Семеро в море, семеро на земле (гет)

Сколь тяжек, Господи, мой крест и сколь безнадежны все усилия! Думал ли я, избравши в юности путь пастыря, с чем придется мне сталкиваться ежечасно? Народ наш беден, невежествен, он погряз в животных страстях, не помышляя ни о чем, что могло бы его возвысить над скудным бытом и каждодневными трудами в поте лица. Хуже того — сколько раз я сам наблюдал, как обитатели одиноких хуторов и маленьких рыбачьих поселков предаются языческим мерзостям. Вера их в троллей и скрытых жителей куда как крепче веры в Иисуса, они режут руны, занимаются ворожбой и пытаются чинить друг другу вред, призвав в помощь сатанинские силы. Признаться, я порой жалею, что времена, когда за вредоносные чары наш альтинг приговаривал к отсечению головы, прошли.

Здесь, в Мирдале, живет супружеская пара — Бьёрн Оулафюрссон и Унн Гвендурдоттир. Тому двадцать лет как они обвенчались. Дело было на исходе лета. Неделю спустя молодая жена Бьёрна исчезла, бросив все домашние дела, даже позабыв обед на плите. От дома к морю уходила цепочка следов, которая заканчивалась у полосы прибоя. Там же валялась шаль, упавшая, вероятно, с плеч женщины, когда зашла она в воду.

Приход гудел, как растревоженный улей. Всех поразило до глубины души это несчастье. Безутешный муж Унн говорил нам, что она таинственно исчезла, и порывался искать ее в скальных расселинах и гротах, которых на побережье великое множество. Я, по чести сказать, ничего таинственного в деле сем не видел, кроме, разумеется, того, что побудило Унн свершить грех самоубийства всего спустя неделю после свадьбы. Невольно подумаешь — а так ли счастлива была она с Бьёрном? Но этого мы, увы, уже никогда не узнаем. Однако мужчины нашего прихода, сочувствуя горю Бьёрна, вместе с ним обыскали всю бухту, заглянули под каждый камень, но (и это было вполне предсказуемо), ничего не обнаружили.

Вскоре все стихло. Прихожанам надоело обсуждать печальный конец Унн Гвендурдоттир, и жизнь потекла своим чередом. Только Бьёрн все не мог успокоиться. Теперь он искал Унн в одиночку. Я полагал, что он надеется найти тело жены, дабы предать его земле. Каково же было мое удивление, когда услышал я от него, что он ищет живую Унн! Не иначе ум его тогда помутился, не выдержав тяжкого испытания.

Со временем все мы перестали даже внимания обращать на его бесцельные блуждания. Бьёрн более не выходил в море. С раннего утра до темноты скитался он в прибрежных скалах, пугая временами суеверных женщин Мирдаля, что принимали его в сумерках за тролля или драуга. И вот, в один из дней, поселок вновь охватил переполох. Бьёрн шел со стороны моря и бережно нес на руках нечто, завернутое в тюленью шкуру, старую и скверную. Никому не показав свою ношу, он скрылся у себя в дому. Спустя несколько дней разнеслась весть: Унн жива! Зачем-то Бьёрн долго прятал ее ото всех, объясняя это тем, что жена его со страху потеряла память. Честно говоря, я уж было подумал, что возвращение Унн — всего лишь фантом, порожденный его больным рассудком. Но прошло два месяца, и Унн вышла из дому. Да, это, несомненно, была она. Но что-то в ней с самого начала было не так. Взор стал бессмысленным, устремленным вглубь себя, походка — тяжелой и медлительной. При ходьбе она тяжко, одышливо, отдувалась, случались с ней приступы кашля. Даже сами черты ее как-то сгладились, словно морская вода обкатала ее, будто камень.

Кумушки наши тут же кинулись чесать языки. Говорили, что не к добру Бьёрн принес ее в поселок. Ведь исчезла Унн в августе, а нашлась только в начале октября, когда уже падал снег. Мог ли человек прожить столько времени в одном из прибрежных гротов, даже если удалось ему выплыть из бурного моря? Да и зайди она в воду в том месте, нипочем бы ей не спастись, ведь та часть бухты изобилует коварными течениями, что уносят свою жертву прочь от берега, на потеху огромным волнам. Так что, Унн, вероятно, покойница, вышедшая из моря, чтобы погубить своего глупого мужа, а потом приняться за других жителей Мирдаля.

Тем, кто утверждал, будто Унн — утопленница, напоминали, что у нее с Бьёрном недавно родился ребенок. Как же может драуг кого-то породить? Они мертвы и бесплодны. «Вот этого как раз утверждать нельзя, — кричали спорщики, — люди рассказывают и про такие случаи!» Тогда кто-то вспомнил про шкуру тюленя, в которую была завернута Унн. "А ведь и верно, — заговорили сплетницы, — слыхали мы, неподалеку от того места, где Бьёрн ее нашел, есть тюленье лежбище! А всем известно, что в тюленей часто перекидываются морские девы. Женщина, которая живет в доме у Бьёрна, возможно, вовсе не Унн, а оборотень!"

Впрочем, Унн, кем бы она ни была, на враждебность соседок не отвечала и вела себя тихо и скромно, разговаривая с одной лишь женой мужнина брата. Но вот начались эти жуткие припадки. Впервые это случилось с Унн на крестинах их старшего, Оулавюра Бьёрнссона. Оказавшись пред святым символом веры нашей, пришла она вдруг в неистовство и заговорила на ужасном языке, булькающем, шипящем и квакающем. У всех, кто был в церкви в тот час, волосы поднялись дыбом. Скажу честно, что и я был напуган не меньше своих прихожан. Одно дело — читать о случаях одержимости, совсем другое — наблюдать своими глазами, слышать ушами своими, как демон говорит устами обычной женщины! Позже эти инфернальные проявления повторялись раза три или четыре, и всякий раз — в церкви, во время воскресной службы, так что, не оставалось сомнений в природе «болезни» Унн. Я пытался расспросить Бьёрна о прочих странностях жены его, буде таковые имеются. Тогда я еще надеялся, что, быть может, смогу чем-то помочь этим несчастным. Но, поговорив с мужем Унн, услышав его слова, полные дерзости и гордыни, понял я, что глаза его закрыты пеленой, и, чтобы она пала, нужен какой-то особый случай. Ум его, возможно, из-за чрезмерной любви к женушке, стал глух и невосприимчив к разумным доводам. Меня же он, видно, почитал за врага, желающего его ненаглядной Унн всяческого зла. Пусть буду я грешен, но, вконец устав и потеряв терпение, я решил не вмешиваться в их жизнь, просто настрого запретил ему впредь приводить жену в церковь.

Так шли годы, у Бьёрна и Унн появлялись на свет дети. Всего их родилось семеро. Все эти годы Унн ни разу не была у причастия. Прости меня, Господи, я, малодушный, сделал вид, что забыл о ней. Но забыл ли о ней Ты? И забыл ли тот, в чьей власти пребывает ее падшая душа?

Сколь бы ни были глупы бабьи сплетни о драугах и оборотнях, надо признать, что соседки верно разглядели в воскресшей Унн некую неправильность, нечто, отличающее ее от обычных людей. Нет, не утопленница она и не оборотень. Она одержима какой-то древней и темной силой, что многие века таилась в россыпи скал, поджидая свою жертву. Встречается порой в окружающей нас природе, что кажется нам одним сплошным проявлением силы и радости Творца нашего, нечто темное и хищное, нечто богопротивное. Может быть, отчасти правы легенды, утверждающие, что не все аггелы, взбунтовавшихся легионов были низвергнуты в ад? Говорят, многие из них поселились в укромных щелях земли, где прячутся до поры от гнева Господня, становясь все аморфнее, теряя последнее напоминание о прежнем своем блистательном обличьи. Что если сила, подобная этой, вошла в Унн Гвендурдоттир и повлекла эту несчастную в пену прибоя, укрывшую ее, словно в нечестивой пародии на святое крещение? Там свершилось ее посвящение Тьме. Потому и вернулась она к нам живой, но уже отделенной от всех нас, чуждой и пугающей.

Уж не знаю, чем бы закончилась эта жуткая драма, но только Унн повторила свой путь в пучину. Да простит меня наш отец небесный, но я думаю, что так будет лучше для Бьёрна, для его детей и для всех нас. Надеюсь, на этот раз она не вернется в мир живых.