда печь не умела, пыталась когда-то научиться, да так и не получилось ничего путного — видимо, не мое…

Девушка, на удивление Прим, развила бурную деятельность, без умолку болтая, задавая бесконечные вопросы и внимательно слушая ответы, ставя чайник, раскладывая булочки и печенья, что принес пекарь.

Прим оставалось только изумляться изменениям, произошедшим в поведении старшей сестры, и радоваться.

И бедной девочке было совсем невдомек, что шатенка таким образом пытается забыть свой кошмар и слова Гарри, до сих пор стучащие в висках тяжелым набатом «убийца, убийца…».

Девушка в общем-то, всегда отличалась бесцеремонностью и где-то даже наглостью, и не всегда понимала, что своими действиями смущает кого-то или надоедает — она попросту об этом никогда не задумывалась, предпочитая думать совсем о других, более серьезных вещах, отбрасывая мелкие, ненужные ей мысли подобно старому хламу, которому давно пора на помойку.

Так было и сейчас.

* * *

Спустя какое-то время пришла Китнисс, замерла на пороге, изумляясь поведению сестры, силой была посажена рядом с поперхнувшимся чаем Питом и через пять минут уже цедившая пряную жидкость из своей кружки.

Прошло еще время, прежде чем оба они как-то заторопились, встали, произнесли какие-то комканные извинения и быстро испарились.

Гермиона удивленно взглянула на опустевшие стулья и обернулась к Прим.

* * *

Китнисс и Пит неспешным шагом прогуливались по Двенадцатому Дистрикту, изображая несчастных влюбленных.

— Твоя сестра… совсем не похожа на тебя, — юноша замялся, начиная разговор.

— А какой она должна быть? — тут же ощетинилась девушка.

— Хотя нет… похожа, — засмеялся юноша, не замечая удивленного взгляда победительницы.

— Возьми меня за руку, — шепнул он.

— Зачем это? — подозрительно спросила брюнетка.

— Ну… обычно так делают влюбленные.

— Ну, хорошо, — пожала плечами девушка, подумав, что Пит, должно быть, и правда больше нее осведомлен в этой области, и сделала так, как он сказал.

Где-то глубоко внутри неприятно кольнула мысль о том, откуда же он все-таки набрался таких знаний о возлюбленных, но быстро прогнала ее, крепче сжав мужскую ладонь.

В молчании они добрались до Городской Площади, где обычно в редкие для них дни праздников устраиваются гуляния и танцы.

Там люди смотрят на них с любопытством и удивлением.

Видимо, действительно давно не выбирались…

— Еще разок? — спрашивает он, и Китнисс не понимает, о чем он, не успевает ответить, спросить, что он имеет в виду, как чувствует, как он притягивает ее к себе за талию и целует.

Под ногами словно разверзается пропасть, в которую она тотчас упадет, если б не его руки — горячие и обжигающие даже сквозь одежду, и чтобы не свалиться туда, она сжимает в ладонях его рубашку.

От поцелуя кружится голова, становится пусто, все мысли куда-то исчезают, и все хорошо, так хорошо, что…

Она чувствует чей-то взгляд на своей спине.

И даже знает, кому он принадлежит.

Для этого ей и оборачиваться не следует — все итак ясно.

Когда они отрываются друг от друга, брюнетка оборачивается, и среди восторженных взглядов толпы натыкается только на один-единственный, полный гнева, злости, обиды и презрения.

Взгляд Гейла Хоторна.

Пит тоже замечает его, неосознанно крепче сжимая ладонь стоящей рядом девушки:

— Пойдем навестим Хеймитча.

Она заторможенно кивает, только в глазах мелькает вина, она отворачивается и идет за пекарем.

Шахтер задыхается от ревности и пыли и собирается уже рвануть следом, под бурей эмоций, как его останавливает чья-то девичья рука, на удивление цепко и твердо вцепившаяся в рукав его потрепанной куртки, и женский насмешливый голос:

— Куда-то собрался, Гейл?